Текст книги "Моя маленькая Ведьма (СИ)"

Автор книги: Андрей Мансуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

  – Я в курсе. Но насколько я помню статистику, только два из двадцати одного оказались ещё населены.

  – Верно, господин главный Селектор. И аргументом для меня является и то, что все три бункера, которые указали ваши подопечные, оказались наполнены вполне здоровым... Материалом. Да, вы и правда – предоставили нам неплохой приток рабочей силы и «мясных запасов», если так можно назвать четыре с половиной тысячи истощённых трусов.

  Которые или не могли, или не хотели даже сопротивляться.

  Что нам, естественно, было на руку.

  А вот если б ваши подопечные могли и в будущем обеспечивать такое... Несопротивление. Или – заставить просто сдаться. Штаб и другие подразделения Сопротивления...

  Марвин, посчитав, что от него ждут ответа, открыл было рот, но Председатель жестом предотвратил готовый вылиться привычный поток возражений:

  – Идите работайте. Воспитание воспитателей мы обсудим в следующий раз. Пока же «воспитывайте» воспитанников. И инструктируйте имеющийся персонал так, как считаете нужным.

  Чтоб всё шло в соответствии с вашим планом.

  Когда за спиной мягко щёлкнул замок двери, Марвин позволил себе выдохнуть. Но – не расслабиться: в тамбуре сидели двое офицеров личной охраны. Им он просто кивнул, выйдя за вторую дверь – в коридор.

  А вот уходить от этой двери он торопился не стал: коридор был пуст.

  Поэтому Марвин просто встал так, чтоб видеть в обе его стороны, и переключился на внутренний слух.

  – ... нет, не согласен! Он – чертовски полезен.

  – Но он уж слишком много о себе воображает! И многого хочет! Мы и так пошли на огромные сложности, оборудуя помещения, и выделяя продукты на его чёртовы Ясли! И что мы имеем взамен? – Ага. Это – начальник снабжения. – Четыре с половиной тысячи рабов? Полудохлых от истощения?

  – Да, нам, конечно, пришлось подкормить их. Зато они были куда моложе и работоспособней, чем наши – ну, те, из первой и второй партии. Другое дело – я не уверен, что когда эти чёртовы супервидящие реально смогут обнаруживать людей на больших расстояниях, они и правда – хоть кого-то там увидят! Семнадцать лет – слишком большой срок!

  – С таким доводом трудно не согласиться, – шелест голоса Председателя даже Марвин улавливал с трудом. Очевидно тот, подозревая прослушку со стороны «штатного» экстрасенса, сознательно старался думать поменьше. Или владел способами ставить блоки. Поэтому приходилось просто... Слушать ушами Секретаря, – Но прошу помнить и о том, что дети Марвина и правда – дальновидящие. Как он и обещал. А высылать экспедиции наугад, без точных разведданных, мы теперь не можем. Люди отлично наладили разведку – пикеты, радары, тепловизоры, беспилотники, даже спутники! – и последний караван попросту разбит, расстрелян объединёнными отрядами ближайших Общин!

  – Да, сэр. Но ведь они используют технику! У них есть и боевые рапторы, и ракеты, и САУ, и даже БТР! А у нас – только автоматы да гранатомёты! И те – ручные!

  – Верно. Оружие, предназначенное не для защиты подземелий – пока наше слабое место. Но не будем забывать, что в Уставе мы сами прописали, что именно Дух является главным нашим оружием. Наших бойцов и воительниц ведёт слепая вера в то, что они – самые сильные. И пусть это и не всегда так, мы-то помним, и понимаем, что материя действительно – вторична... И наши воины – не тупые фанатики, а – борцы за светлое будущее! Будущее без диктата Золотого Тельца! Поклонение которому и привело к Катастрофе! – повисла пауза. Марвин учуял спад накала эмоций.

  Но Председатель, оказывается, ещё не закончил:

  – Впрочем, есть ещё такой момент. Мы можем использовать воспитанников Марвина и для того, чтоб вычитать в мозгах их специалистов, как чинить и эксплуатировать имеющуюся сейчас у нас, но ещё неотремонтированную, технику. И в первую очередь нам нужны роботы-охранники. И ежихи. Поэтому, брат Вольмар, я прошу вас проинспектировать склады в... – что ещё Председатель прикажет начальнику снабжения, Марвину узнать не довелось. Потому что в дальнем конце коридора показался взвод инкубов.

  Однако через три недели Василь – самый способный к технике мальчик из Марвинских питомцев! – начал под присмотром Марвина и брата Вольмара диктовать стенографисту «Инструкцию по ремонту и эксплуатации боевых охранных устройств типа РУО – 24 и ПОС – 10», считываемую из мозга Тувима Моруа, второго инженера ремонтной бригады при мастерских ближайшего Бункера Сопротивления. Именно его мозг оказался самым...

  Легкочитаемым.

  И слабым.

  Сегодня Дильфуза не спешила раздеваться. Просто сидела на постели, приподняв повыше подол миниюбки, и закинув одну точёную ножку на другую. Марвин знал, что колготочки его «Личная Ведьмочка» носит неспроста – понимает, что именно этот элемент одежды возбуждает его сильнее всего остального. Вернее, не сами колготки, а именно процесс избавления от них.

  – Ну, и как там твоя последняя подопечная?

  – А то ты не знаешь. Шестнадцать недель. Токсикоз разыгрался вовсю. Доктор Шлемиль заходит к ней каждое утро.

  – Н-да, повезло тебе...

  – Что ты имеешь в виду?

  – Да то, что как ни назови это, а по сути – перетрахал ты всех наших пленниц, из тех, кто посимпатичней! Потешил, так сказать, свой похотливый член, «научно обосновав» свою сексуальную озабоченность! – судя по тону, сегодня Дильфузе хочется пошутить. И ревность к новенькой – он видел! – поутихла. Ещё бы: теперь ему нельзя с той спать! Чтоб не повредить плоду, и всё такое...

  Марвин рассмеялся.

  Да, они с Дильфузой часто обсуждали его «работу», и относились к ней без должного пиетета или иллюзий. Марвин ещё в начале их отношений честно признался Дильфузе, что с детства этим страдает: синдромом сексуальной озабоченности. Да при этом ещё как нарочно – приапизмом.

  Поэтому как только «попал» в руки Конклава, на тринадцатом году после Катастрофы, сразу изложил свой «План».

  А поскольку «попадание» было почти добровольным, Конклав вынужден был создать Комиссию, которая и санкционировала, рассмотрев вопрос со всех сторон, и признав разумным, приведение плана Марвина в действие.

  Марвин сейчас с улыбкой вспоминал «тихие» годы после войны, проведённые на восемнадцатом подземном Уровне разрушенного сверху здания ЦРУ в Лэнгли, где числился «экспертом по связям с общественностью», а на деле – помогал обнаруживать новые ракетные базы врага, и подлодки в океанах.

  Сидел он там эти тринадцать лет в гордом одиночестве – остальные вылезли, на свою же голову, на поверхность... А Марвин хорошо видел окружающую обстановку. Поэтому снова завалил и замаскировал выходное отверстие. И стал ждать. Благоприятных для себя условий. Благо, припасов хватало. Не хватало лишь партнёрш.

  Довольствоваться ему тогда приходилось тремя надувными куклами. Но те, пусть и были самыми «продвинутыми», разумеется, не могли полностью...

  Вот именно.

  Да, он был, и сейчас оставался, самым сильным экстрасенсом в мире.

  Однако он не мог не понимать, что рано или поздно от него у какой-нибудь «особенной» женщины родится ребёнок, превосходящий его способностями и силой. И если это будет мальчик – уже он будет «брюхатить» всех новых отобранных женщин.

  Поэтому Марвин и старался сделать, чтоб девочек родилось больше.

  Запрограммировать сперму именно так для него проблемы не представляло.

  Но всё равно – приходилось иногда «заряжать» и мальчиков.

  Чтоб Конклав чего не заподозрил...

  Роды прошли штатно.

  Девочку назвали Миерна – председатель Комиссии лично подобрал это имя. Собственно, выбор был небольшим: всех потомков Марвина женского пола называли именами, начинавшимися на букву "М" – чтоб обозначить, что это – его генерация. Марвину было понятно, что в будущем Конклав планировал и другие генерации: уже от детей Марвина.

  Он не возражал, хотя и понимал, что именно это имя дано неспроста: так звалась древняя колдунья, позже убившая своих родителей – чтоб не мешали ей колдовать!

  Знаменитая легенда. А если намёки Председателя и смутные опасения самого Марвина окажутся верны, очень даже может случиться так, что легенда снова повторится.

  Дети со сверхспособностями капризны. Своенравны. Не признают контроля над собой. Инстинктивно противятся любым попыткам надавить на них. И очень тонко чуют фальшь, и страх окружающих. А уж позволить управлять собой!..

  Пока же Марвин проводил медсестру с ребёнком к доку Мэсси на осмотр. Сам доктор уже не ходил по Убежищу, но оставался самым опытным и трезвомыслящим микропедиатром.

  – Привет Марвин. Ну, кто тут у нас... Ага, очередной молодой мутант... Пардон: мутанточка... – доктор пошелестел убираемыми пелёнками и удовлетворённо крякнул, – Ну-ка, взглянем, взглянем... Тэк-с... пуповина нормальная. Глазёнки... Пока плавают. Всё правильно. Животик... Неплохо, Марвин. Сколько она там – три триста?

  – Три четыреста.

  – Неплохо, неплохо... Ну, и чего мы ждём? – это – к медсестре, – заворачиваем обратно, и несём к мамаше. Молоко уже есть?

  – Нет ещё, доктор.

  – Э-э, ничего. Это тоже нормально. На третий день должно появиться. А пока – соску ей в зубы. Вернее – в дёсны. В-смысле, со стандартной смесью. Всё, несите.

  Когда дверь за сестрой закрылась, Марвин вытащил из-под стола второй табурет, и сел. Док воздел очи к потолку, и пожевал усы. Что само по себе сказало Марвину о многом. Так док делал только в серьёзных случаях. Нависшую тишину пришлось нарушить Марвину:

  – Что, док? Настолько серьёзно?

  – Да. Серьёзней некуда. Я чую. (Да и ты наверняка чуешь!) Напор. Собственно, мыслей как таковых пока нет, поскольку нет словарного запаса, чтоб эти мысли сформулировать и выразить. Но эмоциональный фон – будь здоров! Голод, ощущение холода после комфортного «гнезда», (когда я её развернул) желание снова попасть куда-нибудь в защищённое место... Похоже, твоя чёртова теория скрещивания мутагенов сработала.

  Поздравляю. Эта коза тебя за пояс заткнёт!

  Марвин почуял, как по спине потекли струйки холодного пота.

  – Марвин! Она абсолютно меня не слушается! И кусается! – Рона не скрывала слёз, но и не рыдала в голос – влажные дорожки на щеках уже просто не высыхали.

  – Ладно. Я... Попробую её уговорить не кусаться. – Марвин взял прилично потяжелевшее за последнее время тельце на руки. Почему-то он ощущал необыкновенную близость с крохой, и знал, как ту правильно взять. И как – разместить на своей немаленькой груди, чтоб девочке было комфортно.

  Впрочем – почему – «почему-то»?! Как раз – потому.

  Что чуял её мысли. И эмоции. Да и «словарный запас» у малышки уже появился – «мама», «дай», «ням-ням!». И, конечно – «пи-пи!»

  Нося Миерну туда-сюда по крошечному пространству комнаты, Марвин наслаждался: от довольной Миерны буквально исходили волны блаженства и спокойствия. Но это не мешало ему думать, что через пару месяцев нужно всё-таки отнять малышку от груди. И тогда Рона снова сможет забеременеть. По идее. А ещё он думал, что если у Роны будет второй, это наверняка будет мальчик.

  Который превзойдёт и Марвина и Миерну.

  Так что придётся выждать, когда пройдёт хотя бы пара лет – тогда снова родится девочка! Он всё ещё полагал, что с девочкой ему будет легче. Однако крошечный червячок сомнений в потаённом уголке подсознания вопил не переставая: "Самоуверенный баран! Не будет тебе легче! Малышка уже сейчас проявляет свой крутой нрав! Её – не «проконтролируешь!»

  Но пока Марвин велел голоску банального страха заткнуться, и ему доставляло удовольствие «выплёскивать» на крошечное существо в его больших тёплых ладонях ту приязнь, ту нежность и любовь, которые он к ней ощущал.

  А хороша она у него!

  Огромные тёмно-синие глазищи в поллица, пухленькие розовые щёчки, крошечный ротик – уже с девятью зубками-рисинками! Лапочка, да и только!

  Он поймал себя на том, что умильно бормочет вслух:

  – Ах ты моё солнышко! Ну, лежи, лежи! – Миерна и правда, вольготно распласталась, прижавшись к его тёплой груди. – Малышка Миерна сейчас будет спаточки! Вот, сейчас-сейчас. А папа споёт ей колыбельную!..

  Колыбельных Марвин знал всего две. Но как правило Миерна успевала заснуть до того, как он заканчивал второй куплет второй песенки.

  Когда он «упражнялся в вокале», Рона обычно не могла сдержать гримасы: Марвин видел, что ей с одной стороны – не нравится, как он поёт, а с другой – она ревнует и сердится. Что на руках Марвина девочка ощущает себя комфортно и спокойно.

  – Осторожно. Накрой её полотенцем, – он бережно уложил малышку в детскую кровать, стоявшую теперь тут же, в углу комнаты Роны. Рона уже подошла с полотенцем в руках. Накрыла аккуратно. Губы кусала молча. Марвин и сам видел, что не всё в порядке. И женщина обеспокоена, если не сказать сильней. Но она в последние недели научилась, если не ставить блок, то сильно мешать Марвину видеть свои мысли и чувства. Но, разумеется, самые сильные скрыть ей не удавалось. Марвин спросил:

  – Что на этот раз?

  – На этот раз разозлилась на то, что я сказала, что – хватит. В-смысле, сосать. Она, кажется, уже должна была наесться... Ну, я и подумала, что... Она ударила меня сюда. – женщина показала виски, – Было так больно! И ещё я чуяла её мысли: «Ах, тебе молока для меня жалко! Ну так – вот же тебе!» А мне было не жалко. Просто док сказал, что перекармливать нельзя: будет толстенькая, и когда начнёт ходить, ножки начнут портиться, и выгнутся колесом! Мы же не хотим кривоножку?

  Марвин походил из угла в угол. Покивал, хмуря брови. Сказал:

  – Я разделяю твои невысказанные опасения, – он постучал пальцем себе по виску, – Но тут – даже я бессилен. Если я попробую что-то ей внушить – будет только хуже. Девочка очень... Чует, когда ей пытаются что-то навязать. Ну, собственно, она чуяла это даже когда слов ещё не знала – телепатка же! Считывает эмоции и тайные намерения...

  Плохо.

  – Да уж куда хуже! Она теперь пачкает пелёнки куда чаще, чем и правда – хочет пи-пи. Думаю, тоже – в знак протеста! Понимает же, что мне неприятно, когда воняет! – о патологической нелюбви Роны к резким запахам Марвин знал с момента знакомства. Прочесть про это и сотни других привычек, прибамбасов и комплексов, ему-то труда... Особенно вначале, когда её разум лежал перед ним открытым. Н-да.

  – А ты не пробовала внушить ей, что любишь её? Несмотря даже на то, что она вот такая – капризная?

  – Пробовала, конечно. Но... Сам знаешь: она чует и мои сомнения. В том, что я люблю её. И даже корчит мне рожи. Ну вот в точности – как ты сейчас.

  Марвин убрал с лица гримасу недовольства (И как это она туда прорвалась!..):

  – Я стараюсь контролировать эмоции. Ну, вернее, внешнее их проявление. А она – ещё мала. Не понимает. А если и дальше так пойдёт, то и не поймёт все эти людские сложности. Общения. Да и зачем ей это может быть нужно, если она, скоро, похоже, сможет просто убивать тех, кто делает ей плохо? Убивать только силой мысли!

  Поэтому нам и нужно постараться внушить ей, что тогда вокруг неё не останется тех, кто желает ей добра – то есть, нас. И ей будет плохо. Ведь остальные просто убьют её. Во избежание.

  – А они и правда – могут?..

  – Могут. – он вспомнил гнусные рожи, щурящиеся на его доклады из-под своих чёртовых клобуков, – Они боятся. Даже сильнее, чем боюсь я сам. Хотя я прекрасно понимаю, кого мы с тобой родили. И сейчас пытаемся вырастить. И воспитать.

  – Знаешь, Марвин, иногда я и сама так боюсь. – Рона сцепила пальцы перед грудью так, что побелели костяшки, – Да что там – иногда – всегда! И вот ещё что. Я...

  Вряд ли смогу – как ты. Скрывать свои подлинные эмоции и чувства: её ведь не обманешь! Мои жалкие блоки, похоже, работают только против тебя. А вот её так... Я...

  Не могу заставить себя любить это, это... Маленькое чудовище! И я...

  Боюсь её! Наверное, даже сильней, чем твои придурки из Конклава!

  Поэтому, если хочешь, чтоб мы обе остались живы – убери её куда-нибудь!

  Идя по коридору, Марвин кусал губы, одновременно пытаясь заставить себя прекратить это.

  Но губы спустя минуту-другую всё равно оказывались прикушены почти до крови, и болели – это он старался мыслить трезво и логически. Но ничего пока не получалось.

  Да и кто – верней, какой отец! – смог бы тут мыслить логически?!

  Разумеется, Миерна чует отношение Роны к себе!

  Да Рона почти и не скрывает свои эмоции и чувства – страх, боль, отвращение, даже – ненависть... Ненависть к той, что может сделать ей, взрослой женщине – больно. И даже, когда станет посильней – убить! И не только за то, что не покормила.

  А и – просто так! Из детского каприза!

  Нет, если он хочет сохранить их обеих, пора и правда – разделять «девочек»!

  Войдя в приёмную, Марвин всё уже видел. Босс здесь, и ждёт его. Но он всё равно сказал секретарю:

  – Будьте добры, доложите, что пришёл главный Селектор. Мне необходимо срочно переговорить с Его Святейшеством.

  Нужно снова собрать волю в железный кулак, и постараться убедить Главного, что убивать Миерну – не выход. (Иначе теряется смысл во всём Проекте!..)

  И что он готов принять ответственность...

  За жизнь и воспитание изолированной от всех контактов девочки.

  Часть 3. Рольф.

  Рольф.

  Я смотрел, как он подходит.

  С виду – ничего особенного. Мужик как мужик, лет сорока пяти. Высокий, стройный. Широк в плечах, но видно, что не слишком мускулистый – нет той упругости и целеустремлённой силы в движениях и походке. Не-ет, этот Марвин – явно силён не мускулами!..

  Зато оказалось, что черты лица приятны. Не красивы – а именно приятны. Немного портит впечатление шрам, проходящий через всю левую щёку. Ещё ощущается уверенность в себе и какой-то внутренний стержень. Ничего не скажешь – характер!

  – Здравствуй, Рольф. Ты прав, конечно – моя сила не в мускулах. – увидев, как расширились, чисто инстинктивно, мои глаза, он пояснил, – Вот именно. В этом самом. Ну, да ты должен понимать, от кого моя дочь переняла свои способности... Я – Марвин.

  – Здравствуйте, Марвин. Да, Миерна мне сказала. Вы не будете против, если я вас обыщу?

  – Нет, конечно. – он поднял руки и стоял, пока я делал обыск – символический, разумеется: я прекрасно понимал, что сильный менталист вроде Миерны или её отца не нуждается в оружии, чтобы даже убить меня – таким как они достаточно маленького мысленного усилия.

  Я отступил. Выдохнул. Спросил:

  – Почему вы сдаётесь?

  – Потому что у меня нет иного выхода. Если я не остановлю свою дочь сейчас, её уже никто не остановит.

  – А вы и правда, надеетесь её остановить? – я не скрывал скепсиса.

  Марвин вдруг изменился в лице. Побледнел, позеленел.

  Похоже, малышка Миерна взялась за него серьёзно. Я молча смотрел, как он отступает: пятится по коридору, схватившись за горло и делая такие движения, словно глотает воздух – как воду. Поэтому я сказал-подумал внутрь себя:

  – Миерна. Может, конечно, он и козёл, и не был любящим и заботливым папочкой в той степени, как ты хотела бы... Но ведь и ты – не ангел. Вдруг у него реально – есть какие-нибудь серьёзные оправдания?! Отец же твой всё-таки – наверное, раньше-то и любил и нянчился с тобой. Может, пока не будешь убивать его? И вот ещё что...

  Пожалуйста, перестань без спроса использовать мой мозг как «промежуточный усилитель»!

  В голове я услышал её рычание.

  Потом вздох.

  Наконец она, словно очнувшись, ответила:

  – Ты прав, конечно, Рольф. И хоть я вижу, что на самом деле тебе неймётся допросить моего папочку, определённое беспокойство за... Меня – ты испытываешь. Хотя бы за то, чтоб я не перенапряглась, взламывая защиту этого гада...

  Ладно, пусть пока поживёт.

  Только – не подводи его ближе километра к моей комнате!

  – Докладывайте, капитан.

  Я оглядел суровые серые лица офицеров, и подумал, что наверняка и они уже поняли всю сложность и щекотливость ситуации, в которую мы все попали.

  Да, малышка Миерна может просто убить нас, не особо напрягаясь, и единственный, кто может как-то хотя бы попытаться заблокировать её силу – это её папаша.

  До сих пор – наш лютый враг.

  А сейчас – вынужденный союзник. Который пришёл «всего-навсего» убить дочь.

  – Есть, докладывать, сэр. Марвин честно сказал, почему он вышел и сдался. Ему приказал Конклав. Ну, вернее, специальная Комиссия по вот таким, тщательно селекционированным и воспитанным детям-супертелепатам. У них уже было несколько спорных и критических случаев. Неповиновения со стороны таких вот детей. Мысль о том, что если они сами не смогут использовать её, то нужно подбросить девочку тем или иным способом к нам, собственно, как раз Конклав и высказал. Она просто опередила их.

  Они были в ужасе: чтоб ребёнку, пусть и самому сильному, удалось заставить ведьму, что её курировала, подсадить её туда, во внешнее подземелье, и таким образом перейти на сторону врага – о-о! Чепэ!

  Поэтому Марвина просто поставили перед фактом: или ты убьёшь свою дочь, или мы убьём тебя и остальных. В-смысле, твоих женщин и детей. Достать обещали из-под земли. В буквальном смысле. А Марвину, собственно, деваться некуда: там, в подземельях Улья, его дети и их матери без него – фактически беззащитны.

  А детей уже больше сотни.

  – И что, все они обладают способностями, как у... нашей подопечной? – паузу прервал заместитель начальника штаба, желваки на скулах которого играли особенно сильно.

  – Нет, разумеется, сэр. Марвин сказал, что таких способностей и сил пока, – он это подчёркивал, что – пока! – больше ни у кого из его детей нет. Но гарантировать он не может ничего. Потому что пятеро из его последних – ещё младенцы нескольких месяцев отроду. И хотя их фон, как он его называет, есть, и весьма сильный, это – не гарантия того, что дети смогут стать как Миерна, когда подрастут. Раньше, как сказал Марвин, до двух-трёх-четырёх лет дожило только трое столь сильных детей.

  Остальных убили собственные матери.

  Это в тех случаях, если сами дети раньше не убивали этих матерей... И нянечек.

  Тогда таких, вышедших из-под контроля, по приказу этой самой Комиссии, ликвидировали.

  – Не могу их не понять. Кому же охота быть убитым капризным сосунком... – жёлчи в голос начальник снабжения не подпустить не мог. Генерал, сидевший во главе стола, повернул голову, и взглянул на офицера. Тот поспешил заткнуться, насупившись и откинувшись на спинку стула.

  Генерал спросил:

  – Капитан. Чем сейчас Миерна и её отец могут угрожать нам?

  – Смертью. – я не стал ходить вокруг да около, а выложил сразу главное, – Миерна может убивать с расстояния до десяти миль на поверхности, и нескольких сотен метров – под землёй. Мы сейчас в трёх милях от той камеры, где она содержится. Марвин – в двух. От нас. А от дочери – в пяти. Но он гораздо, гораздо слабее своей дочери. Не думаю, что он нам опасен. Его «сдача» – явно жест отчаяния со стороны его хозяев.

  – Капитан... – Председатель Комитета объединённых Штабов ослабил галстук, словно ему не хватало воздуха. – Рольф. Как вы считаете, почему всё-таки они приказали ему убить её? Ведь они не могут не понимать, что в этом смысле как раз у неё куда больше шансов?

  Я, в который раз оглядев убого обставленную казённой мебелью тесную комнатку, в которой всегда проходили совещания, не мог не согласиться с генералом и в этом, и в смысле микроклимата: действительно, после двух часов предварительного совещания старших офицеров нашей Общины, и тех, кто прибыл из Центрального Штаба, здесь было весьма душно. И влажно. Запах страха и напряжение буквально висели тут же – словно дым от сигарет. То есть, это было так, когда ещё оставались сигареты. Сейчас-то их никто не видел чуть не десять лет.

  Мне здесь тоже не нравилось, но жаловаться грех: я эти два часа сидел в приёмной. Наконец дождался вызова. И вот теперь...

   Вынужден отвечать в десятый раз на одни и те же дурацкие вопросы, на которые ответа нет. Да и быть не может.

  Потому что речь идёт о супер-оружии такого типа, с которым мы прежде не сталкивались. Мало того: даже не подозревали о его существовании! И речь теперь не о конкретных делах, операциях, или Приказах.

  А об эмоциях. Да ещё таких неоднозначных и запутанных...

  Которые дочь и отец испытывают друг к другу.

  И именно это сейчас и является главным Фактором для обеспечения нашей победы. Над ведьмами.

  – Да, сэр. Как мне кажется, здесь дело в тактике. Члены этого Конклава не могут не понимать, что Миерна – слишком сильна. И если раньше её отец старался убедить их в том, что уж он-то сможет контролировать своего ребёнка... Ну, хотя бы с помощью того факта, что дети обычно слушаются мать и отца. Да и просто – старших. Но сейчас...

  После смерти матери Миерны, она этого самого отца просто возненавидела. Так что контролем уже не пахло. И кураторши-ведьмы, как ни старались, успеха в управлении поведением супер-ребёнка добиться не могли.

  Вероятно, именно поэтому члены Конклава и решили, что в принципе, неплохо будет просто подбросить её нам. Вы же помните легенду о Троянском Коне? Ну так вот: девочка – их конь. Поскольку сами они с ней потерпели полный крах, и попросту боятся. И теперь они бы хотели, чтоб мы тратили наши силы, время и ресурсы на то, чтоб попытаться подчинить себе Миерну. Или хотя бы договориться с ней.

  А договориться с ней можно только об одном.

  Она хочет быть Королевой!

  Ну а мы, соответственно, будем жалкими подданными-рабами в её королевстве!

  Совещание затянулось ещё на три часа.

  Пропотев, и отболтав язык в попытках объяснить, почему я считаю, что Миерна хочет именно этого – неограниченной власти! – я двинулся по центральному коридору Убежища к месту, где содержали нашу главную свидетельницу. По делу о самой себе.

  Примерно за километр я её услышал, а метров с пятиста стало возможно нормально разговаривать. Я спросил в лоб:

  – Почему ты считаешь, что твою мать убил твой отец?

  – А кто же ещё?! Я знаю! Это он! Он сам признался – ну, вернее, я увидела! – что изнасиловал её. А потом, когда я уже родилась, злился на неё. Потому что она, как мать, должна управлять мной. Моим послушанием. И поведением. И что-то там ещё я должна была по её указке делать – ну, видеть выживших людей, где они скрываются, и всё такое... А она не могла. И когда он понял, что мать не справляется со мной, он и убил её!

  – А сам он? Сам он не пробовал... Справиться с тобой?

  – Пробовал, конечно. Только я уже видела, чего он хочет на самом деле.

  – И чего же?

  – Власти.

  – Как это? Он что, был подчинённым?

  – Ну да. Хоть и формально, но он вынужден был подчиняться этим старым пердунам из Комиссии и Конклава. Вот он и хотел, чтоб я их всех поубивала, а он стал как бы...

  Неограниченным Повелителем всех Ведьм и Инкубов!

  Марвин.

  К камере Марвина мне пришлось подобраться шагов на двадцать – только так его оказалось более-менее прилично слышно.

  – Марвин. Марвин! Это я, Рольф.

  – Вижу. – голос равнодушный и усталый. Словно мужчина отчаялся.

  Да и правда: тут любой бы отчаялся! Знать, что тебя может в любой момент прищёлкнуть, словно вошь ногтем, родная дочь!.. Которая к тому же тебя люто ненавидит.

  – Я хотел спросить. Пожалуйста, не обижайтесь. И не посчитайте с моей стороны нетактичным. То, что говорит Миерна о смерти вашей жены – её матери – правда?

  Марвин молчал. И я уж было подумал, что он и не ответит. Но он сказал:

  – И да. И нет.

  После ещё одной паузы он продолжил. И мне пришлось взломать дверь каптёрки с запасами тканей и ниток, и зайти внутрь: если бы кто-нибудь заметил, что я отираюсь возле камеры с важным заключённым... Про меня могли бы плохо подумать.

  – Миерна считает, что это я виновен в смерти Роны. Раньше я и сам так думал – сразу после её смерти. Но позже, когда смог на трезвую голову разобраться, что творилось в голове моей, как вы выразились, жены, я переосмыслил свою роль. В её смерти.

  Конкретно – убийцей, назвать меня, всё же, наверное, нельзя. Скорее, можно сказать, что её смерть произошла из-за моей непредусмотрительности... Я, разумеется, полностью осознаю, что если бы я вёл себя по-другому... Возможно, смерть Роны удалось бы отсрочить.

  Но – не предотвратить.

  Объяснить что-либо этакое, из жизни телепатов, такому, извините, простому и привыкшему к конкретным действиям парню как вы, весьма трудно. Но я всё же попробую. – теперь я услышал его мысленный как бы вздох. Но голос оставался чётким, спокойным, и с отличной дикцией – ещё бы! Он же не говорил в обычном смысле этого слова. А – мыслил:

  – Когда малышка Миерна подросла, и стала требовать больше молока, или – более частой замены пелёнок, или ещё больше всяких ладушек-прибауток-подбрасываний, и всего прочего, что нравится грудничкам, мы посчитали это за капризы балованной девочки-младенца. Рона попыталась – ну, по моему совету – не давать ей грудь в те моменты, когда ей казалось, что девочке уже достаточно молока. Так советовал и доктор: перекармливать младенца опасно: ножки станут кривыми, потому что не смогут держать непропорционально больший для них вес! Да и ни к чему нам было, чтобы ребёнок стал полным. А она и так пошла складочками...

  И вот тогда Миерна стала мать бить. Нет, не ручками – а мысленно. Там, в голове у Роны словно взрывались бомбы и растекался расплавленный свинец... Миерна могла сделать, и делала матери очень больно. А Рона не могла защищаться – она так и не освоила методику блоков, которую я ей...

  Словом, когда Рона сказала, что больше так не может, я обратился к Комиссии, и они разрешили разделить их. Во избежание. Потому что у меня уже были прецеденты: два моих сына убили своих матерей. Мысленно. И ещё три матери задушили своих – ну, вернее, моих! – детей. Потому что не могли больше терпеть эту адскую боль! Ведь с тренировками и возрастом силы детей-менталистов растут! Как и потребности. И понимание мира...

  Когда мы разделили Рону и Миерну, вначале всё шло как обычно: нянечка из людского персонала её вскармливала. Искусственной смесью, и молоком, которое сцеживала Рона. Я каждый день заходил, возился, играл. Укладывал.

  Рона нервничала – подсознательно она чувствовала вину. Ну, за то, что не может быть как все нормальные матери – с ребёнком. И ещё я видел там, у неё глубоко внутри, что она и правда: считает нашу дочь – монстром. А себя – чуть ли не пособницей ведьм и Конклава...

  Я пытался объяснить, что она как раз – нормальная мать. И ребёнок нормален. Ну, по-своему... Физически-то у Миерны всё было в порядке.

  Всё случилось, когда меня послали... В командировку. Конклав тогда обнаружил и взломал Убежище в Карпатских горах, севернее нашего Убежища, и гораздо дальше, чем мы обычно забирались раньше.