Текст книги "Стихотворения и поэмы. Том 1"

Автор книги: Андрей Белый

«Я»

 
В себе, – собой объятый
(Как мглой небытия), —
В себе самом разъятый,
Светлею светом «я».
 
 
В огромном темном мире
Моя рука растет;
В бессолнечные шири
Я солнечно простерт, —
 
 
И зрею, зрею зовом
«Воистину воскрес» —
В просвете бирюзовом
Яснеющих небес.
 
 
Березы в вешнем лесе,
Росея в серебре, —
Провеяли «воскресе»
На розовой заре…
 
 
«Я» – это Ты, Грядущий
Из дней во мне – ко мне —
В раскинутые кущи
Над «Ты Еси на не-бе-си!»
 

Декабрь 1917

Дедово

Воспоминание

 
Мы – ослепленные, пока в душе не вскроем
Иных миров знакомое зерно.
В моей груди отражено оно.
И вот – зажгло знакомым, грозным зноем.
 
 
И вспыхнула, и осветилась мгла.
Всё вспомнилось – не поднялось вопроса:
В какие-то кипящие колеса
Душа моя, расплавясь, протекла.
 

Май 1914

Арлесгейм

Сестре Антропософии

 
Слышу вновь Твой голос голубой,
До Тебя душой не достигая:
Как светло, как хорошо с Тобой,
Ласковая, милая, благая.
 
 
Веют мне родные глубины
Лепестками персикова цвета,
Благовонным воздухом весны,
Пряными роскошествами лета.
 

Июнь 1918

Москва

Тело стихий

 
В лепестке лазурево-лилейном
Мир чудесен.
Всё чудесно в фейном, вейном, змеином
Мире песен.
 
 
Мы – повисли,
Как над пенной бездною ручей.
Льются мысли
Блесками летающих лучей.
 

Октябрь 1916

Москва

Встречный взгляд
Танка

 
Медовый цветик сада
Шлет цветику свой стих…
Две пчелки вылетают
Из венчиков: два взгляда
Перекрестились в них.
 

Май 1918

Москва

Крылатая душа
Танка

 
Твоих очей голубизна
Мне в душу ветерком пахнула:
Тобой душа озарена…
Вот вешним щебетом она
В голубизну перепорхнула.
 

Май 1918

Москва

Вода
Танка

 
А вода? Миг – ясна…
Миг – круги, ряби: рыбка…
Так и мысль!.. Вот – она…
Но она – глубина,
Заходившая зыбко.
 

Июнь 1916

Дорнах

Жизнь
Танка

 
Над травой мотылек —
Самолетный цветок…
Так и я: в ветер – смерть —
Над собой – стебельком —
Пролечу мотыльком.
 

Июнь 1916

Дорнах

Лазури
Танка

Н.А. Залшупиной

 
Светлы, легки лазури…
Они – черны, без дна;
Там – мировые бури.
Так жизни тишина:
Она, как ночь, черна.
 

Июнь 1916

Дорнах

Асе
(а – о)

 
Снеговая блистает роса:
Налила серебра на луга;
Жемчугами дрожат берега;
В светлоглазых алмазах роса.
 
 
Мы с тобой – над волной голубой,
Над волной – берегов перебой;
И червонное солнца кольцо:
И – твое огневое лицо.
 

Сентябрь 1913

Христиания

Утро
(и-е-а-о-у)

 
Над долиной мглистой в выси синей
Чистый-чистый серебристый иней.
 
 
Над долиной, – как извивы лилий,
Как изливы лебединых крылий.
 
 
Зеленеют земли перелеском,
Снежный месяц бледным, летним блеском,
 
 
В нежном небе нехотя юнеет,
Хрусталем, небо зеленеет.
 
 
Вставших глав блистающая стая
Остывает, в дали улетая…
 
 
Синева ночная, – там, над нами,
Синева ночная давит снами!
 
 
Молньями как золотом в болото
Бросит очи огненные кто-то.
 
 
Золотом хохочущие очи!
Молотом грохочущие ночи!
 
 
Заликует, – все из перламутра
Бурное, лазуревое утро:
 
 
Потекут в излучине летучей
Пурпуром предутренние тучи.
 

Ноябрь 1917

Сергиев Посад

Асе
(при прощании с ней)

 
Лазурь бледна: глядятся в тень
Громадин каменные лики:
Из темной ночи в белый день
Сверкнут стремительные пики.
 
 
За часом час, за днями дни
Соединяют нас навеки:
Блестят очей твоих огни
В полуопущенные веки.
 
 
Последний, верный, вечный друг, —
 

Не осуди мое молчанье;

 
В нем – грусть стыдливый в нем испуг,
Любви невыразимой знанье.
 

Август 1916

Дорнах

Асе

 
Опять – золотеющий волос,
Ласкающий взор голубой;
Опять – уплывающий голос;
Опять я: и – Твой, и – с Тобой.
 
 
Опять бирюзеешь напевно
В безгневно зареющем сне;
Приди же, моя королевна, —
Моя королевна, ко мне!
 
 
Плывут бирюзовые волны
На веющем ветре весны:
Я – этими волнами полный,
Одетая светами – Ты!
 

Сентябрь 1916

Москва

«Я» и «Ты»

 
Говорят, что «я» и «ты» —
Мы телами столкнуты.
 
 
Тепленеет красный ком
Кровопарным облаком.
 
 
Мы – над взмахами косы
Виснущие хаосы.
 
 
Нет, неправда гладь тиха
Розового воздуха, —
 
 
Где истаял громный век
В легкий лепет ласточек, —
 
 
Где, заяснясь, «я» и «ты» —
Светлых светов яхонты, —
 
 
Где и тела красный ком
Духовеет облаком.
 

1918

Москва

Зов

 
Сквозь фабричных гудков
Сумасшедшие ревы
Мы в тиши городов
Слышим тихие зовы.
 
 
Исполняется час.
И восходит в тумане,
Как прозрачный алмаз,
Все из ярких блистании, —
 
 
Снеговое лицо
На огнистом закате,
Замыкая кольцо
Славословящих братий.
 
 
Исполняйтесь, вы, – дни.
Распадайтесь, вы, – храмы.
Наши песни – огни.
Облака – фимиамы.
 

Май 1914

Арлесгейм

Родине

 
В годины праздных испытаний,
В годины мертвой суеты —
Затверденей алмазом брани
В перегоревших углях – Ты.
 
 
Восстань в сердцах, сердца исполни!
Произрастай, наш край родной,
Неопалимой блеском молний,
Неодолимой купиной.
 
 
Из моря слез, из моря муки
Судьба твоя – видна, ясна:
Ты простираешь ввысь, как руки,
Свои святые пламена —
 
 
Туда, – в развалы грозной эры
И в визг космических стихий, —
Туда, – в светлеющие сферы,
В грома летящих иерархий.
 

Октябрь 1916

Москва

Инспирация

 
В волне
Золотистого
Хлеба
По-прежнему ветер бежит
 
 
По-прежнему
Нежное
Небо
Над зорями грустно горит.
 
 
В безмирные,
Синие
Зыби
Лети, литургия моя!
 
 
В земле —
Упадающей
Глыбе —
О небо, провижу тебя…
 
 
Алмазами
Душу
Наполни,
Родной стариною дыша: —
 
 
Из светочей,
Блесков,
И молний, —
Сотканная, – плачет душа.
 
 
Всё – вспомнилось: прежним приветом
Слетает
В невольный
Мой стих —
 
 
Архангел, клокочущий светом, —
На солнечных
Крыльях
Своих.
 

Июнь 1914

Арлесгейм

Антропософам

С любовью и благодарностью М.В. Сабашниковой

 
Мы взметаем в мирах неразвеянный прах,
Угрожаем обвалами дремлющих лет;
В просиявших пирах, в набежавших мирах
Мы – летящая стая хвостатых комет.
 
 
Пролетаем в воздушно-излученный круг.
Засветясь, закрутясь, заплетайся в нем, —
Лебединый, родимый, ликующий звук
Дуновеньем души лебединой поймем.
 
 
Завиваем из дали спирали планет;
Проницаем туманы судьбин и годин;
Мы – серебряный, зреющий, веющий свет
Среди синих, любимых, таимых глубин.
 

Февраль 1913

Москва

Младенцу

 
Играй, безумное дитя,
Блистай летающей стихией:
Вольнолюбивым светом «Я»,
Явись, осуществись, – Россия.
 
 
Ждем: гробовая пелена
Падет мелькающими мглами;
Уже Небесная Жена
Нежней звездеет глубинами, —
 
 
И, оперяясь из весны,
В лазури льются иерархии;
Из легких крыльев лик Жены
Смеется радостной России.
 

Март 1918

Москва

Родине

 
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия, —
Безумствуй, сжигая меня!
 
 
В твои роковые разрухи,
В глухие твои глубины, —
Струят крылорукие духи
Свои светозарные сны.
 
 
Не плачьте, склоните колени
Туда – в ураганы огней,
В грома серафических пении,
В потоки космических дней!
 
 
Сухие пустыни позора,
Моря неизливные слез —
Лучом безглагольного взора
Согреет сошедший Христос
 
 
Пусть в небе – и кольца Сатурна,
И млечных путей серебро,
Кипи фосфорически бурно,
Земли огневое ядро!
 
 
И ты, огневая стихия,
Безумствуй, сжигая меня
Россия, Россия, Россия —
Мессия грядущего дня!
 

Август 1917

Поворовка

Голубь

 
Вестью овеяны,
Души прострем —
В светом содеянный
Радостный гром.
 
 
В неописуемый,
В огненный год, —
Духом взыскуемый
Голубь сойдет.
 

Март 1918

Москва

Чаша времен

 
Открылось!
Весть весенняя!
Удар молниеносный!
Разорванный, пылающий, блистающий покров:
 
 
В грядущие,
Громовые
Блистающие весны,
Как в радуги прозрачные, спускается – Христос.
 
 
И голос
Поднимается
Из огненного облака:
«Вот чаща благодатная, исполненная дней!»
 
 
И огненные
Голуби
Из огненного воздуха
Раскидывают светочи, как два крыла, над ней.
 

Июнь 1914

Арлесгейм

Антропософии

 
Из родников проговорившей ночи
В моем окне
Нежданные, мерцающие очи
Восходят мне.
 
 
Блистает луч из звездной рукояти,
Как резвый меч;
Мой бедный ум к ногам смущенных братии
Слетает с плеч.
 
 
Я – обезглавлен в набежавшем свете
Лучистых глаз
Меж нами – Он, Неузнанный и Третий:
Не бойтесь нас.
 
 
Мы – вспыхнули, но для земли – погасли.
Мы – тихий стих.
Мы – образуем солнечные ясли.
Младенец – в них.
 
 
Слепую мглу бунтующей стихии
Преобрази.
Я не боюсь: влекут, Христософия,
Твои стези.
 
 
Ты снилась мне, светясь… когда-то, где-то…
Сестра моя!
Люблю Тебя: Ты – персикова цвета
Цветущая заря.
 
 
Как вешний вихрь, гласят неумолимо —
Гласят в голубизне —
Твои слова, пронесшиеся мимо,
Но сказанные мне.
 
 
В свои глаза – сплошные синероды
Меня возьми;
Минувшие, глаголющие годы
Мои уйми.
 
 
В Твоих глазах блистают: воды, суши,
Бросаюсь в них:
Из глаз Твоих я просияю в души,
Как тихий стих.
 
 
И сердце – обезумевшая птица —
В немой мольбе
Пусть из груди – разорванной темницы —
Летит к Тебе.
 
 
Мы – вспыхнувшие, вспыхнувшие дети —
В нежданный час:
Меж нами – Он, Неузнанный и Третий:
Не бойтесь нас!
 

Март 1918

Москва

Христиану Моргенштерну

 
От Ницше – Ты, от Соловьева – Я:
Мы в Штейнере перекрестились оба…
Ты – весь живой звездою бытия
Мерцаешь мне из… кубового гроба.
 
 
Свергается стремительно звезда,
Сверкая в ослепительном убранстве: —
За ней в обетованный край, – туда —
Пустынями сорокалетних странствий!
 
 
Расплавлены карбункул и сапфир
Над лопнувшей трубою телескопа…
Тысячекрылый, огнекрылый мир!
Под ним – испепеленная Европа!..
 
 
Взлетаем над обманами песков,
Блистаем над туманами пустыни…
Антропософия, Владимир Соловьев
И Фридрих Ницше – связаны: отныне…
 
 
От Ницше – Ты, от Соловьева – Я;
Отныне будем в космосе безмерном:
Tы – первозванным светом бытия,
Я – белым «Христианом Моргенштерном».
 

Октябрь 1918

Москва

После разлуки
Берлинский песенник

Вечер

 
Точно взглядами, полными смысла
Просияли, —
Мне ядом горя, —
Просияли
И тихо повисли
Облаков златокарих края…
 
 
И взгонят беспризорные выси
Перелетным
Болотным глазком;
И – зарыскают быстрые рыси
Над болотным, —
Над черным – леском.
 
 
Где в шершавые, ржавые травы
Исчирикался летом
Сверчок, —
Просвещается злой и лукавый,
Угрожающий светом
Зрачок.
 
 
И – вспылает
Сквозное болото;
Проиграет
Сквозным серебром;
И – за тучами примется кто-то
Перекатывать медленный гром.
 
 
Слышу – желтые хохоты рыси.
Подползет; и – окрысится: «Брысь!»…
И проискрится в хмурые
Выси
Желто-черною шкурою
Рысь.
 

1922

Цоссен

Поется под гитару

 
Я —
Словами так немощно
Нем:
Изречения мои – маски…
И —
Рассказываю
Вам всем —
– Рассказываю
Сказки, —
– Потому что —
Мне так суждено,
А почему —
Не понимаю; —
– Потому что —
Все давно ушло во тьму,
Потому что – все равно:
Не знаю, или знаю…
Потому что мне скучно – везде…
Потому что сказка – изумрудная,
Где —
Все – иное…
Потому что так хочется в брызнь
Утех;
Потому что: трудная
Жизнь
у всех —
– С одною развязкою…
Потому что, —
– Наконец, —
– Зачем
Этот ад?
 
 
Потому что —
– Один конец
Всем…
И во мне подымается смех
Над
Судьбою
Всех —
– И —
– Над
Собою!..
 

1922

Цоссен

Опять гитара

 
Заманя,
Помаргивает светляками
На нас —
– Скат…
На меня
Вздрагивают глаз —
Твоих —
– Умерки…
 
 
И —
тенеет: малиново-апельсинный
Закат —
В малиново-апельсинные
Сумерки…
 
 
Отуманенная, остуженная, серебряная
Вода
Под ногами, под нами —
Там…
 
 
Что-то, под гору замирающее
В хрусте…
 
 
Там —
Под нами, под ногами —
Вниз убегающие
Года,
Поднимающие
Туманами —
Серебряные
Грусти…
 
 
«Мертвых слов не говори,
Не тверди, —
Дорогая!..»
 
 
И мигнуло —
– Над —
– Беспризорными
Проблесками
Зари, —
– В тверди
Призорочной
Перегорая, —
– «Тебе одна дорога, а мне —
Другая!»
 

1922

Цоссен

Нет

 
Ты, вставая, сказала, что – «нет»;
И какие-то призраки мы:
Не осиливает свет —
Не Осиливает: тьмы!..
 
 
Солнце легкое, – красный фазан,
Месяц матовый, – легкий опал…
Солнце, падая, – пало: в туман;
Месяц – в просерень матово встал.
 
 
Прошли – остывающие струи —
К теневым берегам —
Облака – золотые ладьи
Парусами вишневыми: там.
 
 
Растворен глубиной голубой,
Озарен лазулитами лет,
Преклонен – пред Тобой и под Тобой…
Но – Ты выговорила. «Нет!»
 
 
И холодный вечерний туман
Над сырыми лугами вставал.
Постигаю навсегда, что ты – обман.
Поникаю, поникаю: пал!
 
 
Ты ушла… Между нами года —
Проливаемая куда? —
Проливаемая – вода:
Не увижу – Тебя – Никогда!
 
 
Капли точат камень: пусть!
Капли падают тысячи лет…
Моя в веках перегорающая грусть —
Свет!
 
 
Из годов – с теневых берегов —
Восстают к голубым глубинам
Золотые ладьи облаков
Парусами крылатыми – там.
 
 
Растворен глубиной голубой,
Озарен лазулитам лет.
В этом пении где-то – в кипении
В этом пении света – Видение —
Мне:
Что – с Тобой!
 

1901–1922

Москва – Цоссен

Пророк

 
Завечерел туман ползущий
В вечеровую тень огней;
Тусклы оливковые кущи.
И – светит месяц из теней.
 
 
Он, Серебристый, волей рока
Бросает в зримый наш позор, —
Как ясноокого пророка
Неизъяснимо грустный взор.
 
 
В тысячелетние разгулы
Он поднимает ясный жар:
И бронзорозовые скулы,
И взора горнего загар.
 
 
Струя исчисленного смысла,
Как трепетание крыла
Переливного коромысла,
От ясноротого чела —
 
 
Взметает пепельные кучи
Неистлевающих волос,
И из-под них – на нас текучий,
Слезой сияющий вопрос;
 
 
Переливной игрою линий
Топазы сыплются из глаз;
И расширяет блеск павлиний
Переливной его атлас;
 
 
И в нас стремительно забьется
Наш ослепительный ответ;
И ослепительно взорвется
Из волосатой груди свет
 
 
И, точно взвизгнувшие диски,
Взорвут кипящие слова
И волоса, как василиски,
Взовьет горящая глава.
 
 
В переливных браслетах света
Его воздушные персты
Воспламененный знак завета
Взогнят из тихой высоты.
 

Май 1922

Цоссен

Бессонница

 
Мы – безотчетные: безличною
Судьбой
Плодим
Великие вопросы;
И – безотличные – привычною
Гурьбой
Прозрачно
Носимся, как дым
От папиросы.
Невзрачно
Сложимся под пологом окна,
Над Майей месячной, над брошенною брызнью, —
Всего на миг один —
– (А ночь длинна —
Длинна!) —
 
 
Всего на миг один:
Сияющею жизнью.
Тень, тихий чернодум, выходит
Из угла,
Забродит
Мороком ответов;
Заводит —
Шорохи…
Мутительная мгла
Являет ворохи
Разбросанных предметов.
Из ниши смотрит шкаф: и там немой арап.
Тишайше строится насмешливою рожей…
Но время бросило свой безразличный крап.
Во всех различиях – все то же, то же, то же.
И вот – стоят они, и вот – глядят они,
Как дозирающие очи,
Мои,
Сомнением
Испорченные
Дни,
Мои
Томлением
Искорченные
Ночи…
 

Москва

Больница

1921

Больница

 
Мне видишься опять —
Язвительная, – ты…
Но – не язвительна, а холодна: забыла
Из немутительной, духовной глубины
Спокойно смотришься во все, что прежде было.
Я в мороках
Томясь,
Из мороков любя,
Я – издышавшийся мне подаренным светом,
Я, удушаемый, в далекую тебя, —
Впиваюсь пристально. Ты смотришь с неприветом.
О, этот долгий
Сон:
За окнами закат.
Палата номер шесть, предметов серый ворох,
Больных бессонный стон, больничный мой халат;
И ноющая боль, и мыши юркий шорох.
Метание —
По дням,
По месяцам, годам…
Издроги холода…
Болезни, смерти, голод…
И – бьющий ужасом в тяжелой злости там
Визжащий в воздухе, дробящий кости молот…
Перемелькала
Жизнь,
Пустой, прохожий рой —
Исчезновением в небытие родное.
Исчезновение, глаза мои закрой
Рукой суровою, рукою ледяною.
 

1921

Москва

Больница

Ты – тень теней

 
Ты – тень теней…
Тебя не назову.
Твое лицо —
Холодное и злое…
 
 
Плыву туда – за дымку дней – зову,
За дымкой дней, – нет, не Тебя: былое, —
 
 
Которое я рву
(в который раз),
Которое, – в который
Раз восходит, —
 
 
Которое, – в который раз алмаз —
Алмаз звезды, звезды любви, низводит.
 
 
Так в листья лип,
Провиснувшие, – Свет
Дрожит, дробясь,
Как брызнувший стеклярус;
 
 
Так, – в звуколивные проливы лет
Бежит серебряным воспоминаньем: парус…
 
 
Так в молодой,
Весенний ветерок
Надуется белеющий
Барашек;
 
 
Так над водой пустилась в ветерок
Летенница растерянных букашек…
 
 
Душа, Ты – свет.
Другие – (нет и нет!) —
В стихиях лет:
Поминовенья света…
 
 
Другие – нет… Потерянный поэт,
Найди Ее, потерянную где-то.
 
 
За призраками лет —
Непризрачна межа;
На ней – душа,
Потерянная где-то…
 
 
Тебя, себя я обниму, дрожа,
В дрожаниях растерянного света.
 

1922

Берлин

Маленький балаган на маленькой планете «Земля»

Выкрикивается в берлинскую форточку без перерыва

Бум-бум:

Началось!

 
Сердце – исплакалось: плакать —
Нет
Мочи!..
 
 
Сердце мое, —
Замолчи и замри —
В золотоокие, долгие ночи,
В золото-карие
Гари
Зари…
 

 
Из фиолетовых —
Там —
Расстояний —
 
 
Молний малиновых нам
Миготня…
 
 
Смотрят браслетами
Ясных
Сияний
 
 
Бор —
Красностволый – на умерки
Дня.
 

 
В этом
С судьбою —
– С тобою —
Не спорящем
Взоре, —
 
 
Светами
Полнится
Тихая даль.
 
 
Летами
Молнится
Тихое горе, —
 
 
Тысячелетием плачет: печаль.
 

 
Впейся в меня
Бриллиантами
Взгляда…
 
 
Под амиантовым
Небом
Сгори.
 
 
Пей
Просияние сладкого яда, —
 
 
Золотокарие
Гари
Зари.
 

 
Говори, говори, говори,
Говори же —
– В года —
– Где —
 
 
Переценивается
Вода —
– Где —
– Тени
Тишь
И
Тьма —
– Нет
Или
Да? —
– Свет
Или
Тьма?
 
 
И – ближе, ближе, ближе —
– Тьма
Сама!
 

 
В твоем вызове —
Ложь —
– Искажение
Духа
Жизни!..
 
 
Так
Взбрызни
Же
В
Очи
Водою забвения! —
Вызови —
– Предсмертную дрожь —
Уничтожь!
 

 
Зачем, —
– Ты клевещешь на духа?
Зачем, —
Это —
– Уродливое
Искажение
Жизни —
– Худое!
Угодливое
Лицо —
– Со сладострастным
Бесстрастием,
Вкладываемым
В —
– «Значит, так суждено:
Были
Ли
Или
Нет?
Забыли».
 

 
Что ж?
Если так суждено… —
 

 
Все равно: —
– Ведь расплещешься в брызни
Разъявшейся ночи
Ты
Так, —
– Как —
– Расплещется в бури
Поднявшейся
Пыли —
– Желтое
И
Седое —
– Кольцо!
 

 
В твоем
Вызове
Хмури
Ночи —
– И —
– Ложь!
 
 
Взбрызни
В очи —
– Забвение!
 
 
Вызови ж —
Предсмертную дрожь!
Взвизгни ж,
Сердце
Мое, —
 
 
Дикий
Вырванный
Стриж:
 
 
В бездны
Звездные —
– Сердце —
– Ты —
Крики дикие
Мчишь!
 

 
Да, —
– Ты —
– Выспренней ложью обводишь
Злой Круг
Вкруг
Себя, —
 
 
И —
– Ты —
– С искренней дрожью уходишь
Навеки,
Злой друг,
От меня —
– Без —
– Ответа…
И —
– Я —
– Никогда не увижу
Тебя —
– И —
– Себя
Ненавижу:
За
Это.
 

 
Проклятый —
– Проклятый – проклятый —
– Тот диавол,
Который —
– В разъятой отчизне
Из тверди
Разбил
Наши жизни – в брызнь
Смерти, —
Который навеки меня отделил
 
 
От
Тебя —
– Чтобы —
– Я —
– Ненавидел за это тебя —
И —
– Себя!
 

 
Чтобы —
– Плавал
Смежаемым взором
Сквозь веки
Я
Где-то
Средь брызгов разбившейся тверди —
– Просторе
И
Мглой, —
Чтобы —
– Капала —
– Лета
Забвения в веки
Средь визгов развившейся
Смерти —
– Простором
И
Мглой!..
 

 
Чтобы —
– Плавал —
– Над нами —
– Средь выбрызгов тверди —
Тот диавол, —
Который —
Навеки —
Навеки —
Навеки —
 
 
Меня
Отделил
От
Тебя,
Чтобы —
– Я
Не увидел —
Средь вывизгов развизжавшейся смерти —
– Тебя —
 
 
И —
– Себя
Ненавидел —
– За
Это!
 

 
Все ушло —
Далеко —
– Все – иное:
Не то —
О, легко мне,
Легко —
– Все – иное:
Не то —
– Потому что —
 

 
Исплакались —
– Очи —
И плакать —
– Нет мочи —
Исплакались —
– В ночи —
– Забылось —
Давно:
Изменилось —
– Иное:
Не
То!
 
 
Потому что, —
– Поверь, —
– Потому что —
– Я —
– Нем
Теперь!
 

 
И провеяло —
– В трубах
Тьмы
Смерти
Там —
В клубах
Тьмы
Пыли —
– «Забыли
Мы,
Друг, —
– Были ли
Мы,
Любили ли
Мы —
– Друг
Друга?»
 

 
Легко мне —
И выше,
И выше,
И выше, —
– Неслись
Времена, —
– Как летучие мыши —
Летучими
Тучами —
– Выше, и выше, и выше,
И выше —
Нетопыриными, дикими
Криками —
– В выси!
 

 
Легко мне,
Легко —
– Все иное:
Не то…
И —
– Огромный —
– Огромный —
– Огромный —
Расширены
Очи —
– В —
Родное —
– В —
– Пустое,
Пустое
Такое —
 
 
В ничто!
 

 
В вызове
Твоем —
Ложь!..
Взбрызни же
В очи
Забвение…
Вызови ж —
Предсмертную дрожь…
Взвизгни ж,
Сердце
Мое,
Дикий
Вырванный
Стриж, —
– В бездны звездные,
Сердце —
– Ты —
– Крики дикие
Мчишь!..
Бум-бум:
Кончено!
 

Июнь 1922

Цоссен

В горах

 
Взираю: в серые туманы;
Раздираю: рубище – я…
Оборвут, как прах, – ураганы:
Разорвут – в горах: меня.
 
 
Серый туман разметан
Упал там – в былом…
Ворон, ворон – вот он:
Вот он – бьет – крылом.
 

 
Я схватывал молча – молот;
Он взлетал – в моих руках…
Взмах – камень: расколот!
Взмах – толчея: прах!
 
 
Скрежетала – в камень твердолобый:
Молотами выколачиваемая скрижаль,
Чтобы – разорвались его твердые злобы
В золотом расколотою даль.
 
 
Камней кололись осколки…
Отовсюду приподнялись —
О, сколькие – колкие елки —
Высвистом – порывистым – ввысь…
 
 
Изошел – мелколесием еловым
Красностволый, голый лес…
Я в лиловое поднебесие по гололобым
Скалам: лез!
 
 
Серый туман – разметан:
Упал – там – в былом!..
Ворон, ворон – вот он:
Вот он – бьет крылом!
 
 
Смерти серые – туманы
Уволакивали меня;
И поддакивали ураганы;
И – обманывался, я!
 

 
Гора дорога – в горы,
О которых – пел – скальд…
Алтарный камень – который?
Все – голый базальт, —
 
 
Откуда с мрачным мыком
Бежал быкорогий бог.
Бросив месяц, зыком
Перегудевший в пустоты рог, —
 
 
Откуда – опрокинутые твердыни
Оборвал: в голубой провал:
Откуда – подкинутые
Занялись – в заревой коралл…
 
 
Откуда года ураганом,
Поддакивал он, маня…
Смерти серые – туманом
Обволакивали, меня
 
 
Обмануты! С пламенных скатов
Протянуты – в ночь и в дни —
В полосатые злата закатов
Волосатые руки мои.
 

 
Над утесами, подкинутыми в хмури,
Поднимется взверченная брызнь,
И колесами взверченной бури —
Снимется низринутая жизнь…
 
 
Вспыхивай глазами молний, – туча:
Водобоями – хладно хлынь,
Взвихривая лопасть – в кучи
Провисающих в пропасть твердынь.
 
 
Падай, медная молния, звоном.
Людоедная, – стрелами кусай!
Жги мне губы – озоном!
В гулы пропастей – кромсай, —
 
 
Чтобы мне, взъерошенному светом
И подброшенному винтом – в свет,
Прокричать опаленным светом
Перекошенным ртом: «Свет!» —
 
 
Чтобы, потухнув, под откос – с веками
Рухнуть – свинцовым мертвецом:
Дочерна сожженными руками
И – чернолиловым лицом, —
 
 
Чтобы – мыча – тупо
Из пустот – быкорогий бог —
Мог – в грудь – трупа —
Ткнуть – свой – рог…
 

1922

Цоссен

«Я»

Поется с балалайкой

 
Злое поле мглой
Одето.
 
 
Злой
Туман ползет: у ног…
 
 
Где-то
В поле – без
Ответа —
 
 
Мглой
В туман – восстонет
Рог —
– «Где —
Вы —
Духи?
– Где —
Вы —
Души?
– Где —
Ты —
Бог!» —
– Лая
В уши,
Старым Богом
Изнемог
Он. —
 

 
Глухи —
Духи!..
 
 
Месяц, —
– Злая
Рукоять, —
В этот час —
Красный тать:
 
 
Острым рогом
Из тумана – там, на нас
Грозится
Встать.
 
 
Злое
Поле —
Не маячь: —
– В сердце —
Плач:
Сердце, —
Плачь!..
 

 
Око, —
– Лопнувший пузырь —
Разрывай
В ночные шири: —
 
 
Шире,
Шире,
Шире
Ширь —
– Око —
– Лопнувший пузырь! —
 

 
В мире, охнувшем
От муки, —
Разрывались,
Искрошились
Прахом
Суши:
Искажались,
Исказились
Страхом
Лики —
– Тише,
Медленные ночи
Без дороги —
– В мире, охнувшем
От муки.
 
 
В ухе,
Глохнувшем
От скуки, —
Раздавались —
– Строги,
Глухи,
Дики
Крики
Рога —
– «Души,
Души,
Души!
 
 
– Боги,
Боги,
Боги!
– Духи,
Духи,
Духи!» —
 
 
– Глуше,
Глуше,
Глуше…