Текст книги "Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ"

Автор книги: Андрей Бронников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Мы, второй взвод, переминаясь с ноги на ногу, ожидали развития событий. Селуков выглядел смущенным. Он долго ходил вдоль строя своей кошачьей походкой, закинув руки за спину. Потом остановился, подошел к четвертому отделению, пристально посмотрел в глаза каждому из нас и произнес, обращаясь к старшине: «Игорь Валентинович, «китайцев» на ночные работы не назначать». Потом развернулся на каблуках и ушел.

Старшина Судаков был глубоко уважаем всеми курсантами. Всегда спокойный и выдержанный, он никогда не позволял себе издевок по отношению даже к первому курсу. Основной его чертой была справедливость. Подтянутый, аккуратный, в тщательно отутюженном обмундировании, для меня он на все время службы остался образцом ношения формы одежды. Иван Фомич обращался к нему исключительно по имени и отчеству.

Распоряжение ротного, конечно, осталось невыполненным, ибо таковое было невозможно, однако ночные работы для всего взвода резко сократились.

После окончания училища попал служить в 9-ю бригаду, г. Кировоград. Затем окончил курсы контрразведки КГБ СССР. Уволился в запас из СБУ Украины в 1994 году в звании полковника.

Несколько курсантов нашего взвода были зачислены в команду училища по пулевой стрельбе. Однако спортивная карьера некоторых из них, например, Игоря Скир-ты, драматически завершилась под Новый год. Несмотря на младенческий курсантский возраст, который к тому моменту составил всего три месяца (карантин не в счет), половина нашего взвода решила скрытно отметить праздник на первом, нежилом, этаже нашей казармы. Я тогда стоял дневальным по роте, поэтому повествую о случившемся со слов одного из участников. Купив пару бутылок водки, тайно собрались в полной темноте одного из помещений первого этажа. Водка только пошла по кругу, и в тот момент, когда Скирта, закинув голову, в позе трубача уже приготовился сделать первый глоток, неожиданно зажегся свет, и в дверях стоял дежурный по училищу – руководитель команды по стрельбе. Курсанты были с позором изгнаны из такого теплого местечка. Ну что ж… молодые были, необученные – не выставили боевое охранение, но выводы сделали еще до начала занятий по тактико-специальной подготовке.

Глава 14. Учебные предметы. МПД

Иностранный язык, а потом еще и военный перевод занимали львиную долю учебной программы, но это было далеко не все. В войсках знание иностранного языка не являлось предметом первой необходимости, зато это открывало перспективы для поступления в специальные военные учебные заведения и давало возможность продолжить работу уже в другой разведке. У многих моих однокашников так и сложилось. Именно поэтому имена некоторых героев изменены.

Все остальные предметы я делил на необходимые и интересные, с одной стороны, и обязательные и скучные, с другой. Ко вторым относились связанные с политобразованием: истмат, диамат, марксистско-ленинская философия, ППР (партполитработа в войсках). Защита от оружия массового поражения также считалась таковой. Впрочем, программа этого предмета была рассчитана года на полтора и заканчивалась сдачей зачета без оценки. Я и Костя Кожмяков сдали этот предмет без сдачи. Написали реферат, один на двоих, поработали на кафедре, и зачет был обеспечен.

Существовало три предмета, неразрывно связанных между собой. Это тактико-специальная подготовка, минно-подрывное дело и военная топография. Огневая стояла особняком и также была обожаема всеми.

Военная топография, как мне кажется, была основой всего, хотя и, на первый взгляд, не такая ответственная и броская. Действительно, хорош будет тот разведчик, который во время поиска либо на маршруте движения к месту выполнения задачи заблудится на местности.

В самом начале учебы наш преподаватель майор Братикин, звучно окая, произнес примерно следующую речь, в первом слове делая ударение на букве «а»: «БолотА бывают двух видов – проходимые и непроходимые; сейчас мы с вами пройдемся по непроходимым болотАм». С этого момента он получил прозвище «БолотА». Так он и остался в моей памяти.

На занятиях по военной топографии

Нам повезло, что «БолотА» оказался энтузиастом своего предмета. Ему предстояло из, в основном, городских бестолочей сделать разведчиков, для которых лес станет родным домом, а мы упорно не хотели учиться. Сачковали на классных занятиях, пытались срезать маршрут на местности, всячески хитрили. Но наш мудрый преподаватель был не так прост, как могло показаться на первый взгляд. Все, что нам предстояло пройти по карте во время занятий, он, будучи уже майором, преодолевал сам, ставил вешки, на которые накалывал листки бумаги, где каждому из нас надлежало поставить свою подпись. Короче говоря, несмотря на наше упорство, достойное лучшего применения, он сделал из нас разведчиков, прекрасно умеющих ориентироваться на любой местности в любое время года или суток. Этот навык, пожалуй, единственный из всех оказавшимся полезным и в гражданской жизни, остался со мной навсегда.

Воздушно-десантную подготовку и вовсе за предмет не считали, ведь в основном все сводилось к укладке людских парашютов и некоторых парашютных систем, максимально сложная из которых была ПГС-500. Освободиться на целых шесть часов от тяжелых «воловьих» сапог, гимнастерок, а летом еще и позагорать, вздремнуть – это ли не отдых?

Минно-подрывное дело (МПД) началось с теоретического изучения типов и видов взрывчатки, мер безопасности, зарядов, различных формул, а все с нетерпением ждали практики. И она началась, но это оказалось нечто другое, чем все полагали.

Майор Тимофеев, так звали преподавателя, возил нас изучать на практике инженерные сооружения, которые потом предстояло выводить из строя. Разумеется, теоретически. Мосты: автомобильные и железнодорожные, бетонные и деревянные. Газораспределительные станции, насосные станции, трубопроводы и прочее. Там, на местности, он указывал уязвимые места. По его просьбе нас пропускали на территорию, и он демонстрировал, где лучше устанавливать заряды.

Например, однажды, а это было уже на втором курсе, мы приехали к бетонному мосту с задачей его «подорвать». Мост поддерживался несколькими рядами бетонных опор, поэтому каждому отделению досталось по одному ряду. Минировалось все «с нуля». Иными словами, обмеряли опоры, затем по формуле вычисляли вес взрывчатого вещества, имитация тротиловых шашек крепилась на соответствующей высоте, при этом в ход шли подсобные материалы – куски строп, парашютные резинки и прочее. После чего протягивался детонирующий шнур, устанавливался капсюль-детонатор (КД) и взрыватель.

Преподаватель осматривал не только результат, но и следил за последовательностью действий, так как нарушение этого могло на практике повлечь гибель подрывника. И только потом выставлял оценки по отделениям.

Это будет потом, а на первом курсе все начиналось с малого: правильной изготовки и воспламенения огнепроводного шнура, обжима капсюль-детонатора и прочих важных мелочей.

Конечно, это продолжалось не месяц и не два, а, если не изменяет память, три года. МПД изучалась глубоко и подробно, однако в рамках вероятных задач спецназа, поэтому в учебной программе если и была военно-инженерная техника, системы разминирования, то лишь в ознакомительном плане.

Не меньшего внимания требовало подробное изучение специальных зарядов, которые были на вооружении спецназа ГРУ, включая мобильные ядерные фугасы, которыми так пугал мировую общественность в смутные 90е годы генерал Лебедь.

У майора Тимофеева не было всех передних зубов, были вставные. Спросить его об этом мы так и не решились, но почему-то думалось, что связано это с его профессией подрывника. Курсанты вообще были склонны героизировать своих командиров и преподавателей, особенно тех, кого уважали и любили.

Ясным морозным днем мы по команде майора Тимофеева высадились из ЗИЛа и построились в две шеренги, оглядываясь по сторонам. Это был заброшенный карьер. Здесь нам и предстояло провести четыре часа занятий по МПД с темой «подрыв фугасов». Ящик с подрывными принадлежностями оставался в кузове. Следом подошел ГАЗ-66, и трое наших курсантов, сопровождавших опасный груз, вытащили ящики с тринитротолуолом. Как положено по технике безопасности, взрыватели, огнепроводные шнуры, подрывные машинки, КД и электродетонаторы должны следовать в отдельном от взрывчатки транспорте.

Снег еще не выпал, и промерзшая земля глухо стучала под сапогами. В этот день мы были налегке. Шинели, РД и автоматы АКС-74 – по штату, тяжеленные гранатометы РПГ-16 в этот раз не брали. Первая часть занятий проходила по нескольким учебным точкам. На первой изучались меры безопасности под руководством командира отделения – это было обязательным для любых подрывных работ. На второй старательно нарезали огнепроводный шнур на небольшие отрезки. На третьей занимались обжимом КД.

Короче говоря, почти всегда повторяли все простые элементы подрывных работ так, чтобы это стало делом обычным и привычным.

Наконец приступили к основной цели занятия. Мы были при саперных лопатках, но закапывать фугас не стали. Просто поставили один ящик на другой. Установили несколько электродетонаторов, но только лишь для того, чтобы каждый мог поучаствовать в их подготовке. Затем параллельно их соединили. Нам показалось мало просто подорвать фугас, и мы попросили преподавателя положить невесть откуда взявшийся лемех от тракторного плуга. Тимофеев согласился и указал точное место для него.

Все было готово для подрыва. Преподаватель приказал всем лечь, а сам остался наблюдать. Крутанули ручку подрывной машинки, затем прозвучала соответствующая команда, какой-то счастливчик нажал кнопку КПМ – и раздался потрясающий взрыв. Земля вздрогнула под нашими телами, а находились мы относительно близко к месту взрыва, черно-серый цветок вздыбился в середине карьера. Лемех взлетел вверх, превратившись в черную точку, а затем с воем устремился вниз. Именно это показалось мне самым страшным.

Земля и пыль осели, и мы устремились к месту разрыва. Майор Тимофеев рассчитал все точно. Лемех упал совсем рядом от эпицентра и врезался в грунт так, что его не было видно.

Занятия закончились, оцепление было снято, и через час мы уже были в стенах училища. Таким образом майор Тимофеев учил нас, что как бы ни был разрушителен взрыв, каким бы он не казался неуправляемым, если все делать правильно, то все произойдет, как тебе надо, а для этого необходимо глубоко изучить свое дело.

Не менее интересными были и теоретические занятия. Особенно запомнилась тема по изготовлению взрывчатки из подручных средств. Записи велись в секретной тетради, которая была у каждого курсанта. Я не знаю, что сейчас такую информацию публикуют в свободном доступе Интернета, но нас обучали сложной, но доступной в полевых условиях технологии и рецептуре. Выходной продукт – взрывчатое вещество – был надежным, только имел один недостаток – пониженную мощность, поэтому необходимо было использовать специальные коэффициенты в формулах при расчете ВВ.

Короче говоря, МПД было наукой точной и опасной, незнание которой могло грозить гибелью, как и случилось в 3-й бригаде СпН.

Три перечисленные мною предмета – ТСП, военная топография и МПД – были неразрывно связаны между собой. К примеру, тема моей курсовой работы в конце третьего курса была «Поиск, разведка и уничтожение трубопроводов, продуктопроводов и сопутствующих инженерных сооружений».

Постепенно, шаг за шагом, от простого к сложному готовились профессионалы своего весьма специфического дела. Только профессионализм придает уверенность в себе, что в свою очередь служит основой для выполнения задач подразделениями специального назначения.

Как бы высокопарно это ни звучало, но все предметы: ВДП – парашютные прыжки, минно-подрывное дело, огневая подготовка, ТСП и другие воспитывали в курсантах смелость, что, как известно, является главным качеством бойца.

Глава 15. Чрезвычайное происшествие

Шесть месяцев в армии – это громадный срок. За это время может произойти столько событий, что в мирской, гражданской жизни не объять и за годы. Я об этом уже говорил, но таковое действительно, только если ты, в особенности курсант первого курса, находишься на службе, а если в отпуске, то эта истина обретает прямо противоположный смысл. Как ни кричи, но «прекрасное мгновение» останавливается, только когда ты оказываешься в стенах родного училища. Иными словами, первый отпуск пролетел так, что его и мгновением назвать трудно. Это было нечто еще более быстрое и скоротекущее.

Отпуск у нас всегда был на две недели позже, чем у инженерного факультета. Пока все училище отдыхало, мы тянули поочередно тремя взводами караульную службу. Четвертый курс после Нового года освобождался от всех нарядов, в том числе внутреннего по роте.

Нельзя сказать, чтобы я уезжал из дома без грусти, но это было уже не так тяжело, как при поступлении. И теперь, когда я слышу звуки подзабытой теперь песенки: «На прощание пожмем мы другу руки, И покинет отчий дом мученик науки… Вспоминайте иногда вашего студента», мое сердце вновь испытывает те эмоции, что я испытывал в том своем первом курсантском отпуске.

Теперь в училище все-таки меня ждала встреча с новыми друзьями, как оказалось впоследствии, самыми надежными по всей жизни. Впрочем, к ним в дальнейшем прибавились друзья по офицерской службе. Однако в любом случае в гражданской жизни я новых таких друзей не приобрел, самые верные остались в армии.

Тогда же выяснилось, что наш однокашник Шура Шиков сирота и ехать ему было просто некуда. Чуть позже он сдружился со своим тезкой курсантом четвертого взвода (на тот момент второй курс) Александром Пушкаревым и стал ездить в отпуск с ним. Добрая и отзывчивая семья Пушкаревых приняла его буквально как родного, а затем и дала ему свою фамилию. Так у нас в роте стало два Александра Пушкарева. Один старший, другой – младший.

Курсанты (слева направо) Пушкарев-старший, Фролов, Воробьев

Снег сошел быстро, и наша обременительная война с сугробами закончилась победой, впрочем, временной. Можно было только порадоваться, что Рязань – это не Сибирь, где биться пришлось бы на месяц дольше.

К огорчению Ивана Фомича, потепление принесло повышение активности «самоходчиков». Наш командир взвода Якимов тоже был самоходчик, только настоящий, в ином смысле этого слова. То есть проходил службу в подразделениях ВДВ на самоходно-артиллерийских установках.

В нашем случае имеются в виду убывшие в город курсанты без разрешения командира (пишу это разъяснение, поскольку в теперешние времена многие молодые люди абсолютно не представляют себе армейскую службу).

Самоволка была своего рода рейдом за линию фронта. В грубом приближении так оно и было. Сначала необходимо скрытно приблизиться к кирпичному забору, потом преодолеть его. Высота этого препятствия составляла почти три метра, но имелось основание, которое на полкирпича было шире основной части забора, и эта приступочка очень помогала «самоходчику». Поверху шел частокол острых штырей. Однажды ваш покорный слуга завис на них, пропоров по неопытности полу кителя. Благо товарищи выручили. При этом еще кто-то должен был прикрывать тылы в казарме, поскольку провал мог случиться скорее всего там.

По последствиям и целям, естественно, разница большая, однако мне думается, что для некоторых из нас в свое время проще было вступить в боестолкновение с «духами», чем столкнуться в городе нос к носу, например, с полковником Ашихмином.

Команда на общее построение прозвучала в воскресенье неожиданно, сразу после возвращения со спортивного праздника. Такой издевательский титул марш-броску летом и лыжному кроссу зимой мог присвоить только иезуит из политотдела. Это ежевоскресное мероприятие имело только одно положительное свойство – кратковременность. В течение часа каждый взвод и рота отдавали дань спорту (как будто в будни этого было мало!), а затем наступало время отдыха. Одни собирались в увольнение, другие могли поспать, а третьи занимались… спортом.

Планы неожиданно нарушились, и вся рота, сопровождая построение нецензурными комментариями, начала лениво собираться на ЦП. Иван Фомич стоял в своей любимой позе – чуть сутулясь, руки за спину, ноги на ширине плеч – и внимательно наблюдал за курсантами, особое внимание уделяя четвертому курсу.

Ох и смекалист был наш «Бздынь»! Он тоже не знал повода построения, но именно это заставляло его напрячь мозги. Иван Фомич давно понял, что отдыха после армейской роты здесь ему не будет. Неоднократные походы на ковер к генералу приучили его быть готовым ко всему. Старшекурсники и так почти беспрерывно «дисциплину хулиганили» и «водку пьянствовали», а с наступлением весенне-летнего периода активность увеличивалась, к тому же начинал свою работу «сучий» парк, примыкавший к складам и автопарку на задах училища.

С наступлением тепла этот островок зеленых насаждений изобиловал особами противоположного пола, отнюдь не отягощенными ни девственностью, ни правилами приличия. Курсантов там из своих офицеров никто не отлавливал. Это и «самоходом»-то почти не считалось. Однако был риск нарваться на патруль связистов или автомобилистов, которые приходили туда «за результатом».

Иван Фомич напрягся. В его поле зрения попал курсант Носов. Наряду с «Дусиком» Бересневым, Слеповым, Рюминым личностью он был «хулиганской», известной, «как в Рязани, так и за Трубежом».

Последний каламбур, взятый мной в кавычки, был на редкость удачно отвечающим своему содержанию. Историческая речушка Трубеж протекала аккурат по северной окраине Рязани и заодно частично определяла границу училищной территории. За ней начинались поля и веси, которые иногда служили курсантам полем боя как на тактико-специальной подготовке, так и в реализации любовного потенциала.

«Бздынь» подошел вплотную к Носову и пристально посмотрел прямо в лицо. Носов стушевался и опустил глаза. Последний был наголо обрит, его роскошные усы также отсутствовали, вместо них на фоне успевшего загореть лица выделялось светлое пятно. Такая удивительная и необычная трансформация произошла с ним буквально за ночь.

Ротный угрожающе прошипел: «Ну что, вьюнош?» Такого злобного сгустка энергии не мог выдержать никто. Даже всей роте стало не по себе. Носов продолжал растерянно молчать, а Иван Фомич с утроенной угрозой продолжил:

– Бегом в санчасть, попросишь от моего имени Ви-ривского, чтобы он тебя положил… вчера.

– Позавчера, – глухо отозвался Носов.

– Тем более! – рявкнул Селуков, и курсанта как ветром сдуло. Только по старинным лестницам, быстро удаляясь, загремели его сапоги.

Майор Виривский был начальником медслужбы, и в его ведении находилась санчасть. Он был по специализации психологом-психотерапевтом, профессией весьма редкой для тех времен, а тем более в Вооруженных силах. Многие стремились попасть к нему на беседу. Виривский действительно помог не одному курсанту выбраться из тяжелого состояния. Нагрузки приходилось испытывать немаленькие. Кажется, он писал кандидатскую диссертацию по соответствующей теме.

Иван Фомич как ни в чем не бывало обратился к старшине: «Игорь Валентинович, выводите людей». Судаков еще продолжал оставаться на своем посту, хотя в это время он уже должен был передать пост преемнику с третьего курса. Замена никак не находилась.

Как всегда, девятая рота выползла последней, когда все батальоны уже топтались в ожидании неизвестного мероприятия. Ну, не положено было старшим курсам быстро бежать по крутым лестницам на построение.

На плацу, впрочем, уже догадывались о цели построения и тихонько посмеивались в кулаки. На трибуне стояли начальник училища, полковник Ашихмин, с ними дама, знакомая многим по мимолетным встречам в «сучьем» парке. Это было удивительно, но не всем.

Ашихмин снял мегафон, по обыкновению висевший у него на груди, для проверки дунул в микрофон и затем скомандовал: «Равняйсь! Смирно!» Генерал-майор Чикризов буркнул: «Вольно», и полковник громко продублировал команду всем подразделениям. Начальник училища взмахом руки попросил мегафон, получил его и тут же начал гневно вещать: «Товарищи курсанты, позавчера вече-ром в…соседнем парке произошло позорное преступление. Один из нас. из вас совершил надругательство над девушкой. женщиной. Сегодня утром она обратилась к командованию училища за помощью – опознать негодяя и привлечь его к ответу».

Дама стояла рядом и ничуть не смутилась от такой откровенной постановки вопроса. Наоборот, похоже, что она связывала некоторые надежды с результатом поиска своего «насильника».

Дело было в другом. Через несколько месяцев должен был состояться выпуск, а всякая женщина, будь она постоянной посетительницей «сучьего» парка или нет, мечтает о семье, детях. Само по себе желание вполне объяснимое и естественное, но способ был выбран ею не совсем честный, хотя понять ее, наверное, было можно. Обычным способом, путем знакомства и долгих и постоянных встреч, сделать это ей уже было невозможно. Уж очень давно дама обреталась под стенами училища. Знаком был с ней не только четвертый курс – младшие, а также и те, кто давно уже выпустился, имели честь довольно близко ее знать. Оставался шантаж как единственный рычаг воздействия на потенциального жениха. Однако «жених» сказался больным и силами и проницательностью Ивана Фомича имел алиби, а потому был спасен. Надо отдать должное генералу, тот хоть и действительно был разъярен, но глубоко копать не стал, догадываясь, где надо искать любителя сладостных ощущений.

Долгое опознание, которое провела дама, не испытывая ни мук совести, ни стыда, осталось безрезультатным. Охота за женихами продолжилась.