Текст книги "Дело чести (СИ)"

Автор книги: Андрей Земляной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Государь Всея Руси, император Сергий первый!

Раздался зычный голос церемониймейстера, двери распахнулись, и в зал быстро вошёл Сергий. Император был одет в простой полувоенный френч без знаков различия, и лишь перстень с гербом, вырезанным на крупном рубине, говорил о его статусе.

Пройдя к малому трону, сел и оглядел собравшихся.

– Господа. Хочу сообщить вам пренеприятное. Вчера ночью из палат Феофана был похищен царский посох, что хранился там вместе с облачением Феофана Грозного, мечом и царским венцом.

Дело чести для каждого из вас, найти похищенное и покарать преступника. Старшим по поискам, назначается генерал-лейтенант Белоусов, его заместителями, глава коллегии внутренних дел – тайный советник Хвостов Александр Алексеевич и глава Тайной Канцелярии генерал-лейтенант Орлов Борис Фёдорович. Всем присутствующим приказываю оказывать им всемерное содействие и помощь. Никакое местничество, междуведомственные дрязги и старые обиды не должны быть ни в малейшей степени. Потом сочтётесь, если конечно пожелаете.

В полном молчании, государь покинул залу, а присутствующие словно заклубились в кипящем котелке. Образовывались какие-то кружки, парные беседы и прочее, а поскольку Николай в этих разговорах не видел ничего полезного, то развернулся и пошёл к выходу.

Уехать ему не дал хорунжий остановивший князя у самого входа, и потащивший по переходам куда-то вглубь дворца.

Дворцовая канцелярия занимала все два этажа старых казарм, а служба охраны которой командовал Александр Белоусов, находилась в Большом дворце, а точнее во флигеле, который имел свой двор.

Отец Николая встал, когда зашёл сын, пожал протянутую руку и усадил его, напротив.

– Быстро набери себе команду. Сыскарей, скорохватов, и криминалистов, и для начала обнюхай место преступления. Каждый закоулок, и каждый камешек. Там после тебя будут сыскари из полиции, контрразведки, и даже разведки, но я надеюсь именно на тебя.

– Сделаю. – Николай кивнул.

– И вот тебе. – Александр Денисович, протянул овальный удлинённый жетон из золота с выпуклым соколом мастерски изготовленным ювелиром так, что в глубине глаз птицы поблёскивали алые камни. – Будь именем государя, волей его, и властью.

Будущие сотрудники оперативной группы собирались у бокового крыльца флигеля. Три криминалиста, пара специалистов по криминалитету, и трое боевиков, к которым Николай причислял и себя. Своего заместителя – подполковника Саитова он оставил «на хозяйстве», лишь чуть ослабив отдел забрав пять человек.

У входа в царскую сокровищницу, стоял караул из казаков и егерей, но Николая пропустили без задержки.

Комната где работал Феофан, была относительно небольшой. Десять на пять метров, с тремя большими окнами, выходившими во внутренний двор. Пол комнаты был устлан коврами, а на стенах висели иконы. Криминалисты сразу взялись за дело осматривая каждый сантиметр пространства, и щёлкая компактными фотоаппаратами, которые только – только стали производить на фабрике Карла Цайса и были закуплены благодаря личным связям Николая в Германии.

Сам посох – длиной полтора метра из черного дерева, массивный жезл украшенный золотой насечкой и драгоценными камнями, имел в навершии огромный алый бриллиант более ста карат весом, ранее стоял в стеклянной пирамиде, возле трона, а рядом находилась витрина ещё одного символа державности – простого стального меча в кожаных ножнах, ныне унесённого в другое хранилище.

Сейчас пирамида, которая закрывалась на небольшой замочек стояла распахнутая, и пустая, но остальные ценности были ворами не тронуты.

Всеми сокровищами и реликвиями Кремля, управлял статский советник Лопахин, который кроме того был ещё и главным архивистом.

Вход в комнату был только один – через многочисленные посты охраны, а окна не открывались уже более двух столетий. Николай лично проверил все створки убедившись, что они накрепко срослись с рамой. Так же тщательно осмотрел вентиляцию, удивившись огромным размерам воздуховода, но тот был забран массивными решётками, покрытыми слоем ржавчины и пыли. Хотя, при желании, по вентиляции мог проникнуть человек вполне обычной комплекции, ничуть не затрудняясь. Но решётка каждый прут которой был толщиной с большой палец, была вмурована в камень и по виду нетронута.

Эксперты возились почти два часа, и ушли только потому, что пришла ещё одна группа, собранная из сыскарей контрразведки и сыскной полиции.

Поскольку все к тому времени устали, Николай повёз всех обедать, и распустил группу на два часа, чтобы после собрать для выработки первоначальных планов.

Но пока занимался разгребанием текущих дел, ему всё не давала покоя мысль, о том, как проник вор или воры в сокровищницу.

Преодолеть десятки постов с длинным и тяжёлым посохом в руках было совершенно нереально, даже если идти в компании начальника караула. Караулы от разных частей, и на ком-то обязательно проколешься. Окна тоже отпадали, потому как массивные задвижки даже ему не удалось сдвинуть с места.

Значит оставалась только вентиляция и какой-нибудь тайный проход. Проход который не смогли найти пять человек отыскавшие немало бандитских ухоронок.

Николай посмотрел на часы, и поскольку отведённые им два часа уже прошли, позвонил в отдел, и попросил привезти членов группы обратно в Кремль.

Люди, только что сделавшие свою работу недоумённо переглядывались, но Николай Спокойно объяснил им причину того, что всю работу нужно сделать заново. К этому времени другие группы уже разошлись, и никто не помешал сотрудникам тайной канцелярии вновь осмотреть место происшествия.

Пока сыскари пытались найти тайный проход, Николай снял шинель и китель, оставшись лишь в рубахе, и подставив себе в качестве лесенки стул поднялся под самый потолок, где чернело отверстие вентиляции.

На первый взгляд решётка была не тронута, как и на второй. Николай даже подёргал её приложив достаточно усилий, но своротить толстые прутья не сумел, лишь испачкав руки в вековой саже.

– Виктор Семенович, а вы здесь фотографировали? – Спросил Николай пожилого усатого криминалиста, который занимался в отделе фотографией.

– А как же, Николай Александрович. – Мужчина кивнул. – И в обычном свете, и в ультрафиолете. И снимочки – вот. – Он кивнул на толстую папку. – Проявили уже да отпечатали по-быстрому.

Виктор Косицкий, сорокалетний высокий и худощавый мужчина с вислыми усами и простыми круглыми очками в медной оправе, распахнул папку и стал быстро листать толстую пачку снимков.

– А вот и они. – Не глядя протянул десяток снимков, которые Николай разложил перед собой на царском столе веером.

– А это что? – Палец полковника ткнул в ясно различимые пятна на фотографии и явную разницу в цвете между боковиной вентиляции и её низом.

– Ну-ка? – Криминалист поднял очки на лоб, и вгляделся в снимок. – А ведь есть что-то. – Он удивлённо перевёл взгляд на Николая. – Определённо есть.

Из машины, стоявшей у входа быстро принесли фотоаппаратуру, стремянку и прочее хозяйство, подключили осветители, и майор Косицкий, тоже снявший пиджак, уставился в видоискатель стационарного фотоаппарата который применялся для съёмки мелких объектов.

– А ведь тут они лезли. – Криминалист удивлённо посмотрел на Николая, и снова сунул голову в дыру. – Не знаю, как, но здесь. – Быстро защёлкал затвор фотоаппарата. – Пролезли, а на обратном ходу сначала краской прошлись, а после натурально пылью всё припорошили. Но цвет всё же разный, и в ультрафиолете это очень заметно. – Рассказывая, он менял объективы, ставил разные светофильтры, и уже сменил третью катушку плёнки. – Первый раз такое вижу.

– Да и грабят царские покои тоже нечасто. – С усмешкой добавил подполковник Саенко, командовавший тремя головорезами, приданными от Канцелярии.

– А рентген сможем сделать? – Спросил Николай.

– Если разрешите разобрать аппарат, то сможем. – Косицкий уверенно кивнул. – Повозимся конечно, но сделаем. А вы хотите поискать следы механизма? Ну, да. Логично. Если здесь они пролезли, то решётка как-то убирается.

– Так может ну её? – Саенко, шевельнул могучими плечами, и несколько картинно размял пальцы широких, словно у молотобойца ладоней.

– Посмотрим. – Николай кивнул. – Если не сможем разгадать секрет решётки, то скорее всего придётся её ломать.

Ломать не пришлось. Частью по обычным снимкам, частью по рентгеновским, специалисты Тайной Канцелярии поняли, как работают замки тайного прохода, и уже ночью, ковырявшийся в старом механизме часовщик Соломон Розенталь, удовлетворённо кивнул глядя на то, как уходят во внешне монолитный камень, прутья решётки.

– Это была отличная работа, Соломон Израилевич. – Николай кивнул старому мастеру. – Я обязательно доложу государю о вашей неоценимой помощи.

– Ну, что, можно уже? – Специально выдернутый для этого дела из Сестрорецкого околотка урядник Гаврилюк, подвижный словно ртуть мужчина ростом с подростка, от избытка чувств пробежался по комнате.

– Да не торопитесь, урядник. – Николай взмахнул рукой. – Видите какую конструкцию нагородили? – Николай кивнул на мостки, стоявшие у стены и удобное кресло которое подняли под потолок, уважая более чем почтенный возраст механика. – Сейчас всё уберут, и полезете. Лучше проверьте снаряжение.

– Та двадесять раз уже проверил! – Гаврилюк махнул рукой, и увидев кулак подполковника Саенко, быстро кивнул. – Есть поверить снаряжение.

Убрав всё что мешало залезть в вентиляцию, подсадили урядника, и тот мгновенно скрылся в вентиляции, словно змея.

На всякий случай за ним тащилась верёвка, и наготове был ещё один малорослый офицер, из числа роты охраны Штаба Егерских войск. Был он конечно куда лучше подготовлен чем полицейский, но отличался куда более широкими плечами, и потому остался на подхвате.

Тем временем, ещё две следственные группы не теряли времени даром, приняв на временное содержание государства всех сотрудников Отдела Хранения Кремля, и даже членов их семей, а также занимаясь увлекательным, но не очень результативным делом, тряся остатки московского криминала.

Двадцать минут которые ползал Гаврилюк, показались Николаю вечностью, и когда тот выпал из дыры воздуховода, его сразу подхватили на руки, но тот, оттолкнув всех, снова нырнул в дыру, и торжествуя вытащил на свет, длинное древко посоха Феофана Грозного но без алого алмаза в навершии.

Глава 6

В сыскной работе, главная задача не в том, чтобы найти то, что нужно, а в том, чтобы ненароком не найти то, что не нужно.

Эжен Франсуа Видок

Флот воздушный зародившись буквально на наших глазах, быстро оброс собственными правилами, легендами и даже терминами. Многое заимствовав из флота морского, тем не менее создал и собственное, ни на что не похожее, воздушное братство людей, большая часть жизни которых проходит в небе.

И уже не морские волки, с их просоленными бродами и широкими клёшами, тревожат женские сердца, а подтянутые молодые люди в белоснежной форме Воздухофлота, и красотки – стюардессы, чья ангельская стать заставляет чаще биться сердца пассажиров, даже глубоко почтенных возрастом.

И весь воздушный флот, также молод, красив, проворен словно белка и всё более и более решительно входит в нашу жизнь. Самолёты и воздухолёты не так комфортабельны, как магистральные поезда, и не могут взять на борт столько же груза, но они куда быстрее, что в наш век скоростей, чрезвычайно ценится публикой. Добраться от Нижнего до столицы не за четыре с половиной часа, а за полтора часа, а от Владивостока до Киева не за девять дней, а за трое суток, не это ли идеал человека, ценящего время? И порой уже встречаются господа, летающие на обед в Киев, а на ужин в Нижний Новгород.

Мариэтта Шагинян специально для Московского Вестника. 12 мая 1924 года

Российская империя, Москва, Генеральный штаб.

– И как же это всё понимать, Георгий Семёнович? – Генерал Духонин был зол, и возбуждённо ходил из угла в угол огромного кабинета поскрипывая сапогами, начищенными до «голубой искры». Только что ему доложили о том, что Белоусов – младший обнаружил посох, пусть и без алого бриллианта, но сама реликвия найдена. И это после того, как он отрядил в распоряжение генерала Сокольского, который командовал внутренней контрразведкой генштаба, своих лучших людей. Головорезов, которым сам чёрт не брат, способных на всё. Генерал клятвенно пообещал ему быстрый результат, и что? – И что, я вас спрашиваю? – Духонин остановился напротив генерала. – Вы арестовали два десятка человек, но так и не смогли получить хоть тень результата. А этот мальчишка…

– Виноват ваше высокопревосходительство, но я дал команду нашим специалистам посмотреть на их технику, так мы даже названий таких не знаем. – Генерал развёл руками. – Мы всё правильно сделали. И людишек взяли каких надо, и допросы провели правильно, только вот полковник этот, он словно из другого времени. С фотографами на их языке, со скорохватами, тоже не теряется, да и когда с полицейскими разговаривал, те ему в рот смотрели словно отцу родному. А технику эту… Я сам видел. Привезли её а он самолично распаковал, да разобрал на глазах, как мои люди пулемёт разбирают. Кстати, пулемёт-то тоже его конструкции. Он словно из завтра к нам пришёл.

– Это не он из завтра. – Духонин наконец успокоился и сел. – Он как раз из сегодняшнего дня. Это мы с вами, генерал старые перечницы. И это значит, что мы должны подтянуться, и заставить себя учиться. А иначе нас молодёжь быстро сожрёт.

Российская империя, Москва, Тайная Канцелярия.

После первого успеха у группы Белоусова началась полоса тишины. Уже перетряхнули всех, кто мог помочь преступникам сбыть краденое, ювелиров и нечистых на руку торговцев. Трясли даже бывших уголовников, картёжников, и вообще антисоциальные элементы, а раскрашенная фотокарточка бриллианта разослана по всем отделениям полиции, пограничной и таможенной службы. Все специальные службы империи буквально были в пене, но реликвия словно канула в воду.

Белоусов ко всей этой кутерьме относился спокойно. Как минимум потому, что основная реликвия всё-таки была возвращена, а во вторую очередь, потому что у него в программе стояла защита диплома, и всё что не относилось к этой задаче, было отодвинуто в сторону.

Темой диплома, было управление потоком топлива и воздуха в зависимости от режимов работы двигателей внутреннего сгорания, и поэтому на огромном столе перед ним, стояли разные модели двигателей, карбюраторов, и прочей механики, которые по его заказу изготовили на опытном участке Русской Стали.

Николай всегда старался появляться в Университете в штатском, а точнее в форменном костюме инженера – механика, но в этот раз пришлось надеть парадный мундир со всеми наградами, так как этот пункт был прямо прописан в академических правилах. Об этом ему жёстко сказал декан факультета, который знал где служит Николай. Видимо для каких-то его внутренних интриг нужно было появление студента Белоусова при полном параде.

Зрелище выходящего на трибуну полковника Тайной Канцелярии, с высшими орденами империи, и двумя георгиями, сначала вызвало шок у преподавательского состава, а после паузы, они все как один встали аплодисментами приветствуя Николая.

В такой обстановке, защита прошла конечно же без сучка и задоринки, а когда декан, вручая диплом, объявил, что все двигатели и учебные пособия, изготовленные для демонстрации, остаются факультету, снова раздались аплодисменты.

В соседней аудитории, официанты уже сервировали столы с угощением для комиссии и всех присутствующих, а Николай, тепло простившись с преподавателями, поехал отмечать окончание университета с родными. Мамой, папой и Анечкой.

У самого Николая, момент окончания Университета, почти не вызвал никаких эмоций, так он устал от учёбы и подготовки к защите.

Но и во время банкета, и позже, когда он лёг в постель, сон всё не шёл. Он пытался понять, что– же ему не даёт покоя. Словно мелкая заноза. Ноет где-то, а не понять где.

Расслабившись и погрузившись в медитативное состояние, Николай начал просматривать прошедший день, словно визиографическую ленту, кадр за кадром, медленно и неторопливо. Слова людей, их мимика, жесты, кто и где стоял, и что при этом делал…

Искомое нашлось быстро. В ресторане, где он с родителями и Анечкой праздновал окончание Университета, где-то на периферии зрения, маячила пара. Тощий словно палка метрдотель и крупноватый, и грузный толстый старший официант, следившие чтобы у дорогих гостей заведения всё было в порядке. И их разговор, на грани слышимости, но когда вдруг замолкла певица, слова прозвучали слишком громко и потому ясно.

«– Дак как не порадеть родному человечку-то? Сам знаешь. Ради своих – то и не так через себя перепрыгнешь. Родная кровь не водица.»

Да, это была та самая заноза, что не давала покоя.

«И чего я так прилип к этим словам?»

Николай встал, включил свет, и пройдя в кабинет, взял с полки первое, что попалось, а этим оказался пистолет Штайр 1912 года, раскатал на столе кусок сукна, и разобрав оружие, стал неторопливо чистить его, не мешая мыслям свободно течь.

Фраза была самой обыкновенной. Семья и семейственность, среди народов, населяющих Россию, была в почёте, и одно из самых тяжких оскорблений звучало как «Иван родства не помнящий».

И всё же, почему подсознание сначала выделило эту фразу из общего потока шума?

Если голова его уже не была занята подготовкой к диплому, то следующей болевой точкой следует признать похищение жезла Феофана Грозного. И какое отношение имеет семейственность к похищению?

Собирая уже вычищенный до стерильного состояния Штейр, Николай вдруг остановился, и замер, затем отложил оружие и потянулся к телефону.

Уже как год, телефонные станции избавились от барышень, и соединение происходило путём набора номера через диск.

– Дежурный старший лейтенант Никитченко.

– Доброй ночи, Виктор Михайлович. – Николай раскрыл кодовую книжку этой недели на нужной странице. – Девяносто восемь, шестнадцать, сорок один.

– Доброй ночи, Николай Александрович. – Дежурный с которого мгновенно слетела сонливость, отбарабанил по памяти. – Сорок восемь, десять, пятьдесят пять.

– Виктор, Михайлович, а где у нас пребывают задержанные по Феофановскому делу?

– Так в богадельне бывшей, что теперь тюрьма для особых узников, что на Яузе. Улица Матросская Тишина.

– Там все?

– Да, и даже главного смотрителя Лопахина, перевезли. Комната у него конечно прочим сидельцам не чета, но всё одно, под двойным караулом.

– Благодарствую, Виктор Михайлович.

Никитченко положил трубку, задумался и решительно набрал номер Московской Особой Тюрьмы.

– Дежурный по тюремному дому старший смотритель Куницын. – Сонно ответили в трубке, что было вполне естественно, так как на часах было три часа ночи.

– Егорыч, просыпайся. – Строго произнёс старший лейтенант. – Рупь за сто, если к тебе сейчас не едет, наш полковник Белоусов. Ты не смотри, что он молод, да разговаривает любезно, и никогда не орёт. После него и заслуженные генералы орденов и медалей вчистую лишаются, и без пенсии уходят со службы. Так что поднимай своих архаровцев, продирайте глаза, и чтобы всё по уставу.

Российская Империя, Москва, арестантский дом Коллегии Внутренних дел.

Когда белоснежный Орёл подрулил к воротам тюрьмы, из караулки тотчас же выбежал полицейский хорунжий, и представившись, мельком глянул документы Николая, и три раза свистнул в свою дудку, вызывая начальника караула.

А вот тот, уже посмотрел все бумаги предельно внимательно, и коротко козырнув проводил Николая к старшему дежурному.

Сопроводительный лист на каждого заключённого хранился в спецчасти, которую ему открыли и вывалили на стол два десятка папок из коричневого картона, где лежали дела на арестантов по делу хищения из Кремля.

Но Николая интересовали только те, у кого были дети, и таковых было всего пятеро.

А у самого господина статского советника Лопахина, главного смотрителя реликвий Кремля, их было аж пятеро, и по здравому размышлению Николай решил начать с него.

Камеры для особых узников – так называемые генеральские, были о трёх комнатах каждая, со своим туалетом, кабинетом и спальней с занавесочками стыдливо прикрывавшими зарешёченное окно под самым потолком.

Когда Николай вошёл в камеру, Евграф Никитич Лопахин, статский советник, и главный смотритель Кремлёвских ценностей, задорно сучил ножками, в метре от земли, вися на верёвке сплетённой из обрывков простыни, и привязанной к оконной решётке.

Без лишних разговоров, Николай словно из воздуха вынул длинный кинжал, одним взмахом перерезал верёвку, и подхватив падающего хранителя, уложил того на диван.

Через минуту, синюшный цвет лица Лопахина начал сменяться нормальной краснотой, а хриплое заполошное дыхание постепенно успокоилось.

– Что же это вы так? – Николай лучезарно улыбнулся, и погрозил пальцем. – Улизнуть удумали? – А на каторгу, ваши дети без вас пойдут? Как же они там без вас?

– Кхх… Лопахин тяжело закашлялся, и с ненавистью посмотрел на Николая. – Детей на каторгу?

– А как вы думали, Евграф Никитич? – Николай пододвинул стул поближе к дивану и присел. – Дети государственного преступника, безусловно переходят в категорию лиц, поражённых в правах. Да не волнуйтесь вы так. И в Сибири люди живут. И даже получше многих здесь, в центре России. Вы мне лучше скажите, кого вы таким вот оригинальным образом спасали?

– Ничего я не буду говорить. – хранитель насупился и отвернулся.

– Будете конечно. – Николай усмехнулся, и расстегнув две пуговицы мундира достал на свет золотой жетон с соколом. – Знаете, что это? – И видя, как округляются глаза статского советника, произнёс. – Я нарежу вас тонкими ломтиками, посолю, поперчу, и выкину в выгребную яму. Но ПЕРЕД тем как в ней оказаться вы мне конечно же всё расскажете. – И не поворачиваясь бросил: – Господин участковый пристав, а тюремный доктор спит?

– Как можно ваше высокородие. Бодрствует, как и положено по смене.

– Тогда принесите мне от доктора хирургический чемоданчик. Его самого не нужно, хотя если пожелает присутствовать, не препятствуйте.

Когда полицейский скрылся, Лопахин долго смотрел в глаза Николаю, а после, ухватившись рукой за спинку дивана рывком сел, свесил ноги на пол, и тяжко вздохнул.

– Спрашивайте.

История оказалась простой и достаточно грязной. У статского советника Лопахина заболела дочь, и какой-то доброхот предложил тому, лечение в Берлинской клинике. Ну а поскольку это было совершенно не по деньгам для чиновника средней руки, то плохо подумав, Лопахин решился на кражу. И выкрасть решил не что-нибудь, а одну из главных реликвий рода Рюриков. В основном потому, что проверяли ценность редко, нерегулярно и при малой толике удачи пропажу посоха могли не заметить с полгода.

По роду службы зная и про тайные проходы, и про хитрые решётки, он ночью пролез в сокровищницу, и не потревожив сладкий сон караула, вынес посох из комнаты, где-то в подсобке выковырял алмаз, и забросил жезл обратно в вентиляцию.

И тут случилась первая неприятность. Второй помощник хранителя, решил вдруг заменить замок на стеклянной витрине, где стоял меч, а войдя сразу обнаружил пропажу посоха.

После, Лопахин понадеялся, что секрет решётки не раскроют, но Николай с рентгеновским аппаратом вновь сломал планы хранителя.

Ну а когда в коридоре тюрьмы забегали надзиратели, и статский советник услышал, что в тюрьму прибывает полковник из Тайной Канцелярии, то решил скоренько свести концы с жизнью, чтобы прикрыть убытие семьи в Берлин для лечения младшенькой.

Кто был человек, с которым он договаривался, Лопахин не знал, но утверждал, что тот говорил с лёгким немецким акцентом, чуть хромал на правую ногу, и не имел безымянного пальца на правой руке.

Хромота и акцент, вполне могли быть маскировкой, но отсутствие пальца, это уже зацепка пусть и слабая. Ну и самое главное, что человек этот будет на воздухолёте Москва – Берлин отбывающем сегодня, ибо именно там должна была состоятся передача денег и камня.

Когда хранитель закончил каяться, Николай глянул на наручные часы. Пять утра.

– Значит так. С утра придёт следователь, от военных. Ему расскажете всё как мне. Единственная ваша надежда на помилование государя. Только он может заменить государственную измену, на более мягкую статью, а учитывая двадцатилетнюю беспорочную службу, так и вовсе отделаетесь поражением в правах и высылкой.

Медлить было нельзя. Воздухолёт на котором должен был «улететь» бриллиант, уходил в восемь утра, и времени практически не оставалось.

В это время улицы в Москве были пусты, и летевшая по улицам машина не рисковала сбить неосторожного пешехода, и только редкие постовые провожали её взглядом.

Николай лишь заскочил к себе домой, прихватил нужное, и оставив поручения мажордому, поспешил в воздушный порт.

Несмотря на раннее утро в Воздухолётном Порту уже царила суета и беготня.

Техники готовили огромный лайнер «Сибирь» к полёту, проверяя двигатели, трансмиссии, и всё навигационное хозяйство.

Николай сразу подрулил к зданию где находился главный диспетчер, и чтобы не плодить лишних вопросов, вытащил на свет знак Сокола.

– Именем государя.

Охреневшему от такого явления старшему диспетчеру – распорядителю не оставалось ничего другого как мгновенно и положительно решить все вопросы.

Диспетчерскую Николай покидал уже переодетый в белую с золотом форму пилота товарищества Воздухофлот, с эмблемами старшего офицера воздушного корабля. Как офицеру ему полагался пистолет, но вместо штатного Коровина 1922 года, полковник засунул в кобуру свой Гром 21 – новейший автоматический пистолет Русской Стали, с уже потёртой рукоятью.

Командир, был уже на месте, и Николай поднялся к нему предъявив лётную книжку, полётное от Главдиспетчера, и объяснил почему не пользуется настоящей фамилией.

– Я всё понял. – Пилот– мастер, Воздухофлота, Пётр Емельянович Касаткин, коротко кивнул. – Но надеюсь у вас есть хоть приблизительное представление о нашей работе? Лётные часы конечно дело нужное, но и заниматься вашей работой мне некогда.

– Пётр Емельянович, я в одиночку привёл воздухолёт класса Стриж, от Ялты до Москвы, за одиннадцать часов. Так же имею штурманский налёт в сто часов, на позиции старшего офицера – навигатора и пятьдесят часов в качестве старшего механика. Всё на воздухолётах класса «Россия». – Николай положил перед капитаном свою лётную книжку.

– Ну курьер конечно не наш гигант, но одиннадцать часов в одиночку, это даже покруче капитанского экзамена. – Он кивнул, листая страницы лётной книжки. – А налёт на самолётах у вас впечатляющий. Как не у всякого военного пилота. Хорошо. – Он поднял взгляд на Николая. – Считайте себя принятым на должность второго помощника капитана. Заниматься будете пассажирами и багажом. Первого помощника я предупрежу, что у нас временный офицер, для набора лётных часов. И скажем что вы какое-то время не летали после скандала по женской части. Этого в принципе достаточно.

– Отлично. – Николай кивнул. Разрешите идти?

– И помните, у нас развесовка пять – пять – два. – бросил ему вслед капитан.

– Должна же быть пять – пять – четыре. – Николай остановился и оглянулся. У вас же майбахи, сто десятой серии? Зет эль?

– Да, только не зет-эль, а зет-эм.

– Это всё равно. Вес у них одинаковый, но всё одно меньше чем мотовилихинские моторы на полторы тонны каждый. Что даёт нам разницу в девять тонн на все шесть моторов. И после модернизации, об этом должна стоять печать, на моторном регламенте.

Думал капитан недолго. Подойдя к связному устройству, вызвал мостик, и приказал подняться к себе главмеха.

Главный механик появился через пять минут. В чёрной, пропахшей мазутом тужурке, такой же чёрной фуражке, и постоянно протирающий руки засаленной ветошью.

Зыркнув в сторону Николая, механик вопросительно посмотрел на капитана.

– Емельяныч?

– А скажите мне, господин главный механик, какие у нас двигатели? – Елейным тоном спросил капитан.

– Так майбахи же, поставили как три месяца. – Удивился главмех.

– А серия?

– Сотка какая-то. – Механик пожал плечами. – Да там разница в них, как в гайках на конвейере.

– А ты техрегламент после замены открывал, голубь мой сизокрылый? – Ещё более ласковым голосом спросил капитан, и подойдя к стеллажу, достал с полки толстую укладку, и начал быстро листать страницы. – Вот тут у меня копия акта по замене двигателей, и что же я вижу? Подпись Макогонова Виктора Степановича. Не знаешь кто это?

– Так это, Емельяныч, – Механик совсем оторопел от такого к нему обращения. – Господин капитан. Я же это.

– Да ну? – Натурально удивился командир корабля, и снова уткнулся в бумажки. – И я вижу здесь специальным актом, указано, что установленные двигатели на девять тонн легче, чем старые.

– Ну? – Главмех тоже удивлённо посмотрел на капитана.

– Баранки гну! – Заорал капитан, вскакивая из-за стола. – Да ты знаешь, что из-за тебя, калоша старая, у нас недовес по грузоподъёмности почти на десять тонн каждый рейс, а из-за того, что жопа кверху торчит как у портовой шлюхи, перерасход по топливу?!! Уже люди из адмиралтейства все ноги стёрли, пересчитывая нашу конструкцию в попытке понять, что за лажа твориться, а тебе похеру?!! Да я тебя самолично посажу педали крутить пока ты нам потери по топливу не погасишь!

– Прошу прощения, господин капитан. – Николай вытянулся по стойке смирно. – Я могу быть свободен?

– Да!!! – Страшно выдохнул капитан, и обернулся на главмеха. – А ты никуда не ходи. Я ещё не закончил.

Когда за Николаем закрылась дверь, он не успел сделать и шага, а оттуда уже донеслись раскаты капитанского разноса.

– Ну, нахрен. – Николай покачал головой, и посмотрел на часы. Грузовые отсеки уже должны были начать заполнять попутным грузом, и почтой, а багаж путешественников начнёт прибывать позже. Но он знал, что в среднем на одного пассажира приходится около тридцати килограммов багажа, и, если считать полную загрузку «Сибири» в сто человек, и их средний общий вес по семьдесят пять килограммов, получалось что пассажиры со своим багажом едва ли нагружают воздухолёт на половину полезной грузоподъёмности, которая составляла тридцать тонн.

Представившись суперкарго[1] занимавшегося размещением грузов в трюмах, и посмотрев пять минут, за его работой, Николай поставил того в известность об изменении регламента развесовки грузовых отсеков, и наконец-то решил заняться тем делом, ради которого он затеял этот маскарад.

В раздевалке стюардесс совмещённой с комнатой отдыха и спальным отсеком, в начале смены всегда стоял весёлый щебет. Словно в одну клетку посадили целую стаю прекрасных тропических птиц, и это не было преувеличением ни в одном слове. Девчонки выдержавшие серьёзный отбор, и тяжёлую учёбу, были все как на подбор красавицами. Со стройными фигурами и красивыми лицами, готовыми не только успокоить нервничавшего пассажира, но и принять роды, или, например, обеспечить покидание судна в случае аварии.