Текст книги "Избранное"

Автор книги: Андрей Дементьев

«Под Новый год, когда зажглась звезда…»

 
Под Новый год, когда зажглась звезда
На елке, что мы украшали вместе,
Я упросил отца купить дрозда,
Пусть до весны поет он в доме песни.
 
 
И в тот же день отец дрозда принес.
И стало как-то веселее в доме.
Как брали летом мы птенцов из гнезд,
Так взял дрозда я в теплые ладони.
 
 
И дрозд нам пел, как будто тоже знал,
Что он свободу обретет весною.
И только кот, настырный, как шакал,
Был недоволен – и дроздом, и мною.
 
 
Прошла зима… Последний спал мороз.
Настало время с птицей расставаться.
Я вынес клетку… И веселый дрозд
Вдруг почему-то начал волноваться.
 
 
В прихожей было, как всегда, темно.
Пылала печь и освещала своды.
И дрозд решил, что этот свет – окно,
И что за ним желанная свобода.
Влетел он в пламя, словно в небеса.
И я от ужаса и боли замер.
Отец ладонью мне утер глаза.
И молча бросил клетку в то же пламя.
 

1998

«Как все на свете мамы – перед сном…»

 
Как все на свете мамы – перед сном
Она мне пела простенькие песни.
И наполнялся музыкою дом,
И папа замирал над книгой в кресле.
 
 
И, засыпая, я их обнимал…
Но оставаясь в материнской власти,
Наверно, я тогда не понимал,
Что с этих песен начиналось счастье.
 
 
Любили с ней мы посидеть впотьмах,
Когда она рассказывала сказки.
И столько было нежности в словах,
Что страхи все я слушал без опаски.
 
 
Прошли года… Теперь вот я сижу
У заболевшей мамы в изголовье.
И мелочами Бога не сержу.
Молю ей жизни и чуть-чуть здоровья.
 
 
Но Бог не услыхал моих молитв.
Остались только траурные звуки.
И жизнь ее теперь во мне болит,
Та жизнь, что прожита была в разлуке.
 

1998

«Ничего не вернешь…»

 
Ничего не вернешь…
Даже малого слова.
Ни ошибок,
Ни радости,
Ни обид.
Только кто-то окликнет меня
Из былого –
И душа замирает,
И сердце болит.
 
 
Мы когда-то о жизни своей загадали,
Да сгорели ромашки на прошлой войне.
Не мелели бы души,
Как речки, с годами.
Я хотел бы остаться на той глубине.
 
 
Ничего не вернешь…
Оттого все дороже
Переменчивый мир.
И морозы, и зной.
Мы судьбою не схожи,
Да памятью схожи.
А поэтому вы погрустите со мной.
 

1975

Памяти мамы

 
Повидаться лишний раз
Было некогда.
Я теперь спешить горазд,
Только некуда.
 
 
Было некогда, стало некуда.
Если можешь, то прости…
Все мы дети суеты,
Ее рекруты.
 
 
Прихожу в твой дом пустой.
Грустно в нем и тихо.
Ставлю рюмочки на стол
И кладу гвоздики.
 
 
Сколько праздников с тобой
Мы не встретили.
А теперь лишь я да боль.
Нету третьего.
 
 
Посижу и помяну
Одиноко.
Ты услышь мою вину,
Ради бога…
 

1998

«Чужому успеху завидовать грех…»

 
«Чужому успеху завидовать грех…» –
Когда-то мне дед говорил.
Прекрасная песня –
Ведь это для всех.
Спасибо тому, кто ее подарил.
 
 
Чужая удача вам сил не придаст,
Коль зависть вам душу горчит.
И чей-то успех не обрадует вас.
Простите, скорее он вас огорчит.
 
 
Написан роман. Установлен рекорд.
Неважно, что автор не ты.
Над залом звучит гениальный аккорд.
Он ждет и твоей доброты.
 

1982

«– Ну что ты плачешь, медсестра?..»

Б. Н. Полевому

 
– Ну что ты плачешь, медсестра?
Уже пора забыть комбата…
– Не знаю…
Может, и пора. –
И улыбнулась виновато.
 
 
Среди веселья и печали
И этих праздничных огней
Сидят в кафе однополчане
В гостях у памяти своей.
 
 
Их стол стоит чуть-чуть в сторонке,
И, от всего отрешены,
Они поют в углу негромко
То, что певали в дни войны.
 
 
Потом встают, подняв стаканы,
И молча пьют за тех солдат,
Что на Руси
И в разных странах
Под обелисками лежат.
 
 
А рядом праздник отмечали
Их дети –
Внуки иль сыны,
Среди веселья и печали
Совсем не знавшие войны.
И кто-то молвил глуховато,
Как будто был в чем виноват:
– Вон там в углу сидят солдаты –
Давайте выпьем за солдат…
 
 
Все с мест мгновенно повскакали,
К столу затихшему пошли –
И о гвардейские стаканы
Звенела юность от души.
 
 
А после в круг входили парами.
Но, возымев над всеми власть,
Гостей поразбросала «барыня»,
И тут же пляска началась.
 
 
И медсестру какой-то парень
Вприсядку весело повел.
Он лихо по полу ударил,
И загудел в восторге пол.
 
 
Вот медсестра уже напротив
Выводит дробный перестук.
И, двадцать пять годочков сбросив,
Она рванулась в тесный круг.
 
 
Ей показалось на мгновенье,
Что где-то виделись они:
То ль вместе шли из окруженья
В те злые памятные дни,
 
 
То ль, раненого, с поля боя
Его тащила на себе.
Но парень был моложе вдвое,
Пока чужой в ее судьбе.
Смешалось всё –
Улыбки, краски,
И молодость, и седина.
Нет ничего прекрасней пляски,
Когда от радости она.
 
 
Плясали бывшие солдаты,
Нежданно встретившись в пути
С солдатами семидесятых,
Еще мальчишками почти.
 
 
Плясали так они, как будто
Вот-вот закончилась война.
Как будто лишь одну минуту
Стоит над миром тишина.
 

1972

Сыну

 
Я помню, как мне в детстве
Хотелось быть взрослей…
Сейчас – куда бы деться
От взрослости своей.
 
 
Не стоит торопиться
Да забегать вперед.
И что должно случиться,
Тому придет черед.
 
 
Придет пора влюбиться,
Пора – сойти с ума.
Вернулись с юга птицы,
А здесь еще зима.
 
 
Вернулись с юга птицы,
Да не спешит весна.
Не стоит торопиться,
Ведь жизнь у всех одна.
 

1985

«Идут дожди, идут дожди…»

 
Идут дожди, идут дожди
Который день подряд.
Не видно брода впереди.
И нет пути назад.
 
 
Кругом вода, вода, вода…
Вода со всей земли.
Все реки хлынули сюда.
И все моря пришли.
 
 
Дорогу к черту развезло.
И кажется впотьмах –
Навстречу нам плывет село,
Как пароход в огнях.
 
 
Нам до него чуть-чуть совсем.
Но, выбившись из сил,
Наш «газик» встал –
И глух, и нем.
И фары погасил.
 
 
А мы безжалостны к нему.
И вновь мотор дрожит.
И свет ощупывает тьму,
Вода с колес бежит.
Шофер кричит: «Давай еще!»
А я совсем промок.
И «газик», чувствуя плечо,
Вдруг делает рывок.
 
 
А ливень бьется о стекло.
И ночь – как чернозем.
А мы спешим… Мы в то село
Хороший фильм везем.
 
 
И, может быть, мы б не смогли
Осилить тех дорог…
Но мы «Чапаева» везли.
И мы добрались в срок.
 

1958

«Я разных людей встречал…»

 
Я разных людей встречал –
Лукавых, смешных и добрых.
Крутых, как девятый вал.
И вспыльчивых, словно порох.
 
 
Одни – как чужая речь.
Другие открыты настежь.
О, сколько же было встреч
И с бедами, и со счастьем.
 
 
То надолго, то на миг…
Все в сердце моем осталось.
Одни – это целый мир.
Иные – такая малость
 
 
Пусть встречи порой напасть.
Со всеми хочу встречаться:
Чтоб вдруг до одних не пасть
И до других подняться.
 

1960

«Трамвай через шумный город…»

 
Трамвай через шумный город
Вез свой обычный гам,
Дождя голубые шторы
Раздвинув по сторонам.
 
 
Луч солнца, блеснув из мрака,
На окнах его потух.
Бежала за ним собака
Во весь свой собачий дух.
 
 
На сутолочных остановках,
Передохнув чуток,
Карабкалась в дверь неловко,
Путалась между ног.
 
 
Но люди спешили мимо.
И трогался вновь трамвай.
И в окна тогда заливно
Стучался собачий лай.
 
 
А люди дивились в окна,
Жалели ее к тому ж.
Бежала она, измокнув,
По серому морю луж.
Бежала… А тут же рядом
Плыл человек у окна.
Усталая, влажным взглядом
Взглянула туда она.
 
 
Взглянула в крутой загривок.
Плеча равнодушный край.
И кинулась торопливо
Вновь догонять трамвай.
 

1958

«Я хотел бы вернуться в юность…»

 
Я хотел бы вернуться в юность.
Не в журнал… А в те годы,
Где от бед спасал нас юмор,
Не утративший стыда.
 
 
Я хотел бы вернуться в юность,
В беззаботность и восторг,
Где не надо было думать,
Что годам отмерен срок.
 
 
И где все должно случиться –
В отчем доме иль вдали.
И где мамы, как тигрицы,
В нас наивность берегли.
 
 
Я б в азарт хотел вернуться.
В ту романтику дворов,
Где была лишь пара бутцев
На ораву мастеров.
 
 
Где девчонки на скамейках
Так болели за футбол,
Что попробуй не забей-ка!
Засмеет прекрасный пол.
Мне бы вновь вернуться в юность…
Впрочем, я не уходил,
 
 
Коль на небе та же лунность,
В майских грезах – тот же пыл.
 
 
Так же мальчики на поле
Мяч гоняют поутру…
 
 
Я включаюсь поневоле
В эту вечную игру.
 

2004

Жизнь моя – то долги, то потери…

 
Жизнь моя – то долги, то потери…
Сколько я задолжал доброты
Тем, кто в дружбе мне искренне верил,
Наводил меж сердцами мосты.
 

«Жизнь моя – то долги, то потери…»

 
Жизнь моя – то долги, то потери…
Сколько я задолжал доброты
Тем, кто в дружбе мне искренне верил,
Наводил меж сердцами мосты.
 
 
Задолжал я сыновнюю нежность
Землякам на тверском берегу.
Пусть услышат мою безутешность
Все, пред кем я остался в долгу.
 
 
Я остался в долгу перед мамой,
Ожидавшей меня из разлук…
Наши встречи – как телеграммы.
Суета очертила свой круг.
 
 
Словно все мы расписаны свыше.
На счету каждый миг, каждый час.
Не успели войти – уже вышли…
Будто кто-то преследует нас.
 
 
Жизнь моя – то долги, то потери.
Близкий друг оборвал волшебство.
И оплакал неистовый Терек
Гениальные строки его.
Жизнь моя – то долги, то потери.
И теряются годы и дни.
Но душа – как заброшенный терем,
Где мы вновь остаемся одни.
 
 
Мне легко от таких одиночеств.
Мне светло от улыбки твоей.
Пусть судьба нам потерь не пророчит,
Чтоб долги возвратил я скорей.
 

2004

«Как важно вовремя успеть…»

 
Как важно вовремя успеть
Сказать кому-то слово доброе.
Чтоб от волненья сердце дрогнуло.
Ведь все порушить может смерть.
 
 
Но забываем мы подчас
Исполнить чью-то просьбу вовремя.
Не замечая, как обида кровная
Незримо отчуждает нас.
 
 
И запоздалая вина
Потом терзает наши души.
Всего-то надо – научиться слушать
Того, чья жизнь обнажена.
 

2001

«Не замечаем, как уходят годы…»

 
Не замечаем, как уходят годы.
Спохватимся, когда они пройдут.
И все свои ошибки и невзгоды
Выносим мы на запоздалый суд.
 
 
И говорим: «Когда б не то да это,
Иначе жизнь мы прожили б свою…»
Но призывает совесть нас к ответу
В начале жизни, а не на краю.
 
 
Живите так, как будто наступает
Тот самый главный, самый строгий суд.
Живите, – словно дарите на память
Вы жизнь свою
Тем,
Что потом придут.
 

1974

«Как руки у Вас красивы!..»

 
Как руки у Вас красивы!
Редкостной белизны.
С врагами они пугливы.
С друзьями они нежны.
 
 
Вы холите их любовно,
Меняете цвет ногтей.
А я почему-то вспомнил
Руки мамы моей.
 
 
Упрека я Вам не сделаю.
Вроде бы не ко дню.
Но руки те огрубелые
С Вашими не сравню.
 
 
Теперь они некрасивы
И, словно земля, темны.
Красу они всю России
Отдали в дни войны.
 
 
Все делали – не просили
Ни платы и ни наград.
Как руки у Вас красивы!
Как руки мамы дрожат…
 

1965

«Когда я возвращаюсь в Тверь…»

А. П. Белоусову

 
Когда я возвращаюсь в Тверь,
Где столько пережил и прожил,
Мне кажется – я открываю дверь,
Чтоб оказаться снова в прошлом.
 
 
Пройду по улице родной,
Где отчий дом давно разрушен.
И Волга чистою волной
Омоет память мне и душу.
 
 
И, наложив на грусть запрет,
С друзьями давними побуду,
И вдруг ступлю на старый след,
И возвращусь в былое чудо.
 
 
Когда я приезжаю в Тверь,
Душа моя восторгом полнится.
И всё – от дружбы до потерь –
Живет во мне, болит и помнится.
 

1998

Россия

Сергею Баруздину

 
Нас в детстве ветры по Земле носили.
Я слушал лес и обнимал траву,
Еще не зная, что зовут Россией
Тот синий мир, в котором я живу.
 
 
Россия начиналась у порога
И в сердце продолжается моем.
Она была и полем, и дорогой,
И радугой, склоненной над селом.
 
 
И быстрой речкой, что вдали бежала
И о которой думал я тогда,
Что тушит в небе зарево пожара
Ее неудержимая вода.
 
 
Рассветом в сердце пролилась Россия.
Не оттого ли и моя любовь
Так неразлучна с ливнями косыми,
С разливом трав и запахом хлебов?
 
 
И мне казалось – нету ей предела…
А по весне я видел наяву:
Под парусами наших яблонь белых
Россия уплывала в синеву.
Прошли года. Объездил я полсвета.
Бывал в краях и близких, и чужих,
Где о России знают по ракетам
Да по могилам сверстников моих.
 
 
И я поверил – нету ей предела!
И чья бы ни встречала нас страна –
Россия всюду, что ты с ней ни делай,
В сердцах людей раскинулась она.
 

1958

«Стихи читают молодые…»

 
Стихи читают молодые…
И в поездах, летящих в полночь,
И у костра – в заре и в дыме.
Стихи читают молодые,
Чтоб душу радостью наполнить.
 
 
И я боюсь, когда пишу.
Я на костры в ночи гляжу.
Слежу за теми поездами,
Что где-то спорят с темнотой.
И, как на первое свиданье,
Иду я к молодости той.
 
 
Несу всё лучшее на свете –
Тепло друзей, любовь и грусть.
И всё боюсь ее не встретить.
И встречи каждый раз боюсь.
 

1959

«Я живу открыто…»

Р. Щедрину

 
Я живу открыто,
Не хитрю с друзьями.
Для чужой обиды
Не бываю занят.
 
 
От чужого горя
В вежливость не прячусь.
С дураком не спорю,
В дураках не значусь.
 
 
В скольких бедах выжил,
В скольких дружбах умер!
От льстецов да выжиг
Охраняет юмор.
 
 
Против всех напастей
Есть одна защита:
Дом и душу настежь…
Я живу открыто.
 
 
В дружбе, в буднях быта
Завистью не болен.
Я живу открыто,
Как мишень на поле.
 

1982

«Отец, расскажи мне о прошлой войне…»

 
Отец, расскажи мне о прошлой войне.
Прости, что прошу тебя снова и снова.
Я знаю по ранней твоей седине,
Как юность твоя начиналась сурово.
 
 
Отец, расскажи мне о друге своем.
Мы с ним уже больше не встретимся в мае.
Я помню, как пели вы с другом вдвоем
Военные песни притихнувшей маме.
 
 
Отец, я их знаю давно наизусть,
Те песни, что стали твоею судьбою.
И, если тебе в подголоски гожусь,
Давай мы споем эти песни с тобою.
 
 
Отец, раздели со мной память и грусть,
Как тихие радости с нами ты делишь.
Позволь, в День Победы я рядом пройдусь,
Когда ордена ты, волнуясь, наденешь.
 

1975

«Не могу уйти из прошлого…»

 
Не могу уйти из прошлого,
Разорвать живую нить…
Все, что было там хорошего,
Мне б хотелось повторить:
 
 
Возвратить отца бы с матерью,
Вместе с молодостью их,
В дом,
Где стол с крахмальной скатертью
Собирал друзей моих.
 
 
И вернуть бы из трагедии
Сына в радостные дни,
Где мы с ним футболом бредили,
Жгли бенгальские огни.
 
 
Где дожди сменяли радуги
И года сквозь нас неслись.
Где на счастье звёзды падали…
Да приметы не сбылись.
 

2001

Из биографии

 
В тот день меня в партию приняли.
В тот день исключали из партии
Любимца студенческой братии
Профессора Гринера.
 
 
Старик был нашим учителем.
Неуживчивым и сердитым.
Он сидел и молчал мучительно,
Уже равнодушный ко всем обидам.
 
 
Его обвиняли в таких грехах!
А мне все казалось, что это – травля.
И сердце твердило: «Неправда! Неправда!»
– А может быть, правда? –
Спрашивал страх.
 
 
Страх… И я поднял руку «ЗА».
За исключение. И, холодея,
Вдруг я увидел его глаза,
Как, наверно, Брюллов
Увидал Помпею.
 
 
Вовек не забуду я те глаза.
Вовек не прощу себе подлое «ЗА».
Мне было тогда девятнадцать лет.
Мне рано выдали партбилет.
 

1970

Несказанные слова

 
Матери,
Мы к вам несправедливы.
Нам бы вашей нежности запас.
В редкие душевные приливы
Мы поспешно вспоминаем вас.
И однажды все-таки приедем.
Посидим за праздничным столом.
Долго будут матери соседям
О сынах рассказывать потом.
 
 
А сыны
В делах больших и малых
Вновь забудут матерей своих.
И слова, не сказанные мамам,
Вспоминают на могилах их.
 

1969

«Я одинокий волк…»

 
Я одинокий волк…
Я не хочу быть в стае.
Пожар в крови уже заметно стих.
И одинокий след мой
По весне растает,
Как тает сила в мускулах моих.
 
 
Мне в одиночку выжить не удастся.
Крутую зиму мне не одолеть.
Но, чтобы волком до конца остаться,
В отчаянном броске
Хочу я встретить смерть.
 
 
В последний раз вкушу азарт погони,
Пройду по краю на семи ветрах.
Я старый волк.
Но я пока в законе,
И мой оскал еще внушает страх.
 

1993

«Мне всегда бывает грустно…»

 
Мне всегда бывает грустно
Обмануться в тех, кто мил.
И жалеть, что рано чувства
Перед ними обнажил.
 
 
Но уж так пошло издревле –
Человек то раб, то князь.
И ответом на доверье
Может вспыхнуть неприязнь.
 
 
От похвал или оваций,
От удач, идущих вверх,
Кто-то в зависть мог сорваться,
Ибо свет его померк.
 
 
Это все смешно и грустно,
Потому что суета.
Я доплыл уже до русла,
Где покой и красота.
 
 
Где все страхи беспричинны
Перед вечностью творца,
И где годы – как песчинки
Иль цветочная пыльца.
Но подводит нас натура,
Человеческая суть –
Мы живем с упорством тура
Хоть кого-то, но боднуть.
 

2003

«Как-то мне приснился серый сокол…»

 
Как-то мне приснился серый сокол,
Сбитый на лету моей стрелой.
И во сне мне стало одиноко,
Горько стало от вины былой.
 
 
Этот грех со мной случился в детстве.
Брат мне подарил волшебный лук.
И оружье возымело действо –
В девять лет я стал убийцей вдруг.
 
 
Птицу схоронили мы в овраге.
И с тех пор мне этот спорт не мил.
То ли дело – окуни да раки.
Сколько я за жизнь их наловил!
 
 
И когда я вижу на экране,
Как стреляют птиц или зверей,
Всякий раз я тем убийством ранен,
Будто в этом знак вины моей.
 

2000

«Дарю свои книги знакомым…»

 
Дарю свои книги знакомым –
Властителям судеб и снобам,
Которым всегда не до книг.
Поэтому черт с ней, с обидой,
Когда, полистав их для вида,
Они забывают о них.
 
 
Забросят на книжную полку,
Как в стог золотую иголку,
Где имя окутает тьма.
А я буду думать при этом,
Что стал их любимым поэтом,
Поскольку наивен весьма.
 
 
Когда же мы встретимся снова,
Сыграю уставшего сноба,
И тем их сражу наповал.
Но книг раздавать я не буду.
Плесну коньяку им в посуду,
Не слушая шумных похвал.
 

2003

«Какая поздняя весна!..»

 
Какая поздняя весна!
Опять за окнами бело.
А ты со мною холодна,
Как будто душу замело.
И я не знаю – чья вина.
И я не знаю – чья вина.
Всё перепуталось вокруг.
В календаре давно весна,
А за окном бело от вьюг.
 
 
А за окном бело от вьюг.
И ты прости меня, мой друг,
За эту хмарь, за этот дождь,
За эту белую метель,
За то, что наш с тобой апрель
На осень позднюю похож.
 
 
Мы непогоду переждем.
Еще иные дни придут,
Порядок в небе наведут.
Мы пробежимся под дождем,
И смоет он печаль с души.
Растопит солнце
В сердце лед.
Ты огорчаться не спеши, –
Весна в пути,
Она придет.
 
 
Какая поздняя весна!..
Как велика ее вина!
 

1980

Счастливчик

 
Я выиграть надеюсь
Престижный миллион,
Чтоб у дверей халдеи
Мне стали бить поклон.
 
 
Чтоб все меня любили
За то, что я богат.
И в гости приходили,
Как танки на парад.
 
 
Чтобы по всей округе
Гремело имя рек.
Чтоб брал я на поруки
Голодных и калек.
 
 
Чтоб важное начальство
Ждало моих звонков.
И на экране часто
Теснил я м-ков.
 
 
А, впрочем, нет резона
Мне думать про барыш.
Я жил без миллиона,
Без килеров и крыш.
И он все эти годы
Жил тоже без меня.
И ухожу я гордо,
Монетами звеня.
 

2003

Люблю

 
Спускалась женщина к реке,
Красива и рыжеголова.
Я для нее одно лишь слово
Писал на выжженном песке.
 
 
Она его читала вслух.
«И я люблю…» –
Мне говорила.
И повторяла:
«Милый, милый…» –
Так,
Что захватывало дух.
 
 
Мы с ней сидели на песке,
И солнце грело наши спины.
Шумели сосны-исполины,
Грачи кричали вдалеке.
 
 
Я в честь ее стихи слагал,
Переплывал быстрину нашу,
Чтобы собрать букет ромашек
И положить к ее ногам.
 
 
Она смеялась и гадала,
И лепестки с цветов рвала.
То ль клятв моих ей не хватало,
То ль суеверною была.
 
 
С тех пор прошло немало лет.
Глаза закрою – вижу снова,
Как я пишу одно лишь слово,
Которому забвенья нет.
 

1976

«Мне приснился Президент…»

 
Мне приснился Президент.
Мы сидели рядом.
Я использовал момент –
Попросил награду.
 
 
Как-никак, а юбилей.
Сколько лет скопилось.
Президент сказал: «О’кэй!
Окажу вам милость». –
 
 
И, добавив – «Будет так!», –
Мило улыбнулся.
Ну, а я такой м-к, –
Взял, да и проснулся.
 

Тишина

 
Я стал бояться тишины…
Когда иду я улицей ночной,
Мне кажется – я слышу чьи-то сны.
И тишина смыкается за мной.
 
 
Всё безмятежно, всё в плену покоя.
Вокруг меня – ни одного лица.
Я в тишину вхожу, как входят в горе,
Когда ему ни края, ни конца.
 
 
Когда оно вот так неотвратимо,
Как эта притаившаяся тишь.
И улица – как старая картина,
Где ничего почти не различишь.
 
 
Но я ее намеренно бужу,
Стучусь в асфальт я злыми каблуками.
Уснувшему беспечно этажу
Кидаю в стену крик свой,
Словно камень.
 
 
Чтоб кто-нибудь бы вышел на порог
Или хотя бы выругался, что ли…
Я в той ночи, как будто в чистом поле,
Где голос мой и страх мой одинок.
 

1964

«Поэта решили сделать начальством…»

 
Поэта решили сделать начальством.
А он считает это несчастьем…
 
 
И происходят странные превращенья:
Те, кто при встречах кивал едва,
Теперь, как пальто, подают слова.
Здороваются, словно просят прощенья.
 
 
Поэт не привык
К этим льстивым поклонам.
К фальшивым взглядам полувлюбленным.
Он остается во всем поэтом.
И еще чудаком при этом.
Прежним товарищем для друзей.
Чернорабочим для Музы своей.
 
 
И добрая слава о нем в народе…
А он продолжает свое твердить:
«Должности приходят и уходят.
Поэзии некуда уходить».
 

1969

«Хороших людей много меньше…»

Павлу Бородину

 
Хороших людей много меньше,
Как мало талантливых книг.
И лучшие люди – средь женщин.
И худшие – тоже средь них.
 
 
Хороших людей слишком мало,
Чтоб жизнь наша стала добрей,
Чтоб каждая русская мама
Спокойно была за детей.
 
 
Но как бы нас жизнь ни ломала,
В ней некое есть волшебство…
Хороший людей слишком мало.
И все-таки их большинство.
 

1999

Раздумье

 
Я подумал:
«Мне тридцать пять».
И, ей-богу, мне стало страшно.
Жизнь бы заново всю начать,
Возвратиться бы в день вчерашний.
 
 
Много там у меня долгов –
Неоконченных дел и песен.
Был я празден и бестолков,
Слишком в юности куролесил.
 
 
Я в те годы не мог понять,
Как ответственна в жизни юность.
И приходится в тридцать пять
За нее вершить
И думать.
 

1963

«Платон придумал Атлантиду…»

Алексею Абакумову

 
Платон придумал Атлантиду
И сам поверил в этот миф.
Хоть остров тот никто не видел,
Но знали все, что он красив.
 
 
Что все в нем было идеально –
Природа, власти и народ.
Что под волной мемориальной
Он спасся от земных невзгод.
 
 
Мы все немного Атлантиды,
Когда уходим от друзей:
Все радости и все обиды
Таим на дне души своей.
 

2004

«Везли по улицам Москвы…»

 
Везли по улицам Москвы
Прах Неизвестного Солдата.
Глазами скорби и любви
Смотрели вслед мы виновато.
И в те минуты вся страна
Прильнула горестно к экранам.
И ворвалась в сердца война –
И к молодым, и к ветеранам.
Ко дням потерь и дням разлук
Нас память снова уносила.
И рядом с дедом плакал внук,
Еще всего понять не в силах.
 

1980