Текст книги "Стихотворения и поэмы. Том 1"

Автор книги: Андрей Белый

 
Время, —
– Плещущие
Воды —
– Унимай
Свой праздный скач:
 
 
Поднимай, —
– В пустые годы,
В пусто блещущие
Своды —
– Красный тать —
Рукоять:
 
 
Ты —
Палач!..
 

 
Пусть разматывают нити:
В нить событий —
Вплетено
Небытие!
 
 
Утопатывать
Нам
В ночи, —
Протопатывать
Там
Годы —
– Суждено!
 
 
В нить
Событий —
Вплетено:
Небытие!
 

 
Обволакивает очи,
В ночь обматывает
Тьмой —
– Уволакивает в ночи,
Приборматывает —
– «Мой!»
 
 
Бормочи, ночная прялка:
Мне тебя не превозмочь!
 
 
Ночь, —
 
 
– Лиловая фиалка, —
– Вейся
Шорохом —
У
Ног!
 

 
Лейся
В ночи
Вихрем клочий
Многоногий людогон, —
– Зрея
В души,
Вея
В очи —
– Вея
Ворохом
Времен…
 
 
Утопатываем
В ночи,
Утопатываем —
Мы —
– В разъедающие
Очи,
В нападающие
Тьмы!
 

 
Утопатываем
Мы —
Утопатываем —
– В тьмы!
 

 
Злые
Очи
Светят
В ночи
Злой…
Злые
Духи
Встретят
Этот
Час…
 
 
Злые
Шлемы
Немо
Светят
В бой…
 
 
Где мы?
Где мы?..
В склепы
Емлют
Нас…
 
 
Только
Мухи
Там
Подъемлют
Свои…
 
 
Нам
Не внемлют:
Глухи,
Слепы
Мы…
 
 
Немы —
Демоны:
И —
Немы
Тьмы!..
 

 
Руки мукою
Воздеты: —
– Где Ты,
Бог?
 
 
Только глохнущие
Уши…
Только сохнущие
Души —
В бездне лет…
 
 
Только в тухнувшие
Муки
Рога
Ухнувшие
Звук —
– «Бога —
Нет!» —
– «Бога —
Нет!..»
 

 
Новая дорога
В Назарет —
– «Бога —
Нет!» —
Радует меня…
 
 
Дорогая, веющая
Весть
Дорогого, зреющего
Дня —
– «Есть —
Я!» —
Радует меня…
 

 
Многих толп
Протянутся где-то
И потерянная
С нами
Суетня…
 
 
Из растерянного
Бледного рассвета,
Из обманутого Богом
Дня —
– Столб
Огня —
– «Это —
Я
С
Вами!»
 

М.И. Цветаевой

 
Неисчисляемы
Орбиты серебряного прискорбия,
Где праздномыслия
Повисли —
Тучи…
 
 
Среди них —
Тихо пою стих
В неосязаемые угодия
Ваших образов:
 
 
Ваши молитвы —
Малиновые мелодии
И —
Непобедимые ритмы.
 

1922

Цоссен

Стихи, не вошедшие в основные сборники

Гимн солнцу

 
Пусть говорят слепцы, что замолчали наши лиры,
Пусть говорят слепцы, что смерть нам всем грозит.
Что ей повержены гражданские кумиры,
Что прежний идеал поруган и разбит.
Что средь пустынного, мучительного ада
Желанный луч не заблестит для нас,
Что мы в бездействии погибнем без возврата,
Что путь наш тьмой покрыт, что свет давно погас…
 
 
Опять настанет день, и он не за горами,
Когда коснемся мы до радужных высот.
Когда с рыданьями и сладкими слезами,
В ночи перед собой, у видя свет, парод
Восторженно помчится за мечтами
К востока светлому вперед.
 
 
И солнце дивное из дали к нам проглянет,
Стенанья радости на запад полетят,
И крест, поверженный, торжественно восстанет,
И гимн, под гром небес, перед востоком грянет,
И херувимы к нам слетят.
Пред миллионами коленопреклоненных
Покажется Христос из туч воспламененных.
 

Июль 1897

Даниловка

Подражание Гейне

 
Таинственной, чудною сказкой
Над прудом стояла луна
Вся в розах, с томительной таской
Его целовала она.
Лучи золотые дрожали
На легкой, чуть слышной волне.
Огромные сосны дремали,
Кивая, в ночной тишине.
 
 
Тихонько шептались, кивая,
Жасмины и розы с тоской.
Всю ночь просидели, мечтая,
Они над зеркальной водой…
 
 
С востока рассветом пахнуло.
Огнем загорелась волна.
В туманах седых потонула
Ночная царица луна.
Веселые пташки проснулись.
Расстались на долго они.
И вот с той поры потянулись
Для них беспросветные дни…
 
 
И часто, и долго весною,
Когда восходила луна,
Бывало, над прудом с тоскою,
Вся в розах, сидела она.
И горькая жалоба сосен
Тиха, безнадежно была.
И много обманчивых весен
Над прудом она провела…
 

Ноябрь 1898

Москва

Подражание Бодлеру

 
О! Слушали ли вы
Глухое рокотанье
Меж пропастей тупых?
И океан угроз
Бессильно жалобных?
И грозы мирозданья?
Аккорды резкие
Невыплаканных слез?
 
 
О! Знаете ли вы
Пучину диссонансов,
Раскрытую, как пасть,
Между тернистых скал?
И пляску бредную
Уродливых кадансов?
И тихо плачущий
В безумстве идеал?
 

Октябрь 1899

Москва

В лодке

 
Лодка скользила вдоль синих озер
Ранней весной…
Волны шумели… Твой тающий взор
Робко блуждал среди синих озер…
Был я с тобой.
 
 
Там… где-то в небе… гряда дымных туч
Рдела огнем,
Точно цепь льдистых, сверкающих круч,
А не холодных, блуждающих туч,
Тающих сном.
 
 
Ах, мы сидели как будто во сне!..
Легкий туман
Встал, точно сказка о нашей весне…
…Ты засыпала, склонившись ко мне…
Призрак! Обман!..
 
 
Годы прошли… Я устал… Я один…
Годы прошли…
Лодка скользит вдоль озерных равнин.
Вместо багрянцем сверкающих льдин —
Тучи вдали…
 
 
Весь я согнулся… усталый… больной…
Где же ты… друг?
Над равнодушной, холодной волной
Вьется туман, точно призрак седой…
Где же ты… друг?
 

Декабрь 1900

Идеал

 
Я плакал безумно, ища идеал,
Я струны у лиры в тоске оборвал…
Я бросил в ручей свой лавровый венок…
На землю упал… и кровавый цветок
Сребристой росою окапал меня
…Увидел я в чаще мерцанье огня:
То фавн козлоногий, усевшись на пне,
Закуривал трубку, гримасничал мне,
Смеялся на горькие слезы мои,
Кричал: «Как смешны мне страданья твои…»
 
 
Но я отвернулся от фавна, молчал…
И он, уходя, мне язык показал;
Копытом стуча, ковылял меж стволов.
Уж ночь распростерла свой звездный покров…
______
 
 
Я плакал безумно, ища идеал…
Я струны у лиры в тоске оборвал…
«О, где же ты, счастье!..» Цветок кровяной
Беззвучно качнулся, поник надо мной…
Обход совершая, таинственный гном
Внезапно меня осветил фонарем
И, видя горючие слезы мои,
Сказал: «Как смешны мне страданья твои…»
Но я отвернулся от гнома, молчал…
И он, одинокий, свой путь продолжал.
______
 
 
Я плакал безумно, ища идеал…
Я струны у лиры в тоске оборвал…
И ветер вздохнул над уснувшей сосной,
И вспыхнул над лесом рассвет золотой…
Гигант – вечный странник – куда-то спешил;
Восток его радостный лик золотил…
Увидел меня, головой мне кивнул,
В восторге горячем руками всплеснул
И криком окрестность потряс громовым:
«Что было – прошло, разлетелось, как дым!..
Что было не будет! Печали земли
В туманную Вечность, мой брат, отошли…»
Я красный цветок с ликованьем сорвал
И к пылкому сердцу его прижимал…
 

Август 1901

На границе между перимской и феотирской церковью

(см. Откр. Иоанна)

 
Редеет с востока неверная тень…
Улыбкой цветет наплывающий день…
А там, над зарею, высоко, высоко
Денницы стоит лучезарное око.
И светит на фоне небес голубом,
Сверкая серебряно-белым лучом…
 

 
Великий полудень… как прежде, я царь…
И мне воздвигают, как прежде, алтарь…
И жаждущих толпы стекаются снова…
И ждут от царя всепобедного слова…
На троне тяжелом сижу – полубог, —
…………………….
На кудри возложен огнистый венок,
Как кровь, на парче моей бетой рубины!
На грудь и на плечи ложатся седины,
Алмаз серебрится в кудрях, как роса
……………………..
Над храмом темней и темней небеса…
 

 
Как Бог, восседаю на троне моем,
Сердца прожигаю лучистым огнем,
Зову, вызываю я Нового Духа,
Как гром и как буря, те речи для слуха.
Мой жрец седовласый, кадилом звеня,
Ко мне подошел и кадит на меня…
И я продолжаю сзывать в фимиаме
И шепот, и ропот, и вздохи во храме…
Мой жрец седовласый в испуге дрожит,
Снимает венец и из храма бежит…
 

 
Над морем погасла заря золотая —
Над лесом восходит луна огневая…
Над храмом простерта туманная ночь.
…Я кончил. И толпы отхлынули прочь.
………………………
Один я, как прежде!.. Один и покинут.
Венец мой огнистый на брови надвинут…
Стою, потрясая железным жезлом…
Погасли лампады во храме моем…
 

1901

Петербург

«Знание»

 
Боялся я, что тайну вдруг открою
За гранью бытия.
С огнем в руках за дверью роковою,
Дрожал, боялся я.
И вот в колодезь ужаса я глянул.
Я утонул.
Дверь распахнулась… Мрак оттуда прянул.
Свечу задул.
И ничего… И только мрак со мною…
И ничего…
Да, я узнал… Но знанья не открою
Я своего.
Пусть шепчут мне: «Я вижу привидений
Бездонно-грозный знак!..»
Я посмотрю без страха, без волнении,
Но с грустию на мрак.
 

Март 1903

Попрошайка

 
Крыши. Камни. Пыль. Звучит
Под забором ругань альта.
К небу едкий жар валит
Неостывшего асфальта.
 
 
Стен горячих вечный груз.
Задыхается прохожий…
Оборванец снял картуз.
Смотрит палец из калоши.
 
 
«Сударь, голоден, нет сил,
Не оставьте богомольца.
На руках и я носил
Золотые кольца.
 
 
Коль алтын купец дает,
Провожу в ночлежке ночь я…»
Ветерок, дохнув, рванет
На плечах иссохших клочья.
 
 
На танцующую дрянь
Поглядел купец сурово:
«Говорят тебе, отстань,
Позову городового!..»
 
 
Стены. Жар. В зубах песок.
Люди. Тумбы. Гром пролеток.
Шелест юбок. Алость щек
Размалеванных красоток.
 

1904

Старинному врагу

В.Б.

 
Ты над ущельем, демон горный,
Взмахнул крылом и застил свет.
И в туче черной, враг упорный,
Стоял Я знал: пощады нет —
 
 
И длань воздел – и облак белый
В лазурь меня – в лазурь унес…
Опять в эфирах, вольный, смелый,
Омытый ласковостью рос.
 
 
Ты несся ввысь со мною рядом,
Подобный дикому орлу.
Но, опрокинут тяжким градом,
Ты пал, бессильный, на скалу.
 
 
Ты пылью встал. Но пыль, но копоть
Спалит огонь, рассеет гром.
Нет, не взлетишь: бесцельно хлопать
Своим растрепанным крылом.
 
 
Моя броня горит пожаром.
Копье мне – молнья. Солнце – щит.
Не приближайся: в гневе яром
Тебя гроза испепелит.
 

9 декабря 1904

Гроза в горах

 
Какой-то призрак бледный, бурный,
В седом плаще оцепенев,
Как в тихий пруд, в полет лазурный
Глядит, на дымный облак сев.
 
 
А в дымных клубах молньи точит
Дробящий млат на ребрах гор.
Громовым грохотом хохочет
Краснобородый, рыжий Тор.
 
 
Гудит удар по наковальне.
И облак, вспыхнув, загремел.
И на утес понесся дальний,
Змеясь, пучок огнистых стрел.
 
 
В провал летит гранит разбитый
И глухо ухает на дне,
И с вольным воем вихрь несытый
Туманы крутит в вышине.
 

<1905>

Злая страсть

 
Я полна истомы страстной,
Я – царица, ты пришлец.
Я тебе рукою властной
Дам мой царственный венец.
Горстью матовых жемчужин
Разукрашу твой наряд.
Ты молчишь? Тебе не нужен
Мой горящий пылкий взгляд?
 
 
Знай, одежда совлечется
С этих стройных, белых плеч.
В тело нежное вопьется
Острым жалом длинный меч.
Пусть меня затешат муки,
Пыток знойная мечта,
Вздернут матовые руки
К перекладине креста.
Черный раб тебе пронижет
Грудь отравленным копьем,
Пусть тебя и жжет, и лижет
Огнь палящим языком.
Ленты дымнозолотые
Перевьют твой гибкий стан.
Брызнут струи огневые
Из горящих, свежих ран
Твои очи – незабудки,
Твои зубы – жемчуга.
Ты молчишь, холодный, жуткий,
Помертвевший, как снега
Ты молчишь. В лазурном взгляде
Укоризна и вопрос.
И на грудь упали пряди
Золотых твоих волос.
Палачи, вбивайте гвозди!
Кровь струёй кипящей льет;
Так вино из сочных гроздий
Ярким пурпуром течет.
 
 
В желтой палке искра тлела,
Пламя змейкой завилось,
Бледно-мраморное тело
Красным отблеском зажглось.
Миг еще – бессильно двинешь
Попаленной головой.
С громким воплем к небу вскинешь
Взор прозрачно-голубой.
Миг еще – и, налетая,
Ветер пламя колыхнет,
Вьет горящий столб, взлетая,
Точно рдяный водомет.
В дымном блеске я ослепла.
Злая страсть сожгла мне кровь.
 
 
Ветер, серой горстью пепла
Уноси мою любовь!
Из чужого прибыл краю.
Мое счастье загубил.
Кто ты был, почем я знаю,
Если б ты меня любил,
Отдалась твоей я вере б,
Были б счастливы вдвоем…
Ты не смейся, желтый череп,
Надо мной застывшим ртом.
 

<1906>

Месть

 
О, вспомни —
Исколоты ноги:
Дожди,
Гололедица, град!
 
 
Допрос: ты – вернулась
С дороги
С экспрессом к себе
В Петроград.
 
 
– «Предательница!..»
Запахнулся
В изношенный
В серый халат, —
 
 
И шел по годинам…
Очнулся —
У двери проклятых
Палат.
 
 
В окошко
Ударится камень,
И врубится
В двери топор; —
 
 
Из окон разинется
Пламень
От шелковых кресел и
Штор.
 
 
Фарфор,
Изукрашенный шандал
Все —
К чертовой матери, все!..
 
 
Жестокий, железный мой
Кандал —
Ударится в сердце
Твое.
 

1906

Любовники

А. А. Курсинскому

 
По вечерам с фельдшерицей
Гуляющий,
Девицей
Жалкою, —
 
 
Помавающий
Палкою, —
 
 
Села скромный житель,
Задорный,
Горбатый
Учитель
Решил все вопросы, —
 
 
Черный,
Длинноносый,
 
 
Учитель сельский,
Бельский!!
______
 
 
Цветы мои,
Цветики!
Вы не знаете,
Любимые —
 
 
Вы не знаете
Арифметики!!
______
 
 
Небеса потухают
Хрустальные.
 
 
Вопросы они изучают
Социальные
Вместе —
 
 
Бакунина
Подарил, он невесте.
 
 
Но втуне она
Прочитала Бакунина!
 
 
Ах, она ему снится!
Ах, сердце его будто ножиком
Изранено!
 
 
Но топорщится ежиком
Фельдшерица
Галанина.
______
 
 
Василечки лазурными венчиками
На влюбленных кивают.
 
 
Из оврага кони бубенчиками
Закипают, —
 
 
И помещик качается
Мимо них в тарантасе.
 

Март 1906

Вместо письма

Любимому другу и брату

(С.М. Соловьеву)

 
Я вижу – лаврами венчанный,
Ты обернулся на закат.
Привет тебе, мой брат желанный,
Судьбою посланный мне брат!
 
 
К вам в октябре спешат морозы
На крыльях ветра ледяных.
Здесь все в лучах, здесь дышат розы
У водометов голубых.
 
 
Я здесь с утра в Пинакотеке
Над Максом Клингером сижу.
Потом один, смеживши веки,
По белым улицам брожу.
 
 
Под небом жарким ем Kalbsbraten,
Зайдя обедать в Breierei.
А свет пройдется сетью пятен
По темени, где нет кудрей.
 
 
Там ждет Владимиров Василий
Васильевич (он. шлет привет).
Здесь на чужбине обновили
Воспоминанья прежних лет.
 
 
Сидим, молчим над кружкой нива
Над воскрешающим былым,
Засунув трубки в рот лениво,
Пуская в небо пыльный дым.
 
 
Вот и теперь: в лучах заката
(Ты знаешь сам – разлуки нет)
Повеет ветр – услышу брата
И улыбнусь ему в ответ.
 
 
Привет тебе, мне Богом данный,
Судьбою посланный мне брат,
Я вижу, лаврами венчанный,
Ты мне киваешь на закат.
 
 
Часу в десятом, деньги в кассе
Сочтя, бегу – путь не далек —
Накинув плащ, по Тürkenstrasse
Туда, где красный огонек.
 
 
Я знаю, час придет, и снова
Родимый север призовет
И сердце там в борьбе суровой
Вновь сердце кровью изойдет.
 
 
Но в миг, как взор падет на глобус,
В душе истает туч гряда.
Я вспомню München, Kathy Cobus
И Simplicissimus тогда.
 
 
Придет бывало – бьют минуты
Снопами праздничных ракет,
И не грозится Хронос лютый
Потомкам вечно бледных лет.
 
 
Вот ритму вальса незаметно
Тоску угрюмую предашь.
Глядишь – кивает там приветно
Мне длинноносый бритый Asch.
 
 
Кивает нежно Fraulein Ани
В бездумной резвости своей,
Идет, несет в простертой длани
Бокал слепительных огней.
 
 
Под шелест скрипки тиховейный
Взлетит бокал над головой,
Рассеет искры мозельвейна,
Как некий факел золотой.
 
 
Но, милый брат, мне ненадолго
Забыться сном – вином утех —
Ведь прозвучал под небом долга
Нам золотой, осенний смех!
 
 
Пусть бесконечно длинен свиток —
Бесцельный свиток бытия.
Пускай отравленный напиток
Обжег мне грудь – не умер я.
…………………..
 

21 октября (8 окт.) (1906)

Мюнхен

«Опять он здесь, в рядах борцов...»

 
Опять он здесь, в рядах борцов.
Он здесь – пришелец из Женевы.
Он верит: рухнет гнет оков.
Друзья свободы, где вы, где вы?
 
 
Друзья, на выручку ужель
Не шлете вольного отряда?
Уже рассыпалась шрапнель
Над опустевшей баррикадой.
 
 
Вот позвонят, взломают дверь.
В слепом усердии неистов,
Команду рявкнет, будто зверь, —
Войдет с отрядом лютый пристав.
 
 
Не дрогнет он. Безумный взгляд
Его лицо не перекосит,
Когда свой яростный снаряд
Жандарму под ноги он бросит.
 
 
Промчится бредом пьяный миг.
В груди всклокочет вольный хохот,
Пред ним заслонит мертвый лик —
Всклубится дымом черный грохот.
 
 
Тяжелым смрадом пас обдав,
Растянется вуалью блеклой.
Холодный ветер, простонав,
Забьет в разбрызганные стекла.
 
 
Швырнуть снаряд не тяжкий труд
(Без размышленья, без боязни).
Тюрьма. Потом недолгий суд,
Приготовленья к смертной казни.
 
 
Команду встретит ровный взвод,
Зальются трелью барабаны.
И он взойдет на эшафот,
Взойдет в лучах зари багряной.
 
 
Глядит в окно: вдоль мостовых
Расставленная для ареста
Немая цепь городовых
Вокруг условленного места.
 

<1906>

А.А. Блоку

 
Я помню – мне в дали холодной
Твой ясный светил ореол,
Когда ты дорогой свободной —
Дорогой негаснущей шел.
 
 
Былого восторга не стало.
Всё скрылось: прошло – отошло.
Восторгом в ночи пропылало.
Мое огневое чело.
 
 
И мы потухали, как свечи,
Как в ночь опускался закат.
Забыл ли ты прежние речи,
Мой странный, таинственный брат?
 
 
Ты видишь – в пространствах бескрайних
Сокрыта заветная цель.
Но в пытках, но в ужасах тайных
Ты брата забудешь: – ужель?
 
 
Тебе ль ничего я не значу?
И мне ль ты противник и враг?
Ты видишь – зову я и плачу,
Ты видишь – я беден и наг!
 
 
Но, милый, не верю в потерю:
Не гаснет бескрайняя высь.
Молчанью не верю, не верю.
Не верю – и жду: отзовись.
 

7 декабря 1906

Париж

«В голубые, священные дни...»

 
В голубые, священные дни
Распускаются красные маки.
Здесь и там лепестки их – огни —
Подают нам тревожные знаки.
 
 
Скоро солнце взойдет.
Посмотрите —
Зори красные.
Выносите
Стяги ясные.
Выходите
Вперед
Девицы красные.
 
 
Красным полымем всходит Любовь.
Цвет Любви на земле одинаков.
Да прольется горячая кровь
Лепестками разбрызганных маков.
 

1907

Париж

Теневой демон

 
Прошлое мира
В душу глядится язвительно.
Ветром рыдает устало.
 
 
С неба порфира
Ниспала
Стремительно —
 
 
Черною, мягкою тенью ниспала.
 
 
Прямо на легкие плечи
Порфиру летящую
С неба приемлю,
Бархатом пышным свой стан заверну.
 
 
Вот и рассеется лик человечий!
Лиру гремящую
Брошу на землю.
Тенью немой над полями мигну.
 
 
Призрачной дланью взволную
Луга я.
Нежно в овес опрокинусь лицом
Теневым.
 
 
В легких волнах проплыву и овес зацелую,
Лаская.
Встану,
Паду я пронизан копьем
Золотым.
 
 
Солнце, ты новую рану
Наносишь.
Много веков, как ты грудь мне прожгло.
 
 
Бархат порфиры сорвешь и разбросишь
С плеч моих черных
Десницею злой.
 
 
Солнце, не надо плескаться
Томительно
Яркими блеснами,
Злыми червонцами.
 
 
Лиру старинную,
Только ее подниму я стремительно,
Чтоб насмехаться
Над солнцами
Струнными всплесками,
Песенью мстительной.
 

<1907>

«Пусть в верху холодно-резком...»

 
Пусть в верху холодно-резком,
Где лежит хрусталь прошедших бурь,
Дерева бездумным плеском
Проливают золото в лазурь.
 
 
Крутятся, крутятся блеском,
Шепчут невнятно
Над перелеском
Листьев обвеянных ярко блеснувшие пятна.
 
 
На пороге обветшалом
Я сижу один.
Вижу: в блеске грустно-алом
Бег вечерних льдин.
 
 
И не рад, что ясным воском
Купола покрыл закат.
Пусть тревожно бьет по доскам
Льдяной дробью белый град.
 
 
Осень холодная выпала.
Сколько на небе холодного льду.
Облако градом обсыпало
И отразилось в пруду.
 

<1908>

Светлая смерть

 
Тяжелый, сверкающий кубок
Я выпил: земля убежала —
Все рухнуло вниз: под ногами
Пространство холодное, воздух.
Остался в старинном пространстве
Мой кубок сверкающий – Солнце.
 
 
Гляжу: под ногами моими
Ручьи, и леса, и долины
Уходят далеко, глубоко,
А облако в очи туманом
Пахнуло и вниз убегает
Своей кисеей позлащенной…
 
 
Полдневная гаснет окрестность;
Полдневные звезды мне в душу
Глядятся, и каждая «Здравствуй»
Беззвучно сверкает лучами:
«Вернулся от долгих скитаний —
Проснулся на родине: здравствуй!..»
 
 
Часы за часами проходят,
Проходят века: улыбаясь,
Подъемлю в старинном пространстве
Мой кубок сверкающий Солнце.
 

<1909>

В альбом В. К. Ивановой

 
О том, как буду я с тоскою
Дни в Петербурге вспоминать,
Позвольте робкою рукою
В альбоме Вашем начертать.
(О Петербург! О Всадник Медный!
Кузмин! О, песни Кузмина!
Г***, аполлоновец победный!)
О Вера Константинов-на,
Час пятый… Самовар в гостиной
Еще не выпит… По стенам
Нас тени вереницей длинной
Уносят к дальним берегам:
Мы – в облаке… И все в нем тонет —
Гравюры, стены, стол, часы;
А ветер с горизонта гонит
Разлив весенней бирюзы;
 
 
И Вячеслав уже в дремоте
Меланхолически вздохнет:
«Михаил Алексеич, спойте!..»
Рояль раскрыт: Кузмин поет.
Проходит ночь… И день встает,
В окно влетает бледной птицей…
Нам кажется, незримый друг
Своей магической десницей
Вокруг очерчивает крут:
Ковер – уж не ковер, а луг —
Цветут цветы, сверкают долы;
Прислушайтесь, – лепечет лес,
И бирюзовые глаголы
К нам ниспадающих небес.
______
 
 
Все это вспомню я, вздыхая,
Что рок меня от вас умчал,
По мокрым стогнам отъезжая
На Николаевский вокзал.
 

<1910>

Людские предрассудки

 
Зрю пафосские розы… Мне говорят: «Это – жабы».
От сладковеющих роз прочь с омерзеньем бегу.
 
 
Зрю – безобразная жаба сидит под луной на дороге.
«Роза», – мне говорят: жабу прижал я к груди.
 

<1915>

Посвящение

 
Я попросил у вас хлеба – расплавленный камень мне дали,
И, пропаленная, вмиг, смрадно дымится ладонь…
Вот и костер растрещался, и пламень танцует под небо.
Мне говорят: «Пурпур». В него облеклись на костре.
Пляшущий пурпур прилип, сдирая и кожу, и мясо:
Вмиг до ушей разорвался черный, осклабленный рот.
Тут воскликнули вы: «Он просветленно смеется…»
И густолиственный лавр страшный череп покрыл.
 

1915

«Пришла… И в нечаемый час...»

 
Пришла… И в нечаемый час
Мне будишь, взметая напасти,
Огнями блистательных глаз
Алмазные, ясные страсти.
 
 
Глаза золотые твои
Во мне огневеют, как свечи…
Люблю: – изныванья мои,
Твои поцелуйные плечи.
 

1916

«Цветок струит росу...»

 
Цветок струит росу.
Живой хрусталь в пруду.
Так жизнь, мою росу,
В живой хрусталь снесу…
С улыбкой в смерть пройду.
 

Июль 1916

Дорнах

Своему двойнику

(Леониду Ледяному)

 
Вы – завсегдатай съездов, секций,
Авторитет дубовых лбов,
Афишами публичных лекций
Кричите с уличных столбов.
 
 
Не публицист и не философ,
А просто Harlequin Jaloux,
Вы – погрузили ряд вопросов
В казуистическую мглу, —
 
 
Вы томы утонченных мистик,
Нашедши подходящий тон,
Сжимаете в газетный листик,
В пятисотстрочный фельетон.
 
 
Корней Чуковский вас попрытче,
Ю. Айхенвальд пред вами тих;
Вы и не Нитче и не Фритче,
А нечто среднее из них.
 
 
Года вытягивая в строки
Крикливых мыслей канитель,
Вы – пестроногий, пестробокий
Бубенчатый Полишинель.
 

1917

Москва

Первое мая

 
Первое мая!
Праздник ожидания…
Расцветись, стихия,
В пламень и сапфир!
Занимайтесь, здания,
Пламенем восстания!
Занимайтесь заревом:
Москва,
Россия,
Мир!
 
 
Испугав огромное
Становище
Каркающих галок и ворон,
Рухни в лес знамен,
Рухни ты,
Чугунное чудовище —
Александра Третьего раздутая, литая
Голова!
 
 
Первое мая!
Первое мая!
Красным заревом
Пылает Москва!
 
 
Вольные, восторженные груди,
Крикните в пороховое марево,
В возгласы и оргии орудий,
Где безумствуют измученные люди:
«На земле – мир!
В человеках – благоволение!
Впереди – Христово Воскресение…»
 
 
И да будет первое мая,
Как зарево,
От которого загорится:
Москва,
Россия,
Мир!
 
 
В лесе
Знамен,
Как в венце из роз,
Храбро встав
На гребне времен,
В голубую твердь
Скажем:
 
 
– «Успокойтесь, безвинные жертвы:
Христос
Воскресе.
 
 
(Христос Воскресе из мертвых,
Смертию смерть поправ
И сущих во гробех живот даровав)».
 
 
Первое мая!
Праздник ожидания…
Расцветись, стихия, в пламень и сапфир,
Занимайтесь, здания, заревом восстания.
Занимайтесь заревом:
Москва,
Россия,
Мир!
 

<1918>