Текст книги "Егерь Императрицы. Мы вернемся!"

Автор книги: Андрей Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 2. В штабе

– Ну не томи, не томи, Митенька, ты же всё тут знаешь, дорогой! Через тебя ведь любое важное здесь дело проходит, давай уже не томи, выкладывай все последние новости. Я-то ведь за эту последнюю неделю совсем уже в лесу одичал, ничего не знаю, что сейчас в целом мире творится! – выспрашивал с улыбкой у молоденького штабного адъютанта Егоров.

Тот хмыкнул, скосил глаз на свой новенький, начищенный до яркого блеска офицерский горжет и с напускной важностью кивнул.

– Ну а как же ты хотел, господин поручик, при такой-то должности всё здесь через мои руки завсегда проходит. Любое важное дело или какая-нибудь там оказия со столицы, ну или, напротив, в Санкт-Петербург если от нас вдруг срочное донесение идёт, везде господин бригадир на меня надежду имеет. Чтобы всё подготовить в большой срочности и куда нужно, потом это всё передать. Тут никакого волокитства, Алексей, быть не может. Государственной важности дела в главном квартирмейстерстве армии творятся, сам ведь ты знаешь!

– Это да-а, – поддакнул ему с улыбкой Лёшка. – Не то что мы, зелёная пехота, наше-то дело маленькое, знай своё ружжо заряжай да бей из него прицельно. Вишь, Митрий Александрович, как тебя начальство-то ценит, год ещё не прошёл, а ты уже в подпоручиках. Ещё чуток – и герб горжета, как и у меня, тоже золотым станет, – и он погладил свой нагрудный знак поручика.

– Ну, это уж как начальство посчитает, – нахмурился Митя. – Его высокородие иной-то раз ох ведь и строг же бывает! Задержишь, к примеру, какую депешу на отправку вестовым, али к нам из канцелярии эти писарюги срочную почту заволокитят, а он-то ведь меня за всё спрашивает! Вот иной раз и думаешь: лучше бы в пехотном полку полуротой командовал или вон, как ты, по полям да по лесам бы бегал. Красота ведь: птички поют, солнце ласково тебе светит, на костерке ароматным парком котел пыхтит, – и подпоручик мечтательно улыбнулся.

– Ну да, солнце светит, птички поют, пули посвистывают, – усмехнулся Лешка, почёсывая свой шрам на щеке.

Митя очнулся от своих грёз и внимательно посмотрел на егерского поручика.

– Не-е, ну-у, так-то у вас, Алексей, тоже служба ещё та, конечно, очень даже она серьёзная. И командование вашу роту весьма ценит. Я вот что хотел у тебя спросить, Лёш. Мне бы вот трофей какой-нибудь после войны привезти домой, сам же понимаешь, эти баталии когда-никогда, а всё ж таки закончатся, и я, пожалуй, обратно потом в столицу убуду. А там эти повесы, пороха не нюхавшие да только на балах свои камзолы обтирающие возле девиц, не то что вот мы с тобой, настоящие боевые офицеры!

– Это да-а, – протянул Егоров. – Столичная жизнь – она такая, камзолов на все балы да на рауты не напасёшься. Ладно, Дмитрий Александрович, будут тебе трофеи, чтобы перед столичными повесами боевому офицеру достойно выглядеть. Ты мне-то про все последние новости расскажешь али как?

Адъютант встал из-за стола, подошёл к двери в комнату бригадира Денисова и прислушался.

– Всё совещаются! Небось уже второй час пошел, как они там всё сидят, – прошептал подпоручик и прошёл на своё место. – Ну, с чего тебе начать рассказ, Алексей? Про то, что мирные переговоры у нас сорваны, и то, что османская делегация к себе за Дунай ушла, ты это и так уже сам знаешь. Матушка императрица прислала намедни нашему генерал-фельдмаршалу приказ: «…Вынудить у неприятеля силой оружия то, чего доселе не могли переговорами достигнуть, и для того с армией или частью её, перешедши Дунай, атаковать турок…» Война-то у нас сильно затянулась, в центральных губерниях опосля чумного бунта, неурожая да дополнительных рекрутских наборов сейчас весьма неспокойно. На Дону да за Яиком вон и вовсе волнения идут против старшинской верхушки казачьего войска. Его вроде бы как сейчас задавили, но там всё одно нет-нет да где-нибудь полыхнёт, на такой-то протяжённой степной линии. В казне средств мало, она истощилась, а новые подати только лишь ещё более недовольство у простолюдинов усиливают. Вот и решено было поскорее ставить победную точку в войне, а для этого сейчас требуются решительные действия здесь, в нашей Валахии да за Дунаем. Но Петр Александрович пока переходить реку всей армией опасается, ссылаясь на тройной перевес за ней турок и на отсутствие у него средств для переправы всех своих войск. В Польше конфедератов добили и теперь сюда стягивают все освободившиеся полки, ну а с ними приходят и наши воинские начальники. Вот, совсем скоро к нам в ставку прибудет генерал-майор Суворов, а с ним ещё немало тех, кто недавно гонял шляхту. Основные боевые действия корпусов, наверное, начнутся не ранее конца мая, а то даже и вообще июня месяца, когда здесь просохнут все дороги. Пока же планируется проведение поисков на противоположной стороне Дуная. Этими самыми поисками предполагается выбить поболее живой силы противника, порушить его ближайшие к реке крепости, ну и вообще изучить всю ту болгарскую местность для последующего наступления на Балканы.

– Да, я так и предполагал, что летом армия выгонит османов за Варну и за Шумлу, – кивнул Егоров. – А перед этим хорошую разведку правого, турецкого, берега сделает. Вот как раз там-то нам, похоже, и будет самое дело!

– Ну да, – согласился Митя. – Вам к дальним выходам ведь уже не привыкать. Однако пока мы тут всё планируем да совещаемся, – и он кивнул на дверь, – турки уже сами на нашу сторону стали переправляться и начали наши небольшие партии да команды выбивать, а теперь вот ещё и селения валахов на левом берегу жгут, чтобы только нам фуражом да провиантом негде было бы запасаться.

В это время из-за двери в соседней комнате послышался шум голосов, стук стульев, и она открылась.

– Долго жить будешь, поручик! Только что вот о тебе вспоминали! – Перед Егоровым стоял его куратор и прямой начальник барон фон Оффенберг. – Посплетничали уже между собой, пока мы там совещались? – подмигнул он враз покрасневшему Мите. – Ну, вот и ладно, всё мне меньше времени тратить, рассказывая этому бродяге все последние новости. Пошли, вояка! Вон как лицо загорело за неделю, словно бы и не в мартовском лесу был, а на летнем морском побережье.

– Селантич, чайку нам завари, того, китайского, кяхтенского, чёрного, что я тебе намедни давал! – попросил он дежурного комендантского капрала, что стоял в длинном коридоре, и толкнул дверь в свой кабинет. – Заходи, Алексей, шинельку с картузом во-он на тот вот гвоздик повесь да к столу присаживайся. Рассказывай, как у тебя дела в роте обстоят? Что дальний учебный выход показал? Какие вылезли сложности или недоработки нынче в лесах?

Лёшка присел у большого дубового стола и аккуратно сдвинул в сторону карту с многочисленными, нанесёнными на неё пометками.

– За эти пять месяцев, Ваше высокоблагородие, особая отдельная егерская рота главного квартирмейстерства армии полностью укомплектована, вооружена и экипирована, а весь её личный состав прошёл обучение и боевое слаживание в подразделениях. На унтерских должностях в ней в основном стоят опытные солдаты и капралы из прошлой нашей команды. Но двоих хороших унтеров, с кем мне в своё время довелось служить в Апшеронском полку и в сводном батальоне на Бендерах, я всё ж таки к себе переманил и поставил на третий и на четвёртый плутонги. По людям у меня осталась одна забота – это найти обер-офицера на вторую полуроту. Там до сих пор это вакантное место не закрыто, а замещающий командира подпрапорщик Осокин Тимофей уже изрядно измаялся и говорит, что ему знаний мало и ответственность за людей на него слишком давит.

– Так в чём трудность-то, Алексей? Неужели во всей нашей армии подходящего опытного офицера ты себе не можешь найти? – удивился Генрих Фридрихович, пододвигая к поручику фарфоровую чашечку от чайного сервиза с модным и таким ароматным напитком.

– Да есть, конечно, офицеры, Генрих Фридрихович, много их, и желающих перейти в особую роту предостаточно, но нет, не то это всё, не те это все люди, Ваше высокоблагородие. Для них, прослуживших в пехотных полках и даже в егерских батальонах, наша организация, построение, весь наш уклад и особый способ ведения боя весьма чужды и непривычны. Даже само обращение к своим подчинённым и само отношение к ним в их подразделениях совсем отличаются от нашего. У нас, конечно, солдаты порядок и субординацию соблюдают строго. Между офицерами и нижними чинами дистанция, как и полагается, разумеется, тоже есть. И всё равно командиры в роте больше как отцы, ну или как старшие братья выступают и эту сословную высоту своими личными делами да умением подкрепляют. А эти приходят из линейных рот и давай здесь горлом, кулаком, а то и вовсе палкой свой авторитет устанавливать! Ну и как за такими «в огонь и в воду» мои «волкодавы» пойдут? Сами ведь знаете, какие у нас сложные дела! Лучше уж без человека совсем, чем вот с таким. Да и «наши господа, благородия», что Милорадович, что Гусев, вон бегают и стреляют не хуже любого рядового егеря, а для пехотных офицеров сие очень сложно, им нужны долгие месяцы, чтобы по стрелковой подготовке мои нижние чины нагнать, а война ведь не ждёт. Найдётся ещё, я думаю, подходящий для нас человек, не будем мы пока с этим спешить.

– Ну, как знаешь, Алексей, – кивнул полковник. – Ты командир, и тебе самому решать, как своё подразделение изнутри строить. Ещё что не так?

– Да проблемы-то всё те же, Ваше высокоблагородие, – в смущении опустил свои глаза поручик.

– Ага, никак опять за штуцеры будешь просить, – усмехнулся барон. – А помнишь, как я тебе у главного интенданта три последних, можно сказать, с кровью вырвал? Помнишь, а, Егоров? Ко мне потом все три полковника подходили, кому в полк этот штуцер не попал. Да ещё и сам главный квартирмейстер потом попенял, что я своих любимчиков в ущерб другим нарезным оружием обеспечиваю. Так что ты уж извини, голубчик, тут я тебе ничем помочь не смогу. Сам ведь знаешь, винтовальное оружие весьма дорогое и очень трудное в изготовлении, а его поставки с казённых заводов постоянно срываются. У вас, сам же ты говорил, аж восемнадцать стволов на роту, и это не считая ту большую дуру, которую вы под сверхдальний бой приспособили.

– Ну да, – опять вздохнул Егоров, – восемнадцать. Для команды, даже расширенной, оно, конечно, самое-то было. По сути, на двух фузейщиков у меня по одному штуцернику приходилось, а сейчас даже не каждый унтер, а уж тем более капрал вот такое вот винтовальное оружие имеет. Вы ведь и задачи нам ставите такие, какие даже не каждому егерскому батальону по плечу, а у меня вон, даже не у каждого солдата есть пистоль в наличии, и сабель, да тесаков только лишь на половину новеньких хватило, – и он, вздохнув, уставился, насупившись, в пол.

Полковник поднёс чайную чашечку к носу, глубоко вдохнул аромат напитка и только потом из неё отхлебнул.

– Эх и хороший же чай, как по мне, так вот этот, что к нам через Кяхту и уже далее по Сибирскому пути завозят, гораздо ведь лучше того же англицкого будет. Как тебе чаёк-то, Алексей Петрович? – и барон с улыбкой взглянул на Лёшку.

– Да чай как чай, – буркнул тот и, разом осушив свою чашку, поставил её на стол. – Наш кипрейский вот ничем не хуже заморского будет, а пользы от него так и поболее небось. Так что с саблями и с пистолями делать, Ваше высокоблагородие? Для близкого ведь боя или в той же тесной сшибке и в сутолоке схватки незаменимое это оружие. Мы, конечно, трофеями их себе ещё возьмём, но это сколько же времени для того нужно будет, да и калибры у турецких пистолетов все разные, одно неудобство с ними, что ни ствол, то отдельно пулю ему лей и мерку пороха ещё готовь!

– Зануда ты, Егоров, – вздохнул фон Оффенберг. – Скучно с тобой. Даже о благородных напитках с тобой не поговорить. Каждый такой разговор всё одно к попрошайничеству у тебя сводится. – Ладно, ладно, молчи лучше! – махнул он рукой и придвинул к себе лист бумаги. – Штуцеров, сразу говорю, нет и для вас ещё долго не будет. Воюйте тем, что сейчас есть, ну или же, скажем, трофеем у супротивника берите. Только не вздумайте втихую их у наших порочных интендантов скупать! А то знаю я, откуда у вас после взятия Бендер несколько личных стволов в команде нарисовалось. Ладно, ладно, – успокоил он вскинувшегося было поручика, – не нашей армии то головная боль. Итак, недавно пришёл оружейный обоз для карабинерных и драгунских полков, коих начали сейчас перевооружать. Пять десятков пистолей, – и, посмотрев в умоляющие глаза Лешки, нахмурился. – Семь десятков драгунских пистолей вы получите из этого обоза. Сабли, хм, с ними вот как раз посложнее. Сейчас с вооружения лёгкой конницы снимают тяжёлый палаш и перевооружают все кавалерийские полки на сабли. Тульских клинков пока для всех не хватает. Есть мысль строить казённые заводы на Урале, но когда это они нам хорошее оружие дадут? Ладно, возьмёте тридцать облегчённых гусарских сабель, – и барон вписал их в запрос по интендантству. – Что-то ещё?

– Тромбонов-картечниц для вооружения пионерских пар не хватает, хорошего огнепроводного шнура у нас совсем мало, ну и так, по всякой прочей мелочи тоже имеется нехватка, – перечислял Егоров.

– Ну, это ты уже и без запроса с премьер-майором Филипповым всё обсудишь. Он как раз, пока ты на своём выходе был, новый чин успел получить, вот и подойдёшь к нему правильно, поздравишь, улыбнёшься, как вон сам умеешь. Глядишь, и ещё чем-нибудь для своей роты разживёшься, вы-то с Карпычем и со своим унтером из ротного интендантства, как уж его там зовут?

– Каптенармус Ёлкин, Потап, – подсказал Лёшка.

– Ну вот, да, со своим Ёлкиным, с этим шустрым малым, ко всем уже подходы нашли. Знаю, как вы умеете, когда вам нужно, любому начальству нравится, так что небось уж совсем без воинского добра-то не останетесь. То, что вам будет нужно, получайте смело, вот здесь можешь и на меня сослаться, что, дескать, всё с этим штабным полковником немцем обговорено и им же одобрено, – и барон размашисто подписал лежащий перед ним интендантский запрос. – Держи, поручик, вооружай свою роту! А вот теперь уже давай-ка поговорим с тобой о грядущих делах. – И Алексей сосредоточился. Было понятно, что вся эта беседа, что только что здесь происходила, предваряла собой главный разговор о предстоящем для егерей деле.

– Ну, по общей обстановке ты, наверное, уже хорошо осведомлён, небось, Митенька тебя обо всём подробно просветил, – улыбнулся фон Оффенберг, наливая из фарфорового чайника горячий чёрный напиток в свою чашечку. – Ты давай-ка, подливай ещё себе чаю, поручик, не стесняйся, – и он продолжил беседу: – Так вот, Санкт-Петербург требует от нас решительных действий на противоположном, турецком, берегу Дуная. Пётр Александрович прекрасно понимает, что здесь, за рекой, ему долго не усидеть и переправлять армию на правый берег всё равно вскоре придётся. Дело это непростое. Перебросить все войска враз уж точно не получится. Для этого нужно прежде их подтянуть по весенним дорогам из глубины Валахии и из Бессарабии, раздобыть средства для переправы, подвести с мест докования и с зимних стоянок суда дунайской флотилии, обеспечить всех провиантом и фуражом, да много чего ещё нужно, а время-то поджимает. Турки у себя опираются на уже имеющиеся у них сильные крепости и на только что недавно отстроенные вдоль всего правого берега фортеции. Там у них стоят сильные гарнизоны, которые-то и должны принять на себя первый удар нашей переходящей реку армии, и будь уверен, они постараются сковать её в прибрежных сражениях, не допуская вглубь своих земель. А уже потом по ней, завязнувшей и обескровленной, должны будут ударить подошедшие полевые армии османов. Так вижу планы противника я, и так же предполагает и всё наше главное армейское квартирмейстерство. Что тут нам можно противопоставить туркам? Думается, правильным было бы подготовить сразу несколько сильных, но небольших по численности отрядов, состоящих из пехоты, конницы и артиллерии, для осуществления поиска в прибрежной полосе. Ударить разом по нескольким ключевым точкам обороны османов, выбить их живую силу и сровнять с землёй все их основные оборонительные сооружения. Тем самым мы лишим турок их опоры при обороне от нашей основной, переправляющейся через реку армии, снизим их боевой дух, ну и уменьшим саму численность противостоящих нам неприятельских войск. Где находятся эти прибрежные войска противника, мы знаем, и подготовку к тем поискам уже начали.

Отставив в сторону чайную чашку, барон подтянул к себе большую топографическую карту, испещрённую многочисленными пометками, и склонился над ней.

– А какая моя задача, Ваше высокоблагородие? – Алексей тоже вгляделся в изгиб русла Дуная и в начерченные на его правом берегу кружки и квадратики с надписями мелким каллиграфическим почерком. – Прикрытие стрелковым боем одного из наших поисковых отрядов?

– Хм. – Не только, поручик, не только, – хмыкнул Генрих Фридрихови Твоя рота, Егоров, тоже пойдёт с одним из таких отрядов. Генерал-майору Потёмкину Григорию Александровичу нашим командующим поручено действовать в этом обширном районе от Туртукая и до Силистрии, – и барон обвёл рукой большой участок на карте. – Сама Силистрия – мощная и хорошо укреплённая крепость с сильным многочисленным гарнизоном, а вокруг неё расположилось несколько более мелких временных укреплений с полевыми отрядами. Потёмкин сейчас формирует сразу три поисковых партии во главе с подполковником бароном Ферзеном и премьер-майорами Шипиловым и Волковым. Ваша рота, поручик, присоединяется к любому из этих подразделений, по твоему личному усмотрению, и действует так, как ты сам посчитаешь нужным. Об этом тебе будет выдано особое письменное предписание, чтобы ни у кого не возникло сомнений в твоей самостоятельности. И главной вашей задачей будет пленение хорошо осведомлённых об планах своего командования османских офицеров, и вообще, нужно будет собрать сведенья об тех полевых корпусах турок, что стоят в глубине их земель и которые будут готовы поддержать свои прибрежные укрепления и ударят по нашим основным силам при переправе через Дунай. Это главное, а уж прикрытие своими стрелками поисковых партий считайте своей второстепенной задачей. Всё ли понятно я изложил?

– Так точно, Ваше высокоблагородие, – по-уставному ответил Егоров и, встав, одёрнул на себе мундир. – Когда прикажете выдвигаться к войскам генерал-майора Потёмкина?

Полковник немного подумал, как видно, что-то подсчитывая про себя, и наконец, тоже вставая из-за стола, ответил:

– Вы только что с последнего полевого выхода вернулись. Устали там порядком небось? Даёшь своим людям, Егоров, три дня отдыха да ещё имеешь пару дней на подготовку к выходу. Вот через пять дней, на шестой, вы и отправляйтесь к Григорию Александровичу. Вас туда доставит эскадрон от третьего донского полка, с коим, я знаю, у вас и так уже давно сложились самые тесные и добрые отношения. Об этом я нынче же самолично распоряжусь, ну и к премьер-майору Филиппову, так уж и быть, загляну с этим вот интендантским запросом, чтобы он вас лишнего не мурыжил. Ну, вроде бы пока всё. За письменным предписанием на выход прибудешь за день до выхода. Давай, пока, Алексей, иди отдыхай.

Глава 3. У Давида Соломоновича

Лёшка шагал по разливам луж большого города. В некоторых местах через особенно широкие разливы были перекинуты деревянные мостки, кое-где удавалось их по-молодецки перемахнуть, но в большинстве случаев оставалась надежда только лишь на свои крепкие кожаные сапоги. К главной базарной площади Бухареста он добрался серьёзно подмокшим и со следами брызг грязи на шинели и на штанах.

Вот и знакомое здание цирюльни, здесь в подвальчике располагалась лавка местного менялы Давида. Спустившись по узкой каменной лестнице к массивной дубовой двери, Алексей с усилием толкнул её и зашёл в уже знакомое ему затемнённое помещение. На длинном прилавке, перегораживающем коридорчик, стоял небольшой масляный светильник, слегка подсвечивающий вход. Ещё одна толстая сальная свеча освещала сгорбившегося за столом в самой глубине комнатки пожилого седобородого еврея в маленькой вязаной шапочке-кипе на макушке.

– Ой-ё-ёй, кого я вижу! – вскинул он радостно вверх руки при виде Алексея. – Это ведь тот достойный молодой русский офицер, который почти два года назад пообещал ещё раз навестить бедного старого Давида в его скромной и холодной обители! Как же быстро летит это время, вы, господин, в самом расцвете сил, а мы всё больше и больше стареем! – продолжал он причитать, семеня к прилавку и откидывая его крышку. – Проходите же скорее в комнату, Алексей, по батюшке, если мне не изменяет память, Петрович? И присаживайтесь прямо вот сюда, к самой печке. Ради такого гостя я позволю её себе жарко натопить и, пожалуй, добавлю нам ещё немного света.

– Здравствуйте, Давид Соломонович! – улыбнулся Егоров, присаживаясь на предложенный ему массивный стул со спинкой. – Не прибедняйтесь, вы прекрасно выглядите и, как я вижу, всё так же бодры и полны сил!

– Что вы, что вы, господин офицер! – замахал тот рукой. – Какая там может быть бодрость, и какие могут быть силы у старого и больного еврея? Меня только и держат на этом свете хлопоты, как устроить своих близких в это непростое время, да ещё и забота о моей дорогой больной Сарочке, – и он, грустно качая головой, открыл дверку печки, засовывая в её топку несколько полешек. Затем зажёг ещё один светильник на стене и, подойдя к Алексею, учтиво поклонился. – Ещё раз, рад Вас приветствовать, Алексей Петрович, в моей скромной лавке. Вас привело ко мне какое-то дело или вы просто пришли проведать старого Давида?

Глаза менялы на его худом и смуглом лице горели живым огнём. Они очень контрастировали со всем этим унылым внешним видом и той серой обстановкой, что сейчас царила в его лавке.

– Мне, конечно же, действительно очень приятно вас видеть, Давид Соломонович, – приветливо улыбнулся старику Егоров, – но я всё же вынужден вам признаться, что меня к вам сегодня привело ещё и одно весьма деликатное и серьёзное дело, – и он сделал многозначительную паузу.

– О-о! – протянул меняла. – Тогда подождите меня одну минуточку. Не нужно, чтобы двум серьёзным и порядочным людям мешали бы при таком деликатном разговоре посторонние люди!

Он быстро засеменил к входной двери и, звякнув металлом, закрыл её сразу же на два больших, массивных заслона.

– Таки я внимательно вас слушаю, Алексей! – и он склонился перед егерем.

– Давид Соломонович, присаживайтесь, пожалуйста! – Лёшка кивнул на стоящий неподалёку табурет. – Мне, право, неловко сидеть перед вами, развалившись на этом троне у горячей печи, тогда как сам хозяин стоит рядом на ногах. Нет, нет, нет, и не спорьте, пожалуйста, – улыбнулся он, видя, что меняла хочет ему что-то возразить. – Поверьте мне на слово, если вы будете сидеть со мной рядом, то нам с вами обоим будет гораздо удобнее вести наши дела.

– Ну что же, желание гостя, а уж тем более делового партнёра, для меня закон, – кивнул, соглашаясь, хозяин лавки и присел на указанный Алексеем стул. – Я весь во внимании!

– Давид Соломонович, прошу вас меня выслушать и не торопиться со своим ответом. Дело, которое меня к вам сюда привело, действительно, скажем так, весьма деликатное. И мне бы очень не хотелось, чтобы наш разговор стал достоянием чьих-то ушей за пределами этой комнаты. – Лёшка сделал многозначительную паузу и посмотрел пристально в глаза менялы.

– Эхе-хе-е! – протянул укоризненно старик, качая седой головой. – Молодой человек, вы уж простите меня за эти мои слова, но я ведь уже тридцать лет веду самостоятельно всё это семейное дело, после того как преставился мой многоуважаемый отец. А старый мудрый Соломон, когда он лежал на своём смертном одре, дал мне один хороший и добрый совет – это быть всегда честным с людьми и держать свой язык за зубами. Чему я всю жизнь и следую и чему учу своих сыновей и внуков. Вы можете быть совершенно спокойны, Алексей, как знать, может быть, ещё и не раз, и даже не два со мной или уже с моими сыновьями вам ещё предстоит вести общее взаимовыгодное дело!

– Хорошо, – кивнул Лёшка, – тогда я совершенно спокоен. Дело в том, что мне от вас нужно то, чего я никак не могу найти, пожалуй, что во всей Валахии и даже в окружающих её землях. Ваш же опыт, умение вести дела и самое главное – это ваши обширные связи – внушают мне определённую долю оптимизма. И я даже уверен в том, что именно вы-то мне и сможете помочь. Ну а я готов вам за это хорошо заплатить, – и Егоров продемонстрировал увесистый кожаный кошель.

– Чего же такого нужно уважаемому мной господину офицеру, что он даже за хорошие деньги не может найти в таком большом городе, как Бухарест, и даже во всей нашей обширной Валахии? – поднял в удивлении брови меняла.

– Мне нужно винтовальное нарезное оружие, Давид Соломонович. Да-да, не удивляйтесь, пожалуйста, именно за этим я сюда к вам сейчас и пришёл. Поверьте мне, что это такой же товар, как и все прочие, и он тоже стоит своих денег, а значит, вы или же ваши соотечественники, славящиеся особой предприимчивостью и умением налаживать нужные связи, вполне даже смогут его найти, ну и доставить сюда, к вам. Я же готов платить за нарезное оружие золотом, посмотрите, пожалуйста, – и Егоров подал старому еврею одну из тех тяжёлых золотых монет номиналом в 500 пиастров, которые подобрали ещё год назад егеря его заслона в дальнем Забалканском выходе.

Давид Соломонович осторожно, обеими руками принял драгоценность и учтиво поклонился Егорову.

– Мне нужно немного времени, чтобы проверить эту монету, надеюсь, вы ведь не будете против, Алексей Петрович? Сами понимаете, в такое непростое время нужно быть везде и во всём внимательным, и определённая осторожность никогда здесь не будет лишней!

– Да, разумеется, – кивнул офицер. – Делайте все, что положено в таких случаях, Давид Соломонович! – И меняла, вежливо поклонившись, засеменил к своему столу.

Также как и два года назад, он зажёг у себя пару свечей, достал аптекарские весы, лупу, какие-то пузырьки с жидкостями и инструменты. Проверив всё самым тщательным образом, он наконец выдал свой вердикт:

– Монета подлинная, с положенным ей весом и находится в прекрасном состоянии.

– Ещё бы, – усмехнулся про себя Егоров. – Как-никак с султанского казначейства для подкупа австрийских и прусских вельмож её везли, а тут на тебе, русские егеря как-то вдруг совсем некстати подвернулись. Ну, вот и пусть теперь супротив своих хозяев послужат! – Сам же он взял протянутую ему обратно монету и на глазах у менялы уронил её обратно в свой объемистый кожаный кошель.

Давид Соломонович внимательно наблюдал за всеми этими манипуляциями хозяина золота, и когда этот аппетитный, завязанный шнуром мешочек скрылся в кармане камзола, всё-таки не удержался и тихонько вздохнул.

«Ага, а глазки-то горят, – подумал с иронией Лёшка. – Ну что, наживку мы заглотили, а теперь будем договариваться?» И он, как только мог более равнодушно, взглянул на менялу.

– Нет, Давид Соломонович, ну, конечно, если для вас это дело представляется слишком уж сложным, а все предстоящие хлопоты со столь специфичным товаром не несут вам хорошего барыша, то мы легко можем сменить тему нашей беседы и поговорить за что-нибудь другое.

– Ну куда вы, молодой человек, спешите?! Так ведь, в спешке, серьёзные дела не делаются! – пробурчал старый еврей и почесал кончик своего длинного горбатого носа. – Работа эта действительно непростая, я ведь с оружием и вовсе никаких дел до этого не имел, но признаюсь, что она меня заинтересовала, и я все-таки попробую вам помочь. Но для начала вы должны мне пояснить, что это за особое такое винтовальное нарезное оружие и где его вообще производят. После того вы назначите свою цену за товар и дадите мне задаток в треть от общей цены всей сделки. Ну и мои услуги, они, конечно же, тоже будут стоить определённых денег. Для вас это будет, м-м-м, – меняла задумался и наконец выдал своё решение: – Для вас, как для моего уважаемого и, я, право, пожалуй, не ошибусь этому слову – уже постоянного клиента, это будет стоить десять процентов от общей суммы всей сделки, да, и треть из причитающегося я бы тоже хотел получить сразу.

– Хорошо, – согласился Егоров. – Меня условия такой сделки вполне устраивают. По самому оружию: вам достаточно знать даже его название – это штуцер. То есть винтовальное нарезное ружьё с сокращённой длиной ствола. Производят его у нас в России на Тульском казённом заводе и ещё в нескольких небольших частных мастерских, но в очень и очень малых количествах. В центральной Германии их производят в Тюрингии, в городе Зуле, а на самом юге германских земель в Баварии есть выпускающие эти штуцера мастерские в самом городе Мюнхене. В Пруссии делают тоже прекрасные штуцера в столице прусских оружейников, в городе Золингене. А в Австрийской империи, как я знаю, есть один казённый и ещё один частный заводы прямо в самой столице, в Вене. Хорошие и очень качественные штуцера производят валлонские оружейники города Льежа. Ну и ещё есть итальянские оружейники в районе Альп, в землях Ломбардии. И город, где они производят эти штуцера и всё прочее оружие, называется то ли Сареццо, то ли Сарецция, что-то такое близкое по произношению.

– Тише, тише, господин Алексей! – притормозил его Давид Соломонович. – Моя рука просто не успевает за полётом ваших мыслей. Давайте, повторите всё это ещё раз и пожалуйста, медленнее, мне нужно всё в точности и как можно подробнее изложить на бумаге. От этого будет зависеть, как долго станут продолжаться поиски этих самых ваших, как их там? Вот-вот, штуцеров. – И деловые партнёры без спешки записали всю требуемую информацию на бумаге.

– Так, по поводу цены за ружьё, – продолжил излагать Алексей. – Помня вашу разменную пропорцию золота к серебру один к пятнадцати и уже имея свой личный опыт в приобретении нескольких русских тульских штуцеров, я определяю цену одного нового нарезного ружья в сборе, со всеми его приспособами и с принадлежностями, в две золотых монеты номиналом в пятьсот пиастров каждая. Это очень хорошая цена, уверяю вас, и я тут, конечно же, весьма и весьма переплачиваю, но в то же время прекрасно понимаю, какая трудная задача стоит перед нашими партнёрами в их поиске, приобретении и в доставке. Вот, собственно, именно поэтому я и иду на такую дорогую и довольно обременительную для себя сделку. У меня здесь, – и Егоров звякнул кошелём с деньгами, – тридцать три монеты, а значит, я жду за них пятнадцать новых штуцеров, и три золотых пойдут вам в качестве оплаты за все ваши труды и риски. Что вы теперь на всё это скажете, уважаемый Давид Соломонович?