Текст книги "Теория всего"

Автор книги: Андрей Бурдин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Мы с братом берем свои ледяные шоты со Stolichnaya и выпиваем их до дна. Я перепробовал много русских водок. Stolichnaya лучшая из них. Не знаю, как Уилл достает ее, но она настоящая и на ней русские буквы. Еще два шота – говорю я Уиллу. Он кивает и снова поворачивается к нам спиной, протягивая свою единственную руку к стоящей на полке бутылке русской водки. В пепельницу падает очередная кожура лимона.

– День и ночь – говорю я. Перед моими глазами проносятся все тела Вселенной и данные о них. Их орбиты, периоды обращения и спутники. Двойные звезды, черные дыры и астероидные пояса, темное вещество, антивещество, солнечные ветры и скопления пыли – все то, о чем я никогда не знал, неожиданно за секунду становится простым и понятным. Прямо надо мной из ниоткуда появляется знойное летнее солнце. Через секунду оно заходит и на залитое звездами небо выплывает луна. Она огромная. Она висит как никогда близко ко мне. Я отчетливо могу рассмотреть все ее кратеры. До того, как первая рыба выбралась на сушу, луна была гораздо ближе к земле. С каждым годом гравитационные силы отрывают ее от земли все дальше. В один день луна оторвется от земли и она навсегда осиротеет, потеряв своего молчаливого спутника. Скучный лунный пейзаж разбавляют застывшие луноходы. Те, что смогли вернуться, хранят свои секреты в зоне пятьдесят один. Сотни журналов и газет всего мира регулярно пишут о ней и о том, что Большой Брат скрывает всю правду о маленьких зеленых человечках. Вся информация, гуляю ая по этим страницам, является плодом воображения больных на голову редакторов, пересмотревших в детстве звездных войн и ити. Информация об инопланетянах, прибывших с важной миссией с другого края вселенной является вымыслом. Сто процентов информации, гуляющей по СМИ – специальная утка, запущенная главными редакторами для достижения рейтингов и выполнения планов сбыта. Сто процентов. Почти сто. А один процент – то, что происходит на самом деле. Зайдите в гуглмарс. Взгляните сами на круглый туннель на поверхности Марса. Зайдите в гуглмун. Все аполло приземлялись в одном и том же квадрате. Посмотрите внимательно на этот квадрат. Зайдите на сайт NASA. Взгляните сами на фотографии, сделанные астронавтами на луне. Найдите на них следы, не принадлежащие астронавтам. Спросите русского космонавта Леонова о летающих тарелках. После приземления его не отправили в психиатрическую больницу. Один процент. То, чему можно верить.

– Океаны, моря, реки и озера – говорю я. Перед моими глазами в долю секунды проносятся данные о береговых линиях островов и материков, и структуры тектонических плит и уровни земной коры.

– Это было в одной из тех стран, где землетрясения происходят через день – говорит Уилл и ставит перед нами два новых шота – я пил, не просыхая, уже третий месяц. В поисках чего–то интересного я забрался так далеко от туристических маршрутов, что в деревнях, через которые я ехал наугад, местные жители не могли меня понять, потому что не знали ни одного слова на английском, а я не мог понять их, говорящих только на местных наречиях. Я уже выезжал из очередной деревни, как неожиданно увидел стремную телку, начавшей голосовать, едва увидев меня. Она была настолько стремной, что могла бы выиграть чемпионат мира по стремности. Она была конопатой, в толстых очках и с кривыми зубами. Обычная европейская лохушка, бог знает как оказавшейся в этой дыре. Если бы я увидел ее где–то в Техасе, то тут же вдавил бы в пол педаль акселератора. Но здесь она была единственной, кто знал английский. Короче, я молча показал ей на кузов и она залезла в него. Я спросил у нее, пока она залезала в кузов, откуда она. Она оказалась немкой. Немки вообще самые странные – мы с Джеком берем шоты и выпиваем их – ты вроде бы думаешь, что они в кровати такие же, как и в немецких порнофильмах, а на самом деле тебе достается холодное бревно, не умеющее даже толком раздвигать ноги. Первыми романтиками как не смешно, были немцы. Странно, да, немцы и вдруг романтики? Но в принципе это похоже на правду, достаточно вспомнить про одного популярного в тридцатых годах невысокого немца в военной форме и со странными усиками, любившего вытягивать перед собой правую руку – говорит Уилл, убирая два пустых шота с барной стойки – Дрючить обычную немку примерно такое же удовольствие, как мастурбировать от скуки. За исключением шлюх. Они как раз такие, как в фильмах. Но найти среди них красивую шлюху также тяжело, как мне победить на выборах в конгрессмены – Уилл снова ставит перед нами два полных шота водки – короче, как только эта страшила залезла ко мне в кузов я еще глотнул из бутылки и снова нажал на газ. Бухать и ездить – были моими единственными развлечениями в той стране. Я только и делал, что смотрел на джунгли и бухал. Трех месяцев рассматривания джунглей и бухания достаточно, что бы ты захотел оказаться в центре бурлящего мегаполиса. Я проехал метров семьсот от того места, где взял ее, как вдруг все затряслось и что–то очень громко бабахнуло. Я тут же ударил по тормозам и вылез из тачки. Немка побледнела и молча показала мне рукой на деревню, в которой я только что ее подобрал. Я посмотрел и первый раз за три месяца протрезвел. Деревня и все, что было вокруг нее на пятьсот метров – все ушло под землю. Это называется тектонический сдвиг. Немка начала благодарить меня, за то, что я ее подобрал, а я достал нож и вырезал им на себе контур руля. Так я поставил себе якорь на то, что бы вовремя сваливать. Я достал карту, посмотрел на нее и поехал к ближайшему аэропорту, а немка продолжала благодарить меня и пыталась перевязать мою руку. Когда говорят восемнадцать часов подряд данке шён, может поехать крыша. В аэропорту она попросила подождать ее пять минут. Она пошла в банк и вернулась с двадцатью пяти косарями. Она отдала их мне и продолжала благодарить. Я наконец–то распрощался с ней, сел в самолет, и выйдя из него пошел в ближайший тату–салон, где мне по контуру набили руль.

– Растения – говорю я. Перед моими глазами мелькают все известные и неизвестные науке растения. Из земли на моих глазах начинают быстро вырастать трава. Через секунду она достают до моих щиколоток, а еще через секунду она достает по середины моей голени.

– Разницы между первыми животными и первыми растениями была такой же, как разница между двумя одинаковыми гамбургерами. Никакой – говорит Уилл и ставит на барную стойку два ледяных шота – это рассказала мне одна телка, которую я пялил в Небраске. Никто не знает, что именно происходило в том первичном супе. Были разные эксперименты, но все они так толком ничего и не сказали, кроме того что в нем могло что–то происходить. Эта телка преподавала в университете и с понедельника по пятницу ходила в строгом костюме и очках, а с вечера пятницы по утро понедельника тусовалась в самых грязных барах – Уилл берет в руку бутылку Stolichnaya и аккуратно льет из нее в промерзшие шоты – у нее было раздвоение личности. Ее клинило конкретно так, что каждая личность даже не знала о существовании другой. Если ты никогда не пялил телку с раздвоением личности, то многое потерял. Это очень смешно – пялить телку, которая орет, что хочет больше и жадно двигается, помогая тебе дрючить ее, а через секунду у нее что–то щелкает в голове, ее лицо моментально меняется и она начинает орать испуганным голосом что бы ее спасли от насильника. Когда это случилось в первый раз, я подумал, что я спятил. Поэтому я дрючил ее только по пятницам и субботам. Каждую субботу я бухал и дрючил ее. Она ничего не помнила о том, что было неделю назад, и каждый раз я знакомился с ней заново. Но, фак, с ней стоило знакомиться заново каждую неделю, потому что дрючить ее можно было так, как ты только захочешь. Ты влепляешь ей мощную пощечинцу, а она смотрит на тебя, медленно облизывает верхнюю губу языком и говорит – это все, на что ты способен, цыпленок? Она просила, что бы я дрючил ее как самую последнюю шлюху. Я думаю, ее студенты обалдели ли бы, узнав, что их преподаватель биологии по выходным давала фору самой разгульной девчонки студенческого кампуса.

– Животные – говорю я. Фотографии всех живых существ проносятся перед моими глазами. Из травы начинает нестись трель цикад. Возле моей ноги появляется мордочка ящерицы. Я вижу как на травинку быстро взбирается божья коровка, расправляет свои крылья и взлетает. Я поднимаю голову. Высоко в небе летит стая лебедей. Я улыбаюсь. Уилл меняет мне пепельницу. Я по–прежнему курю пачку в день, а мой брат бросил. Джек бросил курить самым легким и самым коротким путем. Если вы хотите избавиться от панических атак, вы должны каждый день ровно по тридцать минут сидеть и бояться все то, что вас так беспокоит. Если сидеть и бояться целенаправленно, то через две недели вы уже научитесь легко и безболезненно гасить в себе спонтанные приступы страха. Психиаторы называют это метод тушения костра подбрасыванием в него большого количества дров.Джек поступил именно так. Он купил банку чистого никотина и вертикально опустил в нее три сигареты. Через неделю он достал сигареты и опустил их в банку оружейного масла. Еще через неделю он достал сигареты из масла и высушил их. Когда они высохли, Джек зажег большую церковную свечу и начал капать на сигареты расплавленным воском. Джек подкурил одну сигарету и тут же его начало рвать. Его рвало, а он продолжал курить сигарету. Его рвало, а он курил и курил. В общем, он вырубился через двадцать секунд, а когда пришел в себя, то уже не мог смотреть на сигареты. Это называется разорвать паттерн на отношение к сигарете. Он вызвал обратную реакцию. Теперь когда он берет в руку сигарету, его начинает страшно рвать. Если вы захотите бросить курить за минуту, спросите у Джека оставшиеся сигареты. У него осталось еще две. Вам хватит одной затяжки, что бы навсегда избавиться от курения. А я все еще курю. Я посчитал самоубийством курить тот чистый яд, что сделал Джек. Я курю две пачки в день. И у меня кашель. И у меня опухшее горло. У меня желтые зубы. У меня желтые пальцы. Что бы я не сказал, все обращает внимание только на сигаретный запах из моего рта. Даже если тереть их металлической щеткой, то можно протереть пальцы насквозь, а желтизна не исчезнет. Я пробовал покупать пластыри и обклеивать ими свое тело. Я ходил в лабораторию и внимательно смотрел на то, как сигаретный беррилий излучать изотопы. Я смотрел, как альфа-излучение сгорающих сигарет на моих глазах заставляло сжиматься и почернеть листья цветка. Это шокировало меня настолько, что я снова доставал сигареты и затягивался что бы успокоиться. Все, к чему я пришел, это раз в месяц бегать по двадцать километров. На восьмом километре ты начинаешь выплевывать из уголков своих легких куски застоявшейся жидкости, пропитанной никотином. На двенадцатом километре твоя слюна становиться светло–желтой. На восемнадцатом – белой. А на двадцатом из легких начинает идти кровь и ты начинаешь дышать легко и свободно. Делать так намного эффективнее, чем раз в неделю заходить в аптеку и покупать отхаркивающую микстуру.

– Мой брат – говорю я. Из ниоткуда появляется Джек. Мой младший брат. Я улыбаюсь ему. Он улыбается мне в ответ. – Хочешь холодного пива? – спрашиваю я своего брата – я бы не отказался – отвечает он. – Два холодных Будвайзера – говорю я. В моих руках появляются две холодные бутылки. Я передаю одну Джеку и открыв их, мы звонко ударяем бутылочными горлышками.

– В тот вечер он вошел в плотный туман. Я таскал по залу огромный поднос с бокалами шампанского на своем плече. Постоянно таскать на себе такую тяжесть может привести только к одному – твои позвонки начнут смещаться и однажды они не смогут встать на место – говорит Уилл, ставя перед нами два очередных шота водки – когда такое случится, ты должен как борец, одеть специальный пояс, что бы удерживать позвонки на месте. Иначе ты не сможешь даже встать с кровати. Не знаю, как меня занесло, но я оказался на том корабле и как мальчишка носился между этими сморщенными денежными мешками, жившими на том атлантическом лайнере годами. Маршрут лайнера был просчитан на несколько лет вперед. Это был один из тех лайнеров, на котором можно купить каюту за несколько миллионов и полтора года не отрываясь смотреть в иллюминатор, глядя, как корабль делает очередное кругосветное путешествие. Идеальное развлечение для стариков, чья жизнь прошла на Уолл–стрит. Они только и делали, что плавали в бассейне, соревнуясь между собой в том, чье же тело более обвисшее. Только тогда я узнал о закономерности, что чем больше морщин на теле старика, тем больше денег на его счету. Он плывет в бассейне, рядом с ним красиво плывет очередная модель из списка десяти самых оплачиваемых моделей в мире, а ты должен в жару идти рядом с ним по бортику бассейна в форме, и стараясь не потеть, держать на своем плече двадцать литров разлитого ледяного шампанского.

У нас было два развлечения – ставить ставки на то, кто же из них первым перднет на выступлении приглашенной звезды и дрючить топ-моделей. Я всегда ставил на одного из Рокфеллеров – однажды, когда выступала Лайза Минели, я сорвал на его бздохе пять косых – говорит Уилл и достает из морозилки два ледяных шота – Модели от скуки сами липли к нам. Когда они видели мое разтатуированное тело под белоснежной рубашкой, то начинали визжать от радости. В тот месяц мы бороздили Атлантику в районе Бермуд. Первым делом поднялся туман. Я заметил его, потому что находился в ресторане верхней палубы. Десятки старикашек ужинали, лениво посматривая на выступление очередной звезды. Они прилетали к нам на вертолете, выступали перед ними и могли полгода ничего не делать – старикашки башляли им от скуки гигантские суммы с шестью нулями. Очередная певичка начала заметно нервничать, потому что с каждой секундой погода становилась все хуже. Через несколько секунд в зале оказался первый помощник капитана и попросил спуститься всех в свои каюты. Всем стало ясно, что это только начало большого шторма. Эти старые пердуны стали вставать со своих мест и идти к лифту. В моем контракте был пункт о том, что я могу выйти из зала только тогда, когда уйдет самый медленный старикашка. Я стоял в зале и ждал, как вдруг корабль неожиданно начал разворачиваться боком к волне. Это не выдержал руль корабля и полетел напрочь. Тут же загорелась лампочка сигнала эвакуации с корабля. Нет ничего хуже того, чем неуправляемый корабль в шторм. А пока я стоял и ждал старикашек, корабль все разворачивало боком к огромной волне. Она ударила нам прямо в борт и пробив стекла ресторана, прошла сквозь всю палубу. Она прошла сквозь ресторан и вместе со всеми людьми сбила меня с ног и подхватив, вышвырнула в океан через противоположный борт. Когда волна несла меня через ресторан, она бросила меня на лампочку и та расколовшись, глубоко вошла в мое плечо. Вместе с ней я оказался в открытом океане. Обернувшись, я увидел, что корабль дал огромный боковой крен и едва он начал выпрямляться от удара, как в его борт ударила еще она огромная волна. Корабль перевернулся верх дном и треснул пополам. Я видел, как из разломанного пополам корпуса выпадают старикашки из своих кают и ударяясь своими телами о разломанные перегородки, отскакивают от них. Когда ты оказываешься выкинутым в огромный океанский шторм, у тебя больше шансов выжить, чем у тех, кто находится в корабле. Главное – не попасть под гребень волны, иначе он утащит тебя на огромную глубину. Всплыть из воды, насыщенной пузырями воздуха невозможно. Рядом со мной оказался спасательный круг и я зацепился за него, что есть силы и тут же потерял сознание из-за задержавшегося болевого шока. Когда я пришел в себя, из моей руки все еще торчала лампочка и надо мной кружил армейский вертолет, из которого выпрыгивали маринсы в ластах, пытаясь как можно быстрее добраться до меня. Я оказался единственным, кто спасся с огромного корабля. Уже на авианосце я узнал, что корабль слишком близко подошел к бермудскому треугольнику и пропал с радаров, не послав сигнала мэйдей. Тут же в этот квадрат были направлены реактивные самолеты с ближайшего авианосца для того, что бы разобраться, почему нет сигнала. Они ничего не нашли. В квадрат были направлены спасатели. Я лежал на своей кровати и слушал все это от одного морского офицера. Он оказался отличным парнем и был единственный, кто задал мне вопрос про татуировки. Выяснилось, что он изредка набивает рисунки своим друзьям. Он–то и набил мне на шрам от лампочки спасательный круг – так я поставил себе якорь на то, что бы выживать в любой ситуации – говорит Уилл и убирает выпитые нами шоты водки со стойки.

– Ты давно здесь? – спрашивает меня Джек и делает глоток из бутылки. – Не знаю – отвечаю я – кажется, что слишком давно. – И как здесь?– спрашивает он. – Здесь полная тоска и никаких развлечений. – Слушай, а давай сыграем в богов – говорит мне мой брат – наделаем людей и скажем им, что мы их боги. – Хорошая идея – говорю я – но телки должны ходить голыми. Джек понимающе смеется.

Я подхожу к ручью, беру в руки немного мягкой глины и начинаю лепить из нее человечка. Через пять минут человечек готов. – Оживи – говорю я. Он оживает. – Стань человеком. Он начинает расти и превращается в голого мужчину. Мужчина смотрит на меня и говорит – Ты кто?

– Я был самым скромным парнем в своей школе – говорит Уилл – я бы так им и остался, если бы не моя одноклассница. Одна из тех телок, чьи богатые родители с детства приучают детей смотреть на всех свысока. Я был страшно в нее влюблен и боялся признаться ей в этом. А она ходила и все стебалась надо мной, как над последним лохом. Она была уверенна, что я никогда не отважусь что– либо сделать в жизни. Однажды она перед всем классом сказала, что переспит со мной, если я отважусь сделать на себе татуировку что я – лох. Ни один нормальный парень не сделает подобного. А я сделал. Это был единственный способ доказать всем, что ты настоящий фрик. Я сделал это и на следующий день перед всем классом снял свою тениссную рубашку. Я снял свою рубашку и у всех отвисла челюсть. На моем плече красовалась надпись – этот лох отъебал Эбби Литтлгейт . С тех пор все и завертелось.

– Я тот, кто тебя создал. Я твой Бог – говорю я глиняному человечку – и у меня нет имени. Просто Бог. Ты человек и тебя зовут Адам. Ты должен слушаться меня, потому что я дал тебе жизнь – говорю я ему и перекладывая холодный будвайзер в другую руку, слышу как в кустах давится от смеха Джек. У Джека особенный смех. Его смех ни с кем ни спутать. Он заставляет тебя лежа на полу и угорая от смеха, держать себя за живот, боясь, что он вот–вот не выдержит и порвется.

– Бог – говорит мне Адам, поворачивая голову и глядя на несущийся смех из-за кустов – а что мне можно делать? – Ты можешь делать все, что захочешь. Хоть на голове танцуй – мне все равно. Только не ешь вон те яблоки, а то сдохнешь – я показываю рукой на первое попавшееся дерево. Кстати, я думаю, скоро я сделаю тебе женщину. – Женщину? А что это такое? – спрашивает меня послушный глиняный Адам. – Ты увидишь и сам поймешь. – отвечаю я, подхожу к нему, сую в него свою руку и отламывая небольшой кусок его глиняного ребра, достаю из него руку. – Давай, завтра увидимся – говорю я ему, показываю пальцами пис и иду к кустам.

– Ну ты даешь – смеется Джек – я твой Бог. Такое не каждый день услышишь. Мы позабавимся сейчас с моим братом. Из куска ребра глиняного человечка мы слепим отличную телку. Мы лепим ее. Мы оживляем ее. И мы спорим. – Сиськи, сиськи должны быть другими – говорит мой младший брат. – Это же не Лола Феррари, сделай ей обычные сиськи, не маленькие и не большие, а то они будут свисать вниз. Сиськи должны стоять – говорит Джек. – Ладно – говорю я – можно и поменьше. – Задница, что у нее за задница? – спрашивает он – тебе что, действительно нравятся такие задницы? Это же не задница, это что – то совершенно другое. Если она захочет сесть на стул, то ей потребуется два стула, вместо одного. – Слушай, лепи ее сам – отвечаю я суетящемуся Джеку – давай, вылепи из нее нормальную телку. Такую, что бы с ней не стремно было появиться в каком–нибудь клубе.

– Я хочу чипсы – громко говорю я. моей руке оказываются принглс с укропом. Большая пачка. Я открываю ее и с наслаждением начинаю их есть и протягивая пачку брату, спрашиваю – не хочешь еще пива? Не откажусь – говорит мне Джек.

– Два холодных Будвайзера – говорю я. В моих руках появляются две холодные бутылки Будвайзера. Я протягиваю Джеку одну. Мы открываем их, бьем горлышками и делам по глотку. Готово – через пять минут говорит мой брат – смотри. Я смотрю на телку. И, фак, у моего брата она получилась гораздо лучше. Такую телку не стыдно поставить даже на обложку журнала. Мой брат слишком часто имеет дело с ними. Он реаниматолог, а девушка, которую он слепил, просто вылитая Кейт Мосс.

– В тот день все было как обычно – говорил мне Джек, вливая в себя очередной шот водки – мы носились по городу, как угорелые и сокращая путь, ехали через тот квартал, в котором живут одни звезды – говорит он и закусывает водку лимоном – как вдруг нам по радио сообщили, что бы мы остались в нем. Молодая девушка перенюхала кокаина и выключилась. Мы были внутри того дома уже через две минуты. Перед нами лежала Кейт Мосс, из носа у нее текла кровь, а сама она была в отключке. Того парня, что позвонил, можно часто увидеть в таблоидах. Он со странно торчащими волосами и бренчит на своей долбанной гитаре. Он торчок – Уилл ставит перед нами еще два шота и мы тут же выпиваем их – когда мы вошли в дом то у нее уже не было пульса. Я расстегнул ее рубашку, что бы начать делать непрямой массаж сердца и потрогал ее за сиськи. Я потрогал их так, что бы хоть раз в жизни потрогать за сиськи Кейт Мосс. Не каждый день выпадает такая удача – потрогать ее за сиськи. Я начал делать ей исскуственное дыхание. Кстати, у нее отличные губы. Можно только представить, что она ими вытворяет. Я запомнил вкус ее слюны, в ней еще оставались маленькие кусочки недовтертого в десну кокаина. Знаешь, я думаю, если он узнает обо всем этом, то вместо благодарности за то, что я ее откачал, подаст на меня в суд – говорил Джек и повторил Уиллу жест налить еще. Уилл молча кивает и берет в руку бутылку Stolichnaya.

– Вот бы нам себе баб слепить? – спрашиваю я Джека. Давай зажгем сначала с этой – говорит Джек и показывают на слепленную девушку – по-моему, она нормально у меня получилось. Он прав. К тому же, сейчас мы боги. И мы начинаем дрючить эту слепленную из ребра глиняного человека девушку, похожую на Кейт Мосс.– Глубже – громко говорю я и девушка тут же пропихивает мой член в свое горло, преданно смотря мне в глаза, сжимая головку своими горловыми спазмами.

Уилл ставит перед нами еще два шота. Наш отец признавал только водку. – Водка – говорил он – вот выбор настоящих мужчин. Коньяк для пердунов, виски для фермеров, текила для мексиканцев а бренди для неудачников. Настоящий мужчина пьет водку. Я делаю так, как учил меня отец. Мой брат поступает так же. Мы слегка чокаемся своими шотами и залпом вливаем Stolichnaya в себя.

– В тот раз я был в Мексике – говорил Уилл – дело дошло до того, что в меня начали стрелять из револьвера. Я был пьян настолько, что решил отдрючить девушку местного бандита, сидящего в центре своих шестерок. Между нами проскочила искра, когда мы посмотрели друг на друга в первый раз. Она сидела рядом с этим папиком и смотрела на меня, а я сидел за барной стойкой и пялился на нее. Можно представить, что началось. Он был бухой, как и я. Он встал из-за стола и подходя ко мне начал вытаскивать свой револьвер из-за пояса. В такие минуты лучше оказываться где-нибудь в других местах, но я был здесь и смотрел как огромная воняющая туша в сомбреро двигаясь ко мне, целится мне в лицо. Он был в трех шагах от меня, когда начал палить. Не знаю, почему, но все пули его шестизарядного револьвера прошли мимо меня. Он удивленно посмотрел на свой дымящийся револьвер. Я молча встал со стула, взял свою бутылку с барной стойки, подошел к нему и треснул ей по его сомбреро. Бутылка разлетелась вдребезги, мексиканец упал без сознания, а его дружки начали хохотать, как недорезанные. Под их смех я подошел к девушке, взял ее за руку девушку и повел ее в туалет, где она показала полный класс – сказал Уилл и поставил перед нами два ледяных шота – за мой счет.

Нас с братом разделяет всего три минуты. За это время можно пробежать километр. За три минуты можно выстрелить тысячу восемьсот патронов из автомата. За три минуты ракета-носитель выведет космический корабль в космос. Некоторым хватает трех минут, что бы начать и закончить половой контакт. За три минуты может произойти много чего. Например, можно родиться на три минуты быстрее своего брата и на всю жизнь получить клеймо старшего брата. А он, родившийся всего на три минуты позже – навсегда останется младшим.

Мы с Джеком сидим на большом камне и довольные, бухаем холодный Будвайзер. Только что мы отдрючили девушку, похожую на Кейт Мосс. Она сидит перед нами голая и при этом совершенно не напрягается. Сидит и смотрит на нас.

– Слушай, говорю я ей – тебя зовут Ева и мы будем делать это каждый день. Девушка послушно кивает мне – Да, а в перерывах между этим ты будешь тусоваться здесь с одним чуваком по имени Адам, я тебя познакомлю с ним сегодня. Он тоже человек, как и ты. – Хорошо – говорит девушка и хлопает ресницами.

– Я люблю малолеток – говорит Уилл – когда ты берешь малолетку, то можешь сделать из нее все, что только придет тебе в голову. С малолеткой ты не запариваешься. Ты можешь сделать из нее даже рабыню и засовывать ей в зад кубики льда за малейшую провинность, а она будет считать, что только так и должно быть – Уилл ставит перед нами два только что стоявших в морозилке шота – малолетки веселее телок, уже повидавших мир и успевших обрасти комплексами. Телки, повидавшие мир, скучны. Когда ты тусуешься с малолеткой, то сам становишься моложе. Малолетка готова бросить все в секунду и уехать с тобой хоть в Сомали. Покажите мне старую телку, которая готова поступить также. Я тут же всех перестреляю и заберу ее себе. С такой телкой будет не только весело, но и о чем поговорить в перерывах между дрючкой. Но таких телок просто нет в природе, поэтому мы и выбираем малолеток. Я не помню, сколько у меня было телок. Я не знаю, сколько у меня детей. Сколько бы их не было, мне плевать для них. Если однажды один из них появится в дверях моего бара и крикнет мне – папа! – я тут же засажу ему своим сапогом по его яйцам. Мне меньше всего хочется менять свою жизнь. Так случается всегда, когда ты переходишь в тридцатник. А мне уже сорок семь. И впускать к себе какого–то засранца из Алабамы, чью мать я когда–то отдрючил, мне хочется меньше всего. Если все эти уроды выросли без отцов, то это их проблемы и они должны винить своих матерей, которые на деле только сидели сложа руки у окна и ожидая возвращения своего загулявшего мужа, вместо того, что бы моментально почувствовать запах жаренного и срочно начать что–то с этим делать. Телка, которая ничего не делает – это скучная для мужчины телка. Так что не надо винить нас, что мы такие плохие. Пусть они ничего не делают и дальше – говорит Уилл и наливает Stolichnaya в шоты. За мой счет – говорит Уилл и двигает к нам шоты. Мы берем их и тут же заливаем в себя.

Мы встаем с Джеком и идем отлить в ближайшие кусты. – Надо сделать что-то безумное – говорю я и достаю свой член из своих левайсов – как на счет того, что бы превратить этот в мир в наш – спрашиваю я его и начинаю расстегивать свои инжинирид. – А не начнем ли мы бегать по кругу? Мы сделаем все тоже, что делали тогда и снова окажемся здесь – говорит мне Джек и расстегивает свою ширинку. – Может, лучше придумать что-то новое? – Например? – заинтересованно говорю я. – Ну, пусть они попробуют отказаться от яблок. В этом случае все становится намного интереснее, сколько вариантов, какой размах творчества раскроется перед нами. Мы сможем обойтись без огромного количества боли, направленной в наши уши. Так просто скормить им яблоки и глядя сверху на бытовуху, смеяться, лежа на полу и держась за свои животы, что бы те случайно не лопнули от такой порции смеха. Попробуй ступить туда, где грабли отсутствуют. Давай пойдем туда, где все зависит от нас. Я зависаю.

Restart/ Мой брат начинает смеяться. – Видишь, как легко я подвел тебя к тому, что где бы мы не находились – говорит он – в любом случае все будет зависеть только от нас. И в том, что было, и в том, что будет. Попробуй подумать совсем иначе. Rfhvf ,jujd ghjtwbhetncz yf b[ ltkf. Фак, я же в Модуляторе.

Теория всего. Часть первая. Глава вторая

В мире существует особый тип людей. Это те, кому надо жизненно необходимо отравлять людям кровь день за днем. Ладно, если бы они сразу намертво сжимали свои челюсти на шее, раз – и готово, нет, им приятнее смотреть, как вам становится все хуже и хуже с каждым днем, наблюдать, как в ваших глаза постепенно тает блеск жизни и из невозможного оптимиста вы превращаетесь человека, чью психику слишком поздно пытаться восстановить сильнейшими препаратами. Даже и не думайте, что вы сможете одолееть такого человека в диалоге. Это просто невозможно. Поэтому стоит hr-менеджеру ошибиться и все, компания начинает идти прямо на дно. Вы слышали об мидлтонском эксперименте? В замкнутом социуме появление человека с психозом приводит к тому, что у здоровых людей тоже входят в это состоянии. Говорят, что точно такой же результат дают аналогичные эксперименты с шизофренией. Любое малейшее отклонение в психике у одного человека в маленькой группе, и все – совершенно здоровые люди начинают сходить с ума. Официально считается, что психические заболевания не передаются воздушно-капельным путем и многих это успокаивает – ведь мне сумасшествие не грозит. Но вы же знаете, все, что называется официальным – не больше чем политкорректный ответ тем, кто задает слишком много ответов. Стоит такому человеку появиться ведущим на телеканале или, не упаси бог, стать политиком – и все, пол-страны можно смело ложить в больницу. Понимаете, все эти сумасшедшие ведущие и сумасшедшие зрители на заднем плане праймтаймовых передач – все они появились на наших телеэкранах не просто так. Все они – продуманные детали механизма по управлению социумом.