Текст книги "Сотник из будущего. Тёмное время"
Автор книги: Андрей Булычев
Жанр:
Историческая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Глава 4. Дела хозяйские
Конная часть бригады дошла до дома на девять дней раньше ладейной. В усадьбе в это время полным ходом шла уборочная страда. Зная наперед о предстоящей непогоде, все работали в поте лица.
– Всем вновь прибывшим три дня отдыха, а затем в поля! – был приказ комбрига.
Опыта в таких работах всем было уже не занимать. В прошлом году, перед началом затяжных дождей, по всему поместью буквально за пару месяцев успели возвести тока, овины-сушильни и широкие навесы. За этот год добавились еще новые постройки, и о сохранности урожая теперь уже можно было так сильно не переживать.
Дома все было в надлежащем порядке, Марта, несмотря на свою благородную кровь, оказалась прекрасной хозяйкой. С Ладой они быстро нашли общий язык, и соперничества между ними никакого не было. Терем, после переезда в него из избы, казался для приемной дочери Сотника огромным, и дел в нем, несмотря на наличие прислуги, всегда было великое множество. Здесь женщины были полноправными хозяйками. Андрей из дому уходил спозаранку, обедал он обычно в полевом стане или же на дальних воинских полигонах. Так же, как и хозяин, пропадал на своем самострельном участке механического заводика и дед Кузьма. Митяй был в дальнем походе, а подросший Ванятка носился целыми днями с посадскими детьми. На улице всегда было много озорной пацанвы, и прибегал он домой вымазанный с ног до головы. Ленька традиционно пытался за ним увязаться, но женская половина семьи его неизменно перехватывала, а затем возвращала ревущего мальца обратно и передавала под неусыпный контроль Эммы или Настены.
* * *
– Тебя сегодня опять до самого вечера не ждать? – укоризненно вздохнула герцогиня. – Когда уже с семьей целый день сможешь побыть, Ленька вон как по своему тятеньке соскучился, да и я так-то тоже по своему мужу.
– Ну не обижайся, Мартушка. – Андрей поцеловал любимую в припухлые обиженные губы. – Ты же сама знаешь, какие у нас тут нынче времена. Вот зарядит обложной дождь, как ему время придет, и потом и все дороги сразу же встанут. Обещаю, целыми днями тогда я буду возле тебя в тереме сидеть и, не отрываясь от такой неземной красоты, часами любоваться стану. – И он, прижав к себе, нежно ее обнял.
* * *
– Андрей Иванович, по уборке мы вроде бы как нонче укладываемся, – докладывал главный хозяйственник поместья Парфен. – Все озимое мы в этот раз уже загодя скосили. Колос хорошо в это лето свою восковую спелость набрал. Работники высушили и уже обмолотили со снопов все зерно, и даже заложить его в амбары на хранение успели. Так же у нас и с горохом удачно получилось. А сейчас вот к уборке яровых приступили. Сначала мы ячмень с рожью жнем да на обмолот его, на гумна свозим, а совсем скоро и за пшеницу тоже возьмемся. Овес немного пока подождет. Ну а с новыми культурами я уж даже и не знаю, как нам теперича быть. – И он развел руками. – Кукурузе с подсолнечником дозреть бы еще, конечно, нужно. Да и картофель у нас пока в рядах мелковатый. Еще бы две седмицы всему этому доспеть, и тогда совсем бы хорошо было. – И он внимательно взглянул на Сотника.
– Не знаю, Васильевич, не знаю я, – покачал тот в сомненье головой. – Есть ли у нас эти самые две седмицы? Я ведь точных сроков начала непогоды не ведаю. Знаю только, что примерно в середине сентября ее нужно будет ждать, тогда, когда самая уборочная страда здесь проходит. Ты уж извини меня, коли ведал бы, так все бы давно вам сказал.
– Ну да, – вздохнул Парфен. – Выходит, что нет у нас того запаса времени. До середины сентября месяца, сейчас всего-то лишь одна седмица времени осталась. Получается, надобно нам всем людям говорить, чтобы они за все и сразу бы брались. Народу вот только, чтобы разом все это охватить, нам все одно не хватает. И так ведь всех тех, кто пришел к нам в эту зиму и кого мы у себя отогрели, к уборке урожая уже приставили. Работают они, рук своих не покладают. Натерпелись ведь с голодухи, теперь им такой труд вообще в радость. И все равно нам до непогоды не успеть.
– Ничего, те пять сотен, что ладейным путем в поместье пришли, все уже в работу включились. – Андрей оглянулся, кивая на шагающий по проселку строй с косами и граблями. – Школа вместо ратных занятий на поля в полном составе вышла, а с завтрашнего дня так и все ремесленные, кроме самострельщиков, к тебе тоже на помощь подтянутся. Как-нибудь уж справимся сообща. Многие овощи пока с уборкой подождут, чай уж не прихватит их сразу морозом. Самое главное – это зерновые, Васильевич. Мы ведь на одном привозном здесь долго не вытянем. Все свое нам нужно будет прибрать.
– Ну вот, а целых полторы сотни работников за тем чужим зерном водным путем ушли, – проворчал главный хозяйственник Андреевского. – Ох, как бы они нам тут пригодились!
– Надо, Парфен, так надо было, не ворчи, – усмехнулся Сотник. – Сам понимаешь, если у нас с закупом в Булгарии все получится, то каким это подспорьем для нас тогда будет! На два голодных года точно этого зерна с нашим, посадским, тогда уже точно хватит. Да и новгородцам помочь тоже ведь не грех. Сам ведь знаешь, какой там сейчас лютый голод стоит.
На хорошо набитую дорогу, на телеге, запряженной кобылой, выехал с бокового проселка Архип. – Андрей Иванович, Парфен Васильевич, садитесь ко мне, чего вы там пехом топаете? А ну, кыш отсель! – махнул он рукой, и сидящие рядом сыновья слетели с телеги воробьями и побежали с ней рядом.
– Сам-то ты куда едешь, Матвееич? – поинтересовался у крестьянина Сотник.
– Дык ведь третий день ужо мы соседу Первуше Кривому помогаем. Вот и косы с граблями туды с собою везем, – постукал он по выступающим из сена черенкам. – У себя-то все срочное мы уже сделали. Зерновой надел у меня в Лосиной пади совсем ведь небольшой, все больше овощами мы сейчас занимаемся. А у псковских там работы непочатый край. Хотя и мужиков у них много, а вот же… Только что с озимыми там управились, а сегодня за яровой ячмень уже всем миром возьмемся.
– Овощ-то как, в это лето уродился ли, Архип? – поинтересовался Андрей. – Семян в достатке у вас было? Помнится мне, жаловался ведь ты, что инвентаря на росчище мало, кадок под поливку и засолку совсем почти нет, да и со скотиной вовсе беда?
– Да нет, Андрей Иванович, – покачал головой мужик. – Грех жаловаться теперь. Парфен Васильевич еще одну лошадку по весне мне выделил. Жеребую привели. Ну я ее, пока сосунок есть, конечно, не гоняю. Для тяжелых работ и старой лошадки мне вполне хватает. А так, слава богу, в хозяйстве моем всего в полном достатке. Лук да чеснок мы заготовили, огурчики из новых семян на засолку заложили. Зелени вот много летом было. Раннюю капусту, и ту давно уже срезали. Теперь ждем срок, когда можно будет на зиму репу с редькой и морковь убирать. Да и позднюю капусту тоже нам пока еще рано резать. Для них ведь и морозец не будет страшным, горечь уйдет, а сам овощ гораздо слаще станет. Из новых растений я в этом году томатусы, кукурузику, цветок подсолнечный, перец жгучий и еще эту, картофлю посадил. Пока вон в теплицах усадьбы эту зиму поработал, присмотрелся там к ним, ко всем новым овощам. Вот недавно, еще на той седмице, земляное яблоко-картофлю в гряде подкапывал, судя по всему, его уже совсем скоро можно будет собирать.
– Ну и как тебе самому-то эти новые огородные культуры? – поинтересовался Андрей.
– Томатусы я не распробовал пока, – пожал плечами Архип. – Вкус, канешно, у них очень антересный. Моей вот бабе он даже понравился. А вот картофля, та скусная, особенно если ее с топленым маслицем сдобрить да еще и подсолить хорошо. Это как твоя дочка, Иваныч, делала, когда ты меня ей в первый раз у себя угостил. Я вот так же теперь свою хозяйку научил ее стряпать. Кукурузику и подсолнечный цветок я еще и сам не распробовал. Рано его пока собирать, зреть бы еще да зреть в поле. Хотя ребятня уже тот цветок срывала да семена с него, словно белки, сгрызла. Там, в поместье, когда я в теплицах работал, мне зимой его давали немного, но я уже, честно говоря, и не помню того вкуса. А вот перец – это огоонь! Вот эта приправа, всем приправам приправа! – в восхищении зацокал он языком. – Самой малой щепоточки хватает на целый горшок, чтобы там весь вкус сдобрить! Теперяча-то все кушанья не будут у нас пресными. Не зря же его поместные хозяйки на всех своих подоконниках ноне выставили. И красиво в избе, и прибыток семье какой-никакой, а все же есть. Но у меня-то самого его уродилось на грядах ох и много! Это же не малый, избянный подоконник, а хорошо удобренная и ухоженная земля! Вот хоть у Парфен Васильевича спросите, я ему намедни аж два мешка сушеных стручков для мелкого помола отгрузил.
– Было дело, – кивнул управляющий. – У меня на этот перец сразу несколько заказчиков с немецких земель есть. Драться будут друг с другом, чтобы только себе его получить. Через некрупное сито мы тот помол пропускаем по пять раз, лишь бы туда ненароком никакое семя не попало. Нам ведь соперники в чужих землях не нужны, пусть у нас здесь по доброй цене все пока закупают!
– Ну да, конкуренция, – пробормотал Сотник. – Говорю – правильно делаете вы, Васильевич. Понятно, что рано или поздно и к ним те семена в руки попадут. Но вот спешить с этим нам точно не нужно. А я еще подскажу Варуну, чтобы он повнимательней приглядывал у нас за иноземцами. Чую, рано или поздно будут от них попытки семена с наших новых культур получить или вообще всякие производственные хитрости и ремесленные наработки из поместья выкрасть. Ладно бы русские люди были, им-то мы все равно это откроем со временем, как только у себя здесь освоим. А вот иноземцам пока все это ни к чему. У них вот ты попробуй секреты любой ремесленной гильдии вызнать. Так тут же прирежут в какой-нибудь темной и грязной подворотне.
– Мельница-то водяная хорошо ли работает? Про перец я слышал, вы вон мелко его перемололи, а зерно и все прочее как, пробовали?
– Дык, Иванович, уже почитай, что с месяц как она работает, – ответил управляющий. – А совсем скоро и первая лесопилка тоже начнет. Плотницких-то мы освободили от уборочной, они нам все навесы да овины подправили и теперь вот у плотины уже возятся. Что-то там у Луки пока не заладилось. Бегают там с заводскими вокруг вала с колесом, копошатся да бранятся. У нас-то все сразу почти что на мельницы сладилось. Жернова, как только первый мешок крупно перемололи, они чевой-то там еще немного подделали, подкрутили, и теперича мука уже хорошая выходит, а можно ее и на самый мелкий помол настроить, только, конечно, подольше так выходит, и несколько раз приходится все пропускать.
– Вот я к ним туда на плотину и хотел опосля полей сегодня дойти, – кивнул Андрей. – Самому мне интересно поглядеть, что там и как получилось. Когда по весне мы в поход уходили, дел там было еще непочатый край. А сейчас, гляди-ка, уже вон и муку из зерна вы мелите, и даже этот жгучий, горький перец.
На полях псковских братьев работала уже вся взрослая половина хутора. Первуша, Вторак, Третьяк и Четверак косили яровой ячмень новыми, выданными им из поместья косами. В начале по привычке все жали серпами, но, распробовав с прошлого года удобную косу, к ним теперь прибегали только лишь, чтобы снимать полегший колос. Косой же работа в поле шла во много раз быстрее. Были они сработаны наподобие «литовок» с длинным лезвием – «ножом» – и двумя ручками на ручке-косовище, предназначенными для удобного захвата.
– Бог в помощь, честные работники! – крикнул Андрей, спрыгивая с телеги. – Принимайте помощников. Вон их за нами сколько идет! – И махнул рукой за спину.
От опушки по лесной дороге тянулась большая сотня дружинных.
– Дык, а куды нам столько-то? – почесал голову самый старший из братьев. – Чать, и трех десятков за глаза бы хватило?
– Какие там три десятка?! – всполошился Парфен. – Тебе сюда и двух хватит, Первак! Губы раскатал! Все остальные дальше по другим росчищам пойдут! Вот все вы, пскопские, такие хапуги! Только бы к себе вам все тянуть!
– Да я-то чаво, Парфен Васильевич! Ну два так два! – развел руками крестьянин. – Все равно ведь они косою работать не умеют. На подхвате тут у нас пока будут. А ну пошли, робяты! – кивнул он своим братьям. – Надо за сегодня всю эту поляну нам прибрать, а вот завтра за ручей пойдем, ежели, конечно, разогнуть спину сможем.
До обеда Андрей работал на уборке ячменя у Первака, собирая граблями скошенное. Погода стояла добрая, злаки были сухие, и оставлять их в рядах и в валах необходимости пока не было. Бабы, и те, кто умел, из воинских мужей, вязали скошенное в снопы, а потом сносили все и укладывали в копны и стога.
Обед сварили тут же, в поле, в больших воинских котлах. В страду питаться полагалось усиленно. На каждый десяток работников управой было выделено по полтуши барана и по три четверти пуда дробленой пшеницы. Из мякоти с «дробленкой» варили вкусную кашу, а на костях выходила похлебка с луком, морковью и зеленью. Хуторские принесли свежеиспеченные караваи хлеба, молока и овощей. Сели обедать все вместе, в складчину.
Немного передохнув, Андрей отправился в сторону недалекой речки Дубенки. Именно ее перегородили в прошлом году плотиной, а в этом уже построили здесь мельницу и лесопилку. Дубенка была небольшим притоком Ямницы, вливаясь в нее верстах в пяти от устья с большой Полометью.
– Ну что, Лука Мефодьич, трудности есть какие с лесопилкой? – поинтересовался у главного зодчего по дереву Сотник. – Мельница, вон как Парфен Васильевич хвастается, уже сотню пудов пшеницы смолола, а с распилом древесины у вас все никак не ладится.
– Балабол он, этот Васильевич, – выругался усталый Тесло, вытирая ветошью свои грязные руки. И чего вот похваляется? Ну, сработали мы ему мельницу в первую очередь, все ведь свои силы на нее бросили. Знаем же, что о хлебе насущном, о первую голову всем нужно думать. Сейчас вот еще немного, и лесопилка наша тоже заработает. Глянешь, Андрей Иванович?
– Конечно, гляну, что я, зря столько верст сюда топал? – кивнул Сотник, заходя на плотину.
Перегородив речку в самом удобном для этого месте, она создала такой нужный перепад уровней. С верхней запруды поток воды, пробегая по большому желобу, падал на лопатки колеса, вращая его и передавая энергию этой падающей воды в энергию вращательного движения на железную ось. С оси, посредством зубчатых передач и валов, отобранная человеком энергия затем вращала жернова на мельнице и должна была так же вращать еще и круглую, плоскую, остро заточенную пилу.
– Второе колесо мы уже поставили, вот оно, в трех саженях от первого, стоит. Еще загодя же эдакую конструкцию задумали, – объяснял Лука. – Как только направляющие столы и козлы обустроим для лесопильни, так сразу откроем второй желоб и запустим на него воду. Вал с колеса передаст вращение круглой пиле, а там, на станинах, мы будем вначале обрезать бревно. Обрезанный горбыль потом убираем в сторону и получаем хороший, ровный брус. Затем ставим его в специальные клиновые зажимы и распускаем на доски такой толщины, какой нам и нужно. Немного совсем нам осталось. Вот козлы уже под бревна есть, столы с валиками для направления на пилу мы уже тоже почти что доделали. Еще пару дней вот здесь повозимся, и лесопильня начнет свою работу. С пилой вот много времени потеряли. Пока нам ее Кузьма на заводике под нужный размер сделал, да пока хорошо заточил… Ааа, – махнул Тесло рукой, – да много каких трудностей там было, что уж тут перечислять, дело это совсем новое для нас. Хочется уже своими руками те досочки потрогать, пощупать, что у нас на выходе получится. Это сколько же времени и сил на нее одну уходит, чтобы вручную обрезать или теми же клиньями расщепить. Весь в поту будешь, пока эдак сработаешь. А тут за тебя вода всю главную работу делает, а ты знай себе подавай, как там надо, под пилу это бревно.
– То ли еще будет, Мефодьич, – подмигнул ему Андрей. – На следующий год мы еще одной плотиной Лосиный ручей перегородим. А там будем под кузнецов водяное колесо ставить. Вся энергия падения воды уйдет на ковку железа огромным молотом и на прокачку воздуха большими мехами. Ну и тебе вторую лесопилку рядом поставим. А на прудах тех будет детвора купаться и карася из них удить.
– Ндаа, а работы-то у нас наперед – непочатый край, – покачал головой Тесло.
– А как ты хотел, старый, – усмехнулся Сотник. – Вся жизнь – движенье, путь, исканье! Ничего, вот зимой на печке бока греть будешь, ежели тебе, конечно, такое твоя Фекла позволит! – И пошел взглянуть на работу мельников.
– Ага, конечно, полежишь, пожалуй, с тобой, – проворчал про себя Тесло. – У тебя и зимой, как обычно, какая-нибудь срочная работа, а все одно ведь найдется.
* * *
Тринадцатого сентября небо с западной стороны пылало алым ярким закатом.
– К ветрам! – хмурились седые ветераны.
– У меня вон уже второй день кости ломит, – жаловался Варуну Кузьмич.
– Да и у меня старые раны тоже ноют, – признался Фотич, поглядывая в сторону заходящего солнца.
Четырнадцатого сентября налетел сильный порывистый ветер, который разметывал скирды и стога на покосах, вырывал солому с крыш изб и даже завалил несколько больших навесов. В полях полегли все неубранные злаковые, посевы подсолнечника и кукурузы. Затем разом и резко похолодало, а на следующий день ударил самый настоящий лютый мороз. С хмурого, по-зимнему низкого неба сыпалась ледяная крупа, покрывшая вскоре землю по самую щиколотку.
Как и в прошлом году, все людские силы поместья были брошены на то, чтобы спасти урожай. Серпами скашивались полегшие зерновые. Затем все связывалось в снопы, грузилось на телеги и отправлялось для дальнейшей сушки. Топились печи в овинах под приглядом малышей и баб. Все сейчас были при деле. На время встал даже механический завод, а все его работники ушли в поля. Прибрав зерновые, сразу же, без передышки, взялись за уборку картофеля и прочих овощных культур.
– Ладно, мы-то большую часть урожая еще до непогоды прибрали. А вот как же в других местах народ? – сетовали люди. – И так ведь мало кто чего посеял на Новгородчине. Так и того, что сеял, теперь он уже точно не соберет. Эх, быть худу!
Шел второй год великого голода на Северной Руси.
Глава 5. В Булгарию
Полтора десятка ладей шли по реке Мста в ее верховья. Вышний Новгородский волок был дорогой долгой и трудной. Собственно самих волоков здесь было два – это «большой нижний» и «верхний». На «нижнем», длинном волоке, приходилось обходить цепочку порогов реки Мста стороной, по нескольким малым рекам и по цепочке озер. Общая длина всего этого волока была более шести десяток верст. Работали тут, как и везде, волоковые артели, заключающие ряд за проводку каждой ладьи. Обойдя длинные пороги, далее караван зашел на реку Цна и догреб до того места, где и проходил водораздел между волжской – южной водной системой и северной – балтийской. Теперь ему нужно было преодолеть десять верст по «верхнему» волоку от Цны до речки Тверцы, и уже дальше, проходя по ней мимо древнего города Торжок, караван попадал возле Твери в саму Волгу.
Небо сыпало мелкой ледяной крупой, которая оседала на палубе и на парусах. Было зябко. Все облачились в длинные меховые одежки, но на большой воде ветер находил в них щели и холодил тело.
– Худо! Ох и худо, – ворчали на ладьях воины и новгородский люд, поглядывая на небо. Просвета вверху не видно, значит, опять, и в этот год наша земля зерна крестьянам не даст!
В Торжке остановились на два дня. Нужно было немного отдохнуть и починить суда после длинной волоковой проводки.
Митяю город нравился. Был он старинным, основанным новгородскими купцами более двух веков назад на этих древних торговых путях. Высились в нем маковки многочисленных церквей. Всюду на улицах была деревянная мостовая, а возле детинца она была даже вымощена камнем. Но самым главным здесь был торг. Не зря же и сам город получил тут такое характерное название. Мужское население в нем традиционно занималось портняжным, сапожным и кузнечным делом, но более всего он славился своими мастерицами вышивальщицами. Ремесло кружевного шитья золотом, серебром и шелком по сафьяну и бархату процветало здесь уже более века. Не зря же его рукодельницы украшали своей золотой вышивкой парадные одежды многих русских князей, а также церковные облачения и одежды митрополитов. Их работы отличались разнообразием узоров, где кроме растительных орнаментов изображались птицы и животные. Торжокская вышивка неизменно пользовалась огромным спросом далеко за пределами Руси. Приезжие из многих русских княжеств и иноземцы приобретали здесь пояса, шапки, скатерти, полотенца и праздничную, выходную одежду. Митяй отчаянно торговался и сумел-таки купить роскошный платок для Лады. Восемь кун! Стоимость прекрасного булатного кинжала в отделанных кожаных ножнах была его цена! Но оно того явно стоило! Платок аж горел и переливался золотом в руках у парня.
– Вот будет подарок так подарок! – восхищенно цокал языком Маратка и, почесав голову, достал кошель, пересчитывая в нем свои богатства. – Уважаемый, а есть у тебя еще такой же, ну или немного другой, но чтобы только не хуже? – обратился он к продавцу.
– Давай, давай, выбирай получше, – подмигнул другу Митяй. – Акулинка-то небось разбирается в такой вот красоте. Как-никак и сама из суконного купечества родом будет. Коли не угодишь – так и на лавочку рядом не сядешь! – И отскочил, чуть не поймав тычок от берендея.
Приказчик Путяты Зосим вместе с бригадным хозяйственником Жданом за эти два дня отдыха пробежались по купцам на торге, всюду прицениваясь. Часть битой брони андреевцев и товары новгородцев они сбыли здесь, проведя мен на местные. И вот, наконец, караван пошел по реке дальше. Миновали Тверь, Кимры, Ярославль и Кострому. Впереди был Городец и Волжский Новый город. За ним русская земля заканчивалась, а до Булгарии оставалось еще пара сотен верст беспокойного пути. Той непогоды, что пришла на земли Северной Руси, тут уже не было. По ночам, конечно, было прохладно, и гребцы с удовольствием брались за весла.
– Хватит, силы поберегите, – ворчал Варун, оглядывая заросшие густым лесом берега. Ладьи шли ходко, толкало их сейчас течение, да и парус давал им хорошее ускорение.
За Окой по правую руку начинались земли мокшы и эрзян – мордовских племенных союзов, а по левую была земля черемисов. Эти народы, находясь между сильными русскими княжествами и Волжской Булгарией, были воинственными и стремились к независимости. Они часто совершали набеги на соседей и отражали их на своей земле. Не против они были и поживиться добром проходящих по реке купцов. Плавать в одиночку здесь мало кто решался. Все старались сбиться в большие караваны, чтобы можно было совместно отбиться от нападения. От Городца и Волжского Нижнего Новгорода к отряду присоединилось еще более дюжины судов, и теперь можно было идти всем вместе вполне себе уверенно. Две ночи этого пути прошли спокойно. Видели на берегах людей и дымы от селений, юркие долбленки местных рыбаков вертелись у многочисленных, заросших камышами островов. Все было пока мирно и спокойно. Однако сторожевую службу на ночевках русичи несли строго.
– Будете зевать, мигом лесовик ножом глотку от уха до уха вскроет, а потом так тихо с собой утащит, что такой же, как и ты, бестолковый товарищ даже и шороха от него не услышит, – напутствовал караульную смену старший новгородской охраны Филлип. – Я на этих берегах не один десяток своих людей уже потерял, чай уж знаю, о чем толкую! Глядеть в оба, слушать и постоянно, словно лесной зверь воздух нюхать! Особым духом ли, запахом какой травы на вас повеет или вдруг птица в кустах пискнет – все себе на заметку берите! – поучал битый и тертый волчара караульных.
– Он правду говорит, – кивал Родька, ведя свой десяток от костров в чащу. – Мы вот так же против еми травками натирались, чтобы человечий запах напрочь ими отбить. Травка – она ведь тоже разная бывает, какая пряным запахом пахнет, а какая сладостью или кислинкой. А ведь у любого лесного места свой родной, устоявшийся уже запах есть. Вот вы все это и примечайте!
Митяй с Маратом попали во вторую дозорную пятерку. С ними были пластун Лютень и новгородцы: молодой Тишка с заматеревшим дядькой Анкудином. Место для тайного наблюдения им выпало возле ручья и небольшого, неглубокого овражка. До костров отсюда было шагов двести, и они виднелись красными отблесками среди деревьев.
Лютень забрался наверх раскидистого дуба, а под ним устроились Митяй с Маратом. Новгородцы же отошли шагов на десять в сторону ручья и залегли там, в густых кустах.
Время тянулось медленно. К полуночи сильно похолодало. Луна подсвечивала вокруг все таинственным светом, но вот и она спряталась за тучи, и стало так темно, что вытяни ты вперед руку, и даже пальцы на ней невозможно было различить.
Ребята сидели плечо к плечу, вслушиваясь в лес. Им, прошедшим суровую ратную школу и науку войны в лесу, был понятен сейчас каждый шорох и скрип. Вот раздалось шуршание, стукнула о ветку ветка, а потом пискнула мышь. «Куница спрыгнула и поймала свою добычу, – подумал Митяй. – А это что?» – и он напрягся, сжимая в руке швырковое копье.
Так же, как и он, приготовился сейчас к бою и Маратка. «Уф, вот ведь напугал, – он расслабился, различив характерное пофыркивание и еле слышный стук маленьких лапок. – Колючий охотник вышел на поиски добычи. Ага, вот даже и его характерным запахом повеяло. Так, а это что?» Слева, со стороны ручья, раздался далекий шорох и приглушенное бормотание.
Ох, и остолбени! Ну кто же так дозорную службу-то несет?! Вот уже какой раз за эту ночь, от того места, где засели новгородцы, слышалась негромкая возня и шепот. Возможно, это и спасло весь дозор, забирая на себя все внимание у нападающих. Три ели различимые тени вдруг вынырнули из темноты и совершенно бесшумно, на расстоянии длины копья, проскользнули мимо того дерева, под которым сейчас сидели ребята.
Ших! Стрела сверху ударила переднюю, а в две остальные уже летели метательные сулицы парней. Одна из них точно попала в цель, и лес огласил резкий вскрик. Тело натренированным движением ушло в сторону от дуба, а в то место, где только что сидел Митяй, с глухим стуком ударило копье.
– Тревога! – Лютень, спрыгивая на землю, перекатился за соседнее дерево и послал свою вторую стрелу в тот куст, откуда только что в него бил лесной стрелок. Сразу три оперенных смерти свистнули и впились в то дерево, за которым он схоронился.
– Уходим, братцы! – Он метнулся за следующий ствол, затем еще за один, стараясь не оставаться на одном месте. Отстреливаться было нельзя. Стоило только открыться на секунду, и в тебя тут же летели стрелы.
А на стоянке в это время уже готовились к бою. Сложенные загодя на расстоянии костры, пролитые березовым скипидаром, ярко вспыхнули от зажигательных стрел. Все подступы теперь были видны как на ладони. И в выбегающие из лесной чащи вслед за караульными серые фигурки ударил слаженный залп из сотен самострелов и луков.
Лесники, потеряв разом несколько десятков своих людей, ближнего боя с ощетинившейся копьями и прикрывшейся щитами ратью не приняли, и быстро подобрав своих раненых, скрылись в лесу. Через пару часов рассвело, и пластуны наконец-то смогли осмотреть лес. В нем все было спокойно и никого из чужих уже не было.
– Сидящими резали, а потом уже на себе их выносили. Вот сколько здесь крови в одном месте натекло, а вон еще на тех кустах, – показывал кровавый след Митяю с Маратом Родька. – А вот, сами глядите, и две дорожки с каплями в самую чащу пошли. Все, как дядька Филипп нам давеча сказывал. Вы что, вообще их в лесу не почуяли, что ли? Ну как так-то? – удивленно покачал он головой.
– Да не почуяли, не почуяли, и я их даже не почуял! Хорошие это лесовики, уж мне-то ты можешь поверить? – оправдал молодых воинов Лютень. – Я ведь тоже только что этих наших двоих слышал, как они в кустах там шевелятся, а эти под самим деревом проскользнули, неслышно так, словно бы тени. Ну я первого-то стрелой сбил и вроде еще Митяй в самого крайнего своей сулицей тоже попал. Ну а тут уже стрелы густо посыпались, я еле-еле с дерева успел спрыгнуть и перекатом за большой ствол ушел. Коли бы замедлился, прямо там бы меня и пришпилили, за ноги да за руки, где никакой защитной кольчуги нет. – И он показал на надорванный в двух местах кафтан, под которым блестели стальные кольца. – Теперь вот синячищи с кулак, поди, будут. Ладно хоть плетенье на ней крепкое, но на таком ведь коротком расстоянии даже и лесной лук с граненой стрелой будет опасен.
Филипп с Варуном и Саватеем осматривали в это время найденное, пробитое самострельным болтом тело.
– Из тюрюхан, похоже, вон, видишь на одежке обережные знаки какие? – показал на отворот нижний рубахи убитого Фотич. – У шокши вроде как больше крестом там вышито, с эдакими поперечинками на концах.
– Ну не знаю, а по мне так это мокша, – покачал головой Филипп. – Да эрзяне, они обычно ведь выше озоруют, и чаво вот здеся полезли? Видели же сами, что сильный караван с большой воинской защитой идет.
– Да кто их знает, может, на удачу свою понадеялись? – предположил Саватей. – Думали, срежут в нем дозоры втихую. Ударят потом разом по караульным у костров. Поколют кого-нибудь из паникующих на берегу, да глядишь, и отобьют хотя бы несколько ладей, когда все остальные спешно уходить рекою будут. Бывало же такое, и не раз ведь уже.
– Ну да, вполне может быть, – согласился Варун. – Для них ведь и пара ладей – это такое баснословное богатство! Они тут не избалованные в этих лесах. Но десятка три мы их здесь точно положили, теперь и все остальные осторожнее будут. Ну и наших, конечно, двое легло…
– Это даа, – вздохнул Филипп. – А нам ведь еще и обратно идти. К зиме они тут всегда злые бывают. Перед холодами и снегом в большие отряды сбиваются, булгар и наших городецких щиплют. Да и между собой тоже собачатся.
– Побережо-омся, – кивнул Варун, оглядывая лагерь. – Ждан Невзорович, сворачивайтесь! И так целый час мы тут уже потеряли. На веслах теперича будем его догонять!
За Ветлугой Волга начала забирать южнее. Следующую ночь караван переночевал на большом острове, сильно сторожась. В этих местах уже озоровали черемисы, и нужно было сильно беречься.
– По левому берегу, Варун Фотич, село крепенькое с валом и высоким тыном будет, – рассказывал Филипп. – Там как бы пограничные земли между черемисами и булгарами начинаются. А село то доброе, я с него старосту хорошо знаю, часто мы там раньше свои караваны ставили. Поляна в нем гостевая у самой пристаньки очень удобная. Местные и с дровами, и со съестным нам помогут, так-то не жадный здесь народ. Ну, заплатишь ты, конечно, с каждой ладьи, но так только, по паре векш, чего уж там, зато спокойно и сытно будет.