Текст книги "Вкус порока"

Автор книги: Андрей Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Я пребывал в другом мире и не сразу включился.

– Дмитрий Сергеевич? – прозвучал сварливый голос, – Не хотелось бы извиняться за поздний звонок… Надеюсь, не разбудил?

Я молчал.

– Это Краузе. Доктор Краузе. Мы с вами беседовали сегодня в «Анадели», а потом вы избавили меня от необходимости платить пластическому хирургу. Почему молчите, Дмитрий Сергеевич?

– Можно минутку, пожалуйста? – попросил я.

– Вам нужна перезагрузка, – догадался Краузе, – Хорошо, давайте в два часа ночи испытаем мое терпение.

Звучало так, как будто это я ему позвонил! Я «загружался» медленно – чему не способствовало созерцание матово проступающих в свете ночника женских прелестей.

– Держу пари, вы не спали, – заметил Краузе, – Вы не один. Телефон расположен далеко от предмета вашего вожделения, и вам приходится выворачивать шею, чтобы не порвать эту хрупкую связующую нить.

Я чуть не поперхнулся.

– Это так очевидно?

– Позвонки хрустят, – объяснил Краузе, – Во-первых, подходящее время. Во-вторых, вы не любитель проводить ночи в одиночестве. Будь вы один, отозвались бы грубее. Будь вы равнодушны к своей партнерше – грубость все равно бы звучала. Вы во власти эмоций, нежелания прерывать свое занятие, вы должны быть в ее глазах отличным парнем ВО ВСЕМ. Чего стоит это приторное «Можно минутку, пожалуйста?» Вместо того, чтобы выразиться емко и по-русски. Только не говорите, что встретили женщину, которая вас понимает и готова с вами на все.

– Но так и есть.

– Какая чушь! – рассмеялся психоаналитик, – Вы взрослый мужчина, всего на пять лет младше меня, а несете такую романтическую глупость. Впрочем, не полезу к вам в постель, все равно через неделю вы расстанетесь.

– Может, к делу, Александр Петрович? А со своей личной жизнью я как-нибудь сам.

– Нам нужно встретиться.

– Звучит неожиданно, – признался я, – Надеюсь, не для того, чтобы неприятно провести время?

– Вы можете сейчас подъехать? Это не телефонный разговор.

Я чуть не рассмеялся.

– Вы серьезно, Александр Петрович? Нет и еще тысячу раз нет. Вы неглупый человек, понимаете, что я не брошу все и не помчусь к вам через пол-Москвы. Смутно, кстати, представляю, что у нас общего.

– Диктую по буквам: НИ-ЧЕ-ГО. Именно это и подкупает. Хорошо, не приезжайте. Имею предложение. Мне требуется помощник. Не знаю, о чем вы подумали, но он мне действительно требуется.

– От вас сбежал шофер! – догадался я, – А сами вы машину не водите по обстоятельствам, которые не мое собачье дело.

– Да, он уволился, – неохотно признался Краузе, – Но поверьте, мне требуется не только шофер.

– Горничная с поварихой тоже уволились?

– Пока нет. Горничная с поварихой – одно лицо.

– Сочувствую этой женщине.

– Избавьтесь от сарказма. Я долго думал и пришел к выводу, что вы мне подходите.

Настал мой черед смеяться утробным смехом.

– А вы подумали, Александр Петрович, подходите ли ВЫ мне?

– Давайте без грубостей, Дмитрий Сергеевич. Хорошо, буду с вами откровенен. Мне требуются «ноги» – надеюсь, вы догадываетесь, какой смысл я вкладываю в это слово.

– Мальчик на побегушках, – расшифровал я.

– Как угодно. А также шофер – поскольку управлять я не умею даже продуктовой тележкой. В моем гараже три машины – и все они несколько отличаются от вашей. В определенных ситуациях мне нужен телохранитель – достаточно вспомнить сегодняшний случай в ресторане. Мне нужна ясная голова – голова человека со стандартным мышлением и коэффициентом интеллекта чуть выше среднего. Не забывайте, что я не только провожу сеансы психоанализа, но и выполняю некоторые поручения… м-м, не связанные с криминалом, а в некотором роде, наоборот. Мне требуется человек, способный провести деликатную беседу с родственниками или знакомыми моих пациентов, поскольку одним психоанализом – готов это признать – любопытство не утолишь и преступление не раскроешь. Вы частный детектив и умный человек – у вас получится.

«А не нужен ли ему человек, на которого можно вываливать свои комплексы и проблемы?» – резонно обеспокоился я.

– Ваша карьера частного сыщика не складывается – уж простите, я навел справки. Характер не тот, чтобы вкалывать двадцать четыре часа в сутки. У вас даже офиса нет.

– А вам какое дело? – возмутился я, – То вы в постель ко мне заглядываете, то…

– Дмитрий Сергеевич, вы меня нервируете, – безапелляционно заявил собеседник.

– А вы меня, Александр Петрович? Зачем вам это надо? Вы и так процветаете, наймите шофера.

– Процветаю, просто караул, – проворчал Краузе, – Предлагаю не ссориться раньше времени. Итак, ваша карьера не ладится. Зарабатываете вы мало. Я предлагаю твердый оклад. Сумма, аналогичная двум тысячам североамериканских долларов…

– Послушайте, Александр Петрович, неужели вы всерьез полагаете, что меня заинтересует ваше пре…

– Хорошо, поднимаем до трех. Кухарка будет готовить и для вас – незачем спускать в ресторанах доходы от аренды квартиры на Сущевском валу. Можете жить в Митино, но я бы посоветовал переехать в мой дом в Аркадном переулке. У вас будет отдельное жилье с отдельным выходом. Обещаю не вторгаться в ваше личное пространство. Можете водить своих девушек, но чтобы я об этом не знал. Могу также добавить, что я придерживаюсь традиционной сексуальной ориентации – если этот вопрос вас почему-либо волнует.

Я практически сдался. Добро пожаловать в клуб умалишенных. Перспективы не окрыляли. Но я всегда мог уволиться!

– Ваше решение, Дмитрий Сергеевич?

– Один вопрос, Александр Петрович. События в ресторане «Анадель» – хотелось бы выслушать вашу версию.

– По аналогии с гражданкой Васюковой. Любой психоанализ может испортить мать клиентки, без памяти любящая в чадо. У пожилой дамы комплекс Иокасты – патологическое влечение матери к сыну. Она всю жизнь стремилась его опекать, потакать запросам, удовлетворять любые его потребности. В обмен хотела сущий пустяк – чтобы сын никогда не женился и не покинул семейную обитель. Всех его подруг она вывела, следила за каждым шагом, полностью контролировала жизнь, и в итоге выросло забитое, придавленное, хотя и доброе существо. На сеанс психоанализа парня привела знакомая, существование которой он держал в тайне. Я работал с ним полтора месяца. Вот вам результат. Итак, вы готовы принять мои условия?

– Нет.

– Отлично. Жду вас завтра утром по адресу Аркадный переулок…

Вот так и началось. Переулок тянулся между Остоженкой и Пречистенкой параллельно десятку ему подобных. Крупных фирм и магазинов в этой части города не было. Преобладала старая, приятная глазу застройка, тротуары устилала брусчатка, люди передвигались чинно и неспешно, машины еле ползли. Развесистые тополя и стены зданий глушили городские звуки.

Это была пятница 13 мая. Я оставил машину на Пречистенке и вошел в переулок с такой опаской, словно он был вымощен противопехотными минами. Дом под номером восемь частично слагался из каменных блоков, частично из кирпича, имел два этажа, наличники на окнах, пилястры, секущие здание на сегменты, и выглядел вполне опрятно. Скромное крыльцо украшала табличка: «Психоаналитик доктор Краузе А.П. Часы приема…»

Позднее выяснилось, что здание частично приватизировано, на первом этаже доктор принимал посетителей, на втором проживал сам. На крыше имелась площадка с тентом, с которой открывался ограниченный вид на старую Москву.

– Вы к доктору Краузе? – открыла дверь утомленная жизнью женщина средних лет – очевидно, горничная, кухарка и привратница, – Вы записаны? К сожалению, по пятницам доктор принимает только с трех до пяти…

Я объяснил, что в услугах психоаналитика не нуждаюсь, а пришел устраиваться на работу.

– Я вам искренне сочувствую, – вздохнула женщина, посмотрев на меня с такой жалостью, что я едва нашел силы переступить порог. Доктор Краузе предупредил добрейшую Тамару Михайловну, что появится человек, которому следует показать дом и объяснить установленные в нем правила. Присутствовать при этом доктор Краузе не мог. По пятницам он изволил спать, и фраза «Жду вас утром» в данной ситуации звучала странно. Я был воплощением учтивости и скромности. Выслушал рассказ Тамары Михайловны о том, как она уже несколько лет трудится домохозяйкой в этом доме, и недалек тот день, когда она уволится. Не жизнь, а вампирская сага. Шофер Гриша уже уволился – вчера звонил, как будто на свободу вышел после долгой отсидки. Тамаре Михайловне нужно дать медаль – за терпение и покорность. Я уже знаком с характером Александра Петровича? Сглотнув, я сообщил приятной женщине, что только в общих чертах. Главные открытия еще впереди. Она провела меня по дому, объясняя, что можно, а что нельзя. Справа от прихожей с ворсистым половиком, который Тамара Михайловна стирала каждый вечер, находился закуток с вешалками, а далее за стеклянными дверями – «приемный зал». В нем Александр Петрович «изволили работать». Я робко заглянул туда. Просторная комната, жалюзи, паркет, абстрактная живопись на стенах – со сложными мотивами, но в приглушенных тонах. Осовремененная английская гостиная – с мягкими креслами, классической кушеткой, баром из полированного дерева, стеллажами с печатной продукцией. В глубине помещения за бархатными портьерами просматривалась еще одна дверь. Пространство между картинами занимали вычурные светильники-канделябры.

Напротив входа располагалась лестница на второй этаж. Под лестницей – дверь на кухню, комната домработницы. Тамара Михайловна проводила меня в «бельэтаж». Лестница, как ни странно, не скрипела. «Ничего странного. В этом доме никогда ничто не скрипит», – поведала домработница, понизив голос и покосившись на дверь в покои психоаналитика, – «Александр Петрович не выносит скрип. Он его бесит. В этом доме все смазано – каждый месяц он вызывает людей из фирмы, и те проводят работы в доме. В прошлом году ступени начали поскрипывать. Вы бы видели, в какое буйство он впал… Прибыли строители, разобрали лестницу, завезли материал из молодой сосны и ударными темпами, за полтора дня…»

– А что-нибудь хорошее можете рассказать о своем работодателе? Помимо профессиональных, разумеется, качеств.

Тамара Михайловна задумалась.

– Знаете, Дмитрий Сергеевич, возможно, в глубине души он неплохой человек. Но все это так далеко, а ежедневные придирки, чудачества, вымещение злости – это так близко…

Апартаменты Краузе мы обошли стороной. Домработница провела меня по коридору, обитому деревом (похоже, это был единственный материал, не конфликтующий с эстетикой Краузе), показала смежные комнаты, в которых я могу жить.

– Не обольщайтесь, это временно, Дмитрий Сергеевич. Вы кажетесь нормальным человеком. Не думаю, что вас надолго хватит. Александр Петрович уже заводил себе помощника – неудачника из детективного агентства с дипломом психолога. Спокойный уравновешенный человек. Через две недели он превратился в невротика, сбежал быстрее молнии, забыв свой телефон. А потом категорически отказывался за ним возвращаться. Александр Петрович поместил телефон под стекло и теперь хранит, как трофей. А кем вы работали до сегодняшнего дня, Дмитрий Сергеевич?

– Да так, – я смутился, – Назовем это консалтингом, если не возражаете…

Жилище мне понравилось. В мое распоряжение переходили две изолированные комнаты с санузлом и ванной. В помещениях имелось все необходимое, включая компьютер и телевизор. Небольшая уборка с перестановкой – и я бы чувствовал себя человеком. А если еще выгнать мысль, что где-то рядом бродит призрак психоаналитика… Впрочем, с психологическими трудностями я бы справился – от апартаментов Краузе меня отделяли изгиб коридора, молодцеватая пальма в кадушке и солидный накладной замок.

– В вашу квартиру проведен звонок, – известила домработница, – Что-то из «тревожного» Вагнера. Обратной связи нет. Если зазвенит, значит, Александр Петрович находится в гостиной и желает вас видеть. Держите ключи. Это от ваших помещений, это от запасного входа – он же пожарный выход. Вторая лестница в двух шагах за поворотом, дверь выходит во двор. Это ключ от чердака и крыши. Окна первого этажа забраны решетками, на втором этаже решеток нет, но есть сигнализация, которую следует включать в восемь вечера. Питаться можете на кухне – в этом доме всегда есть продукты. Работает служба доставки – ее руководство полностью в курсе предпочтений Александра Петровича.

– О, боже, с чего начинается утро… – провозгласил оперный баритон, и взору оробевшей публики предстал всклокоченный психоаналитик в пижаме, – Ваши голоса меня раздражают, нельзя ли тише? Тамара Михайловна, голубушка, вы уверены, что стирали постельное белье в прошлую среду, а не в позапрошлую? Вы уже приготовили завтрак? Почему искрит проводка в ванной комнате? Неужели так трудно вызвать чистоплотного и трезвого электрика? Дмитрий Сергеевич, почему вы опаздываете?

– Хотите меня уволить? – с надеждой спросил я.

– Не дождетесь, – проворчал Краузе, – По крайней мере, не сегодня. Впрочем, не могу избавиться от мысли, что с вами я хлебну. Строптивость и дерзость в вашей натуре легко уживаются с ленью и робостью. Даже не знаю, что из этого хуже. Кстати, при общении с людьми старайтесь держаться подальше от стен, не опираться на них и прочие предметы – это говорит о недостатке смелости и независимости. И не держите руки в карманах. Если спрятали в карман левую руку, наблюдательный собеседник заподозрит вас в скрытости. Если правую – в утаивании мыслей и ценной информации.

– А если обе? – не удержался я.

– То это просто неуважение к собеседнику! – вспыхнул Краузе, – Идите, работайте!

День тащился, как контуженая черепаха. Я знакомился с домом, с порядками, с автомобильным парком. Гараж примыкал со двора к дому. Вооружившись доверенностью на «Лексус», БМВ Х-5 и черную «Тойоту-Премио», я навестил страховую компанию, получил полис. Принял телефонный звонок и объяснил своей возлюбленной, что в жизни наступили перемены, и неизвестно, куда качнется маятник. Если она готова пережить со мной трудности – буду рад. Подумав, девушка заявила, что еще не знает, как к этому относиться, и поэтому нам лучше не встречаться пару дней.

Еще одним «чудачеством» доктора Краузе оказалась экономия на электричестве. С его-то доходами? Впрочем, Тамара Михайловна шепнула, что здесь, скорее всего, фигурирует не финансовый фактор, а скрытая боязнь упорядоченного движения электронов. Электричеством доктор пользуется, но предпочитает маломощные источники освещения. И может впасть в бешенство, если обнаружит горящую без нужды и никем не контролируемую лампочку. В детстве, видимо, ударило, решил я. В три часа пополудни я наблюдал с полутемной галереи второго этажа, как доктор Краузе принимает пациентов. Первым прибыл господин в дорогой куртке – коротко стриженный, похожий на барсука. Он что-то подобострастно говорил, яростно тряс доктору руку. Краузе проводил посетителя в гостиную, прикрыл стеклянные двери. Через пятьдесят минут посетитель удалился – доктор довел его до двери, любезно попрощался, закрыл дверь. Скорчил гримасу «как он меня достал» и шмыгнул в закуток, где имелись кран и мыло. Нарисовалась посетительница – с волнующими формами, распущенными рыжими волосами. Она трещала без умолка – какую-то приторную чушь, норовила коснуться плеча Краузе. Он тактично отстранялся и подталкивал даму в гостиную. Двери не закрылись. Я на цыпочках спустился вниз и сунул голову в закуток.

– Что вы делаете? – испуганно зашептала выходящая из кухни домработница, – Это запрещено…

– А если нужно? – прошептал я.

– Вы шпион? –Тамара Михайловна сделала круглые глаза.

– Еще какой, – уверил я и прокрался в закуток.

Дама возлежала на кушетке, скрестив на груди тонкие пальчики с дикими ногтями. Она трещала, как сорока, делясь с врачом своими «смутными ощущениями». Доктор Краузе сидел в массивном кресле, забросив ногу на ногу, и с откровенной скукой поглядывал на пациентку, плывущую по волнам свободных ассоциаций. Дама его не видела, он находился сзади. Доктор сидел лицом к двери, иногда зевал, устремлял тоскующий взор в окно, где бесился месяц май, и радовалась жизни природа. Тяжелая работа, – подумал я.

Пациентка несла вздор – как ей не хочется находиться в центре внимания, что ее не волнует, о чем судачат подруги за спиной, что ее эгоизм отнюдь не в красной зоне, как уверены некоторые. И больше всего ей хочется, чтобы ее слушали, а не перебивали каждые пять минут…

Доктор Краузе едва не вывихнул челюсть, взял блокнот и стал размашисто писать. Закончив, вскинул голову и показал мне кулак. Он снова меня подловил! Я кивнул и сменил позицию.

Репрессий, впрочем, не последовало. Выпроводив посетительницу (она трещала даже после того, когда за ней закрылась дверь), он вымыл руки и поманил меня в гостиную.

– Будем считать, Дмитрий Сергеевич, что ваш интерес к работе психоаналитика вызван служебным рвением. Разберите, пожалуйста, бумаги на подоконнике. Всё, что имеет большую круглую печать «Спецбольница МВД № 10», должно отправиться на мой стол. И незачем смотреть, что там написано. Остальное утилизируйте. Под словом »утилизация» я понимаю процесс сжигания в печи на кухне. И заберите свой паспорт, – он подтолкнул мне мою красную книжицу, – Предварительная проверка вашей личности прошла. Но меня насторожила ваша подпись.

– Поддельная? – с надеждой спросил я.

– Наглая, – отрезал доктор, – Невзирая на вашу пассивность и инертность, вы не прочь повысить свой статус – то есть изменить положение в обществе. Об этом свидетельствует росчерк по диагонали вверх. А привычка ставить в автографе начальную букву имени – о завышенной самооценке, что, в общем-то, неплохо, но…

– Но?

– Но не в этом доме.

Последним посетителем оказался поджарый мужчина в дешевом пиджаке и мешковатых брюках. Он обладал асимметричным лицом, узко посаженными глазами и залысинами до макушки – говорящими, пожалуй, не о богатстве ума, а о недостатке витаминов в голове. Он не был пациентом доктора Краузе. Но порядки в доме знал – вытер ноги о коврик и только после этого вошел в гостиную, покосившись в черноту галереи, скрывающую «наблюдателя». Он не мог меня видеть, но появление господина покоробило. Я не являлся поклонником органов правопорядка, а внешность господина визитной карточки не требовала. Мужчины общались около часа, потом визитер раскланялся и отбыл восвояси. Краузе запер входную дверь, удалился в закуток мыть руки. Дом потрясла гневная рулада в адрес Тамары Михайловны, забывшей сменить обмылок на нормальное мыло!

– Спускайтесь, Дмитрий Сергеевич, – бросил он по завершении драматической сцены, – Что вы там спрятались в темноте?

– Общаетесь с полицией? – спросил я, спускаясь на первый этаж.

– Да… – он небрежно отмахнулся, – Мои двери открыты для самой причудливой публики. Майор Кобзарь Павел Викторович – начальник отдела уголовного розыска ближайшего к нам управления. Иногда подбрасывает работку. Отнюдь не глыбища ума, но обладает похвальной работоспособностью и старается не злоупотреблять взятками. Очко в вашу пользу, Дмитрий Сергеевич. Как вы узнали, что он полицейский?

– Никак, – проворчал я, – Как вы узнаете, проходя мимо индуса, что он индус?

– Ответ принимается, – тряхнул шевелюрой психоаналитик, – Держите список поручений. Седлайте «Лексус» и выполняйте. И не забудьте – в половине девятого вы должны вернуться и отвезти меня на Большую Грузинскую улицу. Есть там… одно дело, – он, кажется, смутился.

Остаток дня я барахтался в московских пробках, выполняя поручения работодателя. Заехал в Староконюшенный переулок – убедиться, что в означенной квартире указанного дома кто-то живет. В квартире кто-то жил. Я поставил «галочку» и отправился на Малую Никитскую улицу – искать другую квартиру. Следовало выяснять, сколько человек в ней проживает, и уточнить приметы каждого. Я постучался в каморку дворника и лучезарно улыбнулся доброму человеку, переживающему среднюю степень опьянения. За спиной работника управляющей компании надрывался телевизор, повествуя о ласковых вечерних цунами в тихоокеанском регионе. Добрый человек старательно наводил резкость.

– Вы хорошо меня видите? – спотыкаясь, произнес он.

– Да, вы в отличном качестве, – я показал бутылку водки, приобретенную в магазине «у дома», и через двадцать минут, снабженный информацией, уже выдвигался на улицу Серегина. Проникнуть в подъезд оказалось сложнее, чем представлялось, но я это сделал. Поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру. Открыл мужчина интеллигентной наружности.

– Здравствуйте, – я назвал указанное в «путеводителе» имя – мужчина кивнул, – Прекрасно. Полагаю, ваша супруга уже знает, кто отец Натальи?

Я понятия не имел, что означают эти слова. В поручении было сказано: найти, озвучить, отследить реакцию и уйти. Субъект смертельно побледнел, схватился за косяк, воровато глянул за спину.

– Кто вы? – хрипло спросил он, – Чего хотите? Кто дал вам право приходить ко мне домой?

– Большое спасибо, – я приподнял условную шляпу и с достоинством удалился.

В половине девятого я въехал в Аркадный переулок. Свет в прихожей не горел. Лестница тонула в полумгле. На кухне гремела посудой Тамара Михайловна. Из-под двери в гостиную пробивалась узкая полоска света. Я постучал, выслушал предложение войти и вторгся в сиятельные покои.

Настольная лампа испускала приглушенный свет. Тяжелые портьеры были задернуты. Доктор Краузе сидел в своем любимом кресле и читал талмуд. Он снял пиджак, верхние пуговицы белоснежной сорочки были расстегнуты. Доктор делал пометки на полях талмуда и постукивал по игрушке на журнальном столике – сестрице Аленушке и братцу Иванушке в виде козленка. Игрушка оснащалась световым диодом – при попадании на нее солнечного или электрического света фигурки забавно танцевали. Но сейчас безделушка находилась в тени, и приводить ее в движение приходилось пальцем.

– Уже вернулись? – хмыкнул Александр Петрович, – Ну, что ж, хорошо, хорошо… Вы проверили – Тамара Михайловна нигде не оставила свет?

– Проверил, – отчитался я. Хотел добавить: «Пиво не пил, котенка не принес», но посчитал эту шутку неуместной, – Тридцать пять минут девятого, Александр Петрович. Вы собирались на Большую Грузинскую. Прикажете подать представительский седан?

– Не поедем, – вздохнул доктор и как-то погрустнел, – Обстоятельства изменились, на Большую Грузинскую поедем завтра. Если и завтра обстоятельства не изменятся…

– Как угодно, – я пожал плечами и отчитался по проделанной работе. Психоаналитик состроил неопределенную мину.

– Ну, что ж, это было предсказуемо. Никакого откровения. Скучно…

– То есть можно было не ездить? – уточнил я.

– Да, пожалуй… – доктор зевнул.

– Отлично. Я свободен?

– Как хотите…

Демоны не являлись, я не просыпался в ужасе, не хватался за травматический пистолет, про который никому не сказал. Утром доктор проводил прием, а я оседлал «пегаса» с пятилитровым мотором и до шести вечера выполнял его пошаговые инструкции. После каждого «шага» я связывался с доктором посредством сообщений в мессенджере, отчитывался и получал новое задание. В половине девятого он вызвал меня из гостиной и потребовал отвезти его на Большую Грузинскую улицу. Он выглядел необычно – приоделся, побрился, был торжественным и каким-то обреченным. Всю дорогу доктор молчал. Когда я загнал машину в глубину двора замысловато изогнутого дома, он приказал сидеть на месте, что бы ни случилось, выбрался из машины и растворился в подворотне.

Происходящее меня не касалось. Я блокировал центральный замок и с удовольствием уснул. Разбудила яростная долбежка в окно.

– Дмитрий Сергеевич, очнитесь же! Кто вам позволил заставлять меня ждать?!

Практически полночь! Доктор Краузе, пыхтя от злости, забрался в машину. Он снова молчал всю дорогу. Но молчал не со злостью, а как-то подавленно, меланхолично, я бы даже сказал, сентиментально. Но когда мы прибыли домой, натура взяла верх. Он ворчал, брюзжал, швырялся ботинками, орал на сонную Тамару Михайловну. В этой темноте он ни черта не видит! Помещения не дезодорированы, детское мыло в мыльнице – абсурд, оно не моет, а злит. Пора бы усвоить за бесцельно прожитые годы, что надо покупать АНТИБАКТЕРИАЛЬНОЕ мыло, и ему плевать, что не успели купить! Тамара Михайловна, глотая слезы, металась по дому, а потом поймала меня на лестнице и изливала душу, что терпение ее иссякло, она уволится, и пусть этот дом зарастает грязью…

Потом настала тишина, и ночь на воскресенье прошла без эксцессов. Утром доктор объявил выходной, и я кинулся прочь из Аркадного переулка, используя «служебный» транспорт в личных целях. В Митино напротив дома красовалась свежая канава, и в квартире не было света, воды и Интернета. Позвонила девушка, взявшая тайм-аут, и намекнула, что если она на меня и обиделась, то это не значит, что она не хочет ко мне в постель. Я описал создавшуюся в Митино ситуацию и назначил встречу на Пречистенке. Избранница явилась – вся такая воздушная, умопомрачительная. Я тащил ее по Аркадному переулку, осыпая поцелуями и нервируя прохожих. Мы пробрались в дом через заднюю дверь, на цыпочках поднялись. Девушка делала большие глаза, хотела знать, чем вызвана таинственность, и что за страшный зверь обитает в этом доме. Я прикладывал палец к губам, затыкал ей рот поцелуями. Мы прокрались в мои апартаменты, заперлись. Я набросился на нее, как голодающий на маисовую лепешку. Она смеялась, обнимала меня, подставляла родинку на шее. Мы сбрасывали одежды с такой скоростью, словно в них завелись блохи. До кровати не добежали, подвернулось кресло. Это было что-то безумное, карусельного типа. Ножки кресла подпрыгивали, вступая в резонанс с женскими стонами. В самый экстатический момент в дверь постучали, раздался испуганный голос домработницы: у меня все в порядке?

– Все отлично, Тамара Михайловна… – хрипло отозвался я, – Занимаюсь мелким ремонтом…

Девушка задыхалась от смеха. Мы сползли с кресла на пол и закончили первый раунд общения на коврике ручной работы. Хихикая, мылись под душем, переправились на кровать. Время неслось, в перерывах между открытиями в области секса мы ели фрукты, обсуждали проблемы психоанализа и пути разрешения сложных психологических задач. Я хвастался, что работодатель меня ценит, у нас приятельские отношения. И никакая это не казарма. За окном растекалась вечерняя мгла. Мелодию Вагнера, прозвучавшую из звонка, я категорически проигнорировал. И вторую, и третью. Но девушка заметила, что я стал каким-то скучным. Звонок на телефон я тоже оставил без внимания. Потом в коридоре раздался топот, и в дверь забарабанили

– Дмитрий Сергеевич, что вы себе позволяете? – рычал Краузе, – Вы заставляете меня тащиться в такую даль! Открывайте немедленно! Я знаю, что вы дома!

Девушка смотрела на меня с насмешкой, мои щеки пылали.

– Живо выходите! – гремел психоаналитик, – Мы едем на Большую Грузинскую улицу! Что за бардак, черт возьми! Вы должны немедленно реагировать на мои звонки!

Все закончилось плачевно. Краузе прокричал, что ждет меня внизу через десять минут, и шумно удалился. Девушка заметила, что была иного мнения о моей «работе» и некоторых аспектах моего характера. Я был подавлен и удручен, молча проводил ее до задней двери.