Текст книги "Стихи. Поэмы."
Автор книги: Андрей Вознесенский
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Андрей Вознесенский
Содержание:
» Автопортрет
» Антимиры
» Баллада 41го года
» Баллада точки
» Баллада-диссертация
» Былина о Мо
» Бьет женщина
» Бьют женщину
» В дни неслыханно болевые...
» В человеческом организме...
» Вальс при свечах
» Васильки Шагала
» Велосипеды
» Вечеринка
» Возвращение в Сигулду
» Война
» Говорит мама
» Гойя
» Грузинские базары
» Грузинские дороги
» Да здравствуют прогулки в полвторого...
» Для души, северянки покорной...
» Древние строки
» Есть русская интеллигенция...
» Замерли
» Записка Е.Яницкой, бывшей машинистке Маяковского
» Заповедь
» Знай свое место, красивая рвань...
» Зов озера
» Из закарпатского дневника
» Из Ташкентского репортажа
» Исповедь
» Итальянский гараж
» Кассирша
» Кроны и корни
» Кто мы – фишки или великие?..
» Лейтенант Загорин
» Лень (Благословенна лень...)
» Лобная баллада
» Лонжюмо
» Мама, кто там вверху, голенастенький...
» Мастера
» Мать
» Маяковский в Париже
» Можно и не быть поэтом...
» Молитва
» Монолог битника
» Монолог Мерлин Монро
» Мордеем, друг. Подруги молодеют...
» Мотогонки по вертикальной стене
» Муравей
» Мы – кочевые, мы – кочевые...
» На озере
» На плотах
» На суде, в раю или в аду...
» Нам, как аппендицит...
» Нас много. Нас может быть четверо...
» Не возвращайтесь к былым возлюбленным...
» Не отрекусь...
» Ностальгия по настоящему
» Ночь
» Нью-йоркская птица
» Ода сплетникам
» Оза (Фрагмент)
» Озеро (Кто ты – непознанный Бог...)
» Озеро Свитязь
» Оправдываться – не обязательно...
» Осень (Утиных крыльев переплеск...)
» Осень в Сигулде
» Охота на зайца
» Памятник
» Параболическая баллада
» Париж без рифм
» Первый лед
» Песня (Мой моряк...)
» Песня вечерняя
» Песчаный человечек
» Петрарка
» Плач по двум нерожденным поэмам
» Повесть
» Поглядишь, как несметно...
» Пожар в Архитектурном институте
» Последняя электричка
» Почему два великих поэта...
» Поют негры
» Правила поведения за столом
» Пролог (Пес твой, Эпоха...)
» Прощание с Политехническим
» Разговор с эпиграфом
» Реквием (Возложите на море венки...)
» Римские праздники
» Романс (Запомни этот миг...)
» Рублевское шоссе
» Сага (Ты меня на рассвете разбудишь...)
» Сибирские бани
» Сидишь беременная, бледная...
» Сирень
» Скука
» Сложи атлас, школярка шалая...
» Смерть Шукшина
» Сначала
» Сон (Мы снова встретились...)
» Сон (Я шел вдоль берега Оби...)
» Сообщающийся эскиз
» Стеклозавод
» Стихи не пишутся – случаются...
» Стриптиз
» Теряю свою независимость...
» Тишины!
» Торгуют арбузами
» Тоска
» Триптих
» Туманная улица
» Ты поставила лучшие годы...
» Ты с теткой живешь...
» Фиалки
» Флорентийские факелы
» Художник и модель
» Эскиз поэмы
» Я – двоюродная жена...
» Я – семья...
ГОЙЯ
Я – Гойя!
Глазницы воронок мне выклевал ворон,
слетая на поле нагое.
Я – Горе.
Я – голос
Войны, городов головни
на снегу сорок первого года.
Я – Голод.
Я – горло
Повешенной бабы, чье тело, как колокол,
било над площадью голой...
Я – Гойя!
О, грозди
Возмездья! Взвил залпом на Запад -
я пепел незваного гостя!
И в мемориальное небо вбил крепкие звезды -
Как гвозди.
Я – Гойя.
1959
Русская советская поэзия 50-70х годов.
Хрестоматия. Составитель И.И.Розанов.
Минск: Вышэйшая школа, 1982.
ПОЖАР В АРХИТЕКТУРНОМ ИНСТИТУТЕ
Пожар в Архитектурном!
По залам, чертежам,
амнистией по тюрьмам -
пожар, пожар!
По сонному фасаду
бесстыже, озорно,
гориллой краснозадой
взвивается окно!
А мы уже дипломники,
нам защищать пора.
Трещат в шкафу под пломбами
мои выговора!
Ватман – как подраненный,
красный листопад.
Горят мои подрамники,
города горят.
Бутылью керосиновой
взвилось пять лет и зим...
Кариночка Красильникова,
ой! горим!
Прощай, архитектура!
Пылайте широко,
коровники в амурах,
райклубы в рококо!
О юность, феникс, дурочка,
весь в пламени диплом!
Ты машешь красной юбочкой
и дразнишь язычком.
Прощай, пора окраин!
Жизнь – смена пепелищ.
Мы все перегораем.
Живешь – горишь.
А завтра, в палец чиркнувши,
вонзится злей пчелы
иголочка от циркуля
из горсточки золы...
...Все выгорело начисто.
Милиции полно.
Все – кончено!
Все – начато!
Айда в кино!
1957
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
ОДА СПЛЕТНИКАМ
Я сплавлю скважины замочные.
Клевещущему – исполать.
Все репутации подмочены.
Трещи,
трехспальная кровать!
У, сплетники! У, их рассказы!
Люблю их царственные рты,
их уши,
точно унитазы,
непогрешимы и чисты.
И версии урчат отчаянно
в лабораториях ушей,
что кот на даче у Ошанина
сожрал соседских голубей,
что гражданина А. в редиске
накрыли с балериной Б...
Я жил тогда в Новосибирске
в блистанье сплетен о тебе.
как пулеметы, телефоны
меня косили наповал.
И точно тенор – анемоны,
я анонимки получал.
Междугородные звонили.
Их голос, пахнущий ванилью,
шептал, что ты опять дуришь,
что твой поклонник толст и рыж.
Что таешь, таешь льдышкой тонкой
в пожатье пышущих ручищ...
Я возвращался.
На Волхонке
лежали черные ручьи.
И все оказывалось шуткой,
насквозь придуманной виной,
и ты запахивала шубку
и пахла снегом и весной.
Так ложь становится гарантией
твоей любви, твоей тоски...
Орите, милые, горланьте!..
Да здравствуют клеветники!
Смакуйте! Дергайтесь от тика!
Но почему так страшно тихо?
Тебя не судят, не винят,
и телефоны не звонят...
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
ТИШИНЫ!
Тишины хочу, тишины...
Нервы, что ли, обожжены?
Тишины...
чтобы тень от сосны,
щекоча нас, перемещалась,
холодящая словно шалость,
вдоль спины, до мизинца ступни,
тишины...
звуки будто отключены.
Чем назвать твои брови с отливом?
Понимание -
молчаливо.
Тишины.
Звук запаздывает за светом.
Слишком часто мы рты разеваем.
Настоящее – неназываемо.
Надо жить ощущением, цветом.
Кожа тоже ведь человек,
с впечатленьями, голосами.
Для нее музыкально касанье,
как для слуха – поет соловей.
Как живется вам там, болтуны,
чай, опять кулуарный авралец?
горлопаны не наорались?
тишины...
Мы в другое погружены.
В ход природ неисповедимый,
И по едкому запаху дыма
Мы поймем, что идут чабаны.
Значит, вечер. Вскипают приварок.
Они курят, как тени тихи.
И из псов, как из зажигалок,
Светят тихие языки.
1964
Andrei Voznesensky.
Antiworlds and "The Fifth Ace".
Ed. by Patricia Blake and Max Hayward.
Bilingual edition.
Anchor Books, Doubleday & Company, Inc.
Garden City, NY 1967.
ЗАМЕРЛИ
Заведи мне ладони за плечи,
обойми,
только губы дыхнут об мои,
только море за спинами плещет.
Наши спины, как лунные раковины,
что замкнулись за нами сейчас.
Мы заслушаемся, прислонясь.
Мы – как формула жизни двоякая.
На ветру мировых клоунад
заслоняем своими плечами
возникающее меж нами -
как ладонями пламя хранят.
Если правда, душа в каждой клеточке,
свои форточки отвори.
В моих порах стрижами заплещутся
души пойманные твои!
Все становится тайное явным.
Неужели под свистопад,
разомкнувши объятья, завянем -
как раковины не гудят?
А пока нажимай, заваруха,
на скорлупы упругие спин!
Это нас погружает друг в друга.
Спим.
1965
Andrei Voznesensky.
Antiworlds and "The Fifth Ace".
Ed. by Patricia Blake and Max Hayward.
Bilingual edition.
Anchor Books, Doubleday & Company, Inc.
Garden City, NY 1967.
НА ПЛОТАХ
Нас несет Енисей.
Как плоты над огромной и черной водой.
Я – ничей!
Я – не твой, я – не твой, я – не твой!
Ненавижу провал
твоих губ, твои волосы,
платье, жилье.
Я плевал
На святое и лживое имя твое!
Ненавижу за ложь
телеграмм и открыток твоих,
Ненавижу, как нож
по ночам ненавидит живых.
Ненавижу твой шелк,
проливные нейлоны гардин.
Мне нужнее мешок, чем холстина картин!
Атаманша-тихоня
телефон-автоматной Москвы,
Я страшон, как Иона,
почернел и опух от мошки.
Блещет , словно сазан,
голубая щека рыбака.
"Нет" – слезам.
"Да" – мужским, продубленным рукам.
"Да" – девчатам разбойным, купающим МАЗ, как коня,
"Да" – брандспойтам,
Сбивающим горе с меня.
Песнь Любви. Стихи. Лирика русских поэтов.
Москва, Изд-во ЦК ВЛКСМ "Молодая Гвардия",
1967.
ЛЕНЬ
Благословенна лень, томительнейший плен,
когда проснуться лень и сну отдаться лень.
Лень к телефону встать, и ты через меня
дотянешься к нему, переутомлена.
Рождающийся звук в тебе, как колокольчик,
и диафрагмою мое плечо щекочет.
«Билеты?– скажешь ты.– Пусть пропадают. Лень».
Медлительнейший день в нас переходит в тень.
Лень – двигатель прогресса. Ключ к Диогену – лень.
Я знаю: ты прелестна, все остальное – тлен.
Вселенная дурит? До завтрего потерпит.
Лень телеграмму взять – заткните под портьеру.
Лень ужинать идти, лень выключить «трень-брень».
И лень окончить мысль: сегодня воскресень...
Июнь среди дороги
Разлегся подшофе
Сатиром козлоногим
Босой и в галифе.
1964
Andrei Voznesensky.
Antiworlds and "The Fifth Ace".
Ed. by Patricia Blake and Max Hayward.
Bilingual edition.
Anchor Books, Doubleday & Company, Inc.
Garden City, NY 1967.
ПЕРВЫЙ ЛЕД
Мерзнет девочка в автомате,
Прячет в зябкое пальтецо
Все в слезах и губной помаде
Перемазанное лицо.
Дышит в худенькие ладошки.
Пальцы – льдышки. В ушах – сережки.
Ей обратно одной, одной
Вдоль по улочке ледяной.
Первый лед. Это в первый раз.
Первый лед телефонных фраз.
Мерзлый след на щеках блестит -
Первый лед от людских обид.
1959
Andrei Voznesensky.
Antiworlds and "The Fifth Ace".
Ed. by Patricia Blake and Max Hayward.
Bilingual edition.
Anchor Books, Doubleday & Company, Inc.
Garden City, NY 1967.
АНТИМИРЫ
Живет у нас сосед Букашкин,
в кальсонах цвета промокашки.
Но, как воздушные шары,
над ним горят
Антимиры!
И в них магический, как демон,
Вселенной правит, возлежит
Антибукашкин, академик
и щупает Лоллобриджид.
Но грезятся Антибукашкину
виденья цвета промокашки.
Да здравствуют Антимиры!
Фантасты – посреди муры.
Без глупых не было бы умных,
оазисов – без Каракумов.
Нет женщин – есть антимужчины,
в лесах ревут антимашины.
Есть соль земли. Есть сор земли.
Но сохнет сокол без змеи.
Люблю я критиков моих.
На шее одного из них,
благоуханна и гола,
сияет антиголова!..
...Я сплю с окошками открытыми,
а где-то свищет звездопад,
и небоскребы сталактитами
на брюхе глобуса висят.
И подо мной вниз головой,
вонзившись вилкой в шар земной,
беспечный, милый мотылек,
живешь ты, мой антимирок!
Зачем среди ночной поры
встречаются антимиры?
Зачем они вдвоем сидят
и в телевизоры глядят?
Им не понять и пары фраз.
Их первый раз – последний раз!
Сидят, забывши про бонтон,
ведь будут мучиться потом!
И уши красные горят,
как будто бабочки сидят...
...Знакомый лектор мне вчера
сказал: "Антимиры? Мура!"
Я сплю, ворочаюсь спросонок,
наверно, прав научный хмырь.
Мой кот, как радиоприемник,
зеленым глазом ловит мир.
1961
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
ПОВЕСТЬ
Он вышел в сад. Смеркался час.
Усадьба в сумраке белела,
смущая душу, словно часть
незагорелая у тела.
А за самим особняком
пристройка помнилась неясно.
Он двери отворил пинком.
Нашарил ключ и засмеялся.
За дверью матовой светло.
Тогда здесь спальня находилась.
Она отставила шитье
и ничему не удивилась.
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
* * *
В дни неслыханно болевые
быть без сердца – мечта.
Чемпионы лупили навылет -
ни черта!
Продырявленный, точно решёта,
утешаю ажиотаж:
"Поглазейте в меня, как в решетку,-
так шикарен пейзаж!"
Но неужто узнает ружье,
где,
привязано нитью болезненной,
бьешься ты в миллиметре от лезвия,
ахиллесово
сердце
мое!?
Осторожнее, милая, тише...
Нашумело меняя места,
Я ношусь по России -
как птица
отвлекает огонь от гнезда.
Все болишь? Ночами пошаливаешь?
Ну и плюс!
Не касайтесь рукою шершавою -
я от судороги – валюсь.
Невозможно расправиться с нами.
Невозможнее – выносить.
Но еще невозможней -
вдруг снайпер
срежет
нить!
1965
Русская советская поэзия 50-70х годов.
Хрестоматия. Составитель И.И.Розанов.
Минск: Вышэйшая школа, 1982.
БЬЕТ ЖЕНЩИНА
В чьем ресторане, в чьей стране – не вспомнишь,
но в полночь
есть шесть мужчин, есть стол, есть Новый год,
и женщина разгневанная – бьет!
Быть может, ей не подошла компания,
где взгляды липнут, словно листья банные?
За что – неважно. Значит, им положено -
пошла по рожам, как белье полощут.
Бей, женщина! Бей, милая! Бей, мстящая!
Вмажь майонезом лысому в подтяжках.
Бей, женщина!
Массируй им мордасы!
За все твои грядущие матрасы,
за то, что ты во всем передовая,
что на земле давно матриархат -
отбить,
обуть,
быть умной,
хохотать,-
такая мука – непередаваемо!
Влепи в него салат из солонины.
Мужчины, рыцари,
куда ж девались вы?!
Так хочется к кому-то прислониться -
увы...
Бей, реваншистка! Жизнь – как белый танец.
Не он, а ты его, отбивши, тянешь.
Пол-литра купишь.
Как он скучен, хрыч!
Намучишься, пока расшевелишь.
Ну можно ли в жилет пулять мороженым?!
А можно ли
в капронах
ждать в морозы?
Самой восьмого покупать мимозы -
можно?!
Виновные, валитесь на колени,
колонны,
люди,
лунные аллеи,
вы без нее давно бы околели!
Смотрите,
из-под грязного стола -
она, шатаясь, к зеркалу пошла.
"Ах, зеркало, прохладное стекло,
шепчу в тебя бессвязными словами,
сама к себе губами
прислоняюсь
и по тебе
сползаю
тяжело,
и думаю: трусишки, нету сил -
меня бы кто хотя бы отлупил!.."
1964
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
ОСЕНЬ
С.Щипачеву1
Утиных крыльев переплеск.
И на тропинках заповедных
последних паутинок блеск,
последних спиц велосипедных.
И ты примеру их последуй,
стучись проститься в дом последний.
В том доме женщина живет
и мужа к ужину не ждет.
Она откинет мне щеколду,
к тужурке припадет щекою,
она, смеясь, протянет рот.
И вдруг, погаснув, все поймет -
поймет осенний зов полей,
полет семян, распад семей...
Озябшая и молодая,
она подумает о том,
что яблонька и та – с плодами,
буренушка и та – с телком.
Что бродит жизнь в дубовых дуплах,
в полях, в домах, в лесах продутых,
им – колоситься, токовать.
Ей – голосить и тосковать.
Как эти губы жарко шепчут:
"Зачем мне руки, груди, плечи?
К чему мне жить и печь топить
и на работу выходить?"
Ее я за плечи возьму -
я сам не знаю, что к чему...
А за окошком в юном инее
лежат поля из алюминия.
По ним – черны, по ним – седы,
до железнодорожной линии
Протянутся мои следы.
1959
Примечания
1. См. раздел С.Щипачева на этом сайте. Обратно
Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.
БЬЮТ ЖЕНЩИНУ
Бьют женщину. Блестит белок.
В машине темень и жара.
И бьются ноги в потолок,
как белые прожектора!
Бьют женщину. Так бьют рабынь.
Она в заплаканной красе
срывает ручку как рубильник,
выбрасываясь
на шоссе!
И взвизгивали тормоза.
К ней подбегали, тормоша.
И волочили и лупили
лицом по лугу и крапиве...
Подонок, как он бил подробно,
стиляга, Чайльд-Гарольд, битюг!
Вонзался в дышащие ребра
ботинок узкий, как утюг.
О, упоенье оккупанта,
изыски деревенщины...
У поворота на Купавну
бьют женщину.
Бьют женщину. Веками бьют,
бьют юность, бьет торжественно
набата свадебного гуд,
бьют женщину.
А от жаровен на щеках
горящие затрещины?
Мещанство, быт – да еще как! -
бьют женщину.
Но чист ее высокий свет,
отважный и божественный.
Религий – нет,
знамений – нет.
Есть
Женщина!..
...Она как озеро лежала,
стояли очи как вода,
и не ему принадлежала
как просека или звезда,
и звезды по небу стучали,
как дождь о черное стекло,
и, скатываясь,
остужали
ее горячее чело.
1960
Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.
ОСЕНЬ В СИГУЛДЕ
Свисаю с вагонной площадки,
прощайте,
прощай мое лето,
пора мне,
на даче стучат топорами,
мой дом забивают дощатый,
прощайте,
леса мои сбросили кроны,
пусты они и грустны,
как ящик с аккордеона,
а музыку – унесли,
мы – люди,
мы тоже порожни,
уходим мы,
так уж положено,
из стен,
матерей
и из женщин,
и этот порядок извечен,
прощай, моя мама,
у окон
ты станешь прозрачно, как кокон,
наверно, умаялась за день,
присядем,
друзья и враги, бывайте,
гуд бай,
из меня сейчас
со свистом вы выбегайте,
и я ухожу из вас,
о родина, попрощаемся,
буду звезда, ветла,
не плачу, не попрошайка,
спасибо, жизнь, что была,
на стрельбищах
в 10 баллов
я пробовал выбить 100,
спасибо, что ошибался,
но трижды спасибо, что
в прозрачные мои лопатки
входило прозренье, как
в резиновую перчатку
красный мужской кулак,
«Андрей Вознесенский» – будет,
побыть бы не словом, не бульдиком,
еще на щеке твоей душной -
"Андрюшкой",
спасибо, что в рощах осенних
ты встретилась, что-то спросила
и пса волокла за ошейник,
а он упирался,
спасибо,
я ожил, спасибо за осень,
что ты мне меня объяснила,
хозяйка будила нас в восемь,
а в праздники сипло басила
пластинка блатного пошиба,
спасибо,
но вот ты уходишь, уходишь,
как поезд отходит, уходишь...
из пор моих полых уходишь,
мы врозь друг из друга уходим,
чем нам этот дом неугоден?
Ты рядом и где-то далеко,
почти что у Владивостока,
я знаю, что мы повторимся
в друзья и подругах, в травинках,
нас этот заменит и тот -
"природа боится пустот",
спасибо за сдутые кроны,
на смену придут миллионы,
за ваши законы – спасибо,
но женщина мчится по склонам,
как огненный лист за вагоном...
Спасите!
1961
Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.
САГА
Ты меня на рассвете разбудишь,
проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь.
Заслонивши тебя от простуды,
я подумаю: "Боже всевышний!
Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу".
Эту воду в мурашках запруды,
это Адмиралтейство и Биржу
я уже никогда не забуду
и уже никогда не увижу.
Не мигают, слезятся от ветра
безнадежные карие вишни.
Возвращаться – плохая примета.
Я тебя никогда не увижу.
Даже если на землю вернемся
мы вторично, согласно Гафизу,
мы, конечно, с тобой разминемся.
Я тебя никогда не увижу.
И окажется так минимальным
наше непониманье с тобою
перед будущим непониманьем
двух живых с пустотой неживою.
И качнется бессмысленной высью
пара фраз, залетевших отсюда:
"Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу".
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
* * *
Не возвращайтесь к былым возлюбленным,
былых возлюбленных на свете нет.
Есть дубликаты —
как домик убранный,
где они жили немного лет.
Вас лаем встретит собачка белая,
и расположенные на холме
две рощи – правая, а позже левая —
повторят лай про себя, во мгле.
Два эха в рощах живут раздельные,
как будто в стереоколонках двух,
все, что ты сделала и что я сделаю,
они разносят по свету вслух.
А в доме эхо уронит чашку,
ложное эхо предложит чай,
ложное эхо оставит на ночь,
когда ей надо бы закричать:
«Не возвращайся ко мне, возлюбленный,
былых возлюбленных на свете нет,
две изумительные изюминки,
хоть и расправятся тебе в ответ...»
А завтра вечером, на поезд следуя,
вы в речку выбросите ключи,
и роща правая, и роща левая
вам вашим голосом прокричит:
«Не покидайте своих возлюбленных.
Былых возлюбленных на свете нет...»
Но вы не выслушаете совет.
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
ТОСКА
Загляжусь ли на поезд с осенних откосов,
забреду ли в вечернюю деревушку -
будто душу высасывают насосом,
будто тянет вытяжка или вьюшка,
будто что-то случилось или случится -
ниже горла высасывает ключицы.
Или ноет какая вина запущенная?
Или женщину мучил – и вот наказанье?
Сложишь песню – отпустит,
а дальше – пуще.
Показали дорогу, да путь заказали.
Точно тайный горб на груди таскаю -
тоска такая!
Я забыл, какие у тебя волосы,
я забыл, какое твое дыханье,
подари мне прощенье, коли виновен,
а простивши – опять одари виною...
1967
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
ОЗА
(Фрагмент)
В час отлива, возле чайной
я лежал в ночи печальной,
говорил друзьям об Озе и величьи бытия,
но внезапно чёрный ворон
примешался к разговорам,
вспыхнув синими очами,
он сказал:
"А на фига?!"
Я вскричал: "Мне жаль вас, птица,
человеком вам родиться б,
счастье высшее трудиться.
полпланеты раскроя..."
Он сказал: "А на фига?!"
"Будешь ты, великий ментор,
бог машин, экспериментов,
будешь бронзой монументов
знаменит во все края..."
Он сказал: "А на фига?!"
"Уничтожив олигархов,
ты настроишь агрегатов,
демократией заменишь
короля и холуя..."
Он сказал: "А на фига?!"
Я сказал: "А хочешь – будешь
спать в заброшенной избушке,
утром пальчики девичьи
будут класть на губы вишни,
глушь такая, что не слышна
ни хвала и ни хула..."
Он ответил: "Все – мура,
раб стандарта, царь природы,
ты свободен без свободы,
ты летишь в автомашине,
но машина – без руля...
Оза, Роза ли, стервоза —
как скучны метаморфозы,
в ящик рано или поздно...
Жизнь была – а на фига?!"
Как сказать ему, подонку,
что живём не чтоб подохнуть,—
чтоб губами чудо тронуть
поцелуя и ручья!
Чудо жить необъяснимо.
Кто не жил – что ж спорить с ними?!
Можно бы – да на фига?!
Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.
* * *
Сидишь беременная, бледная.
Как ты переменилась, бедная.
Сидишь, одергиваешь платьице,
И плачется тебе, и плачется...
За что нас только бабы балуют
И губы, падая, дают,
И выбегают за шлагбаумы,
И от вагонов отстают?
Как ты бежала за вагонами,
Глядела в полосы оконные...
Стучат почтовые, курьерские,
Хабаровские, люберецкие...
И от Москвы до Ашхабада,
Остолбенев до немоты,
Стоят, как каменные, бабы,
Луне подставив животы.
И, поворачиваясь к свету,
В ночном быту необжитом
Как понимает их планета
Своим огромным животом.
1958
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
НА ОЗЕРЕ
Прибегала в мой быт холостой,
задувала свечу, как служанка.
Было бешено хорошо
и задуматься было ужасно!
Я проснусь и промолвлю: "Да здррра-
вствует бодрая температура!"
И на высохших после дождя
громких джинсах – налет перламутра.
Спрыгну в сад и окно притворю,
чтобы бритва тебе не жужжала.
Шнур протянется
в спальню твою.
Дело близилось к сентябрю.
И задуматься было ужасно,
что свобода пуста, как труба,
что любовь – это самодержавье.
Моя шумная жизнь без тебя
не имеет уже содержанья.
Ощущение это прошло,
прошуршавши по саду ужами...
Несказаемо хорошо!
А задуматься – было ужасно.
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
БЫЛИНА О МО
Словно гоголевский шнобель,
над страной летает Мобель.
Говорит пророк с оглобель:
"Это Мобель, Мобель, Мобель
всем транслирует, дебил,
как он Дудаева убил.
Я читал в одной из книг -
Мобель дик!.."
– А Мадонна из Зарядья
тройню черных родила.
"Дистанционное зачатье" -
утверждает. Ну, дела!
Жизни смысл отстал от денег.
Мы – отвязанные люди,
без иллюзий.
Мобеля лауреаты
проникают Банку в код.
С толстым слоем шоколада
Марс краснеет и плывет.
Ты теперь дама с собачкой -
ляжет на спину с тоски,
чтоб потрогала ты пальчиком
в животе ее соски.
Если разговариваешь более получаса,-
рискуешь получить удар
самонаводящейся ракетой.
– Опасайтесь связи сотовой.
– Особенно двухсотой.
– Налей без содовой.
Даже в ванной – связи, связи,
запредельный разговор,
словно гул в китайской вазе,
что важнее, чем фарфор.
Гений Мобеля создал.
Мобель гения сожрал.
Расплодились, мал-мала,
одноухие зайчата...
Ну Мобель, погоди...
Покупаю модный блейзер.
Восемь кнопочек на нем.
Нажму кнопку – кто-то трезвый
говорит во мне: "Прием.
Абонент не отвечает или
временно недоступен
звону злата. И мысли и
дела он знает наперед..."
Кто мой Мобель наберет?
Секс летит от нас отдельно.
В нашей качке те, кто круче,
ухватясь за зов небес,
словно держатся за ручки.
А троллейбус их исчез.
«Мо» – сказал Екклезиаст.
Но звенят мои штаны:
"Неоканитализм – это несоветская
власть
плюс мобелизация всей страны".
Черный мобель, черный мобель
над моею головой,
нового сознанья модуль,
черный мобель, я не твой!
– Не сдадим Москву французу!
– В наших грязях вязнет "Оппель".
Как повязочка Кутузова
в небесах летает мобель.
МОБЕЛЬМОБЕЛЬМОБЕЛЬМОБЕЛЬ-
МОБЕЛЬМО БЕЛЬМО...
Слепы мы.
Слепо время само.
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
* * *
Не отрекусь
от каждой строчки прошлой -
от самой безнадежной и продрогшей
из актрисуль.
Не откажусь
от жизни торопливой,
от детских неоправданных трамплинов
и от кощунств.
Не отступлюсь -
"Ни шагу! Не она ль за нами?"
Наверное, с заблудшими, лгунами...
Мой каждый куст!
В мой страшный час,
хотя и бредовая,
поэзия меня не предавала,
не отреклась.
Я жизнь мою
в исповедальне высказал.
Но на весь мир транслировалась исповедь.
Все признаю.
Толпа кликуш
ждет, хохоча, у двери:
"Кус его, кус!"
Все, что сказал, вздохнув, удостоверю.
Не отрекусь.
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
* * *
Стихи не пишутся – случаются,
как чувства или же закат.
Душа – слепая соучастница.
Не написал – случилось так.
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
ТОРГУЮТ АРБУЗАМИ
Москва завалена арбузами.
Пахнуло волей без границ.
И веет силой необузданной
Оот возбужденных продавщиц.
Палатки. Гвалт. Платки девчат.
Хохочут. Сдачею стучат.
Ножи и вырезок тузы.
"Держи, хозяин, не тужи!"
Кому кавун? Сейчас расколется!
И так же сочны и вкусны
Милиционерские околыши
И мотороллер у стены.
И так же весело и свойски,
как те арбузы у ворот -
земля
мотается
в авоське
меридианов и широт!
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
СИБИРСКИЕ БАНИ
Бани! Бани! Двери – хлоп!
Бабы прыгают в сугроб.
Прямо с пылу, прямо с жару -
Ну и ну!
Слабовато Ренуару
до таких сибирских "ню"!
Что мадонны! Эти плечи,
эти спины наповал,
будто доменною печью
запрокинутый металл.
Задыхаясь от разбега,
здесь на ты, на ты, на ты
чистота огня и снега
с чистотою наготы.
День морозный, чистый, парный.
Мы стоим, четыре парня,-
в полушубках, кровь с огнем,
как их шуткой
шуганем!
Ой, испугу!
Ой, в избушку,
как из пушки, во весь дух:
– Ух!..
А одна в дверях задержится,
за приступочку подержится
и в соседа со смешком
кинет
кругленьким снежком!
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
КРОНЫ И КОРНИ
Несли не хоронить,
Несли короновать.
Седее, чем гранит,
Как бронза – красноват,
Дымясь локомотивом,
Художник жил,
лохмат,
Ему лопаты были
Божественней лампад!
Его сирень томилась...
Как звездопад,
в поту,
Его спина дымилась
Буханкой на поду!..
Зияет дом его.
Пустые этажи.
На даче никого.
В России – ни души.
Художники уходят
Без шапок,
будто в храм,
В гудящие угодья
К березам и дубам.
Побеги их – победы.
Уход их – как восход
К полянам и планетам
От ложных позолот.
Леса роняют кроны.
Но мощно над землей
Ворочаются корни
Корявой пятерней.
1960
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
ЛОБНАЯ БАЛЛАДА
Их величеством поразвлечься
прет народ от Коломн и Клязьм.
"Их любовница —
контрразведчица
англо-шведско-немецко-греческая..."
Казнь!
Царь страшон: точно кляча, тощий,
почерневший, как антрацит.
По лицу проносятся очи,
как буксующий мотоцикл.
И когда голова с топорика
подкатилась к носкам ботфорт,
он берет ее
над топою,
точно репу с красной ботвой!
Пальцы в щеки впились, как клещи,
переносицею хрустя,
кровь из горла на брюки хлещет.
Он целует ее в уста.
Только Красная площадь ахнет,
тихим стоном оглушена:
"А-а-анхен!.."
Отвечает ему она:
Царь застыл – смурной, малохольный,
царь взглянул с такой меланхолией,
что присел заграничный гость,
будто вбитый по шляпку гвоздь.
1961
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
* * *
Б. Ахмадулиной
Нас много. Нас может быть четверо.
Несемся в машине как черти.
Оранжеволоса шоферша.
И куртка по локоть – для форса.
Ах, Белка, лихач катастрофный,
нездешняя ангел на вид,
хорош твой фарфоровый профиль,
как белая лампа горит!
В аду в сковородки долдонят
и вышлют к воротам патруль,
когда на предельном спидометре
ты куришь, отбросивши руль.
Люблю, когда выжав педаль,
хрустально, как тексты в хорале,
ты скажешь: "Какая печаль!
права у меня отобрали...
Понимаешь, пришили превышение
скорости в возбужденном состоянии.
А шла я вроде нормально..."
Не порть себе, Белочка, печень.
Сержант нас, конечно, мудрей,
но нет твоей скорости певчей
в коробке его скоростей.
Обязанности поэта
не знать километроминут,
брать звуки со скоростью света,
как ангелы в небе поют.
За эти года световые
пускай мы исчезнем, лучась,
пусть некому приз получать.
Мы выжали скорость впервые.
Жми, Белка, божественный кореш!
И пусть не собрать нам костей.
Да здравствует певчая скорость,
убийственнейшая из скоростей!
Что нам впереди предначертано?
Нас мало. Нас может быть четверо.
Мы мчимся -
а ты божество!
И все-таки нас большинство.
1964
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
ПРОЩАНИЕ С ПОЛИТЕХНИЧЕСКИМ
Большой аудитории посвящаю
В Политехнический!
В Политехнический!
По снегу фары шипят яичницей.
Милиционеры свистят панически.
Кому там хнычется?!
В Политехнический!
Ура, студенческая шарага!
А ну, шарахни
по совмещанам свои затрещины!
Как нам мещане мешали встретиться!
Ура вам, дура
в серьгах-будильниках!
Ваш рот, как дуло,
разинут бдительно.
Ваш стул трещит от перегрева.
Умойтесь! Туалет – налево.
Ура, галерка! Как шашлыки,
дымятся джемперы, пиджаки.
Тысячерукий, как бог языческий,
Твое Величество -
Политехнический!
Ура, эстрада! Но гасят бра.
И что-то траурно звучит "ура".
12 скоро. Пора уматывать.
Как ваши лица струятся матово.
В них проступают, как сквозь экраны,
все ваши радости, досады, раны.
Вы, третья с краю,
с копной на лбу,
я вас не знаю.
Я вас люблю!
Чему смеетесь? Над чем всплакнете?
И что черкнете, косясь, в блокнотик?
Что с вами, синий свитерок?
В глазах тревожный ветерок...
Придут другие – еще лиричнее,
но это будут не вы -
другие.
Мои ботинки черны, как гири.
Мы расстаемся, Политехнический!
Нам жить недолго. Суть не в овациях,
Мы растворяемся в людских количествах
в твоих просторах,
Политехнический.
Невыносимо нам расставаться.
Я ненавидел тебя вначале.
Как ты расстреливал меня молчанием!
Я шел как смертник в притихшем зале.
Политехнический, мы враждовали!
Ах, как я сыпался! Как шла на помощь
записка искоркой электрической...
Политехнический,
ты это помнишь?
Мы расстаемся, Политехнический.
Ты на кого-то меня сменяешь,
но, понимаешь,
пообещай мне, не будь чудовищем,
забудь
со стоющим!
Ты ворожи ему, храни разиню.
Политехнический -
моя Россия!-
ты очень бережен и добр, как бог,
лишь Маяковского не уберег...
Поэты падают,
дают финты
меж сплетен, патоки
и суеты,
но где б я ни был – в земле, на Ганге,-
ко мне прислушивается
магически
гудящей
раковиною
гиганта
ухо
Политехнического!
Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.
БАЛЛАДА-ДИССЕРТАЦИЯ
Нос растет в течение всей жизни
(Из научных источников)
