Текст книги "Культ сала (СИ)"

Автор книги: Андрей Диченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Экран забвения

Елена открыла глаза и тут же посмотрела на летнее небо, скрытое за стеклом ее окна со старыми белыми рамками, в квартире дома сталинской застройки.

По небу летели кометы и падали метеориты. Она тут же закрыла глаза опять и поднялась с кровати. Эту операцию она всегда выполняла с закрытыми глазами, по неизвестной ей причине.

Потом она снова открыла глаза и все же произнесла свою заветную фразу, к которой готовилась вот уже ни один год.

– Мне восемнадцать лет!!! – на часах тем временем было двенадцать часов и одна минута. Довольно странное время: если сложить часы и минуты, то получиться тринадцать. Кроме того, была пятница и как раз тринадцатое число.

– Ровно восемь дней с того момента, как меня изнасиловали, – она открыла окна и отправилась на балкон, выходящий в небольшой дворик. В самом центре дворика красовалась сказочная яблоня, цветущая как раз в это время, и под серебристыми лучами Луны она казалось похожей на ангела. Через пару секунд внимание Елены привлекла маленькая девочка с грязными белыми бантами на голове и в мятом праздничном платье, которая походкой пионервожатого ходила по диагонали двора и что-то пела.

 
Мы шагаем дружно все в ряд
В то время, пока пролетает снаряд…
Он попадает в центр колонны,
Рождая образ Сикстинской Мадонны…
 

Потом девочка резко остановилась и прекратила свою песню, уставившись на Лену. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, а потом девочка оскалилась, словно напуганная рысь, и побежала куда-то за угол, криком читая еще какие-то стихотворения инфернального толка. А звезды тем временем все падали и падали, сгорая в земной атмосфере. И весь этот подарок был посвящен восемнадцатилетней Лене.

Она подняла руки вверх и, очертив ладонями круг в воздухе, сделала пару шагов назад. Дар Бога был принят, теперь нужно было отдать должное. Только уже не Богу. Лена пошла в дальний угол комнаты, где стоял черный деревянный телевизор «Горизонт» с архаичными тумблерами для переключения каналов. Она усилием обеих рук повернула один из них, и тут же экран наполнился различными сияниями и красками. Вокруг Лены играли какие-то непонятные звуки, будоражащие воображение и пробуждающие животные инстинкты…

Она села в позе лотоса перед экраном и стала всматриваться в происходящее.

Там, в далеком мире за экраном, она видела, как идет красивая черноглазая девушка восточных кровей. И такая же – по-восточному – грациозная. Девушка на экране повернула свою голову к Лене и подмигнула ей правым глазом, небрежно намазанным тушью, и исчезла в то же мгновение. И экран покрылся красной краской. Изображения не было, но из старых трещащих динамиков едва слышный голос диктора читал что-то. Чтобы услышать отчетливо эти почти немые слова, Лене пришлось приставить ухо к месту, откуда этот звук исходил.

«Сегодня секта „Убийцы невест“ совершила массовое нападение на ЗАГСы Москвы, распыляя за собой иприт – смертельно опасный газ… Мотивы данного теракта неизвестны…» Должно было говориться что-то еще, но передача резко оборвалась, перекрываемая злым шипением, и снова появилось изображение. Это была все та же девушка восточных кровей.

Теперь она смотрела в камеру своими задумчивыми глазами. Потом достала большой тесак, каким обычно орудуют мясники, одетые в передники, вымазанные кровью животных на скотобойне. И медленно, сантиметр за сантиметром начала отрезать себе голову, улыбаясь при этом и распевая патриотические гимны, слова которых было тяжело разобрать, равно как и определить то, что они были патриотическими. Потом лезвие прошлось по голосовым связкам, и голос сперва охрип, а потом и пропал вовсе.

– Очень жаль… – сказала Лена и выключила телевизор. Она прошлась в коридор и, сплюнув на пол, надела легкие парусиновые тапочки.

Звякнул замок, и дверь выпустила ее на улицу. Как ни странно, уже высоко стояло солнце, и за одну ночь дворик превратился в некое смутное подобие закусочной из сети ресторанов быстрого питания. В центре, между пустынными столиками, покрытыми пылью, стоял черный рояль, и за ним сидела девочка с грязными бантами. Она с ошибками играла собачий вальс, и, вновь заметив Лену, прекратила. Встав из-за стула, она на цыпочках, чтобы не нарушать всеобщую тишину, подошла к Лене вплотную, упершись в нее головой. Девочка была настолько маленькой, что едва доставала ей до груди.

– Тебе еще рано сюда! – сказала девочка шепотом, чтобы их не дай Бог кто-нибудь не услышал. – Уходи туда, там тебя ждут, а здесь – пока нет.

– Как тебя?.. – Лена не успела договорить «зовут», как девочка тут же ответила:

– Ангелина. Хотя и нет тут ни одного ангела. А тот, кто есть, хочет забрать тебя с того места, из которого ты к нам пришла. Тут на самом деле только ты есть, поверь мне, пожалуйста! – Девочка осмотрелась по сторонам и добавила: – Только никому не говори, что видела меня тут, хорошо?

Лена кивнула головой и осмотрелась вокруг – по сторонам пустынной закусочной, недоумевая от того, кто же может их подслушивать. Разве что старый пластмассовый клоун с разведенными руками, чьи глаза были такие же мертвые, как и атмосфера этого потерянного во времени места.

– Что ты тут делаешь, Ангелина? – спросила Лена и присела на перевернутую ржавую мусорку, стоявшую вверх дном на прозрачных осколках битого стекла. Она внимательно смотрела на девочку, которая, по всей видимости, не спешила давать ответ на поставленный вопрос. Девочка сложила руки на поясе и нетвердым голосом произнесла.

– А я не знаю, что я тут делаю, – потом девочка взялась руками за юбочку и глубоко вздохнула: – Никакого «тут», где ты сейчас, не существует. Понимаешь? И меня – нет. А ты существуешь!

– Я не понимаю, – сказала Лена и посмотрела направо. Там, в призме красочного стекла, шла колонна людей в белых рубашках и красных галстуках. Лена отвлеклась на звук их шагов.

– Они все равно нас не увидят… – сказала Ангелина, успокоив испугавшуюся чужого присутствия девушку.

Пионеры шли колонной по двое в ряд, и самый первый из них нес в руке нечто квадратное белого цвета. Лена напрягла зрения и поняла, что в руке у ведущего колонны довольно большой кусок сала.

Через несколько секунд пионеры вошли в одну из стен, и вновь установилась гробовая тишина…

– Их мир отстает от твоего ровно на восемь минут. Ровно на столько, сколько ты здесь находишься. Иди, Лена, ты не успеешь догнать свое время.

– Где же я? – спросила Лена, совершенно не понимая взрослые слова маленькой Ангелины.

– Между мирами, – ответила раздраженная девочка и, повысив свой детский голос, продолжила: – А теперь, уходи, я тебе сказала! Тебя ждут там, а не здесь… – в словах Ангелины звучало непринужденное отчаяние. – Уходи, Лена, там тебя ждут.

И в этот момент Лена очень сильно испугалась и сделала два шага назад. Ей стало казаться, что место это ей ничего хорошего не несет, что нужно бежать отсюда как можно быстрей. Куда угодно – только бы не оставаться здесь.

Она сделала еще два шага, потом резко развернулась и попыталась бежать. Но не смогла. Она лежала, и ее глаза резал яркий свет. Потом она почувствовала какой-то поток, даже спазм, поднимающийся от живота к груди и выше… И тут же из ее рта потекли рвотные массы, нежно покрывающие ее лицо выше подбородка и по краям губ в цвета блевотины. Ее держали за руки, разговаривать она не могла, так как что-то во рту мешало сомкнуть зубы. Она закричала, испугавшись каких-то мечущихся голов и звуков над нею.

– Откачали? – спросила одна голова, повернувшись куда-то назад.

– Да. Жить будет, по-видимому, если опять не нажрется таблеток, – он продолжал еще о чем-то говорить, но Лена их не слушала.

Она откинула назад свою тяжелую голову. Тяжелую из-за тех мыслей, которые погружали ее в состояние, близкое к душевной агонии. На фоне этого белого яркого света проносилась вся боль жизни, которая выплескивалась из нее в виде рвоты и еще чего-то.

Она находилась в палате реанимации и, по всей видимости, не умерла, как хотела.

– Год Рождения?

– 1988. Ей сегодня восемнадцать.

– Ни фига себе… Чего это она так…

– Изнасилование. Психологический шок. В отчете так и напишем…

Потом голоса врачей за дверью палаты утихли, и Лена погрузилась в состояние прострации и забвенческого сна.

Культ сала

Мясной павильон, как всегда, пестрил красным цветом, блестящими лицами продавцов и цветными авоськами придирчивых покупателей. Тут и там раздавались голоса: «Свинина!.. Говядина!..Чистые вырезки!..»

Макар шел медленным шагом, подолгу осматривая каждую торговую точку, вглядываясь в лицо каждого продавца. Он подходил к прилавку, брал кроваво-красный кусок и, поднеся к лицу, глубоко вдыхал в себя его сырой запах, создающий впечатление смеси крови и металла. Потом он клал кусок обратно, скрываясь от недоумевающих глаз торговца в толпе таких же, как и он, покупателей. Хотя не совсем таких же… Эти люди просто ходили туда-сюда, выбирая какой попало кусок. Но Макар знал особый, сакральный толк во всем этом…

Он подходил к самому крайнему лотку, наполненному салом: копченым, соленым, вяленым и, конечно же, сырым… За прилавком стояла молоденькая пухленькая девочка с бледным неприметным личиком и обкусанными матовыми ногтями. Она писала дешевой пластмассовой ручкой что-то у себя в тетрадке, запачканной мясными соками и жирными пятнами.

Макар нагибается над сырым салом, закрывает глаза, и, когда кончик его веснушчатого носа чуть ли не касается белой жирной массы, он глубоко, даже жадно втягивает носом аромат. И тут же ртом произносит сладострастное: «О-о-о!» – ноги его подкашиваются, глаза закатываются, плоский лоб тут же покрывается легкой испариной. Но парень все же удерживает равновесие.

– Ну чаво, хлопец? Не ходи далече, покупай тут! – с улыбкой на лице сказала девица, ничуть не удивившаяся странному поведению Макара. – Лепшия шматки: будешь кушать, а я тубе пальчики облизывать! – неумело и как-то натянуто продекламировала она.

Макар судорожно закивал головой, свободной рукой убирая с лица мешающие черные волосы…

– Дайте мне пять килограммов сала! Только сырого! – жадно, с тревогой в голосе произнес он и трясущейся рукой подал плетеную авоську. Стоящие вокруг люди искоса посмотрели на Макара, но ему не было до них дела. Люди пройдут, забыв о нем, а вот сало будет ждать того момента, когда Макар заберет его с собой.

Продавщица что-то высчитала на калькуляторе, взвесила товар на старых синих весах, собранных где-то в шестидесятых годах двадцатого столетия. Макар молча протянул ей несколько крупных купюр в обмен на долгожданные куски свинины.

Он резко выхватил авоську и, прижав ее обеими руками к своей груди, понесся прочь с этого мясного павильона. Он сшиб по дороге одну женщину и едва не задавил мальчика в дешевой болоньевой куртке.

Выбежав за дверь, он резко остановился и внимательно осмотрелся по сторонам. Затем его ноги незамедлительно стали двигаться и понеслись в глубину дворов, полных раздолбанных детских площадок и высоких бесформенных панельных домов, знавших когда-то лучшие времена.

Макар буквально влетел в один из темных подъездов. Пот заливал глаза, но Макар терпел, сильнее прижимая куски сала к своей груди. Вскоре он забежал на какой-то из этажей и четыре раза постучал в дверь, обитую коричневым в заплатках дермантином с заклепками. Послышалось мешканье и быстрое топанье босых ног по деревянному полу. Лязгнул железом механизм замка, и в дверном проеме показалась тощая фигура девушки лет девятнадцати с большими выпученными глазами. Она спросила абсолютно сухим голосом:

– Ты принес его?

В ответ Макар тут же забежал и, споткнувшись о старый кожаный ботинок, валяющийся в прихожей, расстелился на полу. Куски сала вывалились из авоськи и заскользили по грязному почерневшему ковровому покрытию. Макар задергался в конвульсиях, будто бы ему отрубили конечность, издавая хриплые звуки. Девушка нагнулась, взяла один из кусков, приложила к лицу и с закрытыми глазами стала потихоньку, словно кошка, обнюхивать.

– Прекрасно… – произнесла она шепотом, – прекрасно!!! – уже вскрикнула, забегая вприпрыжку в одну из комнат, оформленную на типичный советский манер, как и вся квартира: пол из коричневого дерева, пожелтевшие обои и простенькая люстра, свет которой поглощался квадратным платяным шкафом производства ГДР.

Макар поднялся, собрал лежащие на полу сочные куски сала. Сильно болело колено, и он, прихрамывая, зашел на кухню. Там его ждали еще несколько человек: всего – три девушки и два парня. Их едкие взгляды были устремлены на Макара, точнее, на то, что он держал в руках.

– Сало!.. – сказал один из парней, протягивая руки.

– Сало!!! – подхватили хором все остальные и тоже потянулись к Макару. Они встали на четвереньки и, облизываясь алыми языками, принялись разбирать каждый по куску. Девушка, впустившая в квартиру Макара, вскоре принесла большую алюминиевую кастрюлю и полотняный мешок, доверху набитый салом.

– Теперь у нас достаточно первоначальной материи, – сказал Макар, раздавая куски сырого сала людям в комнате, – пора начинать!

И он, отдав последний кусок, снял с себя испачканную майку, обнажив торс с умеренным волосяным покровом. Тут же все стали медленно снимать с себя одежду и усаживаться на белые табуретки.

– Сначала была Библия, написанная на шкурах толстеньких телят! – произнес Макар. – А еще раньше было мирообразующее сало!

Все в ответ закивали головами.

– Начинай церемонию, Надежда! – сказал голый Макар одной из девушек с темными прямыми волосами и румяной кожей. Она покорно встала, склонив голову вниз, и, присев на колени, с одной спички подожгла газовую горелку под кастрюлей. Туда же она закинула несколько кусков белого, как январский снег, сала и залила какой-то мутной жидкостью из мятой пластиковой бутылки. Все остальные встали за ней на колени и склонили головы перед кастрюлей, потом синхронно поднялись и, взяв по куску, начали натирать свои тела. Кожа нежно скрипела и приобретала зеркальный блеск. Внезапно сало в кастрюле стало клубиться, превращаясь в растопленный жир. От него исходил тяжелый запах паленой свиньи вместе с дымом, обволакивающим тела посвященных…

– Кто падет жертвой первозданного? – баритоном, отдававшим эхо, произнес один из парней. И тут же девушка, открывшая Макару дверь, поднялась на ноги. Она уселась на металлический стол, и ее тут же приковали к нему наручниками и стали натирать кожу жирными кусками.

– Приди и владей нами! – прошипел Макар, с силой натирая кожу.

– Приди и владей нами!!! – подхватили остальные почти в один голос, произнося заветные слова.

– Приди и владей нами, материя первозданного! – повторил Макар уже громче и взял трехлитровую банку, наполненную топленым жиром. Он снял пластиковую крышку и столовой ложкой зачерпнул грязно-белое желе… И полная ложка жира отправилась в рот избраннице. Она с трудом проглотила его, мягко поперхнувшись, но за первой почти сразу же последовала другая, потом еще одна… Она давилась жиром, но все же проглатывала. Потом спина ее резко вытянулась, и ее вытошнило жиром на пол. Он медленно растекался по старому выцветшему дереву. Затем пятеро оставшихся подняли кастрюлю с закипевшей жидкостью и, наклонив ее, облили лицо и волосы избранницы. Она взвизгнула, и из горла начали исходить воеподобные звуки. Сквозь толстую жировую пленку виделись обезумевшие голубые глаза.

– Приди и возьми жертву нашу, творящий материю! – взревел Макар и затем поставил аккуратно вырезанную пирамиду из сала перед самым стулом…

Все моментально бросились на колени и, склоняя голову, лихорадочно начали шептать:

– Приди и владей нами! Приди и владей, приди и владей!..

Спустя минуту дымящийся жир на полу внезапно начал собираться вокруг пирамиды, образуя некое подобие спирали. Пирамида стала расти и трястись, как дряблые мышцы полуживого старика-боксера…

Девушка на стуле громко дышала, опустив голову. И вдруг пирамида, словно морская волна, поглотила ее с громким хлюпающим звуком. А затем превратилась в обычную вязкую жидкость, равномерно растекающуюся по полу. Девушки на стуле больше не было.

– Оно забрало ее! – произнес Макар. – Теперь нас только пятеро! Да пребудет с нами вселенский жир, мои сальные братья и сестры!

– Да пребудет с нами вселенский жир, несущий существование смертным и счастье избранным! – проговорили братья и сестры. Они встали все тесным кругом около маленькой пирамидки, которая вновь собралась из жирной лужи…

Через неделю их должно было остаться четверо, ибо велики аппетиты животворящего…