Текст книги "Двойная западня"

Автор книги: Андрей Кокотюха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

2

Свой главный расчет Александр Кондратенко по кличке Кондрат строил на том, что в Мариуполе давно не грабили банков.

Если быть точным в определении происходящего, в Мариуполе вообще никогда не грабили банков.

Во времена своей бурной молодости, еще до посадки, он помнил только сообщения о налетах на сберкассы, которые приносили грабителям огромные по тем временам деньги – сотни миллионов разноцветных прямоугольных купоно-карбованцев. Как раз эти деньги, а не доллары он называл «условными единицами», за которые, кстати, можно было сделать только условные покупки. Потому тогдашние отмороженные бандиты палились в основном на обмене купонов на более твердую валюту. Все просто: на руках пакет с пачками фиолетовых бумажек достоинством в одну тысячу купонов – значит, эти пачки недавно украдены.

Более осторожные охотились за долларами, не отказывались, в крайнем случае, и от русских рублей, бомбили обменники, унося оттуда максимум тысяч десять, что тоже в девяностые считалось удачной добычей, и оставляли на месте трупы охранников и кассиров, чаще – кассирш. Уже когда Кондрат начал отбывать свой пятнадцатилетний срок заключения, на зону чуть не с каждым этапом приходили злобные и одновременно перепуганные первой ходкой «ни за что» пацаны, чьи приговоры словно кто под копирку писал: вооруженное ограбление пункта обмена иностранных валют, в половине случаев – со стрельбой и покойниками.

Но настоящее, полноценное ограбление коммерческого банка многие из отечественных налетчиков видели только в американском кино.

Смотреть кино можно по-разному. Кондрат до ареста любил погонять на видео боевичок из заграничной гангстерской жизни, особо выделив для себя «Схватку» с Робертом де Ниро и Аль Пачино и заиграв кассету до того, что в какой-то момент порвалась пленка. Только из каждого, даже самого дебильного фильма, и уж тем более из такого суперкино, каким Кондрат считал «Схватку», он обязательно делал для себя некоторые выводы.

Голливудские картины – сказки.

Сказка – ложь.

Да в ней – намек…

Свой джип Кондрат припарковал недалеко от серого дома со шпилем в центральной части города, но, несмотря на жару, из салона не вышел. Наоборот, прикрыл дверь, скрывшись за тонированными стеклами, и включил кондиционер. В своих ребятах он был уверен, и сейчас оставалось только ждать сообщений о ходе операции. Ему даже не интересно было смотреть, как все будет происходить. Если знаешь, что увидишь, интерес теряется. А пойдет сбой – тем более не нужно ему светиться в окрестностях.

Нельзя сказать, что пятнадцать лет за колючей проволокой в колонии строгого режима прошли для Александра Кондратенко в полной изоляции от внешнего мира. Адвокат сдержал слово – его не расстреляли. Но зато обманул в другом: за примерное поведение срок ему сокращать не собирались. Убедившись в этом, Кондрат стал вести себя не то чтобы совсем плохо, но достаточно для того, чтобы с ним считалась администрация, боялся актив, уважала братва. Особенно молодежь, та самая, отмороженная, на которую, вынашивая все эти годы план мести, Кондрат начал делать ставку последние пять лет, когда разница в возрасте между ним и новым поколением бандитов существенно увеличилась.

Со временем он добился для себя газет, возможности регулярно смотреть новости по телевизору. И даже не строил особых иллюзий, когда в конце две тысячи четвертого начальник оперчасти вызвал его для беседы и посулил похлопотать об уменьшении срока, если он, Саня Кондрат, организует голосование на выборах за того кандидата в президенты, которого ему назовут. Кондратенко тогда не согласился не потому, что имел какие-то специальные политические симпатии и был против опустить бюллетень за «донецкого парня». Ему было все равно, кто станет главой государства. На его биографию и дальнейшие жизненные планы это никак не влияло. К тому же был еще один, более существенный момент: послушать «кума» значило сыграть на поле «красных». А тюремную администрацию Кондрат не любил, определяя любые формы сотрудничества с ней емким понятием «западло». Все равно «кум» ничего ему не сделает. Позже срока не отпустит. И Кондрат на тех выборах вообще воздержался…

В результате, выйдя на свободу хоть и с чистой совестью, но, так и не решив стать на путь исправления, сорокалетний Саня Кондрат хорошо представлял себе, в какой мир попадет и что его здесь ожидает. Он догадывался, что его могут встречать совсем не те, кто рад его освобождению. Потому позаботился, чтобы к воротам колонии подъехали все те, кого он успел собрать под свои знамена на зоне и кто вышел раньше. И оказался прав в своих подозрениях: на солидном расстоянии, не особо прячась, за ними двинулся «бумер» неприметного тусклого цвета. Когда Кондрат приказал оторваться, погони не было, из чего он сделал вывод: ему напомнили о себе, однако всерьез не воспринимают.

А зря…

На кожаном пассажирском сиденье завибрировал мобильник.

Кондрату вручили этот телефон с безлимитным тарифом сразу же по выходу, но и на зоне несколько последних лет он имел доступ к мобильной связи – трубка к тому времени полагалась ему по тюремному статусу. Кондрат не быковал, звонил на волю нечасто, только если надо было дать указания пацанам, которые уже освободились и решали необходимые для него вопросы. Но в первые несколько месяцев собственной свободы Кондрат в полной мере оценил все возможности, которые давала мобильная связь для человека с его образом жизни. Его первая «труба» размером и весом с кирпичину таких возможностей, как помнил Александр, не обеспечивала.

Мазнув взглядом по циферблату часов, Кондрат отметил: Костя Докер отзванивает точно по плану, и такая точность по отношению ко времени радовала. Подбирая команду, Кондрат делал упор именно на это обстоятельство: каждый из парней должен работать как часы. Многих приходилось муштровать, и только Докер, получивший кличку благодаря своей профессии – какое-то время он трудился докером в мариупольском порту, – соблюдал установленные правила не потому, что того требовал старший, а из-за того, что относился ко времени точно так же, как и сам Кондрат: четко и правильно работает тот, кто «не думает о секундах свысока».

Протягивая руку к телефону, Кондрат увидел в зеркале заднего вида, что к его джипу с левой стороны направляется, как бы невзначай касаясь на ходу пистолетной кобуры на правом боку, сержант патрульно-постовой службы. Это задержало его на долю секунды, но рука уже сама взяла трубку, поднесла к уху.

– Что там, Костя? – отрывисто спросил Кондрат, не спуская глаз с сержанта, – тому до машины оставалось каких-то три шага.

– Нормально. Загрузились, сейчас поедут.

– Все на местах?

– Обижаешь, Кондрат!

– А ты не обижайся! Как сегодня сработаем, так и дальше пойдет. Я загадал.

Патрульный тем временем приблизился к джипу и, не наклоняясь, требовательно постучал в самую середину тонированного стекла костяшками пальцев.

Палец Кондрата нажал нужную кнопку – стекло медленно поехало вниз и опустилось ровно до половины.

– Какие дела, командир? – Он говорил нарочито громко. В нескольких кварталах отсюда заволновался Докер.

– Э-э, Саня, что у тебя там? Проблемы?

– Сержант Ковалев! – одновременно услышал Кондрат снаружи. – Выйдите из машины… пожалуйста.

Судя по всему, последнее, «волшебное» слово далось патрульному нелегко и произнес он его скорее из уважения к автомобилю, которым заинтересовался, а не к водителю.

– Проблемы? – спросил в свою очередь Александр, эхом переадресовывая сержанту вопрос начальника своего штаба.

– Из машины выходим. Требование патрульного звучало теперь резче – видимо, он привык, что даже здешние владельцы джипов не спорят с ним, представителем власти на этом квадратном километре города.

– Я слушаю тебя, говори.

Тон Кондрата, нарочито спокойный и даже в чем-то слегка ироничный, должен был успокоить и одновременно подбодрить Докера: мол, все идет пучком, главное – дело, а тут он сам разберется.

– Саня, у тебя там точно все нормально? – Судя по всему, тот забеспокоился всерьез.

– Не отвлекайся.

Открыв дверь, Кондрат высунул левую ногу из машины, стараясь не обращать внимания на патрульного. Причем так, чтобы тот понял: на него действительноне обращают внимания. Боковым зрением отметил: молоденькому и наглому сержанту его поведение уже не нравится. Значит, начнет психовать первым, и тогда несколько нервная реакция на его действия со стороны водителя джипа не вызовет особых подозрений.

Выбравшись из прохладного салона в липкую мариупольскую жару, Кондрат чуть отодвинул трубку от уха, вопросительно взглянул на патрульного.

– Я что-то нарушил?

– Саня, блин, дай ему сотню, пускай отваливает! – Докер уже начинал нервничать не на шутку.

– Я сейчас разберусь, Костя. – Тон Кондрата по-прежнему оставался спокойно-отстраненным. – Лучше скажи, двинулись уже?

– Двинулись. Пацаны их повели.

– Пускай не особо рвут пупы, – проговорил Кондрат в трубку, а патрульному пояснил: – Извини, командир, там ребята грузятся, переезд у меня. Офис купил новый, вот фаршируем после ремонта. Дело ответственное.

– Что? – Сержант не заметил, как из отдающего приказы блюстителя порядка превратился в обычного собеседника.

– Ну как? – Кондрат улыбнулся уголками губ. – Офис – лицо фирмы. Ну, как лицо бизнеса. Или не так?

– Саня, не резвись! – Докер все не успокаивался, даже на таком расстоянии Кондрат почувствовал его напряжение. – Не заводи придурка, дай денег, пускай гуляет дальше, слышь меня?

– Я нарушил? – поинтересовался Кондрат.

Он по-прежнему держался расслабленно, всем своим видом показывая сержанту готовность и желание получить замечание, исправить ошибку, словом, максимально эффективно сотрудничать с властью и поддерживать порядок. При этом он демонстрировал детское непонимание своей провинности, в чем бы она ни заключалась. Потому продолжал, не отвлекаясь от основного дела, давать указания своим подчиненным, представ перед сержантом донельзя занятым человеком.

– Тут нельзя парковаться, – выдавил из себя сержант, все еще пытаясь переключить основное внимание водителя джипа на себя.

– И все? – переспросил Кондрат.

– А мало? – парировал патрульный.

– Вон же машины стоят! – Кондрат кивнул перед собой.

– У них номера местные. Они тут работают.

– Кто – машины работают? Где они работают? Командир, ты определись. Хочешь, я отъеду, без вопросов! – И сразу же переключился на Докера: – Как там дела?

– Они повернули. Саня, решай наконец уже проблему!

– Ладно, повиси еще чуть-чуть. – Кондрат опустил руку с трубкой, вопросительно взглянул на патрульного, всем своим видом показывая – он весь внимание. – Ну, так я отъеду?

Или штраф заплатить? Сколько у тебя нарушение правил парковки стоит?

Сержант Ковалев принял наиболее правильное решение в той ситуации, в которую его своим непосредственным поведением и даже некоторым дружелюбием поставил водитель джипа с луганскими номерами. Бросив руку к козырьку, патрульный распорядился:

– Вон там машину припаркуйте. – И показал на другой край улицы.

– Ну, так сейчас переставим. – Кондрат деловито кивнул. – Тебе документы показать?

– Зачем? – впервые за все время разговора искренне удивился сержант, и Кондрат охотно с ним согласился:

– И правда – зачем?

Уже собравшись уходить ни с чем, сержант, сделав полшага, вдруг резко обернулся.

– А какой офис, уважаемый? Номера луганские…

– Филиал, – глядя ему в глаза, ответил Кондрат. – Расширяем бизнес. А разве нельзя?

Патрульный пожал плечами и теперь уже окончательно понял: не его день, мимо денег. Обычно здесь, в центре, патрульные и гаишники высматривали дорогие машины с чужими номерами, придумывали какой-то незначительный повод и в большинстве случаев получали небольшую мзду.

Здесь, на Донбассе, милицию вот уже почти двадцать лет считали скорее неизбежным злом, чем реальной властью. Даже в самом захудалом поселке не только младший офицер, но даже задрипанный сержант милиции был царь и бог, имеющий, впрочем, свою таксу за невмешательство: проще было заплатить, чем доказывать что бы то ни было. Весомым доводом для того, чтобы милиционер оставил кого-то в покое, давно уже стала денежная купюра. Это напоминало средневековый сбор платы за право въехать в чужой город. Однако, если представитель власти чувствовал, что имеет дело с уверенным в своей правоте человеком, он ограничивался простым напоминанием о себе и обозначением собственной власти, не более того. Так можно было хотя бы отступить без явной потери лица. Что сержант Ковалев с успехом и сделал, справедливо рассудив: раз этот заезжий тип из Луганска не сразу полез за деньгами и не стал козырять какими-то документами, значит, уверен в себе. С таким только время потеряешь, и уж точно неизвестно, на что в результате нарвешься…

Провожая патрульного равнодушным взглядом, Кондрат лишний раз убедился: за полтора десятка лет, проведенных за колючей проволокой, по эту ее сторону изменилось многое – но не менты. Отшив нахального сержанта, он сразу же забыл о нем, переключившись на Докера, с нетерпением ожидавшего продолжения разговора.

– Отвалил?

– Я таких всегда на банане вертел, – пояснил Кондрат. – Докладывай лучше, как у вас дела.

…То, что происходило в нескольких кварталах от того места, где сейчас собрался переставлять свой джип криминальный авторитет Александр Кондратенко по кличке Кондрат, строго говоря, нельзя было назвать ограблением банка. Как раз на само помещение мариупольского филиала банка «Азов» налетать никто не собирался.

Две недели разведчики Кондрата отслеживали график работы инкассаторов. Для чего была разработана целая оперативная комбинация, центральным действом которой был крупный проигрыш одного из ведущих менеджеров в подпольном казино, – легальные игорные дома в портовом Мариуполе уже год как запретили. Чему очень радовалась молодая жена менеджера: парень всерьез страдал от игровой зависимости, даже проходил специальный курс лечения у дорогущего гипнотизера. Отдать долг можно было только одним способом: назвать точный день, когда из одного отделения в другое повезут серьезную сумму. Кондрат начинал с миллиона долларов, но, разобравшись в нынешней финансовой активности «Азова», решил, что озвученных менеджером семисот тридцати шести тысяч ему на первый раз хватит.

Ровно в два часа дня повезут деньги.

Раньше, около полудня, на соседней с банком улице появятся ремонтники с отбойными молотками. Кто, зачем и по чьему распоряжению периодически долбит асфальт в городах, никого из городских обитателей давно не волнует. И важно, чтобы инкассаторы отметили для себя: дорожные работы начинаются. Потому что на момент, когда их бронированный автомобиль загрузят опечатанными банковскими мешками, работы будут развернуты и ремонтники даже успеют приостановить их, собравшись на обеденный перерыв. Машины же будут вынуждены ехать в объезд, и подозрения у инкассаторов это не вызовет.

Дальше возможны варианты. Кондрату не нужно было изучать карту города – Докер знал родной Мариуполь, как свою квартиру. Собственно, вариантов было немного, всего два – традиционный и логичный. Если перевозчики денег двинутся по обычному пути, они увязнут в небольшой тянучке: улица, по которой водители поедут в объезд дорожных работ, частично уже перекрыта, и задержка движения случится обязательно. Логика же предполагала следующее: инкассаторы решат не лезть со своим важным грузом в тянучку, а пойдут переулком, срезая угол и выезжая на дорогу, по которой и собирались двигаться.

Оба пути контролировались людьми Кондрата. Их хватало не только для такой рядовой, в общем-то, городской операции – свою маленькую армию он собирал три последних года и еще четыре месяца муштровал, готовясь к решительным наступательным действиям. Выставлять против бывших друзей Гусли и Валета десяток бойцов было слишком самоуверенно. Потому перевозчиков – водителя, старшего группы и двух охранников из «Титана» – вели и передавали по эстафете от самого банка. Если они лезли в тянучку, тогда имитировалась дорожная авария и машину с деньгами брали в тиски. Риск в том, что действовать приходилось при свидетелях, в тесноте, и обязательно предполагались дополнительные жертвы, чего Кондрату именно сейчас не хотелось: с него достаточно того, что менеджер-наводчик, уйдя в половине второго пообедать, не вернется ни в банк, ни домой – труп должны выловить из моря через сутки. Если же перевозчики решат проскочить переулками, нарушая заодно все правила дорожного движения, то в этом случае, как только их машина сворачивала, отдавался приказ стоящей наготове фуре. Она блокировала выезд спереди, а Докер на своей машине перекрывал пути к отступлению.

Лупануть по кабине гранатой из подствольника сбоку, чтобы не задеть груз, – всего-то делов…

Когда Кондрат уже ставил свой джип на дозволенное патрульным место, снова отзвонился Костя Докер. Как и рассчитывали, инкассаторы решили не потеть в тянучке, а срезать путь.

Значит, для водителя, старшего сопровождения и двух охранников все закончится раньше и быстрее.

Кондрат знал: если перевозчики денег в принципе и ожидают нападения, то уж точно не такого дерзкого и беспредельного, как в годы его молодости.

Через три минуты начнется большая стрельба, и стоять здесь уже не имело никакого смысла. Включив радио, Кондрат мягко тронул джип с места.

3

Лилька позволила своему будущему мужу отгулять обязательный с некоторых пор мальчишник накануне свадьбы с одним условием: никакого алкоголя. В крайнем случае – пиво.

Конечно, запрет не распространялся на всю компанию, которая собиралась провести отвальную вместе с Валерой Поляком. Друзья могут напиваться и накуриваться до полного изумления. Тем более что по сложившейся традиции холостяцких вечеринок, которую молодые люди почерпнули из американских фильмов, все оплачивают именно друзья. Даже если жених нарушит уговор, свадьбу никто не отменит. Но какой-то запрет на него наложить все-таки надо. А уж дружков своего будущего мужа Лиля изучила как следует: те, кто считал себя самым близким, откровенно паразитировали на Валерке. Фантазия этих кровососов распространялась не далее водки, виски и марихуаны, ведь всеми этими радостями жизни парни будут пользоваться вместе с Валерой, а вот нанять для него стриптизершу или, того хуже, оплатить проститутку у них кишка тонка.

В их отношениях явно лидировала Лиля. Будучи до мозга костей дочерью своей матери, которую жизнь трепала, но не свалила, а только учила и закаляла, дочь Тамары Сорокиной как-то незаметно для окружающих прибрала к рукам перспективного жениха. Чем снискала любовь его родителей: мать, будущая свекровь и особенно отец уже не знали, что делать с сыном. Тот, будучи юношей неглупым, был совершенно лишен каких-либо бойцовских качеств, необходимых не только будущему юристу, но и мужчине вообще, особенно донбасскому, и тем более, если он уже имеет по окончании университета работу в фирме отца. Ведь к двадцати годам Валера Поляк сформировался абсолютно слабовольным и ведомым по жизни молодым разгильдяем.

Родителей слишком напрягала его компания. Вернее, ни они, ни Лиля не могли уверенно сказать, кто входит в «ближний круг» их сына. Он был единственным наследником крупного провинциального предпринимателя и племянником провинциального же мэра. То есть полноценным современным барчуком, не стесненным в средствах. Потому в фарватере Валеры Поляка постоянно крутились парни и девушки, которых трудно было запомнить по именам и сложно различить в толпе. Не помогали профилактические беседы дяди Аркадия, благодаря которому бизнес Поляков в Новошахтерске и окрестностях развивался успешно и без особых проблем даже во времена кризиса. Лиле воздалось от родителей избранника за то, что девушка все-таки расчистила вокруг него кучу малознакомых людей, заставила парня взяться за свой незаурядный ум и начать проявлять свои действительно недюжинные природные способности, унаследованные от отца и дяди.

Еще не скрепив свои отношения с Лилей узами брака, Валера Поляк стал слышать в свой адрес словечки типа «подкаблучник» и потому периодически срывался с цепи в загул, доказывая не столько приятелям, сколько самому себе, что он не тот, кем его считают. Сначала Лиля искала его по всем злачным местам Донецка, потом перестала: все равно через день, через два, максимум через три Валера, помятый, потрепанный, без денег и с безумным взглядом, приползал к ней, становился на колени, вымаливая прощение. К чести Валеры, чем дальше развивались их отношения, тем реже становились его загулы. Лиля несколько раз хотела порвать с ним, но тут вмешивалась мама, опытная и бывалая женщина, предвидевшая огромные перспективы их союза, в котором ее дочь еще до замужества заняла лидирующие позиции. Будущий зять управляем, что вполне устраивало предприимчивую Тамару Сорокину.

Сам же Валера Поляк, понимая, что будущая жена если не умнее, то практичнее его и что только она сможет постепенно оградить его от надоевшей компании случайных приятелей, тем не менее чувствовал себя на собственном празднике жизни неловко. Как и следовало ожидать, мероприятие с громким названием «мальчишник» превратилось в обычную пьянку в снятом заранее новошахтерском кабаке. На том, чтобы гулять в Новошахтерске, настояла Лиля. Городок небольшой, приличных заведений не так уж много, племянник мэра не станет гулять абы где, его здесь знают. Потому, как ни верти, прощание с холостой жизнью пройдет на виду, даже если Лиля и ее подруги при этом присутствовать не будут. Такое положение вещей уже существенно ограничит если не пьяные фантазии его дружков, то желания и возможности Валерия. Он чувствовал это, понимал, что загнан в ловушку, и постепенно начал тяготиться этим: ему казалось, что пацаны чем дальше, тем больше подсмеиваются над ним. Однако рвануть с поводка уже не мог. Потому сидел на указанном ему почетном месте, мучил в руке бокал с шампанским и односложно отвечал на какие-то вопросы, касающиеся завтрашнего торжественного мероприятия.

К десяти вечера, как и следовало ожидать, мальчишескую компанию разбавили девчонки. Валера не возражал – приятели переключились на дам полностью, практически не обращая на него внимания. Время от времени кто-то подходил, знакомился с ним, желал счастья. Жениху только и оставалось, что напоминать каждому, где и когда все завтра собираются и что автобусов хватит на всех – точное количество гостей он не подсчитывал, этим пытались заниматься родственники. Главное, что отложилось в памяти Валеры Поляка, так это то, что нельзя обидеть никого из родни и друзей, особенно друзей дяди Аркадия. Их будущая теща назвала «другие официальные лица», и ее, как и родителей, мало волновало количество приглашенной молодежи.

Ну, в крайнем случае, поставят несколько лишних стульев. На наших свадьбах всегда хватало еды и питья…