Текст книги "Развал. Схождение"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Если честно – нет. Мадам – клептоманка, так что у нее, по определению, с психикой не в порядке. А уж с учетом нынешнего «усыхания»… Не, я психов боюсь.

– А кто не псих? Покажи!

– Тоже верно. Именно по этой причине я намереваюсь подогнать к Нарышкиной своего специально обученного человека. К слову, его услуги недешевы.

– Что за человек? – озаботился Виктор Альбертович.

– Я свою агентуру не сдаю.

– Понял. Сколько?

Петрухин пощелкал внутренним калькулятором и озвучил итоговое:

– Думаю, триста баксов в самый аккурат.

Виктор Альбертович безропотно достал увесистое портмоне, отсчитал три зеленых бумажки и переправил инспектору с насмешливым:

– Держи, крохобор.

– Не крохобор, а педант, – пряча деньги, уточнил Дмитрий. – Кстати, ты намекнул господину чиновнику, что за бесплатно даже голодный заяц на барабане не играет?

– Всё! Сгинь! Иди, работай.

– Значит, говорил, – удовлетворенно подвел черту Петрухин, направляясь на выход. – И это правильно, Витя. Ибо борьба с потусторонними силами требует не менее потустороннего финансирования… Слушай, будь другом – вызови под каким-нить предлогом Аллку? Вот прямо сейчас.

– Зачем?

– Ты не анализируй, просто вызови, и всё.

– Хорошо, не вопрос, – Виктор Альбертович щелкнул рычажком и пробасил в селектор: – Алла, зайди ко мне. И захвати папку с контрактами по уральским поставкам…

* * *

Сон как Чудо.

А Чудо – это… Это когда боль временно отступает, а истерзанный неотвязной, одной-единственной мыслью – мыслью о смерти – мозг проваливается в забытье.

Сон как убежище. Сон как спасение.

Жаль только, что с каждым днем он становится все более коротким, беспокойным и рваным.

Федор Николаевич нехотя разлепил веки, и волна жуткой боли накрыла его всего – с головой и с потрохами.

Он застонал, с неимоверным усилием приподнялся на локтях и прохрипел:

– Оля… О-о-о-о-ленька…

Из глубины необъятной квартиры послышались торопливые шажочки, скрипнула дверь, и в спальню впорхнула встревоженная Ольга.

– Ты звал меня, милый?

– Да, – выдохнул Федор Николаевич и рухнул на подушки. – Давно вернулась?

– Примерно час назад. Но ты так крепко спал, что я не стала тебя беспокоить.

– Подай мне таблетки. Да не эти! – застонал Федор Николаевич, зафиксировав движение в направлении прикроватной тумбочки. – Ты же знаешь, что ЭТИ мне уже не помогают. Дай мне ТУ, красную!

– Но, малыш! Твой Лощилин не рекомендовал принимать их чаще одного раза в день, – опасливо напомнила Ольга. – Да и Серафим настоятельно предупреждал, что лекарственные препараты в твоем случае следует принимать крайне осторожно.

– Я сто раз просил тебя не называть меня «малыш»!

В голосе Федора Николаевича прорезались нотки раздражения.

В этот момент он был противен сам себе, но ничего поделать с собой не мог – это Боль говорила за него, диктуя Свои правила и озвучивая Свои желания.

– Всё-всё, успокойся. Извини. Больше не буду.

– А твой Серафим – шарлатан и прохвост. Ноги чтоб его в нашем доме больше не было!

– Ну, знаешь! – обиженно вскинулась Ольга. – Я целыми днями мотаюсь по городу, пытаюсь любыми, пускай самыми фантастическими, способами, но – помочь. А он… он… вместо благодарности…

В уголках ее глаз непроизвольно выступили слезинки.

– Ну, извини-извини, – смущенно зашептал Федор Николаевич. – Слышишь, Оленька? Ну, прости ты больного старика.

– Больного – да. Но! Не старика!

– Принеси, пожалуйста, больному его таблетки, – вымученно улыбнулся «не-старик», и Ольга, вздохнув, покорно направилась на кухню.

– И верни мне телефон! Я жду очень важного звонка из банка, – полетело ей вдогонку.

– А заниматься служебными вопросами тот же Лощилин тебе строго-настрого запретил.

– Но ведь ты ему не скажешь, правда?

Молодая красивая женщина качнула огромными ресницами и грустно констатировала:

– Согласна. Ты – не малыш. Ты – трудоголик и чудовище.

На душе у Федора Николаевича потеплело.

Потому что распахнутые навстречу тебе ТАКИЕ глаза – единственно они и стоят того, чтобы продолжать жить.

Жить, наслаждаясь их созерцанием. Фиксируя и запоминая. Чтобы там, на Небе, было о чем вспоминать и чем гордиться.

«Гордиться», ибо мало кто на этой Земле может похвастаться тем, что его любят ТАКИЕ глаза…

Санкт-Петербург, 21 октября, пт.

Дабы не отпугивать потенциальных клиентов официальным названием «Городская психиатрическая больница № 7 имени академика И. П. Павлова», с некоторых пор данное медицинское учреждение шифровалось под более лаконичной и умиротворяющей вывеской «Клиника неврозов».

Земля, на которой стояло старинное здание больнички, по нынешним питерским меркам считалась одной из самых дорогих и «козырных». Судите сами: Васильевский остров, совсем рядом с церковью Успенского подворья монастыря Оптиной пустыни. А значит – всего в нескольких минутах ходьбы от потрясающе красивого вида на Неву с набережной лейтенанта Шмидта. Даже странно, что подобное учреждение до сих пор продолжало пребывать в своих исторических стенах. А не оказалось выдавлено куда-нибудь в спальные районы, а то и вовсе – в область. А что? Там и воздух чище, и шума меньше, что для «нервенных» болезней всяко пользительней. А здесь, на освободившейся территории, вполне можно было забабахать очередную «стекляху» бизнес-центра или, на худой конец, отельчик. Этажей, эдак, в семь-девять, больше оно ведь и не нужно, правда?..

Впрочем, озвученная нами «странность» имела под собой основания. Поскольку начиная примерно с середины девяностых годов прошлого века, продолжая работать под девизом «все психи в гости будут к нам», медучреждение сделало основную ставку на обслуживание вип-клиентов. А именно – состоятельных дамочек: жен, дочерей, любовниц, подруг, бизнес-вумен. Плюс – все перечисленные категории, но с приставкой «экс-». Будучи подвержены огромному количеству стрессов, фобий, депрессий и прочих проблем психического свойства (здесь – от вполне естественных страхов лишиться богатого кормильца до банального бытового алкоголизма), таковые порядочные дамы из высшего света стали попадать сюда пачками – сначала на общих основаниях, а затем для них скоренько забабахали вип-апартаменты. Причем затраты на реконструкцию отбились за какие-то неполные парочку лет. И вот как раз в одну из таких «люксовых» палат этим вечером и заявилась проведать подругу Ольга Глинская.

Их знакомство состоялось около года назад на официальном приеме, что давался в правительственной резиденции К-2 на Крестовском острове. По сути, то был первый для Федора Николаевича выход в свет с молодой женой, и, помнится, поначалу он ужасно нервничал и стеснялся. Причем стеснялся всех поголовно, включая новую супругу. Однако Ольга умудрилась с ходу очаровать и покорить подавляющее большинство присутствующих, за исключением разве что ортодоксальных представителей «голубой» ориентации. И вот там-то, невзирая на внушительную разницу в возрасте и статусе, они с госпожой Нарышкиной очень быстро и естественно сошлись: сначала на почве взаимного интереса к косметологии и ювелирному делу, а затем и по множеству других, не менее занимательных тем. Таких, например, как ворожба и народное целительство.

– А ведь я вам еще после истории с куклой говорила – порчу на вас насылают, Елена Ивановна! – назидательно выговаривала Ольга, сгружая в холодильник всяко-разные деликатесные вкусности. – Однозначно! Надо было сразу обратиться за помощью к Серафиму. Да, его услуги недешевы…

– Ох, Оленька! Да причем здесь деньги? – тяжко вздохнула госпожа Нарышкина. – Был бы толк! Вон, у вас-то серьезных улучшений тоже пока не наблюдается: что с магом этим, что без…

– А серьезных, да чтобы скоро, и быть не могло, – убежденно парировала Глинская. – Серафим меня сразу предупредил, что наш случай очень запущенный. – Здесь Ольга страдальчески закатила глаза. – Вот если бы я сразу к нему обратилась. Я ведь, Елена Ивановна, куда только не кидалась: и врачей самых лучших приводила, и батюшку на дом приглашала.

– Да-да, деточка, я знаю.

– И все без толку. Только время драгоценное потеряла.

– А что же Серафим?

– После нескольких сеансов к Федору Николаевичу по крайней мере аппетит вернулся. Ну, скажем так, почти вернулся. И я считаю, что одно это – уже победа. Значит, организм начал потихонечку бороться.

– Да-а-а… аппетит – это хорошо, – задумалась о своем Нарышкина и невольно покосилась на стоящие под столом напольные весы. – А вот у меня сейчас… Боюсь даже вставать на них.

– Вот видите! Кстати, я как раз вчера была у Серафима и замолвила за вас словечко.

– И что он сказал? – оживилась Елена Ивановна.

– Вы же знаете – у него приемы расписаны на несколько месяцев вперед. Но тем не менее для вас Серафим пообещал сделать исключение. Он перенесет какие-то более легкие случаи на попозже, а сам займется вами.

– А у меня, значит… О, Господи!

– Ох я нерпа глупая! – спохватилась Ольга. – Язык без костей.

– Ничего от меня не скрывай. Говори!

– Не хотела я вас, Елена Ивановна, пугать, но… В общем, Серафим сказал, что по всем внешним признакам ваш… хм… сглаз… он – да, непростой…

– О, Боже!

В этот момент в дверь постучали и в палату вошла располагающей наружности женщина в медицинском халате, наброшенном поверх расстегнутого плащика.

– Добрый вечер! Нарышкина Елена Ивановна – это вы? – обратилась та к возлежавшей.

– Да. А вы… э-э-э-э…?

– Меня зовут Наталья Александровна. Я – врач. Но работаю не в этой клинике, а в Военно-медицинской академии.

– А по какой специализации? – строго вопросила Глинская и уточнила: – Надеюсь, не психиатрия?

– Ну, почему сразу? Я… – Здесь Наталья Александровна слегка запнулась. – Я… хм… кардиолог.

– А что? У меня еще и?.. – побледнела Елена Ивановна.

– Нет-нет, успокойтесь. Просто знакомые вашего супруга попросили меня о небольшой консультации. Так сказать – взгляд стороннего наблюдателя.

– Знакомые Стасика?.. Ну… ну хорошо.

– Простите, – обратилась врачиха к Ольге. – Вы не могли бы оставить нас одних? Впрочем, если вы еще не закончили, я могу обождать-погулять.

– Да-да, конечно, без проблем. Всё, Елена Ивановна, я побежала. А вы давайте тут, поправляйтесь. – Глинская подошла к кровати, склонилась для прощального «чмоки-чмоки» и прошептала: – Визиточку с телефоном Серафима я оставила на столе. Обязательно ему позвоните. Сегодня же!..

* * *

В зачаленном на парковочке клиники неврозов «Фердинанде» вот уже больше часа томился Петрухин и, коротая время, забавлялся игрой в «танчики» на мобильном телефоне, поминутно поглядывая на центральный подъезд.

Служебный микроавтобус был бесцеремонно экспроприирован им на сегодняшний вечер с плавным перетеканием «времени аренды» на последующие оба выходных. На замечание Купцова, дескать: «Какие могут быть выходные, когда у нас халтура?» – партнер в довольно грубой форме разъяснил, что согласно Трудового Кодекса имеет право на сорокачасовую рабочую неделю («Если не веришь мне, можешь справиться у знакомого юрисконсульта»). Так вот персонально он, Петрухин, к вечеру нынешней пятницы отмантулил таковых часов не менее пятидесяти. А посему собирается полноценно отдохнуть и восстановить пошатнувшееся здоровье – как физическое, так и душевное. Далее последовала реплика о том, что «коли у отдельных трудоголиков свербит в одном месте, им никто не запрещает продолжить оперативно-сыскные мероприятия в индивидуальном порядке». В частности, направиться в стоматологическую клинику и выяснить: действительно ли персональный шофер Нарышкиных лечил свои зубья в те дни, когда дражайшую Елену Ивановну неизвестные шутники развлекали куклами и картами? Равно как попытаться разузнать за новый адрес гадалки Александры. Той самой, которая в миру – гражданка Гусева.

Прошло еще минут пятнадцать, и на больничном крыльце наконец показалась Наташа. Петрухин сбросил игрушку, подхватил с приборной панели тяжеленный, умопомрачительный (здесь – в первую очередь своей ценой) букет и выдвинулся навстречу.

– Привет! А вот и мы!

– Ох, ничего ж себе! А кто такие «мы»?

– Мы – это флора и фауна. Фауна – вот она. – С этими словами Дмитрий протянул букет. – А я, соответственно, прохожу по разряду флоры: «Здравствуй-здравствуй, еж ушастый!»

– Какая чудесная флора! – потрясенно выдохнула Наташа, погружая лицо в цветы. – Пахнут-то как! У-у-у!.. Ой, Мить, это же, наверное, очень дорого?

– Фигня. Подумаешь, каких-то триста баксов.

– Ты решил пустить мне пыль в глаза? Или это взятка? За вранье и использование служебного положения?

– Никакой пыли и никаких взяток. И вообще – у меня самые серьезные намерения.

– Даже так? Кстати, мне показалось, что эта твоя Елена Ивановна, она и в самом деле…

– Во-первых, она не моя, – перебил Петрухин. – А во-вторых – потом. Это всё потом.

– Как скажешь. А что сейчас?

– А сейчас мы поедем домой… К НАМ домой!

– Ты… уверен? – после долгой паузы тихим шепотом спросила Наташа.

– Да. Всё, Натаха, хорош! Нагулялись мы с тобой. Оба два. Нагулялись, и – будя. Штык в землю!

– То есть ты меня… прощаешь?

– А ты меня?

Вместо ответа Наташа обвила руками петрухинскую шею и…

…и сначала просто нежно поцеловала. А затем основательно-подзабыто-страстно именно что впилась в прокуренно-родные губы…

* * *

Здесь, слегка забегая вперед, под большим секретом расскажем, что буквально час спустя ломтём отрезанное «нагулялись» сменилось безудержным гротескным «разгулялись».

Продолжившимся на протяжении всех последующих выходных часов.

Ну да умолкаем…

Не будем… кхе… мешать.

Двум старым-новым влюбленным…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Санкт-Петербург, 24 октября, пн.

Утром первого дня новой рабочей недели решальщики, не заезжая в контору, выдвинулись в установленный Купцовым адрес госпожи Гусевой. Как выяснилось, свою двухкомнатную квартиру в Горелово «мадам Александра» несколько месяцев назад сдала под наем, а сама переселилась в однушку дома-корабля, выброшенного на невский берег на самых выселках Рыбацкого. То был «спальный» район новостроек, в большинстве своем однотипных и, мягко говоря, унылых.

– М-да… Прежнее лежбище нашей почтенной колдуньи располагалось в куда более веселеньком месте, – констатировал Петрухин, выбираясь из «Фердинанда» и критически осматриваясь. – Оно понятно, что Горелово – тоже не подарок. И тем не менее.

– Видимо, с клиентурой не ахти, – рассудил Купцов.

– Однако в агрессивную печатную рекламу наша мутновидящая и яснослышащая по-прежнему вкладывается. Кстати, ты так и не показал мне текст?

– Вот держи, – Леонид достал из кармана рекламную страничку, вырванную из питерского еженедельника «Панорама». Где интересующее напарников объявление с фотографией было обведено красным маркером.

– Ничуть не изменилась, даже словно бы похорошела. Вот что «фотошоп» животворящий делает, – усмехнулся Дмитрий и зачел вслух: – «Гадалка Маргарита. Любовная магия, приворот. Заговариваю на удачу, снимаю душевную боль». Не понял, а почему «Маргарита»?

– Может, она не только хату, но заодно и карму сменила?

– После общения с нами? А что, вполне может быть. А всё почему?

– И почему же?

– А не фиг тормозить в профессиональном росте. Сколько можно опираться на бабкины мето́ды? Да и в плане пиара не мешает поработать. А то что это такое: «заговариваю на удачу, снимаю душевную боль»? Пошлятина.

– Э-э, не скажи. По-моему, про «душевную боль» весьма душевный пассаж. Так, нам сюда. Седьмой этаж.

– Хочется верить, что лифт работает, – проворчал Дмитрий и…

…и обломался.

– Учитывая, что потенциальными клиентами нашей ведуньи являются старые девы и разведенки, нет ничего удивительного в том, что с клиентурой у нее – полный швах, – тяжело дыша, умозаключил инспектор Петрухин перед тем, как начать преодоление последнего лестничного пролета. – Это ж какую «душевную боль» надо испытывать, чтобы сюда добраться!

– Спортом надо заниматься, господин инспектор.

– Так я и занимаюсь, – Дмитрий мечтательно закатил глаза. – Эх-х, какие акробатические этюды мы в эти выходные с Натахой выделывали! Цирк дю Солей отдыхает!

– Так вы с ней всё, окончательно? Назад сбежались?

– Окончательно и, надеюсь, бесповоротно. Уфф… слава богу, доковыляли…

Леонид втопил кнопку звонка, и через некоторое время до решальщиков донеслось настороженно-недовольное:

– Что надо?

– Здороваться надо, мадам Маргарита. С клиентами.

– Кто вы такие? Я вас на прием не записывала.

– Людмила Петровна! Кончайте ерундой заниматься, – весело попросил отдышавшийся Петрухин. – Вы же наверняка меня узнали? А если вдруг подзабыли, вещунье чуйство должно было подсказать, что мы еще должны были встретиться. В этом измерении.

Дверь приоткрылась на длину наброшенной цепочки, и в образовавшуюся щелочку выглянула госпожа Гусева собственной персоною. С коею персоной решальщики имели сомнительное удовольствие законтачиться, расследуя историю о «травле Лисы».[4]4
  Подробности этой истории – см. книгу первую «Решальщики. Перезагрузка».


[Закрыть]

– Чего надо-то?

– Требуется всего лишь небольшая профессиональная консультация. Ничего личного, только бизнес. А кто старое помянет – тому… Ну да вы сами знаете.

– Сто баксов.

– О как? А вот здесь, в газетке, написано, что первый сеанс бесплатно?

– Одно дело – сеанс, а другое – консультация. Разницу чуешь?

– Грубая вы женщина, Людмила Петровна, – вздохнул Петрухин, доставая из бумажника деньги. – В рублях возьмете? По курсу?

На ласкающий ухо хруст купюр дверь распахнулась, и решальщики зашагнули в квартиру, она же – магический салон, напутствуемые сварливым хозяйским: «Обувь снимайте!»

* * *

Кабы в огромной кадке, громоздящейся в дальнем углу приемной «Управления подготовки сделок с объектами недвижимости»[5]5
  Структурное подразделение Комитета по Управлению городским имуществом.


[Закрыть] росла не чахлая пальма, а, допустим, яблоня, то падать ее плодам ныне было бы решительно некуда. Ибо утром понедельника в приемной имел место быть форменный биток.

О зашкаливающей плотности посетителей на квадратную единицу площади можно судить хотя бы по тому факту, что сидячего места не хватило САМОМУ Виктору Альбертовичу Голубкову. И тот вынужденно сделался не просто живой частью живой очереди («как последний лох!»), но еще и стоически отстаивал ее на своих двоих. Неудивительно, что внутри у Брюнета всё клокотало, и в данный момент он ощущал себя классическим персонажем Федора Михайловича.

То бишь «униженным и оскорбленным»…

В приемную неожиданно проскользнул господин Нарышкин и, профессионально протискиваясь между просителями, проложил себе путь к столу и телу секретарши:

– Здравствуйте, Танечка. Я смотрю, у вас тут сегодня прям аншлаг какой-то.

– Здравствуйте, Станислав Аркадьевич. Ага, форменный «Аншлаг». Только Петросяна не хватает.

– Танюш, мне необходима пара минут привата. Устроишь? Иначе я потом уеду в Смольный, и твоей шефине придется уже самой разыскивать меня там.

Секретарша сурово наморщила хорошенький лобик:

– Ну, если только «пара минут»… Хорошо, сейчас от нее выйдет посетитель, и я вас сразу проведу.

Станислав Аркадьевич удовлетворенно кивнул, распрямился и только теперь выцепил в толпе просителей несчастную фигуру Брюнета.

– Ба, Виктор Альбертович! – Старые знакомые обменялись крепким рукопожатием. – Какими судьбами?

– Да вот, принес проект строительства на подпись.

– Расширяетесь?

– Расширяемся, – мрачно подтвердил Брюнет. – Вот только в свете последних событий не очень понятно: на кой?

– Ну, не стоит смотреть на вещи так мрачно. Как говорится: бог не выдаст…

– …а ежели и выдаст, то всяко не нам, – докончил Виктор Альбертович.

– Смешно. Да, а что ж вы сам-то сюда? А не через…

– Да у меня юрист четвертую неделю на больничном. Вот, приходится, как распоследнему… самолично в очередях выстаивать. А тут еще, ко всем прочим напастям, спина разболелась – жуть.

Нарышкин понизил голос и заговорщицки предложил:

– Выйдем на минутку? Пошепчемся?

Мужчины покинули приемную, вышли в просторный холл.

– Там по моей теме ничего нового?

– Парни активно работают. Сегодня вечером доложат первые результаты.

– Обязательно держите меня в курсе. Если потребуется какая-то помощь…

– Само собой. Как здоровье Елены Ивановны?

– Вчера выписалась из клиники.

– Слава богу.

– «Слава», да не совсем, – помрачнел лицом Нарышкин.

– А что так?

– Сегодня с самого утра потащилась на прием к Серафиму.

– Ку-уда?!

– К белому магу. Кудеснику и целителю. Бабы ей знакомые нашептали. Дескать, снимает порчу и все такое… А знаешь, Виктор Альбертыч, сколько этот Серафим за один сеанс берет?

Чиновник озвучил сумму, вызвав у Голубкова реакцию искреннего потрясения:

– Ни ху… Хм… М-да… Однако…

Из приемной вышел посетитель, и Нарышкин засуетился:

– Всё, я пошел к мадам. А ты давай протискивайся поближе к секретарше и будь наготове: попрошу, чтобы тебя приняли вне очереди.

– А вот за это – премного.

– Ерунда. Свои люди – сочтемся…

* * *

– Огромное спасибо за ликбез, Людмила Петровна. Ваша лекция была в высшей степени познавательной. Не правда ли, инспектор?

Прослушавшие получасовую «консультацию» решальщики, едва умещаясь в клетушке прихожей, в данный момент синхронно зашнуровывали ботинки. Сию немудреную процедуру они осуществляли под бдительным оком маячившей в дверном проеме хозяйки. Нежданно-негаданно, а главное – абсолютно в легкую поднявшуюся на три тысячи денежных единиц. Словом, кому понедельник – день тяжелый, а кому – как.

– Истинно, – подтвердил Леонид. – Кстати, Людмила Петровна, как поживает ваша сестрица?

– Померла Ксюха.

– Что? Когда?!

– В июле схоронили, – с болью, непривычно-искренне отозвалась Гусева. – Я потому и решила гореловскую квартиру сдавать. Куда мне одной теперь две комнаты? И дорого. И вообще… давят стены… Аура там страшная…

Перед глазами Леонида отчетливо, с потрясающей прорисовкой деталей всплыла картинка из казалось бы такого недавнего прошлого.

Начало июня. Белая ночь. Двор-колодец в каменных джунглях Коломны. Девушка-наркоманка…

– А, может, все-таки полечишься?

– Не, не вставляет. Да и смысла нет… СПИД у меня нашли.

– Понятно… Жаль…

– А мне – нет… Устала я… Хочу, чтобы поскорее… Сколько уже вокруг народу зажмурилось… Вот и Клюв… – Оксана болезненно прикусила губу. – А меня все никак черт не приберет. Но теперь уж скоро. Чувствую. Ну… бывайте, что ли?.. Как меня найти – вы знаете… Не бойтесь, не сбегу… Куда бежать-то?..

– Примите мои соболезнования, – сглотнув подступивший к горлу ком, хрипло сказал Купцов.

– Да, жаль. Совсем молодая девка была, – безо всякой интонационной жалости, дежурно подтвердил Дмитрий. – Да, и самый последний вопрос, что называется «на ход ноги». Скажите, разлюбезная, не известен ли вам, часом, такой персонаж как белый маг Серафим?

– Сука он! – лаконично, ни на секунду не задумываясь, откомментировала бонус-вопрос гадалка.

– Как-как?

– Тебе по буквам разжевать?

– Нет, нам с товарищем желательно в красках и подробностях, – заинтригованно попросил Петрухин. – Да, если эта информация требует… хм… дополнительного финансирования…

– Если вы прижучите этого урода и отберете у него лицензию, я вам сама приплачу. Денег соберу со всего нашего… э-э…

Здесь госпожа Гусева застопорилась в подборе правильного термина.

– Цеха? – подсказал Леонид.

– Кагала? – предложил свою версию Дмитрий.

– Профсоюза! – огрызнулась гадалка.

– Очень интересно. Ну что ж, с удовольствием послушаем. Инспектор Купцов!

– Я!

– Рассупониваемся обратно!..

* * *

«И они посидели еще немного. А потом еще немного… и ещё немного… пока, увы, совсем ничего не осталось».[6]6
  Цит. из м/ф «Винни-Пух идет в гости».


[Закрыть] В данном конкретном случае «не осталось» во внутримозговых информационных массивах ворожейки-надомницы. Но кое-что любопытное там, судя по всему, сыскалось. Так как, когда решальщики окончательно покинули адрес Гусевой, стрелка на часах перевалила далеко за полдень.

– И что ты обо всем этом думаешь?

– Покамест я думаю, что визит к мадам Маргарите оказался крайне пользителен, – отозвался Дмитрий. – А вот всё остальное нужно всесторонне обкашлять. Ну чего, заедем куда-нить пожрать и двинем в контору?

– Может, ну его на фиг? Это я не про еду, разумеется. Про контору.

– Здрасьте! У нас же вечером заслушивание. У товарища Брюнета. Забыл?

– Блин, точно, – поморщился Купцов. – Совсем из башки вылетело.

– Да у вас, инспектор, налицо все признаки прогрессирующего склероза. Смотри, дружище: запустишь – может оказаться чревато.

– Чревато чем?

– Не то худо, когда забываешь застегивать ширинку. Гораздо хужее, когда забываешь ее расстегнуть.

– Слабовато. На гомерический хохот не тянет.

– Извини, чем богаты. Так куда направимся питаться?

– Димк, а давай ты лучше меня возле метро выкинешь? – немного смущаясь, попросил Леонид.

– На кой?

– Пока ты обедаешь, я как раз успею к Яне проскочить – ей сегодня гипс снимают. Да не криви рожу-то! Я ненадолго.

– Плавали – знаем. Это ты другим звени про «ненадолго», – заворчал напарник. – А не мне, человеку долга.

За разговорами решальщики добрели до микроавтобуса и, загрузившись, покатили в сторону центра. Впрочем, всего через каких-то сто метров встали, упершись в «пробочку».

– Слушай, «человек долга», помнишь, я как-то просил тебя аккуратненько опросить Брюнета?

– На предмет?

– На предмет Янкиного мужа.

– А-а. Было дело под Полтавой.

Ярко-малиновые пятна стоп-сигналов стоящего впереди «жигуленка» погасли – вереница машин медленно тронулась. В образовавшуюся перед «Фердинандом» брешь тотчас попытался влезть «мерс» из неподвижного левого ряда, однако Дмитрий резво газанул вперед. «Мерс» возмущенно засигналил в адрес «ржавого ведра». В ответ Петрухин поставил локоть правой руки на клаксон и замер в позе роденовского «мыслителя». От оригинала его сейчас отличало разве что выражение лица да выставленный в приоткрытое окно средний палец. Остальные, разумеется, оказались поджаты.

– Прекрати, – скривился Купцов, которого все эти американские штучки страшно раздражали.

– А че он борзеет? – буркнул Дмитрий.

Но локоть с клаксона снял. И убрал из окна палец.

– Так ты спросил у Брюнета? – нетерпеливо напомнил Леонид.

– Допустим.

– Ну и? Есть чего сказать?

– Кое-что есть, – неохотно подтвердил Петрухин.

– Блин! Хорош уже издеваться! Рассказывай!

– Экий вы пылкий. Влюбленный… Короче, если в двух словах – Асеева вдова. Так что все пути тебе открыты.

– А если в трех?

– А если в трех: покойный муж Яны Викторовны работал на Брюнета и был известен под кличкой Сева Осетинский. Его застрелили пять лет назад.

– Фига се! – обалдело выдохнул Купцов. – А… а почему «осетинский»? Типа, кавказец?

– Нет, типа славянин. Просто обожал осетинские пироги. Остальную жизненно-важную информацию об этом человеке вы, инспектор, можете получить от своих друзей из ОРБ. Или ознакомиться с ней в цельно-стыренной и растиражированной на дисках базе данных РУБОП.

– А с чего ты вдруг со мной таким тоном?

– А с того, друг мой, что я, конечно, обожаю собирать сплетни. Но! Очень не люблю их пересказывать, – отчеканил Дмитрий. – И на этом всё… Проехали… Вернее – поехали. К метро… И учти – чтоб к семнадцати нуль-нуль был как штык. Я в одиночку за всех и вся отдуваться не собираюсь. Невзирая на твои героические «заслуги выходного дня».

* * *

Болезненно морщась, Федор Николаевич потянулся за трубкой радиотелефона и по памяти плохо слушающимися пальцами набрал номер.

Снова безрезультатно: абонент продолжал пребывать вне зоны доступа.

В принципе, в этом не углядывалось бы никакой трагедии, кабы не странный утренний звонок из банка. Скорее всего, позвонивший – судя по голосу, совсем еще зеленый «клерчонок», – банально запутался в цифрах счета, но спокойствия пущего ради хотелось убедиться в этом лично. Вот только Лощилин, как назло, куда-то запропастился.

«Наверное, накануне перебрал со шведами, обмывая сделку. С него станется», – неприязненно подумал Федор Николаевич и, совершив над собой очередное усилие, сделал новый вызов:

– Алло! Оленька, это я. Тебе сегодня случайно Лощилин не звонил?.. Понятно… Да так, ерунда. Хотел кое-что уточнить… Когда вернешься?.. А побыстрее никак?.. Да я понимаю, котенок. Просто, похоже, у меня снова начинается… Таблеточку бы мне… Поторопись, солнышко, поторопись…

Глинский сбросил звонок и в бессилии откинулся на подушки, продолжая сжимать в ладони телефонную трубку.

* * *

– …Вот на этой оптимистической ноте позвольте закончить доклад о магических обрядах и не менее магических разводках и перейти к прениям. Слово предоставляется инспектору Купцову.

Приватное совещание в кабинете Брюнета, в ставшем уже традиционным формате «1 + 2» началось с получасовым (здесь – по вине босса) опозданием. И это обстоятельство персонально для Купцова оказалось весьма кстати, поскольку возвратиться из больницы к озвученным «17:00» он не успел. Причины тому имелись самые уважительные – с Яны Викторовны действительно сняли гипс. И, отмечая столь важное событие, они, улучив межпроцедурный момент, умудрились экстремально заняться экстремальной любовью. Так что по приезду в контору Леонид внутренне сиял как начищенный до блеска пятак, хотя внешне продолжал поддерживать повседневное «лица необщее выраженье».

– Версию о сопричастности к нашим мистическим событиям шофера Нарышкиных можно задвинуть обратно, – перехватил эстафету доклада Купцов. – Я смотался в зубодробильную клинику и выяснил, что Миша действительно оба раза был у стоматолога. О чем имеются соответствующие записи в медицинской карте. У него пародонтоз.

– А как ты получил доступ к персональным медицинским сведениям? – ревниво поинтересовался Петрухин. Прекрасно понимающий, что таковой процесс сопряжен с немалыми трудностями.

– На личном обаянии, – честно признался напарник.

И… тут же пожалел о своей врожденной щепетильности. Так как в схожей ситуации Димка в легкую бы соврал о всученной медперсоналу взятке и слупил с Брюнета пару-другую иностранных сотенок «оперрасходов».

– Понял тебя, Леонид Николаевич. А что по второй версии? Что показали записи камер слежения на парковке?

– А записи не показали ровным счетом ничего, – кратко отчитался за свое направление Дмитрий.

– Это как?

– А вот так. Отчего-то не сохранились записи за те дни, когда магазин своим вниманием осчастливила гражданка Нарышкина.

– И что на это говорят сотрудники ихней СБ?

– А сотрудники ихней СБ разводят руками: мол-де, мистика какая-то. За все остальные дни архивы сохранились, а вот именно в эти…

– Не нравится мне такая мистика, – нахмурился Брюнет. – А может, там и в самом деле какая-то… хм… чертовщина с магией? Кстати, вы в курсе, что Елена Ивановна вчера выписалась из клиники?

– Нет.

– Что-то они слишком быстро ее того… подлечили, – подивился Купцов.

– Да там ведь какое лечение? Таблетками пичкают да беседами задушевными, – с видом знатока пояснил Петрухин. – Тревожность седуксенчиком или чем-то другим подобным сняли, и – хорош, до свидания. Будем рады видеть вас снова.

– В части снятия «магического шока» таблетки еще куда ни шло. Но ведь там до кучи и клептомания?