Текст книги "Малолетка"

Автор книги: Андрей Бадин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 8

Это произошло девять лет назад, в те далекие времена, когда Алексей был женат на своей любимой Татьяне. В тот злосчастный месяц их обожаемой дочери Анечке исполнился ровно годик. Алексей ждал очередного отпуска, ждал, когда они с Таней и Анечкой поедут в Санкт-Петербург к родителям жены. Те были старенькие, жили под Питером и сами никак не могли приехать. Но повидать внучку им очень хотелось, вот они и уговорили семью Коноваловых приехать к ним погостить на целый месяц. Решили ехать поездом.

В том году в эксплуатацию был пущен первый в стране скоростной поезд «Голубая стрела». Он должен был курсировать между Москвой и Санкт-Петербургом. Он развивал по обычному железнодорожному пути скорость триста пятьдесят километров в час и долетал до северной столицы за два часа. Эти рейсы были экспериментальными и совершались раз в неделю. Билеты на них достать было практически невозможно, но Алексей, используя свои связи, достал два билета.

В то время Алексей Коновалов служил командиром подразделения в отряде особого назначения «Гром» в Главном разведывательном управлении при Генеральном штабе СССР в звании майора. Он обратился к руководству с просьбой помочь ему с билетами и незамедлительно получил их.

Алексей, Таня и Анечка отправились в путь. Вещей взяли немного, всего четыре чемодана и две спортивные сумки. Кто хоть раз путешествовал с грудными детьми, знает, как это хлопотно.

На Ленинградский вокзал они прибыли за час до отправления и сразу направились в комнату матери и ребенка, так как Аню надо было покормить. Алексей один тащил эти четыре чемодана и две спортивные сумки. Таня предложила ему нанять носильщика, но он героически отказался. У Алексея с утра почему-то было плохое настроение, и он раздражался по пустякам. Он нес поклажу и сопел, как навьюченный мул, взбирающийся в гору. За это время он проклял еще не начавшийся отпуск, поезд и строптивых Татьяниных родителей, желающих увидеть внучку, но не готовых совершить для этого хоть минимум усилий.

– На хрена нужно везти через всю страну годовалого ребенка, – апеллировал он к жене, но та была непреклонна и решила, что ее родители должны увидеть Аню. В конце концов Леха сдался, но эта затея все равно была ему не по душе.

И вот подали поезд. Пассажиры и провожающие ахнули, когда его увидели. Перед ними красовался серебристый экспресс, не похожий ни на один поезд в мире. Его головной вагон, он же тягач, имел вытянутой формы кабину, очень напоминающую нос истребителя-перехватчика. Углепластик, из которого были сделаны вагоны, превосходил прочностью все имеющиеся в мире металлы. Между вагонами не было зазоров, и поезд всей своей формой напоминал длинного, гибкого серебристого червя. Алексей очень удивился, когда не разглядел в вагонах дверей. На самой деле они плотно, без щелей закрывались, и их не сразу можно было заметить.

Перед отправкой поезд, подобно самолету, герметизировался и во время движения покоился на воздушной подушке. Именно эта подушка обеспечивала ему плавность и безопасность хода. Сферической формы огромные окна придавали вагонам вид космического корабля из фантастических фильмов.

Да, «Голубая стрела» был поездом будущего, уникальным творением гениальных советских инженеров и конструкторов и превосходил по своим ходовым качествам все имеющиеся в мире аналоги. Даже японские суперэкспрессы с их монорельсами ему в подметки не годились.

Алексей втащил в купе поклажу, кинул ее на пол, а сам без сил плюхнулся в кресло. Кресла и все убранство салона были просто революцией в дизайне.

Вагоны «Голубой стрелы» внутри разделялись на купе, как и в обычных поездах, но были они просторнее, светлее. Алексей взял билеты в купе на двоих человек и уплатил приличную сумму. Она была больше, чем цена билетов на самолет.

Таня усадила Анечку в большое черное кресло, пристегнула ремнем и дала ей бутылочку с водой. Девочка открыла крышку, засунула соску в рот и начала жадно пить.

Вдруг запищала рация, и Аня обратила внимание на звук и показала пальчиком, что ей это интересно. Алексей вынул из кармана небольшой, с пачку сигарет, прибор и вышел на связь.

– Пикар, Пикар? – услышал он голос своего связного.

– В эфире, – ответил Коновалов и приготовился к самому худшему.

– Вам надо срочно прибыть в управление. Отпуск отложите.

– Вас понял, буду, – ответил он и выключил рацию.

Татьяна тяжело вздохнула и начала укладывать вещи в шкафы. Она привыкла к его долгим, опасным командировкам, ночным вызовам и срочным откладываниям отпусков. Такая у него была служба.

Алексей подошел к жене, обнял ее за плечи.

– Ты прости, но, видимо, и этот отпуск ты проведешь без меня.

– Я понимаю, – ответила Таня, – ты не можешь отказаться.

– Да, – он опустил голову, – но, может, это не командировка, а срочный вызов на пару дней. Какой-нибудь придурок захватил автобус или самолет, и надо его уничтожить. Как только станет ясна цель вызова, я тебе перезвоню и сразу приеду.

– Ладно, езжай, мы сами доберемся. На перроне найму носильщика, а возле входа в здание вокзала отец меня встретит. Он, наверное, приедет на машине, так что доедем, не волнуйся.

– Возьми деньги и билеты, – Алексей вынул из портмоне толстую пачку купюр (в то время денег было море, а в магазинах пусто) и передал жене.

До отправки осталась одна минута и по вагонам объявили, что провожающим следует выйти на перрон, а пассажирам занять места в креслах и пристегнуться. Во время разгона поезда запрещалось стоять в купе или ходить по коридорам.

– Как в самолете, – заметил Алексей. – Ну ладно, до свидания. – Он поцеловал жену, дочку и направился к выходу. Он вышел на перрон, а массивные, герметические двери захлопнулись за ним и разделили его жизнь на две части. Он снаружи подошел к окну и в последний раз взглянул на свою жену и ребенка.

Таня подняла Анечку, и та, увидев папу за толстым стеклом, улыбнулась и помахала ему ручкой. Татьяна что-то говорила ей, указывая на Алексея, но слов ее не было слышно. Потом они сели в кресло, жена поудобней усадила дочь на руки и пристегнулась.

Поезд тронулся и начал плавно набирать скорость. Окна поплыли перед взором Коновалова, и он увидел в соседнем купе молодую женщину, с таким же, как и Анечка, годовалым ребенком-девочкой. Они сидели в кресле и махали руками молодому мужчине на перроне, видимо, их папаше. Он, как и Алексей, провожал свою семью в дальную дорогу.

Через минуту поезд скрылся из вида, и Коновалов пошел к своей машине. В то время у него была новая «Волга». Когда он на платной стоянке садился в нее, то заметил того самого, провожавшего жену и ребенка папашу, усаживающегося в свои «Жигули».

Когда Алексей выезжал на Комсомольскую площадь, то чуть не врезался в зад все тем же «Жигулям». Ее водитель нарушил правила: резко повернул вправо из левого ряда и пересек дорогу Коновалову. Только отличная реакция Алексея позволила избежать аварии. От резко тормознул, а нарушитель его даже не заметил. Он остановился у тротуара, открыл дверь, и к нему в салон села молодая, красивая женщина.

Алексей спешил на работу и поэтому не стал вылезать из автомобиля и бить морду неумелому чайнику. Он только ругнулся про себя и подумал:

«Этот козел в «Жигулях» отправил жену с ребенком в путь, а сам по бабам. Бывают же такие».

Алексей прибыл в резиденцию через двадцать минут и сразу пошел на второй этаж, в кабинет командира отряда полковника Петрушина. Там уже сидели пять человек из разведгруппы Коновалова.

– Извини, что прервали твой отпуск, – начал полковник, – но политическая ситуация резко изменилась… В одной из кавказских республик России к власти пришел неугодный, не подчиняющийся приказам Кремля лидер. Они сами его привели к власти, но он вдруг возомнил себя великим освободителем, вышел из-под контроля. И теперь его надо ликвидировать во что бы то ни стало. Это дело очень сложное и опасное, потому что республика наводнена оружием. Там даже женщины и дети его носят. Руководство страны поручает вам, как самой опытной, самой подготовленной группе выполнить это задание. – Полковник достал из стола фотографию и показал ее агентам.

Алексей увидел на ней человека, про которого каждый день трубили газеты, по телевидению показывали репортажи, очерки, интервью.

– Разработка операции ложится на майора Коновалова, – сказал полковник. – Он у нас гений терактов, спецопераций, вот пусть и думает, как его заколбасить. Пока идите потренируйтесь, а через час вся интересующая вас информация будет у меня. Через час в моем кабинете.

Офицеры встали и пошли в тир поупражняться в стрельбе.

«Конец отпуску, – думал Алексей, всаживая одну пулю за другой в выскакивающие со всех сторон манекены. – Как там моя Таня с Анечкой, наверное, уже на полпути в Питер?»

Он не знал, что через час после отправления, на скорости триста пятьдесят километров в час, у «Голубой стрелы» лопнула ось колесной пары третьего вагона. Поезд был создан по последнему слову техники и напичкан электронными датчиками сверху донизу. Компьютер моментально определил поломку и начал экстренное торможение, но было уже поздно. Лопнувший вал воткнулся в шпалы и подкинул вагон над полотном. Приземлился он мимо рельсов. Летящий с огромной скоростью поезд накренился, третий вагон, а за ним и электровоз упали набок и понеслись в поле. Весь состав моментально опрокинулся и, как огромная змея, устремился за ними. Послышался рев рвущихся стальных конструкций, лязг обшивки и звон стекол. Электровоз, пролетев более километра, зарылся своей остроносой мордой в грунт на пять метров и только тогда остановился. Остальные вагоны начали по инерции врезаться в него, вставать на дыбы, переворачиваться и обрушиваться друг на друга, создавая неимоверной величины завал. Грохот и лязг слились воедино с воплями тысячи людей. Хвостовые вагоны поезда оторвались от состава и кубарем покатились в овраг, ломая на своем пути деревья и сминая кустарник. Обезумевшие от страха пассажиры кувыркались в них, как шары в лототроне. Пятый вагон воткнулся бортом в вышку высоковольтной передачи, срезал ее, как отточенный нож режет мягкую морковь, и покатился дальше. Провода и сама мачта обрушились на искореженный состав, выбросив колоссальный сноп искр. Высоковольтная дуга, подобно разряду молнии, образовав в воздухе многометровый горб, с треском ударила в электровоз. От чудовищной температуры обшивка воспламенилась, и огонь окутал вагоны. Через несколько секунд искореженный, деформированный состав замер в низине, часть его уже была объята пламенем. Крушение произошло с такой умопомрачительной скоростью, что никто не успел понять, что случилось. Несколько сот человек, ехавшие в первых четырех вагонах, погибли сразу, в одно мгновение. Их изуродованные тела валялись не только в купе и коридорах, но и на земле возле поезда. Во время удара они пробивали толстые стекла и вылетали наружу. Они, окровавленные, изуродованные, сотнями лежали повсюду.

В этот самый миг Алексей Коновалов расстреливал очередного воображаемого врага.

Прошло полчаса, и в тир вошел полковник Петрушин. Он подозвал Алексея к себе, и они вышли из тира, так как из-за грохота выстрелов там невозможно было разговаривать.

– Крепись, Алексей, – издалека, сурово начал полковник, – поезд «Голубая стрела» потерпел крушение под городом Клином, в ста километрах от Москвы. Есть жертвы. Полная информация отсутствует.

У Алексея потемнело в глазах. Он представил себе, во что может превратиться поезд, сошедший с рельсов при скорости триста пятьдесят километров в час.

– Бери машину, езжай туда, но завтра утром я жду тебя. – Полковник похлопал его по плечу. – Надейся на лучшее, может, они живы.

Как Алексей добрался до полей совхоза «Клинский коммунар», он не помнил. Все его думы были о жене и дочке. Он помнил, что как загипнотизированный вдавил педаль газа в пол и гнал машину на предельной скорости до тех пор, пока не остановился возле милицейского поста.

– Куда прешь, – заорал на него капитан милиции с выпученными от ужаса глазами. Он пропускал только машины «Скорой помощи» в одну и в другую стороны. Вдалеке виднелись разбросанные вагоны и столб дыма. Огонь уже потушили, а вокруг состава стояли машины медиков, милиции и пожарников. Прибывали военные на грузовиках.

– Пропусти, там мои жена и дочь, – рявкнул Алексей и показал удостоверение майора КГБ. У всех агентов его группы были такие удостоверения, «прикрывающие» их настоящее место работы.

Капитан, увидев корку, вытянулся по стойке «смирно».

– Пропусти его, – закричал он лейтенанту-танкисту, дежурившему у наспех изготовленного шлагбаума. Тот приподнял полосатую жердь и махнул Коновалову – мол, проходи.

– Много жертв?

– Погибли все или почти все. Есть раненые, но их немного. Кто уцелел – калеки.

Стоял прекрасный августовский день, на голубом безоблачном небосводе сияло яркое, палящее солнце, пели птицы, и природа радовалась жизни. Но на дне небольшой низины, недалеко от разрушенного железнодорожного полотна, безраздельно царствовала смерть.

Алексей остановил машину возле оврага, вышел и с трепетом взглянул на то, что осталось от некогда прекрасного творения умелых человеческих рук.

Деформированная, искореженная масса металла бесформенной горой возвышалась из низины, и невозможно было понять, что перед тобой. Кое-где валялись куски серебристой обшивки, исковерканные колесные пары, изогнутые станины вагонов. Огонь уже удалось потушить, но дым еще шел из недр этой огромной свалки.

Уцелевшие пассажиры толпились у машин «Скорой помощи» и о чем-то тихо разговаривали. Коновалов спустился к ним, подошел к первому, стоящему ближе всех мужчине с измазанным кровью лицом и спросил:

– Вы не видели молодую женщину с годовалой девочкой?

Мужчина посмотрел на него, и глаза его моментально наполнились слезами.

– Я только что потерял жену и ребенка. Почему они, а не я? – Он закрыл лицо руками и тихо заплакал. – Уж лучше бы и мне вместе с ними, – шептал он. – Как мне теперь жить-то? – Он сел на оторванное колесо, валявшееся на земле, и зарыдал. Голова у него была пробита, и из небольшой выстриженной и обработанной зеленкой раны сочилась кровь. Бинтов на всех не хватало, и поэтому легкие ранения только дезинфицировали и по возможности делали укол от столбняка. И то не всем.

Алексей пошел дальше. Через несколько метров он наткнулся на трупы. Они лежали прямо на земле и ничем не были накрыты. Возле них ходили уцелевшие, убитые горем люди и искали среди погибших своих близких.

Пожилая женщина, с грязной целлофановой сумкой в руке подходила к каждому умершему, наклонялась над ним и вглядывалась в искаженное гримасой ужаса лицо. Видимо, она искала сестру или дочь, потому что Алексей расслышал ее шепот:

– Катенька, Катенька, где же ты, моя Катенька? – Осмотрев очередное тело, она несколько раз крестила его дрожащей рукой и направлялась к следующему.

Вдруг Алексей увидел джип «Чероки», милицейские «газики» и нескольких человек возле них. Там были люди в милицейской форме, в экипировке спасателей МЧС, военные, милиционеры и штатские. Они о чем-то беседовали, звонили по телефонам и пользовались рацией. Коновалов понял, что это оперативный штаб.

Он подошел к ним и, не зная, к кому обратиться, спросил у первого попавшегося милиционера:

– Кто здесь старший?

– Вон тот парень из МЧС, он командует работами по спасению потерпевших. А мы только следим за порядком.

Алексей подошел к коренастому мужчине лет тридцати, разговаривающему по спутниковому телефону.

– Пришлите еще «Скорые» и труповозки. Освободите по возможности морги. Мы не можем везти их в Москву – жара.

Коновалов подождал, пока тот договорит, а потом спросил:

– Скажите, есть списки погибших и оставшихся в живых?

– Никаких списков нет, нет времени на это. Мы раненых из-под обломков достаем. Там еще несколько десятков человек осталось, они живы, и надо их дотемна спасти.

– А сколько погибших?

– Пока неизвестно. По всей округе части тел собираем. Я в МЧС с самого его основания, много аварий видел, и авиа, и железнодорожных, но такого ужаса не припомню. – Он обессиленно сел на деревянный ящик из-под помидоров, дрожащими пальцами достал из смятой пачки сигарету и закурил. – Окрестные больницы переполнены, куда раненых везти, не знаем. Морги забиты, куда возить трупы, на чем? – Он снова затянулся. – А вы кто? – спросил он после паузы.

Алексей достал удостоверение и показал его командиру спасателей.

– А-а-а, – произнес тот, – у нас ваши уже имеются. – Он указал на мужчин в белых рубахах и галстуках, стоящих на железнодорожном полотне. Рядом были люди в милицейской и железнодорожной форме.

– Я здесь как частное лицо, – произнес Алексей. – В этом поезде ехали моя жена и дочь. – Алексей замолчал. Кислый ком вдруг подкатил ему под горло, и он почувствовал, что у него вот-вот сдадут нервы и он заревет как белуга.

Эмчеэсовец с сочувствием посмотрел на него и ничего не сказал.

– Я должен был ехать с ними в этом проклятом поезде, но меня вызвали на службу прямо из вагона, за две минуты до его отправки.

– Сочувствую, – произнес командир. – В каком вагоне они ехали?

– В третьем.

Спасатель поднял серьезный взгляд на Алексея и произнес:

– Если в третьем, то надежды, что они выжили, нет. Электровоз и первые три вагона полностью уничтожены аварией и огнем, и в них только обгоревшие трупы.

– А где раненые? – Алексей все-таки хотел посмотреть, нет ли там своих.

– Тяжелых срочно отправляем в ближайшие больницы, а тех, кто отделался ушибами, осматриваем и пока оставляем здесь. Ты сходи к потерпевшим, посмотри, поспрашивай, может, кто-то видел женщину с грудным младенцем. Если там не найдешь, то осмотри трупы. Если и среди них нет, то… или они были ранены и их увезли в больницу, или…

Коновалов, не помня себя, передвигаясь как лунатик, пошел к потерпевшим.

Он приблизился к одиноко стоящей молодой женщине, спросил:

– Вы не видели молодую женщину с годовалой девочкой на руках?

– У меня была девочка и ей было три годика, – будто в прострации произнесла та. – Теперь ее нет. И мужа тоже нет. – Вдруг она улыбнулась и засмеялась. Алексей отпрянул от нее и, поняв, что с рассудком ее что-то случилось, ужаснулся.

– Ее больше нет, моей маленькой. Нет! Нет! – Мать перестала смеяться и вдруг закричала так громко, что у Коновалова в ушах заболели барабанные перепонки. Женщина упала ничком на землю и начала биться в конвульсиях. Алексей подбежал к ней, обхватил за плечи, поднял и прижал к себе.

– Успокойся, успокойся, – повторил он.

К ним подошли двое врачей, взяли бьющуюся в истерике мать и отвели к «Скорой».

Коновалов решил ни к кому больше с вопросами не обращаться, все равно они ничего не давали. Он начал сам осматривать потерпевших.

За два часа поисков он обошел все место происшествия, но свою жену и дочь среди живых не нашел.

Собравшись с духом, он решил поглядеть на трупы. Он приблизился к поляне, где они были сложены, и начал осмотр. Вместе с ним ту же горькую, тяжелую процедуру проделывали по меньшей мере еще пятьдесят человек. Все они поочередно подходили и склонялись над каждым из трехсот тел.

Алексей проходил более часа, пока не наткнулся на маленький, завернутый в белую, окровавленную пеленку трупик грудного ребенка. Но это была не Анечка Коновалова.

Со слезами на глазах Алексей отошел в сторону.

«Наверное, это ее мать билась в истерике, рыдала и кричала, до конца еще не осознав, что ее маленькая, любимая доченька, которой жить да жить, лежит на земле, мертвая и холодная. Может, и моя Анечка покоится где-то на зеленой траве, а я не могу ей ничем помочь. Я не был в нужную минуту с ней рядом, не закрыл ее своим телом и не оказался вместо нее на этой траве. – У Алексея больно защемило сердце, он испытал отчаяние от своей беспомощности: – Проклятая служба. Жизнь и здоровье любимой жены и ребенка я променял на эфемерное чувство долга. Долг прежде всего надо выполнять перед своими родными и близкими».

Три часа поисков результата не дали, и он решил посмотреть среди обугленных людских тел. Алексей подошел к первому трупу и ужаснулся от того, что увидел. Это было два обгоревших, сцепленных в предсмертной агонии тела. Кто они, определить было невозможно. Тело покрупнее, видимо, принадлежало мужчине, а то, что поменьше, – женщине. Мужчина, пытаясь защитить ее, прижал к себе, обнял, прикрыл от нестерпимого жара, но…. Они так и остались навеки вместе. Никогда не расставайтесь со своими любимыми, ни в радости, ни в горе.

Коновалов долго не мог прийти в себя. На некоторое время он отошел в сторону и успокаивался. Затем он продолжил осмотр.

Он видел разорванные надвое тела, причем иногда их части явно принадлежали разным людям. Видимо, спасатели в спешке, от усталости или кошмарной загруженности путали их. Алексей видел туловище мужчины с лежащими рядом женскими ногами.

Наконец он увидел то, ради чего столько времени провел в поисках. Он всячески гнал от себя мысль о возможности такой развязки, но… Перед ним лежали два сожженных тела. Женское и детское. Они были изуродованы до неузнаваемости, обуглены. Внутри у Алексея все сжалось. Он не хотел верить, что это его жена Таня и дочь Анечка. Слезы покатились у него по щекам, он зарыдал. Он стоял над телами единственных, самых близких, самых дорогих ему людей и не знал, что ему делать.

Алексей вспомнил, как они радовались в тот день, когда Таня сообщила ему, что у них будет ребенок. Он вспомнил, как прикладывал ухо к уже большому, мерно колыхающемуся животу и слушал колебания еще не родившейся, но уже живущей своей потаенной жизнью доченьки. Они с женой ждали, когда наконец в их доме появится желанное дитя, и дождались. Он вспомнил, как провожал жену в роддом, как ждал первого телефонного звонка, первого известия о рождении дочери, вспомнил, как со страхом, впервые в жизни взял ее, еще незрячую, на руки и не знал, что с ней делать.

Алексей вспомнил, как они с женой, усталые и сонные, по ночам меняли подгузники, кормили свою любимую кроху, пеленали и как долго и нежно укачивали ее на руках, пока она не засыпала. Он вспомнил, как они, уставшие от всех этих бессонных, тяжелых дней и ночей, ругались по пустякам, но всегда безропотно выполняли свои родительские обязанности. Они безмерно любили друг друга и свою дочь.

Алексей вспомнил ее первые молочные зубки, первые шаги и как они умилялись, слыша ее задорный смех, видя ее улыбку и неуверенные, забавные детские движения. Они целовали ее во все места и радовались каждому ее грамму и сантиметру.

Теперь ее крохотный, беспомощный, обугленный и уже остывший труп лежал в объятиях ее мертвой матери.

Алексей вдруг представил, как в те ужасные мгновения Таня схватила беспомощную Анечку на руки и прижала к груди, как пол вагона поднялся дыбом, и как потолок оказался под ногами. Она, прикрывая ее своим телом, кубарем покатилась по купе, ударяясь об углы и выступы, о стены, пол и потолок. Страшнейший силы удар согнул вагон пополам, переломил его как тростину и метнул на крышу другого вагона. Многотонная мачта высоковольтной передачи обрушилась на него и, сплющив борта, раздавила, как картонную коробку. От короткого замыкания начался пожар, вся пластиковая обшивка вагона запылала, и за считанные секунды пламя сожгло обезумевших, не понявших, что с ними произошло, пассажиров.

Он представил себе, как смертельно раненная Таня, пытаясь собой защитить Анечку от огня, медленно ползла к двери, но дорогу ей преградил жар. Огненный смерч понесся по купе, облизывая людей своим алчным, испепеляющим языком. Повсюду слышались стоны и крики о помощи, но безжалостная стихия растворила их в своем реве. В последние мгновения жизни Таня думала не о себе, а о своей доченьке. Но из смертельной западни не было выхода. В огне погибли многие, одна треть от всех ехавших в суперпоезде пассажиров.

Прошел час. Алексей встал и побрел куда глаза глядят.

– Майор, – вдруг окликнул его знакомый голос. Это был командир спасателей МЧС. – Нашел своих?

Коновалов ничего не ответил, только кивнул головой.

– Плохо? – спросил спасатель.

– Да, очень плохо.

– Прими мои соболезнования, – спасатель подошел к Алексею и положил ему руку на плечо. – Выпить хочешь?

Алексей недоуменно посмотрел на него, а потом, после недолгих раздумий согласился. Вообще-то он не пил ничего спиртного, чтобы не потерять приобретенную в многолетних тяжелых тренировках спортивную форму, но сейчас было не до того. Умудренный опытом эмчеэсовец знал, что Коновалову надо избавиться от колоссального нервного стресса.

– Тебе желательно хоть немного принять, хоть немного, а то потом может и сердце отказать или крыша поедет, – тоном наставника посоветовал он.

Коновалов и командир подошли к наспех установленной штабной палатке.

– Как тебя звать-то, майор? – по дороге спросил командир, – а то я в твоем удостоверении звание запомнил, а имя и фамилию – нет.

– Алексей Коновалов, – представился Алексей.

– А я Владимир Терентьев.

В палатке уже сидели человек пять и пили. Постоянно подходили новые и новые спасатели. Они выпивали, немного закусывали и уходили разгребать завал и вытаскивать из-под обломков живых людей и трупы.

«Видимо, так они сбрасывают нервное напряжение, – подумал Алексей. – Каждый день смотреть на людское горе не всякий сможет».

Володя открыл бутылку, налил два стакана и один протянул Алексею. Тот взял его и махом выпил. Несмотря на то, что он не ел целый день, закусывать он не стал.

– Леха, ты уверен, что нашел своих? – спросил Владимир. – Ты их опознал?

– Трудно сказать, они сильно обгорели, но другой матери с грудным ребенком среди тел я не видел. Я нашел труп грудничка, но он лежал один и ему на вид было полгодика. – Алексей вспомнил эту ужасную картину и заплакал.

– А почему ты думаешь, что в поезде должны быть еще матери с детьми?

– Я видел в соседнем купе женщину с годовалой девочкой. Но среди трупов я их не обнаружил.

– Так, может, это они погибли, а твои живы? – допустил Терентьев.

– Не знаю. Я не нашел ни одного доказательства, опровергающего или подтверждающего то, что это мои или не мои жена и дочь, – Алексей вытер слезы.

– Ладно, поступим так, – сказал спасатель, – в этой толчее ты все равно ничего не узнаешь. Сейчас следователи из УВД сверяют списки пассажиров поезда, выясняют, кто из них погиб, а кто выжил. Это кропотливая работа и долгая, но они обязательно проверят по больницам и установят, кто выжил, а кто погиб. Может, твоя жена и дочь живы.

– Не верю я в это.

– Выясним. Я тебе дам человека, ты проведи его к тем трупам, и он привяжет к ноге бирочку с инициалами твоих близких. Но, повторяю, их гибель – лишь предположение. Ты знаешь, сколько на моем веку было случаев, когда человека долгое время считали погибшим. Родственники уже похоронили останки, помянули его на третий, девятый и сороковой день, а через три месяца он заявляется домой живой и невредимый. Он все это время находился в больнице, лежал в коме, без сознания и не мог дать о себе знать. Вот как бывает. – Командир спасателей снова закурил. – Если найдутся живые мать и дочь из соседнего купе, то значит, обгоревшие трупы принадлежат твоей жене и дочери. И все равно надо проводить исследования тканей и определять по генам, кто есть кто. Ты оставь свои координаты и запиши мои, и мы через пару дней созвонимся, и я тебе сообщу о результатах.

Алексей дождался, пока тела его жены и ребенка перевезут в ближайший морг, и поехал в Москву.

Домой он вернулся поздно ночью, прошел в комнату, не раздеваясь, лег на кровать, уставился в потолок и заплакал. Через некоторое время его плач превратился в рев, он перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Затем он, измученный, заснул крепким сном.

Проснулся Алексей в полдень. Все его мысли были там, в несущемся навстречу смерти поезде. Он мысленно представлял себя в купе вместе с Таней и Анечкой, представлял, как происходит катастрофа и как он гибнет вместе с ними.

Его охватила депрессия. Он целые сутки лежал на кровати, не ел, не пил. У него почти без перерывов звонил телефон, но он не снимал трубку и в конце концов выключил его. Он знал, что его разыскивают с работы. К вечеру первого дня начались звонки в дверь, но он к ней даже не подходил. Он только позвонил в похоронное агентство «Ритуал» и вызвал агента на дом.

Спокойный, тихий, вежливый мужчина преклонного возраста приехал, как обещал, через час. Алексей заказал ему гробы, ритуальные принадлежности и автобус для перевозки тел из Клина в Москву. Затем он расплатился, и агент тихо удалился, оставив свою визитную карточку.

Алексей снова погрузился в воспоминания. Он рассматривал фотографии жены, дочки. Так прошли два дня. На третьи сутки он собрался перевезти тела родных в Москву и похоронить. Первым делом он позвонил командиру спасателей МЧС Владимиру Терентьеву.

– Алло, здравствуйте, – хрипло произнес Алексей, – это Алексей Коновалов.

– А-а-а, добрый день, – эмчеэсовец сразу его вспомнил.

– Выяснили что-нибудь по поводу моих близких?

– Слушай Алексей, мне тяжело тебе сообщать, но, наверное, твоя жена и ребенок погибли. Мы нашли в больнице женщину с годовалой девочкой, ехавших в соседнем купе, но муж их уже забрал домой. У женщины травма головы средней тяжести и стресс, но она сейчас проходит лечение сном и обязательно поправится, а ребенок жив и здоров. Они остались живы потому, что по счастливой случайности вышли из своего купе в вагон-ресторан. А он был в седьмом вагоне.

Алексей вспомнил в мельчайших подробностях мимолетную встречу с тем счастливым отцом, чьи жена и дочь остались живы. Он вспомнил, как тот подрезал его на повороте, как посадил смазливую девицу к себе в машину и как они, наверное, поехали отдыхать и заниматься любовью.

«Повезло ему, чертовски повезло, – подумал Коновалов, – а мне нет». – Первый раз в жизни Алексей позавидовал другому человеку, дико позавидовал.

Через три часа он приехал в морг в небольшом провинциальном городе Клин. Его поразило количество похоронных автобусов вокруг здания. Сегодня был третий день после страшной аварии, и несколько десятков человек собрались забирать тела погибших родственников.

Коновалов прибыл один, так как родственники жены почему-то не приехали. Он отправил телеграмму и деньги на дорогу, так как знал, что они люди бедные, но их не было.

«Может, телеграмму не получили, а может, убитые горем старенькие мать и отец Танечки не смогли собраться в неблизкий путь», – решил он.

Перед тем как закрыть гробы, Алексея проводили в покойницкую и показали их содержимое. В большом лежало тело Татьяны, накрытое с головой белой простыней. Полупьяный санитар приподнял простыню и показал ее черное обугленное лицо. Затем он накрыл ее голову, шатаясь, прошел к ногам и продемонстрировал бирку с именем и фамилией погибшей. Коновалова Татьяна Валентиновна – было написано на фанерке шариковой авторучкой. Далее стояла дата смерти. Санитар накрыл гроб крышкой и заколотил его. Затем он показал отцу тело дочери.