Текст книги "Очередные три сказки и пародия…"
Автор книги: Андрей Мансуров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
– Да, запах – тот ещё. Запомни – мало ли… А теперь – если хочешь жить, иди за мной! – шёпот было чуть слышно, потому что даже приблизив рот к уху Глостера, Рафаил теперь старался говорить тише, чем переговариваются дальноразведчики, или охотники на охоте.
Они очень быстро, просто бросив мешки там, где прятались, двинулись назад – в сторону, противоположную той, куда полетела странная стая, и куда направлялись парроты.
Тысячи мыслей проносились в голове Глостера, вопя о непоправимой утрате, и терзая его такое, оказывается, неопытное и наивное сознание, пока они очень тихо, и по мере возможности быстро, удалялись от посёлка. Особенно жаль было, как ни странно, Линура – может, от того, что малыш проявлял признаки пытливого ума, обещая со временем стать… Мэром? Глостер еле слышно вздохнул.
Спросить хотелось о многом. Но задавать грызущие сознание вопросы сейчас…
Глупо. Раз Рафаил говорит, что все погибли, и помочь никому нельзя, то, как ни горько это ощущать, скорее всего, так оно и есть. Такими вещами не шутят. Да и не такой человек Мастер Рафаил, чтоб шутить.
С другой стороны Глостер запретил себе сейчас убиваться по гибели, возможно мучительной, своей Семьи, девушки, да и всей Общины.
Это – Жизнь! В любую минуту можно погибнуть от тысяч причин: от наводнения, набега волкольвов, нападения соседей-готов, болезни, или укуса пчелы-убийцы… К внезапному концу бренного земного существования в их Общине был готов каждый.
Они снова перебрались вброд через ручей Аларика. Но – не совсем обычно. Рафаил долго шёл по дну ручья, там, где было помельче, – вниз по течению. Глостер понял: заметает следы.
На берег выбрались тоже странным способом: подтянувшись за ветви разлапистой ели, чтоб забраться на неё, и перебравшись по ветвям же на другую сторону могучего дерева. На землю спрыгнули уже в десятке шагов от ручья. Глостер не спрашивал – некоторые приёмы охотников уже знал.
Ещё через полчаса быстрого шага – почти бега! – Рафаил наконец разрешил:
– Привал.
Обессилевший Глостер рухнул на землю, и позволил себе то, чего не позволял с пятилетнего возраста: разрыдался!
Как ни странно, Рафаил не мешал ему. Просто молчал, занявшись делом: вырубил своим тяжёлым тесаком две молодых ели, и теперь сидел рядом с подростком, остругивая концы шестифутовых палок: делал, как понял сразу Глостер, примитивные копья.
Глостер заставил себя прекратить рыдать. Сел. Буркнул:
– Простите, Мастер. Это я оплакивал своих.
– Знаю. Знаю…
– Мастер! Что же мы теперь будем делать?
– Как – что? Мы сейчас идём в Уфигор. Нужно предупредить тамошнего мэра, жрецов и людей о новой опасности. Нельзя позволить тварям вот так же внезапно и безнаказанно напасть. Да и остальные поселения нужно предупредить – иначе точно: выедят всех.
По тому, как просто и буднично Рафаил это сказал, Глостер понял: именно это и случится, если не предпринять каких-то решительных действий! Но что можно сделать против крылатых тварей, нападающих огромной, отлично, похоже, организованной, стаей?! Спрятаться в подвалы?! Молиться?
– Нет. Это не поможет. – О, Каризах! Неужели старик – чародей?! И действительно читает сейчас его мысли?! – И мысли твои я не читаю. Просто догадаться, о чём ты сейчас думаешь, несложно. Я и сам думаю об этом же. Потому что знаю: там, на родине этих тварей, живущие в джунглях люди весьма успешно им противостояли. Ну, раньше.
Зато вот сейчас я совсем не уверен, что они…
Ладно, неважно. Против летунов-дроверов отлично помогают стрелы с наконечником, смазанным соком белены. А вот против парротов… Только грубая сила. Рогатины, копья, мечи. Огонь. Вот его они боятся пуще смерти!..
Ладно, держи, – старик протянул Глостеру одно из копий, – Пора идти. Время у нас пока есть… Но немного. Дроверы не сдвинутся с места, пока не обглодают всех, кого убили, до костей. Думаю, у нас не больше суток.
А до Уфигора – часов десять ходьбы.
До Уфигора осталось, наверное, часа два, и они уже двигались по опушке вдоль берега Чудь-озера, на противоположном берегу которого и располагался город, когда навстречу им из бурелома вышел паррот.
Глостер снова прикусил губы до крови, замычал и затряс головой в тщетной попытке проснуться: ему всё происходящее теперь ещё сильней казалось дурным сном.
Кошмаром!
Но когда зверь оскалился, обдав их смрадным, отдающим гниением и мускусом, жарким дыханием, ощущение нереальности происходящего рассосалось. Да и мысль осталась только одна: как бы проклятого монстра убить!
Рафаил приказал:
– Стой на месте! Ты – новичок! А я с таким уже сталкивался!
У Глостера вновь шевельнулось подозрение: Рафаил – не тот, за кого себя выдаёт! Ведь все знают, что он с рождения из их посёлка – ни ногой! Так где же он мог с таким?..
Мысль оказалась прервана: чудовище свирепо рванулось к старику, который до этого ничего не делал: лишь стоял, и свистел: громко, раздражающе. Глостер понял, что это именно свист почему-то невероятно разозлил монстра.
Рафаил повёл себя ещё более странно: упал на колени, и упёр тупой конец копья в землю перед собой. После чего свирепо зарычал навстречу падающей сверху, словно лавина, туше!
Внезапно раздался такой рык, что ни один волколев или зубробизон не повторил бы никогда! Навалившееся на крошечную фигурку человека, совершенно скрыв его из глаз, туловище медведя-урода дёрнулось, и, словно из него выпустили воздух, растеклось по земле – словно жидкое тесто…
Глостер обнаружил, что так сжал кисти рук, что им стало больно: пришлось приказать себе разжать их, и перехватить копьё поудобней. Подойти к монстру тоже пришлось себя заставить. А вот Рафаила, чья недвижная рука оказалась снаружи, из-под чудовищной туши вытаскивать ему приказало отчаяние!..
Рафаил не двигался, и, казалось, не дышал. Глостер запретил себе паниковать, и стал просто делать то, чему научили ещё в детстве.
Искусственное дыхание рот в рот, и непрямой массаж сердца через буквально полминуты сработали: Рафаил зарычал, словно лев, и стал отбиваться!
– Рафаил! Рафаил! Да Мастер же!.. – Глостер осознал только сейчас, что бессмысленно сдерживать голос, поскольку рык умирающего паррота наверняка слышали в радиусе пяти миль все обитатели тайги, перешёл на крик, – Это я! Я, Глостер!
– А, Глостер… – казалось, Мастер ещё не совсем пришёл в себя: взгляд словно растерянно блуждал вокруг. Затем остановился на подростке, – Где… Паррот?
– Мёртв, мёртв паррот! Вы убили его, Учитель! Всё в порядке! Как вы… Себя чувствуете?
– Хреново я себя чувствую. – Мастер часто и с хрипом дышал, из огромной раны в паху, которую Глостер, делая искусственное дыхание, даже не заметил, толчками изливалась чёрная, отвратительно пахнущая медью, кровь, – Немного мне осталось. Поэтому слушай и не перебивай!
Глостер, уже не сдерживая слёз, только кивнул: знал, что никакие убеждения в том, что «всё будет в порядке!», не помогут. Рафаил – не дурак. И всё понимает.
– Отрежь ухо паррота. Дойди до Уфигора. Покажи мэру и жрецам. Расскажи – всё, что видел, и… Всё, что я тебе рассказал. Пусть потом пришлют кого-нибудь забрать моё тело. Похороните меня по-людски. Уж больно не охота, чтоб тело досталось волкольвам или парротам… Потом пусть разошлют гонцов во все наши поселе…
Глостер вскрикнул: изо рта Рафаила излился фонтан крови, и Мастер умолк. Дыхание, до этого воздымавшее крепкую грудь, прервалось. Грудь опустилась.
Остались только глаза: ненависть и сила, горевшие в них, потускнели. Но не пропали полностью! Глостер знал: таких не может сломить даже смерть!
Тело Мастера вдруг словно зашевелилось, даже чуть приподнялось над землёй. Глостер протёр глаза: что за!..
Изо рта Рафаила пошёл как бы – не то – дым, не то – туман!
Облако не поднялось в воздух, как можно было бы подумать, а стекло вниз, в сторону, словно наливаясь красками и мощью. Глостер молчал, застыв словно в трансе – после дроверов и паррота его, как он наивно думал, мало что могло бы удивить или испугать. Но…
Но из облака, словно затвердевшего и сильно увеличившегося в размере, как-то незаметно сформировалось до боли, до трепета, знакомое тело: то самое, что было выжжено теперь на его правом предплечьи!..
– Приветствую тебя, о Каризах великий! – Глостер выдохнул это словно в забытьи, воздев очи кверху – туда, где в трёх его ростах от земли, находилась голова его Божества-покровителя.
– Приветствую и тебя, Глостер, сын Питера и внук Ольгерда. Жаль, что приходится покидать тебя, оставляя в одиночестве, так рано. Я бы мог… Ещё помочь. – голос Каризаха оказался тем самым. Голосом Рафаила, – Но – не судьба!
– Как это – не судьба?.. Ты же, о Великий – Бог! И можешь повелевать…
– Нет, Глостер. Не могу. Спасти тебя от смерти, как своего адепта – да. Но – не Рафаила. И – не жителей вашей деревни. Им было предначертано стать… Жертвами.
– Но… Прости за дерзкий вопрос, о Великий – кем?! Кем предначертано?!
– На этот вопрос, Глостер, я не могу тебе ответить. Не потому, что не хочу – но потому что ты не поймёшь ответа! То, что предопределяет те, или иные события в этом Мире – вне твоего, да и других людей, понимания. И не нужно вам знать это.
Поэтому просто удовольствуйся тем, что жив, и сделай то, что завещал тебе носитель этого тела – Каризах одним из щупалец указал на тело неподвижно лежащее у его ног, – потому что именно таков удел погибших. Служить предупреждением.
Глостер запоздало спохватился: упал на колени:
– Я всё сделаю, о Великий Покровитель!
– Отлично. Знай вот что: я приметил тебя. Как мужественного и не теряющего голову в критические моменты, мужчину. Настоящего воина. И постараюсь и в дальнейшем помогать. Разумеется, пока это в моих силах. И возможностях.
Прощай.
– Прощайте, о Покровитель!.. И… Спасибо!
Пока пытающийся осмыслить дикость ситуации Глостер смотрел, как быстро удаляется, не то – ползя, не то – паря над поверхностью травы и отмели ужасно выглядящее даже сзади тело Каризаха, оранжево-розовый краешек солнца показался из-за горизонта.
И когда огромная масса монстра-божества скрылось в водах Чудь-озера, громко булькнув, обдав огромным валом прибрежные кусты, и оставив на поверхности лишь расходящиеся быстро гаснущие круги, Глостер глубоко вздохнул. Затем застонал, позволил мышцам расслабиться, и грохнулся в обморок.
Без сознания он пробыл явно недолго: багровое солнце ещё только-только отделилось от кромки горизонта.
Нельзя лежать! Нужно вставать! У него есть обязанности!
Во имя Рафаила, во имя своей, пусть не всегда любящей и понимавшей его Семьи, во имя растерзанных односельчан. Да и во имя тысяч жизней – тех детей, женщин, стариков, что ещё не подозревают о нависшей угрозе – он должен!..
Должен дойти. И предупредить.
Иначе…
Что может случиться, если будет «иначе», Глостер даже представлять не хотел.
Мэр долго рассматривал ухо.
Грозно поглядывал и на Глостера и на страшную диковину.
Ни Глостер, ни диковина не сгинули в «тартарары», как мэру, возможно, хотелось.
Пожилой мужчина буркнул:
– Садись! – указав на длинную скамью у простого деревянного стола горницы. Подошёл к двери, крикнул: «Агафья!»
Вбежал, впрочем, подросток – лет десяти. Мэр что-то пошептал тому в ухо, иногда свирепо поглядывая на Глостера. Подросток же взора с Глостера вообще не сводил, расширив глаза так, словно перед ним легендарный Хурракан, явившийся во плоти.
Подросток, пробормотав «слушаюсь, о господин мэр!» убежал, и буквально сразу же в горницу вошёл молодой парень – Глостер мог бы поспорить, не больше чем на пару лет старше его самого. Подросток ничего не сказал, но на Глостера смотрел очень… Странно. Мэр отозвал его куда-то в угол, и с полминуты что-то шептал и ему. Подросток, снова зыркнув на Глостера хмурым прищуром карих глаз, кивнул, и так же молча вышел.
Буквально сразу же, словно только и ждала ухода парня, вошла и Агафья. Мэр, соблюдая традицию, пошептал на ухо и женщине, свои эмоции на лице никак, впрочем, не проявившей. Пока вновь вошедшая в комнату женщина с дымящейся миской не поставила её на стол, никто не произнёс ни слова. Мэр смотрел в окошко, заложив руки за спину, Глостер сидел где усадили.
– Ешь! – тон повелительный. Ну, на то мэр – и мэр…
Пока Глостер жадно поглощал кашу из гречихи, которую перед ним поставила пожилая скрюченная годами и радикулитом женщина, в горницу набились все, кто отвечал за нормальную жизнь в Уфигоре: воевода с помощниками, главы Цехов. Мастера и простые воины толпились за окнами, которые мэр приказал открыть, очевидно, чтоб провеетрить комнату после сна. Ну, и, похоже, чтоб всем было видно Глостера.
Глостер отложил ложку:
– Благодарю за пищу, господин мэр.
Мэр повернулся от окна. На лице, впрочем, ничего прочесть было нельзя:
– Глостер из Раздола. Я прошу тебя и всех, кто здесь собрался, выйти к людям.
Они все неторопливо вышли и встали на высокое и широкое крыльцо мэровской резиденции. Мэр сказал:
– А теперь Глостер, сын Питера, внук Ольгерда, повтори то, что случилось с тобой: так, чтоб слышали все. – при виде Глостера люди загудели было, но слова мэра заставили всех очень быстро умолкнуть: похоже, дисциплина в поселении поддерживалась на должном уровне.
Глостер прочистил горло, чтоб не першило после каши.
Рассказывал громко, старался, чтоб голос не дрожал: эту же историю, собственно, он повторял уже в третий раз – поэтому не прерывался, мучимый раздирающими сердце воспоминаниями, и говорил чётко. Правда, о страшной встрече со своим покровителем, и о том, что тот сказал, Глостер опять даже не заикался: понимал, что это вызовет ещё больше недоверия к его словам.
– Я не верю ни единому слову этого сопляка! Всё это – просто ловкая брехня, чтоб мы все занялись изготовлением стрел и прочей …ерни, о которой он тут говорил, а соседи или готы нападут на нас каким-то совершенно новым, хитрым, способом! – Воевода стоял справа от мэра, руки – в боки, голос, вроде, особо не напрягал, но тот чётко разносился, Глостер мог бы поспорить – по всем улицам!
Мэр спросил:
– Кто ещё не верит рассказу Глостера из Раздола, и принесённому им доказательству? – он потряс в воздухе ухом, которое размером превосходило заслонку печи.
Поднялось несколько рук – в-основном, воинов и дальноразведчиков. (Ну, это-то понятно! Какой из них поверит, что такое могло проскочить мимо их внимательных глаз!) Глостер развернулся к воеводе:
– Я, Глостер, сын Питера и внук Ольгерда, требую, чтоб меня, и мои слова проверили Испытанием Правды!
К Храму Уфигора собрались, кажется, уже все жители городка.
Жаровню вытащили на площадь перед Храмом, а в центр круга, образованного толпой, вышел Верховный Жрец. Глостер приблизился к жаровне без страха: после наложения печати и того, что он видел и пережил, его ничто уже не пугало: с ним его Божество-Покровитель!
Каризах Великий!
Палач, явно желая припугнуть жертву, распаляя её воображение, а заодно и произвести впечатление на толпу, поперебирал орудия пытки в жаровне: так, чтоб искры полетели! Затем выбрал один из раскалённых прутьев, поднял, показывая всем…
Вдруг позади толпы раздались истошные, как Глостеру показалось, крики: размахивая руками, к центру пробивался какой-то человек.
Мэр приказал громовым голосом, да так, что вряд ли смог бы и Воевода:
– Пропустить!
Одетый в маскхалат и мягкие унты человек – дальноразведчик, как сразу понял Глостер, протиснулся вперёд. Бросил под ноги мэру что-то чёрное:
– Он сказал правду. Вот – второе ухо. И старик там лежит. И… Паррот.
Мэр нагнулся и поднял то, что лежало у его ног. Поднял в воздух:
– Испытание Правдой Глостера, сына Питера и внука Ольгерда, отменяется. Я, мэр Уфигора, властью, данной мне, приказываю!
Цех кузнецов и оружейников! Немедленно приступить к изготовлению наконечников, стрел, и луков. Воеводе Вагизу – организовать обучение всех, кто в состоянии держать в руках лук! Старшине Цеха Дальноразведчиков! Срочно наладить сбор белены!..
Дальнейшие указания тоже оказались конкретны и разумны, и мэр, явно всё продумавший за время паузы, пока готовилось Испытание Правдой, выкрикивал приказы так, чтоб слышали все.
Никто теперь и не подумал что-нибудь в смысле сомнений или обвинений в сумасшествии, как пробовали до этого некоторые особо ретивые ратники, сказать про Глостера и его рассказ.
Толпа как-то очень быстро рассосалась.
Глостер подивился: а молодец Уфигорский мэр! Не поверил сопляку вот так, сходу – правильно. Зато когда лично убедился – немедленно скомандовал предпринять все необходимые меры и действия! Грамотный подход. Не зря человек сидит на своём месте…
Палач, как показалось Глостеру, с разочарованием бросил свой прут обратно в жаровню, подбежавшие помощники тут же её утащили. Верховный жрец подошёл ближе:
– Глостер, сын Питера, внук Ольгерда. Я прошу тебя пройти в Храм, и рассказать о произошедшем с тобой и Мастером Рафаилом, Совету.
Комната, где проходили заседания Совета, и на котором присутствовали главы всех двадцати четырёх конфессий, не показалась Глостеру большой. Зато – уютной. В углу, несмотря на уже почти тёплую весеннюю погоду, поблескивал какими-то домашними язычками пламени, камин, лавки, на которых сидели пожилые мужчины, покрывали шкуры маралов и геролисиц – наверняка чтоб сидеть можно было удобно. И долго.
Рассказывая в четвёртый раз о страшных событиях, Глостер сумел даже как-то отстраниться от полученного шока и зудевшего, словно рана в сердце, горя. Слушал себя как бы со стороны – говорит незнакомый ему, деловой и собранный молодой мужчина, возможно, воин, или дальноразведчик… Но никак не будущий гончар. Получивший единственный урок выбранного ремесла.
Почему-то он куда серьёзней теперь переживал именно за то, что остался без профессии – ведь все его родные-близкие мертвы. Значит, некому о нём позаботиться!
И он теперь – сам по себе.
Нет, не так! Он теперь – под защитой призревшего на него Каризаха. Но…
Но как Каризах может помочь ему заработать себе на пропитание, если он покинул тело Рафаила, и ушёл?.. Или…
А может, Каризах вселён и здесь – в кого-нибудь?!
Словно услышав его последний мысленный вопрос, отозвался Верховный жрец:
– Да. – и, после паузы, – Ты закончил? – Глостер лишь кивнул, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Именно так и поступал Рафаил: отвечал вслух на то, что Глостер только думал!!! – Благодарю тебя, Глостер, сын Питера, внук Ольгерда. Сейчас ступай в трапезную, брат Ламме тебя накормит и устроит на ночь. – и, видя, что Глостер колеблется, не зная, куда двинуться, указал на дверь рукой. – Трапезная – там.
– Благодарю, ваше преосвященство. – Глостер поклонился низко. Вежливо, но без раболепства, поклонился и всем остальным, обведя их глазами. Ушёл медленно и тихо: обувь, как констатировал ещё Рафаил, вполне подходящая даже для дальноразведчика…
Трапезная оказалась узкой полутёмной комнатой, скорее, коридором, в котором стоял один длиннющий стол. И два ряда длинных скамей по обе его стороны.
Брат Ламме уже поджидал его, сложив пальцы в замок на толстеньком пузике:
– Здравствуй, брат. Ты – Глостер?
– Да. Здравствуйте, брат Ламме.
– Пойдём со мной. Накрывать тебе здесь… Смысла не вижу.
Глостер и сам не горел желанием оказаться за таким столом в одиночестве пространства тёмно-серого цвета, в тусклом освещении, пробивавшемся сквозь щели окон-бойниц: при нападении врагов Храм Уфигора, в отличии от Раздольского, явно мог использоваться и как крепость-цитадель.
На кухне, куда его провёл, смешно семеня толстенькими ножками, брат Ламме, оказалось куда теплей и уютней: в огромных чанах-казанах над жаровнями и печами что-то густое варилось, булькая, и наполняя обширное пространство квадратного помещения с высоченными потолками, пряно-приятными ароматами.
Брат Ламме подвёл Глостера к голому по пояс могучему мужчине средних лет:
– Брат Валтасар! Это – Глостер. Дальноразведчик, предупредивший нас о… нападении. Глава Коллегии спрашивает, не могли бы вы его чем-нибудь накормить?
Брат Валтасар неспешно вытер руки о засаленный огромный передник. Протянул правую:
– Рад знакомству, Глостер! А ты, оказывается, так молод… – Глостер автоматически пожал сильную и тёплую руку, в которой его кисть утонула, словно камушек в колодце, – Спасибо, что предупредил о… Тварях. Сейчас что-нибудь сообразим.
Глядя, как в две миски подозванные грозным окликом поварята-послушники накладывают каши, уже из пшена, и густого супа, Глостер понял, чего ему хотелось после целого дня рассказов и бесконечных вопросов и уточнения подробностей: есть!!!
Но мозг запрещал телу почувствовать эту потребность, напирая на то, что вначале он обязан исполнить своё обещание. Свой долг.
И вот он всё сделал. Уфигор готовится к нападению, а он…
Может просто расслабиться и поесть.
Плошки поставили в углу – за удобный маленький стол, и брат Ламме удалился, сказав на прощание:
– Приятного аппетита, Глостер. Закончишь – я в кастелянской. Спросишь, если что, Роберта, – брат Ламме кивнул на невысокого подростка, тщательно полирующего тряпицей с песком сковороду. Ручка которой, если б она не была намертво закреплена к посудине размером с добрый щит стальным прутом, проходящим по всей её длине, запросто могла бы использоваться вместо скалки. Роберт, поднявший голову, несмело улыбнулся Глостеру. Глостер кивнул ему, отметив, что похоже, подросток – сирота, раз попал сюда. Ему-то точно десяти нет – значит, скорее всего потерял всю Семью…
Кивнул Глостер и брату Ламме:
– Спасибо, брат Ламме.
– Храни тебя твой Покровитель!
Когда брат Ламме скрылся за дверью, Глостер позволил себе сделать то, что давно мечтал, но не мог: спрятал лицо в ладонях, и разрыдался.
Рыдал молча, но ощущал, как вздрагивают худые плечи, и течёт по лицу и капает с подбородка предательская влага. Внезапно на него сбоку словно надвинулась огромная масса: кто-то придвинул к нему тёплый живот, а две огромные руки приобняли оставшееся снаружи тело:
– Поплачь, поплачь, парень. Теперь – можно. Ты сделал всё, что было нужно. И сделал так, как не сделали бы, я уверен, и многие наши воины – и постарше тебя!.. – Глостер, узнав голос шеф-повара, брата Валтасара, и воспользовался возможностью, чтоб изо всех сил прижаться к тёплому животу, обняв хозяина кухни за пояс руками, и дав волю рыданиям. Он знал, что могучий и надёжный, как скала в бушующем море, мужчина, не позволит остальным поварам и подросткам-послушникам насмехаться над его горем!..
Однако рыдания Глостера быстро утихли: он понимал разумом, что всё равно уже никому из погибших не может помочь… И Линура и остальных не вернуть. Он отстранился от спасительного живота, глянув вверх, и пробормотав:
– Спасибо, брат Валтасар!
– Не за что, Глостер. А сейчас давай-ка ты, действительно, поешь, да иди ложись – поспать тебе явно не помешает. Потому что, – брат Валтасар чуть заметно подмигнул, или Глостеру это показалось?! – утро будет лихое!
Кастелянскую Глостер нашёл легко: брат сам Валтасар приказал послушнику Роберту проводить брата дальноразведчика – так он его теперь называл. А Глостер и не возражал: он и сам понимал, что, похоже, от наследственной профессии ему теперь не отвертеться. Тем более, что успел-таки перенять у отца кое-какие навыки и приёмы.
Кастелянская, если честно, больше всего напоминала склад. Огромный, уставленный во всю длину и высоту вдоль всех стен, высокими и широкими полками. Чего только на них не хранилось: отрезы тканей, посуда, готовая одежда… Оружие: мечи, луки, кольчуги и шеломы. Глостер подивился: да, на случай нападения жрецы Храма Уфигора неплохо подготовлены.
Брат Ламме ни слова не сказал по поводу воспалённых покрасневших глаз Глостера, и расторопно провёл того в маленькую келью на втором этаже, одной из стен, как Глостер понял по просачивающимся запахам, соседствующую как раз с кухней.
– Правильно нюхаешь, – заметив, как Глостер шевелит головой и ноздрями, втягивая воздух, брат Ламме чуть усмехнулся, – Кухня – вот за этой стеной! – он похлопал по ней пухленькой кистью с волосатыми сосисками-пальцами. – А место, где ты сможешь… э-э… оправить естественные потребности тела – вон, за той дверью, и налево. Ну всё. Спокойной ночи. Как выспишься – приходи снова в кастелянскую.
Глостер с удовольствием воспользовался «местом», после чего лёг не раздеваясь на узкую дощатую кровать, напомнившей ему его собственную лавку там, дома: острая заноза отчаяния снова кольнула в сердце!
Кровать стояла как раз вдоль стены, выходящей на кухню. И теперь Глостер понял, почему: от неё шло приятное тепло, и веяло каким-то, очень домашним, уютом… Не зря брат Ламме разместил его здесь. Нужно поблагодарить его ещё раз… Ну, когда-нибудь потом… Рука, ощупывавшая грубую каменную кладку с потёками известкового раствора сама улеглась вдоль тела, а глаза Глостера уже почему-то закрылись, и он понял, что проваливается куда-то.
Глубоко…
Тварь вцепилась ему в плечо: оскаленная пасть сомкнулась столь стремительно, что Глостер не успел увернуться, или ударить мечом!
А-а-а!!! Как больно!
Перехватив меч в левую, он правой вцепился в ногу монстра и кинулся наземь: крылатый оказался под его небольшим, но всё же – весом! Что было сил Глостер вонзил короткое лезвие прямо в выпученный и налитый звериной злобой глаз!
Тварь расцепила захват на плече, чтоб освободить глотку: такого дикого и визгливо-высокого вопля Глостер не слышал никогда! У них в Общине даже тётка Прокофья, славящаяся склочным характером, так не могла!..
От того, что пасть находилась рядом, буквально заложило уши, и сдуло к затылку волосы! Он заорал сам, ударил лезвием ещё раз: теперь прямо в мерзкую глотку!
Оттуда брызнул фонтан чёрно-бурой крови чудовища – ему залило всё лицо.
Нет, так не годится: нужно прочистить глаза: тварей много, и они не остановятся, пока не убьют его!
Он утёрся рукавом рубахи и со стоном – плечо болело невыносимо, отдаваясь жгучим огнём по всей груди! – вскочил на ноги. Ага – вон, летит!
Ну получи, голубчик: Глостер, сделав два стремительных шага вперёд, вдруг подпрыгнул, и наотмашь рубанул по крылу!
Крыло перерубилось, и монстр с рёвом, оглушительно хлопая целым крылом, грохнулся на парапет, а затем и вниз – к подножию тына. Но насладиться видом того, как тварь добивают женщины и дети, не удалось – сзади в оба его плеча вдруг вцепились когтистые лапы. И его легко приподняли, и потащили прочь – к берегу залива. Чувствуя, что если его поднимут чуть повыше, при падении он просто разобьётся в лепёшку, Глостер вцепился зубами в ближайшую лапу!
Лапа разжалась. Освободившейся рукой он смог рубануть по второй лапе: не перерубил, к сожалению! Но хватка разжалась.
Падать с высоты доброго десятка метров оказалось противно и страшно. Хорошо, сумел сгруппироваться, и войти в воду ногами вперёд! Однако пока выплыл с глубины, чуть не задохнулся: воздуха так не хватало его буквально рвущимся лёгким! Но вот он, преодолев многометровую серо-зелёную толщу, почти добрался до поверхности, и тут…
Что-то схватило его за ногу, и потянуло назад – на дно!..
С диким воплем он проснулся: над ним стоял брат Ламме с обеспокоенным лицом, и отчаянно тряс за оба плеча. Глостер заставил себя заткнуться.
Брат Ламме выдохнул:
– Ф-фу-у… Ну и горазд же ты спать, брат! Еле добудился… Вставай! Мэр велел всем, кто умеет стрелять из лука и владеет мечом, подниматься на стены!
Стены выглядели не совсем так, как видел во сне Глостер.
Дорожка, поверху идущая за зубцами частокола, представляла собой дощатый настил, крепившийся к брёвнам на поперечных балках с раскосами, и шириной оказалась не более двух шагов: не больно-то с кем-нибудь разойдёшься, или развернёшься. Или повоюешь…
Им с напарником – братом Ламме – достался участок стены буквально десяти шагов в длину: между башнями прямо над главными воротами. Тут, как Глостер не без удовлетворения отметил, было и повыше, и всё же чуть попросторней, чем на других помостах.
Глостер положил у ног колчан, полный стрел, снял и прислонил к частоколу большой лук: отличное изделие! Составной – из дуба и граба. Да ещё с накладками на рыбьем клею. Лук весил непривычно много: побольше, чем пара кирпичей, которые они с Уткыром для тренировки когда-то…
Глостер тряхнул головой, чтоб отогнать непрошенные воспоминания: ничего, что тяжёлый. Зато мощный! Держать такой трудно, зато целиться удобно: напротив отметки на тетиве для стрелы в середине дуги лука сделана фигурная выемка: стрела в сторону точно не сместится!
Расположившийся в пяти шагах брат Ламме прикрыл кистью глаза, пристально вглядываясь в небо над озером, перехватил поудобнее рогатину: как он объяснил, пока они лезли по приставной лестнице на свою часть стены, «метко стрелять мне мой Покровитель… э-э… не помогает». Вдруг, дёрнув плечом, толстяк глянул на Глостера, глаза казались расширившимися до неправдоподобия:
– Я что-то вижу!
Глостер кивнул, перевел взгляд снова вперёд. Он уже и сам видел сотни, тысячи чёрных силуэтов, на фоне разгорающейся зари чётко выделявшихся против солнца: смотри-ка: твари умеют и заходить от солнца! Так их, конечно, видно, но целиться будет не очень сподручно. Особенно когда ослепляющие лучи начнут бить прямо в глаза!..
– Ты прав, брат Ламме. Да помогут нам наши Покровители.
– Да, точно… Повезло разведчикам, что выжили. И нам – что они смогли вернуться вовремя. Они говорили, что стая уже сидела наготове, и ждала только пока парроты закончат с костями… Зрелище, как они сказали, ужасное… А ещё они сказали… – брат Ламме сглотнул.
Глостер понимал, что мужчине – да какому там мужчине: Глостер при утреннем освещении отлично видел, что брату Ламме не больше шестнадцати – вчерашний мальчишка! – страшно, поэтому он и говорит, пытаясь поднять свой «боевой дух». Но страшно было и Глостеру. А если твари нападут, как обещал Рафаил, всей стаей одновременно, им нужно быть внимательными и вспомнить всё, что умеют. А разговоры отвлекают!
Ну, так учил Уткыр – их Раздольский Воевода…
– Ламме. Хватит болтать. Приготовься: они нападут со всех сторон. – Глостер смотрел, как стая круто взмывает кверху, собираясь как бы в единый кулак, и, оглашая воздух дикими криками и воем, и, набрав скорость, в пикировании устремляется к ним!
Вот они уже и в пределах прицельного боя!
Первая же стрела вонзилась в отверстую пасть самого крупного монстра, летящего, как показалось Глостеру, во главе – не иначе, у дроверов тоже есть иерархия: десятники, сотники, Воеводы… Кто-то же из них – Вожак стаи? Разве не должен быть – впереди?!
Следуя этой простой логике, Глостер и всадил первую стрелу в самого крупного и злобно орущего!
Орать тот сразу прекратил, и крылья бессильно обвисли и затрепетали по воздуху: бесформенным мешком тварь свалилась прямо к подножию стены!
