355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Дикий » Евреи в России и в СССР » Текст книги (страница 8)
Евреи в России и в СССР
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:17

Текст книги "Евреи в России и в СССР"


Автор книги: Андрей Дикий


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Все сказанное выше, относится к радикально-революционным течениям «Народнического» направления, каковые были единственными в 60-х и 70-х годах.

Но, кроме них, начиная с 80-х годов начали создаваться и развиваться параллельно и течения марксистские – предтечи социал-демократической партии, единой до 1903 года, когда она раскололась на меньшевиков и большевиков. Первое в России марксистское (социал-демократическое) течение было организационно оформлено, когда в 1883 году была основана группа «Освобождение Труда». Основателями были Г. Плеханов (русский), П. Аксельрод (еврей) и Л. Дейч (еврей).

Группа быстро разрослась и к началу 90-х годов уже представляла собою многочисленное течение, в которое вошли как русские, та и многочисленные евреи. Несколько позднее вошло немало грузин.

Среди пионеров этого нового в РОССИИ движения было много евреев, впоследствии игравших крупную роль в общероссийском марксистском революционном движении: Рязанов (Д. Гольдендах), Стеклов (Ю. Нахамкес), Кольцов (Д. Гинзбург), Мартов (Ю. Цедербаум), Дан(Ф. Гурвич), Мартынов (А. Пикер), Гриневич (М. Коган) и немало других. Большинство принимали русский псевдоним, как видно из вышеприведенного перечня.

Нарастание революционных настроений в начале текущего столетия усилило чрезвычайно приток новых революционных сил, среди которых бросалось в глаза большое количество евреев.

Но, кроме того, параллельно евреи-марксисты образовали и свою собственную, еврейскую марксистскую (социал-демократическую) партию – «Бунд». По своим идеологическим установкам и программе «Бунд» ничем не отличался от общероссийской социал-демократической партии выросшей из группы «Освобождение Труда», но членами «Бунда» могли быть только евреи.

На это было обращено внимание правоверных марксистов, протестовавших против этого самоограничения внутри одной, по существу, партии. И притом по признаку еврейства, т. е. расы и религии в то время, как марксизм стремился стереть и уничтожить именно эти различия в пролетариате.

Создававшиеся и оформлявшиеся тогда организации социал-демократов, естественно, создавались по признаку территориальному, собирая и объединяя всех, исповедовавших социал-демократическую (марксистскую) идеологию и программу, независимо от их расы, племени и религии.

В связи с созданием «Бунда» разгорелась ожесточенная полемика о недопустимости дробления по признаку расы и племени, единого пролетарского движения.

В процессе этой полемики «бундовцы» выпустили даже особую брошюру (на русском языке), в которой оправдывали свою позицию, приводя следующие доводы:

«Вообще было бы большим заблуждением думать, что какая бы то ни было социалистическая партия может руководить освободительной борьбой пролетариата чужой национальности, к которой она сама не принадлежит. Пролетариат каждой нации имеет свою, выработанную историей, психологию, свои традиции, привычки, наконец, свои национальные задачи. Все эти условия отражаются на классовой борьбе пролетариата, определяют его программу-минимум, формы организации и т. д. С этим условием и особенностями нужно считаться, их нужно уметь использовать, а это возможно только для партии, выросшей из данного пролетариата, связанной с ним тысячью нитей, проникнутой его идеалами, понимающей его психологию. Для партии чужого народа это невозможно».

Брошюра была напечатана в Лондоне, в марте 1903 года, то есть до раскола социал-демократов на большевиков и меньшевиков.

Полемика закончилась полной и безоговорочной победой «Бунда», который не только продолжал существовать и развиваться, но и весьма активно вмешивался в жизнь и деятельность других социал-демократических организаций, не-еврейских, в частности, в деятельность «Российской Социал-Демократической Партии», как меньшевистской, так и большевистской ее фракций.

Не только рядовые члены «Бунда», но даже и его лидеры считали для себя возможным и допустимым принимать самое активное участие в общероссийских социал-демократических организациях и не только как рядовые члены, но и как члены ЦК, ревниво оберегая в то же время «чистоту» (в смысле еврейском) своего «Бунда», (Евреи-выкресты в «Бунд» не допускались).

Явление это не осталось не замеченным. Но поднимать этот вопрос никто не смел. Психологическая атмосфера в революционных кругах Того времени была такова, что самая постановка этого вопроса была бы квалифицирована, как «черносотенство» и «мракобесие», недопустимые среди передовых и интеллигентных людей. И все, мирились с этим явлением, которое на одном из митингов в Киеве было названо «двойным социал-демократическим подданством», причем было сказано, что и сам Карл Маркс, как выкрест, не смог бы быть даже рядовым членом «Бунда».

И евреи-»бундовцы» играли выдающуюся роль в «Российском социал-демократическом движении» до революции, во время революции и продолжают играть и поныне, в эмиграции. Чтобы 'убедиться в этом, достаточно просмотреть несколько номеров журнала «Социалистический Вестник», много десятилетий выходившего в эмиграции, или присутствовать на каком-либо собрании или докладе «Российской Социал-демократической Партии» (меньшевиков). Не-евреев в этой партии и в составе ее, так называемой, «Заграничной Делегации» можно перечесть по пальцам. А на конгрессах И Интернационала от имени «российских социал-демократов» тщетно и безнадежно будет искать делегата не-еврея.

«Бунд» и РСДП (м) настолько тесно переплелись, что нельзя установить, где кончается «Бунд» и где начинается РСДП (м).

Кроме двух основных течений русской дореволюционной общественной и политической жизни, имевших характер радикально-революционный, вышедших из кружков и групп второй половины прошлого столетия («народнических» – будущих Эсеров – и «марксистских»– будущих Эсдеков), в России существовали и течения оппозиционные, но не революционные.

Это были разных оттенков «либералы» и «демократы». Общее у них всех было оппозиционное отношение к внутренней политике Правительства и отрицание методов революционных для изменения этой политики. «Либералами» называли и активных сотрудников Александра II при проведении им реформ первого двадцатилетия его царствования: освобождение крестьян, судебная реформа, введение земств, всеобщая воинская повинность. «Либералами» называли и тех, кто стал в оппозицию по отношению к ограничительным мероприятиям Правительства в царствование преемников Александра II.

Дворяне-помещики, земские и городские деятели, в значительной степени, писатели и публицисты, профессура – тогда (до начала XX столетия) пополняли ряды «либералов».

Евреев в их рядах не было или почти не было, за немногими исключениями.

Но очень скоро, когда эти «либералы» организационно оформились, назвавши себя «Конституционно-Демократической» партией (в 1905 году), туда хлынули евреи и заняли там ведущие позиции, особенно в органах печати партийных или партии симпатизирующих.

Основоположниками «Конституционно-Демократической Партии» (сокращенно – «Ка-Де» или «Кадетской») были либеральные земские деятели И. Петрункевич, Ф. Родичев, князь Шаховский, князь Львов, князь Трубецкой, все крупные помещики, а также ряд выдающихся профессоров – С.Муромцев, П. Милюков, Новгородцев и др. «Кадетов» с полным правом называли самой культурной партией России.

Политический идеал «кадетской партии» была конституционная монархия, типа английской, где «король царствует, но не управляет», полное равноправие всех подданных государства, свобода печати, широкое местное самоуправление. Словом, парламентаризм, как в Англии или во Франции, с министрами, ответственными перед парламентом и строгим разделением власти законодательной, судебной и исполнительной.

Эти политические требования «кадетов», по существу, были посягательством на прерогативы Монарха и ограничение его власти, а потому в правящих кругах отношение к «кадетам» было резко отрицательное, несмотря на то, что в рядах партии было много лиц титулованных, богатых помещиков и профессоров со всероссийскими именами.

Это отрицательное, в лучшем случае настороженно-недоверчивое, отношение порождалось и усиливалось тем обстоятельством, что ряды «Кадетов» быстро наполнились евреями, в особенности редакции их партийного органа «Речь» и идеологически близкой ежедневной газетой «Русские Ведомости», выходившей в Москве и считавшейся серьезной, «профессорской газетой».

С самого возникновения «Конституционно-Демократической» партии одним из ее наиболее влиятельных лидеров стал М. Винавер; И. Гессен, Г.Слиозберг, Г. Иодлос, М. Мандельштам, М. Шефтель заняли в партии места его ближайших сотрудников. С мнением Винавера и его единоплеменников – членов партии, не только все считались, но нередко ему и подчинялись.

Среди членов редакции и постоянных сотрудников партийного органа «Речь» доминировали еврейские имена. Редактор – И. Гессен, член редакции – М. Ганфман; постоянные сотрудники – А. Ланда, И. Эфрос, Л. Клячко, В. Ашкенази, А. Кулишер, С. Поляков-Литовцев…

В «Русских Ведомостях» руководящее положение в редакции занимал Г. Иоллос, а среди постоянных сотрудников мы видим: И. Левин, Н. Эфрос, Л. Слонимский, Г. Шрейдер, М. Лурье-Ларин, Ю. Энгель, П. Звездич, а также известного сиониста В. Жаботинского, который был заграничным корреспондентом этой газеты.

Аналогичное соотношение евреев и не-евреев было и в подавляющем большинстве областных и краевых крупных газет, обслуживающих население разных областей и частей в России. Одесса, Харьков, Ростов-на-Дону, Киев, Саратов, даже отдаленные Иркутск и Ташкент имели бойкие газеты с многотысячным тиражом, находившиеся фактически в еврейских руках. Издатели или редакторы, со значительным процентом постоянных сотрудников, были евреи. Так, например, в Ташкенте крупнейшей газетой руководил еврей Сморгунер, в Саратове – Авербах (шурин известного коммуниста Свердлова), «Киевская Мысль» была в руках еврея Кугеля, а сотрудничали в ней Бронштейн-»Троцкий», Д.Заславский-»Гомункулус», А. Гинзбург-»Наумов», М. Литваков-»Лиров»…

В самой распространенной в предреволюционные годы в России Тибете «Русское Слово», которую издавал известный Сытин, секретарем был А. Поляков, до этого сотрудник «Одесских Новостей» и бойкой и ходкой в Петербурге газеты «Биржевые Ведомости»…

Сказанного выше достаточно, чтобы составить себе представление о степени проникновения евреев всех политических оттенков и направлений в русскую периодическую печать.

О значении периодической печати на создание и направление общественного мнения говорить не приходится.

Вряд ли нужно говорить и о том, что евреи журналисты и публицисты ко всякому явлению и событию подходили и его освещали, исходя прежде всего из положения, полезно и нужно это для евреев или, наоборот, для евреев это вредной опасно. Согласно ставшей банальной фразе: «а как нашим», разумея под «нашими» своих единоплеменников.

В результате, очень многое в жизни государства и народа в печати освещалось односторонне и тенденциозно: одно выпячивалось и подчеркивалось, другое смягчалось или замалчивалось.

Характерен в этом отношении уже упомянутый выше случай с кровавым подавлением беспорядков на Ленских Золотых приисках, всколыхнувших всю Россию и имевших отклики и в мировой печати. Перечислялись убитые, раненные, арестованные рабочие. Только вскользь упоминалось о том, что были жертвы и на другой стороне – были и убитые и раненные среди полиции и войск. А часто об этих жертвах и вообще не упоминалось. И тщетно было искать в газетах того времени правдивого освещения подлинных причин разыгравшихся событий: алчности и бесчеловечного отношения к справедливым требованиям рабочих, бессовестно эксплуатировавшихся миллионером Гинсбургом, владельцем приисков. Стоявшее на страже правопорядка и защищавшее частную собственность Русское Правительство вынуждено было прибегнуть к крайним мерам, причем в защите интересов еврея Гинсбурга пролилось немало русской крови.

Газеты того времени, которые не плыли в фарватере оппозиционно-революционных настроений и назывались «правыми», сообщая об этих событиях, по причинам понятным, не углублялись в рассмотрение вопроса, кто по племенной принадлежности был тот русский подданный, имущество которого защищалось. В этом отношении, перед законом все были равны: капиталист-еврей и капиталист-не-еврей. Право собственности законом признавалось и безоговорочно защищалось и оберегалось, а нарушители карались.

Следствием такого одностороннего освещения событий было создание оппозиционных или революционных настроений среди тех, кто «правой» прессы не читал, и усиление и подогревание антиправительственных течений среди тех, кто и без того был настроен соответствующим образом и априори относился недоверчиво и критически ко всему, что исходило не «слева», а от Правительства или печаталось в «правой» печати.

Здесь уместно будет напомнить, что начиная с 1905 года, в России предварительной цензуры для газет и журналов не было.

Газета или журнал попадали к цензору уже после того, как были отпечатаны и если в них было что недопустимое с Точки зрения Правительства – против редактора предпринимались соответствующие меры: штраф, арест «ответственного редактора», запрещение выхода на некоторое время или даже закрытие газеты или журнала.

При. таком порядке была возможность издавать газеты и журналы не только резко оппозиционные, но даже направления «эсеровского» и «социал-демократического», как меньшевистские, так и большевистские. Правда, редакторы часто подвергались разного рода взысканиям, штрафам или арестам, или и то и другое вместе… Но все же выходили, а для «отсидки под арестом» всегда находилось лицо, которое фигурировало, как «ответственный редактор». Легко находились и деньги для уплаты штрафов.

В предреволюционные годы широкие круги русской общественности живо интересовались дебатами в Государственной Думе, где нередко произносились речи с резкой критикой действий органов власти. Стенографические отчеты были слишком длинны, чтобы их печатать в газетах полностью, а потому обычно печаталось содержание тех или иных речей и выступлений в изложении, присутствовавших на заседаниях журналистов – представителей газет. Как изложить и «подать» читателю – это зависело от корреспондента. И на этой почве нередко возникали конфликты.

Однажды, в 1908 году один из членов Государственной Думы, в ответ на выступление оппозиции, требовавшей большей свободы для печати и утверждавшей, что все осведомление России и всего мира проходит через цензуру, сказал: «Да, но, к сожалению, не через цензуру Правительства, а через цензуру „черты оседлости“… И указал рукой на ложу журналистов, в которой сидели представители газет, получавшие доступ в ложу на основании карточек, выдававшихся редакциями, в которых не проставлялось имя, отчество и фамилия представителя.

В связи, с этим выступлением были проверены паспорта (а не только карточки от редакций), в которых как известно, в то время, не было графы «национальность» или «народность», но зато были полностью обозначены имя, отчество, фамилия и вероисповедание владельцев.

При проверке выяснилось, что подавляющее большинство лиц, сидевших в ложе журналистов в качестве «корреспондентов» разных газет России, были евреи. Не-евреев было всего несколько человек. А 25 русских журналистов были «иудейского вероисповедания», т. е. евреи. Евреем был и директор бюро печати (частного) при Гос. Думе, Зайцев-Бернштейн. (Полный список этих русских журналистов – в Приложении). Такова была картина (в самых общих чертах) участия евреев в русской периодической печати, игравшей огромную роль в деле пропаганды.

ЕВРЕИ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ И КРИТИКЕ

Участие евреев в русской литературе до самой революции было минимальным. И не потому, что авторов евреев не печатали или были какие-либо специальные на этот счет ограничения со стороны Правительства, или читатели относились предубежденно-отрицательно к евреям-авторам. Скорее наоборот. К произведениям очень немногих евреев, писавших по-русски, отношение было предупредительно-снисходительное, хотя их произведения и были более, чем посредственны.

Ни среди русских классиков 19 и начала 20 столетия, ни среди писателей второразрядных, если можно так выразиться, евреев мы не видим. Только среди третьеразрядных, не оставивших заметного следа в русской литературе мы встречаем несколько евреев, как например, Семен Юшкевич, Шолом-Алейхем, Бялика, Черниховского, Ратгауза, Брейтмана.

Русская стихия была им чужда и непонятна, а потому они ограничивались беллетристическими или поэтическими произведениями почти исключительно на еврейские темы и из еврейского быта. При этом чуть не за личное оскорбление или «антисемитизм и черносотенство» принимали критику, исходящую от русских, даже критику весьма мягкую и доброжелательную. Хотя сами и стремились выступать на русских литературных собраниях и на страницах русской печати.

Совсем иначе обстояло дело в области литературной критики, рецензий, «отзывов печати». Здесь почти безраздельно господствовали и создавали мнение широкого круга читателей журналисты-евреи, которые не могли отрешиться от своего, специфически еврейского подхода при оценке произведений русских авторов. Только такие крупные знатоки литературы как Венгеров, Айхенвальд, Гершензон – все три еврея – были выше чисто субъективных еврейских эмоций и своими литературно-критическими работами внесли ценный вклад в эту область русской культурной жизни.

Подавляющее же большинство писавших рецензии, как литературные, так и театральные, синхронизировали свои рецензии с существующим мнением в кругах «передовой общественности». Как о личности автора, так и о теме произведения, равно как и о «чистоте риз» автора в смысле реакционности…

Вопрос о том, кто написал или где раньше печатался автор не только влиял, но и предопределял успех или неуспех литературного произведения.

Русские литераторы это отчетливо сознавали и учитывали при выборе тем и обрисовке отдельных персонажей.

Это и была «невидимая и негласная предварительная цензура», не считаться с которой было трудно, если кто желал, чтобы его произведения доходили до читателя.

Достаточно было, чтобы автор напечатал свое произведение в одном из органов печати, которые считались «реакционными», как для него автоматически закрывались возможности печататься во всех остальных газетах и журналах России, слывших «демократическими», «передовыми и Прогрессивными». А таковых в России было гораздо больше и тираж их во много раз превосходил тираж «правой» прессы.

Может быть именно в этом надо искать объяснение того явления, что в беллетристических русских произведениях последней четверти века перед революцией 17-го года так редко можно встретить «положительного героя» среди лиц непрогрессивных, консервативных, патриотически (в лучшем смысле этого слова) настроенных. Безукоризненно честного полицейского или идейно боровшегося с антипатриотическими и антигосударственными течениями Государственного чиновника в русской беллетристике того времени вы не встретите. А ведь в жизни были же таковые. И не так уже мало. Немало их заплатило своей жизнью за верность долгу и данной ими присяге…

Для каждой профессии, класса, должности, общественной группы существовали некие трафареты, твердо установившиеся, переступать которые и пренебрегать ими не рекомендовалось, если автор хотел, чтобы его произведения печатались.

Не углубляясь в этот вопрос и не расширяя его, взглянем только на то, как в русской литературе, которая, как всякая литература, должна «отражать жизнь», отображен «еврейский вопрос», и отдельные персонажи-евреи. Еврея – типа отрицательного, аморального с точки зрения общечеловеческой, Шейлока или просто мошенника, в русской беллетристике того времени мы будем искать тщетно… А что таковые были среди шестимиллионной массы русского еврейства – вряд ли об этом надо говорить при серьезном и объективном изучении этого вопроса.

Не результат ли это той «невидимой и незримой цензуры», которая тяготела над русской литературой последние четверть века в дореволюционной России?…

«Цензура» эта оказывала свое влияние не только в настоящем, но и распространялась на прошлое, давая оценку крупным русским писателям уже давно умершим, зачисляя их в «юдофобы» (термина «антисемит» тогда не существовало). Гоголь, Писемский, Достоевский, Лесков не были на «хорошем счету» у тех, кто выносил суждение о русской литературе.

Ведь Гоголь дал правдивый тип Янкеля (в «Тарасе Бульбе») и описание еврейского погрома. Писемский в «Взбалмученном Море» дал яркий образ откупщика – еврея Галкина (который «старательно и точно крестился») и его сыновей. Достоевский провидел роль евреев в России и вызвал этим ненависть всего еврейства. Лесков дал положительные типы русского духовенства.

Лев Толстой тоже дал образ разжившегося еврея-подрядчика в свое романе «Анна Каренина»: известного московского миллионера Полякова, назвавши его «Болгариновым». Меценат, в лучшем смысле этого слова, большой барин, с безукоризненными манерами, Болгаринов принимает Стиву Облонского, приехавшего к нему просить место. И ни черточки отрицательной черты читатель не найдет в «джентльмене» Болгаринове, но зато роль Облонского и его разговор с Болгариновым вряд ли кто сочтет особенно привлекательной и вызывающей уважение к представителю русской родовитой знати…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю