Текст книги "Симфонии"
Автор книги: Андрей Белый
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)
I
Слетали тучи осенних листьев. Ветер сгонял их в кучу россыпей и потом срывал эти червонные россыпи, мча к морю. Все шумело тогда и звонило золотом.
К морю спускался седобородый рослый старик. Его кудри метались. Это был великий писатель, отправлявшийся за Солнцем, как аргонавт за руном. Его согбенный молчаливый спутник – бледный незнакомец – едва поспевал за ним. Борода его росла метелкой. Глаза его были опущены. На рыхло-бледном лице зияли резиново-красные уста.
Оба мчались к морю. Аргонавт, вертя тростью, высказывал свои планы: «Буду издавать журнал „Золотое руно“. Сотрудниками моими будут аргонавты, а знаменем – Солнце. Популярным изложением основ солнечности зажгу я сердца. На весь мир наведу позолоту. Захлебнемся в жидком солнце. Унесем золотые листы распластанных светочей в погреба и подвалы. Там выкуем солнечные панцири. Я готов скорей выкрасить охрой седину и соткать себе одежду из соломы, нежели отказаться от своего проекта… Скоро мы секретно откроем пансион „золотых дел мастерства“. Вы обещали управлять заводом солнечных броненосцев. Крылатый Арго ринется к Солнцу сквозь мировое пространство. Мы возьмем в руки переселенческое дело. Земля останется без обитателей, но зато чертоги солнца наполнятся». Так говорил солнечный заговорщик. Заплясала красная резина губ на лице его спутника. Немой спутник поднял ресницы на вдохновенного мечтателя. Из глазниц блеснула серая даль – пространство: глаз у него не было. Глаз он не поднимал никогда на людей.
Над морем повис золотой грецкий орех, изливающий солнечность. Матовые светочи заката пеленали старого аргонавта. Он сказал, указывая на Солнце: «Каков орешек. Лучше я выкрашу охрой свои седины, чем откажусь от мысли переселить туда человечество».
Жидкие колонны золота плескались на струях. Они были сотканы из множества дрожащих молний. Последние молнии плясали у береговых камней. Мечтатель, стоя над морем, говорил: «Броня моего Арго будет соткана из этих молний. Мой Арго – золотая стрела, пущенная с земли к солнцу. Довольно солнечности разгуливать по гостям. Теперь принимай ты, Солнце, само дорогих гостей… Мой Арго вонзится в мировое пространство и, вонзясь, погаснет, как искра, для взора земных существ».
И опять согбенный, немой от рожденья спутник поднял ресницы на аргонавта: глаз у него не было.
II
На берегу они простились. Закатное облако пролило перлы золота. Бледный незнакомец, распустив зонт и подняв воротник, мчался по городу, попадая калошами в лужи. Лицо его затенилось: из-под воротника торчала метелка.
Вывески домов отливали огнем. На изумрудных струях метались струи солнца. Это была пляска солнечных светочей. Это были золотые черви. Потом черви стали рубинные. Вспыхнувшие стекла становились слитками красного золота, и солнечность заливала вечерние комнаты. Ее можно было черпать ведрами. У вечернего окна янтарел мечтатель, прижавший руку к сердцу…
III
Прошло пять лет. Из нового органа периодической печати забили в набат. Город охватила золотая лихорадка. Журнал «Золотое руно» насчитывал тысячи подписчиков. В салонах попадались бледнолицые молодые люди в безукоризненных смокингах и с золотыми жетонами в петлицах. Они называли себя кавалерами ордена Золотого Руна. В обществе их прозвали аргонавтами.
Гремело имя магистра ордена, редактора «Золотого руна». Немало ходило толков о громадном заводе «Междупланетного Общества Путей Сообщения». Здесь по плану глухонемого инженера строился огромный корабль, Арго, могущий препроводить к Солнцу аргонавтов. Энергия золотых лучей препровождалась в солнечный конденсатор. Воздушный блеск здесь переходил в жидкую лучезарность, которая дальнейшим конденсированием превращалась в золотую ковкую броню для Арго. Будучи изолирована, броня не подвергалась действию жара. Прекращая изоляцию, можно было подвергнуть броню медленному превращению в лучистый блеск с развитием тепловой энергии, потребной для перенесения Арго и пассажиров сквозь мировые пространства к Солнцу. Магистр ордена аргонавтов вместе с изобретателем Арго должны были первыми ринуться в высь. Впоследствии предполагалось начать правильное передвижение человечества к солнцу.
На заре XXIII века после двухвекового скепсиса забил фонтан религиозного возрождения. Сама религия носила особый характер. Это была религия пилигримов. Всюду шныряли агенты Солнца. Поговаривали о солнечном конгрессе. Редакция «Золотого руна» стала центром духовной жизни общества. Устраивались религиозные процессии рыцарей Золотого Руна.
IV
Наступал час отлета. Золотой дракон, распростерший крылья, рельефно выделялся на фоне рдяного заката. Его утвердили на плоской крыше редакции. Огромные трибуны воздвигли на площади, откуда собравшиеся со всего мира представители прессы могли наблюдать минуты отлета. Изображения смельчаков, впервые без смерти покидавших землю, раскупались всеми гражданами земли. Магистра ордена сравнивали с новым Моисеем, возносящим человечество к Солнцу.
Блестящие залы собрания были переполнены. Давали вечер аргонавтам. Здесь был цвет общества. Улетающий гений был в костюме ордена. Он блистал латами. Это были латы из солнечности. Лучи света, как золотые колосья, разлетались от брони. Седая борода лежала на золоте. Он пожимал руки окружающим, добродушно повторяя: «Да вот, лечу… Нечего делать на земле…»
Аргонавты в костюмах рыцарей танцевали с дамами. От времени до времени трубач собирал их вокруг магистра. Тогда они группировались вокруг него, гремя мечами, намереваясь как бы грудью защитить его от нападения. Таков был ритуал, и все это понимали.
Когда вечер был в разгаре, то все заметили неуместное появление отряда черных домино с изображением черепа на капюшонах. Не решались удалить их из общества, куда пускались только избранные по билетам, но дивились, не понимая, кому была охота устраивать зрелище. Домино весело танцевали вместе с аргонавтами.
Глухонемой товарищ великого магистра по отлету не выдвигался из толпы. Его бледное лицо с опущенными глазами мало обращало внимания. Но там, где он проходил, невольно ощущали дрожь, как бы от пробегающего дуновения. Иногда, когда трубач аргонавтов возвещал тревогу и латники бросались спасать своего вождя, исполняя ритуал, резиново-красные губы насмешливо плясали на застывшем лице.
Было поздно. Рдяная полоска появилась на востоке, и солнечные крылья дракона, укрепленные на крыше редакции, бросали снопы рубинно-золотых искр. Раздался трубный сигнал аргонавтов. Латники столпились вокруг своего начальника. Вдруг раздался свист, и черные домино спешно выстроились против аргонавтов. Присутствующие в испуге теснились у стен. Посреди залы остались только отряды аргонавтов и черных домино. Черные домино взмахнули саблями. Казалось, серебряный поток заструился на мгновение вдоль острых лезвий, несясь из одной залы в другую. Заструился и погас, потому что они вложили сабли в ножны. Но свежесть серебряных ручейков ощутили все присутствующие. Одно время казалось, что нет ничего гибельнее этой свежести, текущей на лезвиях сабель замаскированных незнакомцев. Можно было думать, что все это происходит всерьез, потому что и аргонавты застыли сияющим изваянием.
Мгновение – и все изменилось. Маски любезно приглашали дам на танец. Метались их длинные рукава и прыгали капюшоны с изображением черепа, когда они весело скакали с дамами. Аргонавты любезно улыбались неожиданной шутке замаскированных, и все вошло в свою колею.
А утренние рубины вливались в окна.
Великий магистр стал посреди крыльев дракона, сам золотой и восторженный. Бледный, немой инженер, весь согбенный, с искаженным лицом, уселся у руля, и грянул прощальный привет многотысячной толпы, запрудившей площадь. Арго взмахнул крылами. Арго помчался в голубую вышину.
V
Великий магистр говорил между крыльев Арго: «Несись, моя птица. Вот из-за моря встал золотой орех… Несись, моя птица… Я хочу полакомиться золотыми орешками!» Скоро они летели над морем. Изумрудные струи отражали Арго. Глядя вниз, можно было видеть, как отражение уменьшалось, убегая в глубину. Вдруг темное облако занавесило Солнце. Лучи его, пробив облако, пали на море. На волнах плясали солнечные молньи, чертя изображение огромного, мерцающего дракона. Молчаливый, немой спутник, управляющий рулем, поднял свои веки на великого магистра: из глаз ринулись на магистра бездонные дали, потому что глаз не было.
Когда золотой Арго, качая крыльями в голубом, сияющей точкой исчезал безвозвратно, на плоскую крышу редакции «Золотого руна» выскочил отряд замаскированных домино. Они взялись за руки и отплясывали, составив круг. Метались их черные рукава и капюшоны, когда они прыгали, гремя железом крыши. Потом они разом сорвали с себя маски и закричали: «Vivat…» Под масками обнаружились всё знакомые лица. Мать, сидя на трибуне, узнавала своего сына, жена – мужа. Это была только шутка…
Взглянув на небо, увидели, что там, где была золотая точка, осталась только лазурь. Масок уже не было на плоской крыше редакции. Там стояли люди в домино без масок, задумчивые, недоумевающие своей шутке, невольно грустившие, что истратили сияющий восторг расставанья.
VI
Холодные сумерки окутали Арго, хотя был полдень. Ледяные порывы свистали о безвозвратном. Застывший спутник уставился на великого магистра. Так мчались они в пустоту, потому что нельзя было вернуться. Здесь, возвысившись над земным, мысли великого магистра прояснились до сверхчеловеческой отчетливости.
Обнаружились все недостатки крылатого проекта, но их уже нельзя было исправить. Предвиделась гибель воздухоплавателей и всех тех, кто ринется вслед за ними. Человечество в близком будущем должно было соорудить множество солнечных кораблей, но всем им будет суждена гибель, потому что только вдали от земли, когда вернуться уж поздно, обнаруживаются те случайности, предвидеть которых нельзя на земле. С ужасом понял великий магистр, что пока внизу его имя прославляют как имя нового божества, низводящего солнце, в веках ему уготовано имя палача человечества. С ненавистью схватил он за руку своего спутника, подбившего его на ужас, но кисть руки немого инженера осталась у него в руке: это была перчатка, набитая сеном. Это было чучело с маской, надетой на палку, а не человек.
Неслись в пустоте. Впереди было пусто. И сзади тоже. Успокоенный аргонавт уже видел восторг, который в близком будущем охватит человечество при мысли, что есть путь к Солнцу. Это будет взрыв небывалого восторга перед небывалой гибелью. Но теперь, успокоенный, он понимал, что самый восторг гибели избавит человечество от бесконечного прозябания без веры в лучшее будущее. Этим обманом все кончится. Замерзая в пустоте, он шептал, успокоенный: «Да, пусть я буду их богом, потому что еще не было на земле никого, кто бы мог придумать последний обман, навсегда избавляющий человечество от страданий…»
Окоченелый труп лежал между золотыми крыльями Арго. Впереди была пустота. И сзади тоже.
VII
Прошло сто лет.
На изумрудных струях метались струи Солнца. Это была пляска солнечных светочей. Это были золотые черви. Потом черви стали рубинные. Вспыхнувшие стекла домов становились слитками красного золота, и солнечность заливала вечерние комнаты. Ее можно было черпать ведрами. У вечернего окна янтарел мечтатель, прижавший руку к сердцу. Вдали на зеркально-красном горизонте в вышину вонзались ниточки огня. Это были золотые стрелы. Это флотилии солнечных броненосцев вонзались в высь, перевозя человечество к Солнцу.
ОТРЫВКИ ИЗ 4-й СИМФОНИИ
ИЗ 2-й ЧАСТИ1. Андрей видел предрассветный сон.
2. Они шли с лучистым странником, давнишним знакомцем по снам.
3. Это был загадочный старец, Федор Кузьмич.
4. Они были в одеждах послушников, и котомки их болтались за плечами.
5. Они шли вдоль равнин. Ничто их не касалось, и никто их не задерживал.
6. Стояла осень. Лазурное небо заплакало вдали.
7. Лучезарный старец пригорюнился, сказав: «Скончалась… Преставилась…»
8. Подпер руку под подбородок и уставился в землю.
1. Они пришли к одинокому деревянному кресту, торчащему над песчаным обрывом.
2. Это была ее могилка.
3. Деревцо хлопало большими матово-желтыми листьями.
4. И лист за листом обрывался над могилкой.
5. Лавров заплакал, горюя: «Неужели она не воскреснет!..»
6. Ветряный напор стал рвать деревцо, и матово-желтое облачко, шелестя, пронеслось мимо их ног.
7. Он обхватил руками ее могилку и просил: «Воскресни, родная…»
1. Но загадочный старец Федор Кузьмич положил руку к нему на плечо и сказал: «Чего ты плачешь?
2. Ведь могила пуста!»
3. И Андрей поднял глаза и увидел, что лазурное небо смеялось вдали.
4. Облетевшее деревцо радостно тряхнуло голыми сучьями, и в отчетливом воздухе тянулась золотая паутина.
5. Федор Кузьмич, сидя на песчаном откосе, тоже смеялся светозарным ликом.
1. Он проснулся. Открыл глаза. В сверкающую щель ставни рвалась светозарная струйка и ложилась на стене бледно-странным, узорным пятном.
2. И он шепнул: «Она жива… Никогда не умирала…»
3. Слышался глубокий вздох, который давно начался и не мог кончиться.
4. Это шумели деревья.
5. Это был день большого ветра.
6. И сиреневые кусты, глухо волнуясь, отмахивались от ветряных объятий и поцелуев.
ИЗ 2-й ЧАСТИ1. Андрей с Митей мчались верхом среди взволнованных нив.
2. Семянные колосья словно шатались, склоняясь,
3. то чернея, то золотея.
4. И вдоль нивы синели теневые пятна, производя волнение.
5. Точно на ниву бросили покрывало, испещренное пятнами, – и вот оно мчалось к горизонту.
6. Андрей запылал. Указывал на закат. Говорил невнятное:
7. «Дни текут… Времена накопляются… Подымается незакатное, бессрочное…
8. Просится: пора мне в этот старый мир…
9. Пора сдернуть покровы… Развить пелены… Пора открыть им глаза… Налететь ветром…
10. Засвистать в уши о до-временном».
1. Митя слушал вселенские речи, не понимая.
2. Заслушивался.
3. Воздушно-мировые пространства, наполненные светом, бестрепетно распахнулись над ними.
4. Хотелось искупаться в этих светозарных объятиях.
5. Золотая, пятнистая порфира неслась к пылающему горизонту, и колосья шептались в солнечной бесконечности.
6. Андрей кричал: «А кто это идет на нас, закрывшись сверкающим кругом – золотым щитом Вечности!»
1. Они повернули коней. И помчались назад – помчались обратно.
2. Возвращались.
3. Ветер засвистал в уши всадников среди шелеста колосьев.
4. Воздушно-мировые объятия бестрепетно распахнулись над ними, и они восторженно грустили о до-временном.
5. Закрыв лицо, мокрое от слез, Андрей не стыдился плача. «Воздух чист!
6. Воздух чист и светозарен!»
КОНЕЦ 2-й ЧАСТИ1. Вечером на открытой террасе сидели – Андрей с Иваном Ястребовым.
2. Ястребов поднял просиявшее, бледно-христианское лицо. Его уста не размыкались. Стыли пунцовым изгибом.
3. Налетавший ветер играл длинными кудрями и белокурой раздвоенной бородой.
4. Где-то вдали затянули псалом: на двор притащились слепцы, но собака завыла: «Хауау-ууу…»
5. И слепцов гнали.
6. И потащились слепцы, протягивая руки свои в одну сторону, точно скрипучие деревья, накреняемые ветром.
1. Ястребов надвинул свою шляпу на глаза и весь поник, опершись на палку.
2. Деревья кричали: «Ввы… ввы…
3. Увввыы…»
1. В комнате вспыхнул синий висячий фонарь.
2. Голубой свет мертвенно затрепетал.
3. Пал на их лица. И лица казались бледно-голубыми.
4. Им был виден сквозь стекла седой помещик, опустивший голову на стол, весь нахмуренный от огорчения.
5. Нахмуренный и бледно-голубой.
1. Ястребов еще глубже надвинул шапку. Зашептал.
2. Заблистал жемчужными зубами.
3. «Вот так же все было и во времена гонений…
4. Но прошли века… Все изменилось…
5. И приходит конец.
6. И вот снова мы сидим тут, словно воры, и шепчемся о грядущих судьбах мира…»
7. Он замолчал. Поднял свое белое лицо.
1. В полях виднелся высокий силуэт, весь закутанный в черное, и неподвижно глядел на них.
1. Деревья кричали: «Ввы… Ввы…
2. Увввыы…»
3. Мороз подирал по коже от этих вопиющих призывов.
4. Небеса отливали ночным блеском. Серо-туманный клок ушел в сторону.
5. Просветилось.
6. Ястребов быстро встал и сдернул шляпу.
1. Черный силуэт как будто приблизился.
1. Они ехали на станцию.
2. Старик Лавров думал о том, что жизнь его разбита, а Ястребов опустил просвещенное лицо.
3. Все казалось более чем странным, но Ястребов не придавал этому значения.
4. Просиявший кусок небес, желто-бурый, влажно сверкавший, несся по горизонту.
5. Было что-то рысье в этом влажном сверканье, но Ястребов сказал: «Не надо бояться».
6. Непромокаемый плащ цвета воронова крыла трепетал на нем, терзаемый ветром.
1. Дерева зарыдали над домом, заголосили, негодующие.
2. Небо разодрало туманные ризы свои, и осинка, торчавшая на поляне, не показалась силуэтом, когда ужас отлетел от нее.
3. С востока брызнул животворный поток – мирозарный…
1. Было утро. Андрей перепрыгнул через канаву. Теперь он был свободен.
2. И простор его манил.
3. Ряды деревьев трепетали юными, зелено-пахучими листочками, а сквозь них просвечивало небо – бледно-голубое, бледно-голубое.
4. Склон небес окаймлялся стыдливыми зорями.
5. Внизу все было пропитано нежно-эмалевыми розами, переходящими в матовую, жемчуговую бесконечность.
6. И все кончалось необъятным океаном бледно-бирюзового воздуха.
1. И среди успокоенного океана облаковый парус несся в бесконечность, серебрясь надутым атласом своим.
1. Из голубой необъятности понеслись эти ласкающие слова: «Приди ко мне и поклонись… Я иду в мир.
2. Я – вне мира… В мире ты имел скорбь…»
3. Узкий серп, белый, как первый снег, зиял серебром с запада на шелково-бледной лазури.
4. Пролепетало: «Упейся лазурью моей… В рубиновых объятьях сгори…»
5. Свистнула пересмешка, вспорхнув с ближнего куста.
6. И он испугался.
7. Залепетало: «Обмой убогих и страждущих эфиром Вечности, струящимся от риз моих…
8. Пролей ласку мою, лазурную… Снеси поцелуи мои, как розовый лепесток, ароматные…»
9. Поднявшийся ветерок нагонял нетленные лепестки, и розы пылали у горизонта.
1. Взорванный восторгом, он цепкими руками своими охватил юное деревцо; жадными губами целовал в пьяной грусти.
2. И шептал: «Ты – везде…»
3. Узкий серп, склоняясь, чуть краснел от стыдливости.
4. А кругом небо было бледно-голубое, бледно-голубое.
1. Издали раздалось визжанье цепного пса.
2. Свежая ветка оборвалась. Он упал с ней в сырую канаву, вдыхая юные ароматы трепещущих листочков.
3. Раздались шаги. Работник Дмитрий в шапке грешником куда-то тащился с краюхой в руке.
4. Смущенный Андрей виновато спросил, что ему надо, и Дмитрий пропел тенорком: «Дружку, барин, харчи несем…»
5. И стащил картуз.
1. Что-то настойчиво и быстро пролепетало над самым ухом: «Сроки текут… Времена исполняются…
2. Вот и я близко…»
3. Он испуганно обернулся, но никого не было.
4. Только юная березка сиротливо билась, охваченная ветром.
1. Андрей побежал, взволнованный нестерпимо ясным утром, и встретил грустящую девушку, вставшую с зарей.
2. Она спросила его с удивлением: «Так рано?»
3. Но он вскинул на нее глазами, пробегая мимо: «Просияй… Засветись… Стань прозрачной…»
4. И должно быть, что-нибудь испугало ее, потому что она в страхе отшатнулась от юного безумца.
5. А потом, вздохнув, вспомнила о горе. Подняла глаза к небу.
6. Склон небес окаймлялся стыдливыми зорями.
7. Внизу все было пропитано нежно-эмалевыми розами, переходящими в матовую, жемчуговую бесконечность.
8. И все оканчивалось необъятным океаном бледно-бирюзового воздуха.
1. И среди успокоенного океана облаковый парус несся в бесконечность, серебрясь надутым атласом своим.
ИЗ 3-й ЧАСТИ1. Они гуляли вдоль аллеи, устланной красным песком, – оба в черном. Ничего не изменилось.
2. Изменились они.
3. Белокурые волосы ее, оттененные черным, чуть светились на вечерней заре.
4. Закат становился бледно-грустен и золотисто-атласен: тухло золотое вино, пролитое на горизонте, точно его разводили водой.
5. Они сели на лавочку. Сидели в черном. В воздухе тянулась паутина.
6. Над ними трепетало деревцо своими большими матово-желтыми листьями.
1. Она сказала: «Вот так же, бывало, мы сидели… Ты был молод… Я – тоже…
2. Мы оба любили.
3. Прошли года… И вот мы опять тут сидим… Сидим и вспоминаем прошлое…»
4. Она посмотрела вдаль.
5. Удаленные вершины лесные поникли друг к другу, то вновь закидывались, еще зеленые, напитанные Вечностью, сквозящей своим бледным золотом.
1. Мир не беспеременен. Он мчится вперед. Перебрасывает будущее в прошлое.
2. У него есть крылья, чтобы улететь от настоящего.
3. Но это не значит, что прошлого нет. Оно растет.
4. Временная струя бьет в подставленную чашу, когда наполнится чаша, перестанут изливаться в нее временные струи.
5. И прошлое вернется.
1. Воздушно-светозарные волны озаряли их лица.
2. Они с грустью перебирали события, залитые временем, а над ними стояли березы, грустящие о Вечности.
3. И лист за листом, обрываясь, сверкал.
4. Она взглянула на него с серьезной улыбкой. Она сказала ясно и просто: «А ведь Тугарина скончалась… Она тут и похоронена…»
5. Девушка задумалась. Встала. Ветер рвал ее черное платье.
1. Задумался и Андрей: «Она умерла… Не воскреснет для жизни…»
2. «Нет, она воскреснет!»
3. На горизонте было ясное, винное золото, и она, повитая им, смотрела вдаль.
4. Обернулась к Андрею. Заглянула ему в очи и тихонько вздохнула.
5. Протянулись облака. Разрезали золотую зеркальность отчетливыми, синими клочьями.
6. Остался только один винный кусок золота, да и он угас… И Вечность потухла на горизонте.
1. Они тут сидели и говорили о прошлом.
2. Прошлое растет: все, что было, сохранилось в чаше. Поднялось.
3. Плещется на поверхности.
4. Еще немного. Остановится время. Мир перестанет мчаться вперед.
5. И прошлое вернется.
