Текст книги "Видео Иисус"

Автор книги: Андреас Эшбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)

34

МОНАСТЫРИ на горе Небо были основаны С. Дж. Саллером по повелению Studium Biblicum Franciscanum. Первые монахи поселились в 4 в. в долинах, окружающих гору, тогда как большой монастырский комплекс возник в 5–9 вв. Особенно достойны упоминания церковь с мозаичными полами и зернохранилище.

Авраам Стерн. «Лексикон библейской археологии».

Стивен чувствовал, как его челюсть от безмерного удивления опускается вниз, но ничего не мог с этим поделать.

Его глаза, как загипнотизированные, были прикованы к трём мощным тёмно-оливковым вертолётам, которые, подобно огромным птицам, снова взмыли вверх и заложили большой круг, без сомнения нацеленный на возвращение к монастырю.

Внезапно Стивен ощутил себя маленьким и бессильным, как мышка, поглядывающая снизу на надвигающийся на неё паровой каток. Боже, какую он тут кашу заварил! Вертолёты разделились; было видно, как открываются боковые двери и мужчины в форме готовятся в высадке.

Кто это были – люди Кауна? Или тот уже наслал на них израильскую армию? Уже наверняка где-то поджидает наготове прокурор с длинным списком обвинений, составленным сворой каунских адвокатов.

Монахи, сбившиеся в кучку в своём укрытии, тоже дружно поворачивали головы, следя за разыгрывающимися в небе событиями, как подсолнухи за солнцем. Все, кроме одного, который то и дело поглядывал в сторону хранилища для костей, как будто боясь сам оказаться там в скором времени.

– Это армия. Теперь мы пропали, – сказала Юдифь, но он скорее угадал, чем услышал её слова, потому что она сказала их сама себе, а вертолёты начали снижаться над монастырём и над площадкой перед его стенами. Скоро и собственных слов не расслышишь в таком грохоте.

Да, без сомнения они пропали. Взгляд Стивена метнулся вокруг. Увидит ли он ещё когда-нибудь это место? Может быть, ближайшие недели, а то и месяцы он проведёт в тюремной камере. Разумеется, его отец не сможет взять на себя его защиту, но он всё равно прилетит, чтобы действовать сообща с израильским адвокатом, и всё это выльется в такие суммы, которые поглотят всё состояние Стивена, если его вообще хватит. Десантники, наготове ожидающие в вертолётах, ещё казавшиеся маленькими на большом расстоянии, но уже с различимыми лицами, – это солдаты израильской армии, которой не раз приходилось разбивать двадцатикратно превосходящие по численности силы противника. Против этих ребят у них не было даже тени шанса.

Один из монахов продолжал поглядывать в сторону хранилища останков. Нет, в выражении его лица не было испуга. Он не боялся, а скорее раздумывал, не поискать ли там укрытия.

Стивен замер, когда в его голове промелькнуло жуткое подозрение.

– Юдифь! – крикнул он сквозь пронзительный свист снижающихся винтов. – Иешуа!

Если у них и был шанс, то только этот. И они ничем не рисковали, поскольку терять уже было нечего.

– Что? – крикнула в ответ Юдифь.

– Кажется, я знаю, куда исчез Грегор! – крикнул Стивен ей в ухо.

– Что? – она помотала головой, указывая на уши. Грохот был слишком громким. – Я не понимаю ни слова!

Он дёрнул её за руку.

– Идём! – крикнул он, подкрепляя слова жестами.

Они побежали за ним, когда он метнулся в сторону хранилища останков – Юдифь с колебанием, Иешуа с недоумением, – но побежали. Ручка двери вибрировала под его пальцами от оглушительного грохота, когда он открывал её. Юдифь сообразила, чего он хочет, и отпрянула.

– Идём! – крикнул он ещё раз, схватил её за руку и потянул за собой. Потом втащил в склеп и Иешуа и закрыл за собой дверь. Их разом накрыла темнота, но грохот слышался всё так же оглушительно.

Он выхватил свой карманный фонарик и включил его, пустив луч по полкам с их жутким содержимым. Теперь важно было как можно скорее обнаружить то, что он искал, как можно скорее…

– Что ты задумал? – прокричал ему в ухо Иешуа. Судя по его взгляду, ему не вполне удавалось воспринимать лежащие вокруг кости лишь как археологические артефакты.

Стивен помотал головой. Это трудно было объяснить. Он осматривал полки, совал руку под деревянные ящики с костями, осторожно ощупывал канавки и отверстия от сучков. Как бы он сам поступил, если бы закладывал этот монастырь тогда, в четырнадцатом веке?

В четырнадцатом веке.

Очень давно.

Надо искать бороздки, которые неизбежно процарапали бы пол за такое длительное время! Он упал на колени, чуть не носом возил по половицам, обследуя их сантиметр за сантиметром, лихорадочно подсвечивая фонариком сбоку, чтобы все царапины и бороздки образовали тень. А грохот вертолётных винтов снаружи возвещал конец света.

– Вот она! – громко крикнул он, но даже сам себя не услышал. Он сунул фонарь в руку Иешуа, и тот послушно держал его, всё ещё ничего не понимая. Полка у задней стены помещения, много раз за сотни лет открываясь и закрываясь, пробороздила на полу дугообразное углубление. Где-то здесь должен быть рычаг, простейшая задвижка, с которой смогла бы справиться даже ревматическая рука старого монаха…

Только не надо бояться сунуть туда руку, прямо в гущу холодных, жутких, гладких фаланг человеческих пальцев. Стивен порылся в ящике и наткнулся на рычаг, за который нужно было потянуть, и тогда полка откроется, как дверца шкафа.

В ту же минуту гром вертолётов стал стихать. Все трое тревожно переглянулись.

– Они приземлились перед монастырём, – крикнула Юдифь.

Снова стали слышны слова. Гром всё ещё стоял, как на рок-концерте, но по сравнению с тем, что было, это казалось почти тишиной.

За полкой обнаружилась каменная лестница, уводящая в тёмную, бездонную глубину. Стивен снова забрал у Иешуа фонарь и пошёл вперёд. Что бы ни происходило снаружи, они не должны терять ни секунды времени.

– Когда я увидел, как один монах поглядывает в сторону склепа, мне снова пришла в голову эта мысль, – сказал Стивен. Юдифь следовала за ним, а Иешуа закрыл за собой полку-дверь. Было слышно, как защёлкнулся механизм, и воцарилась почти полная тишина. Всё, что было ещё слышно – это неопределённое громыхание и долетающий отзвук криков, но и они с каждым шагом становились всё тише. – Что монастырь всё-таки был построен теми самыми людьми, которые на протяжении тридцати лет долбили подземный ход под Стену плача. Тут просто должен быть подземный ход, тайный подземный ход. А где лучше всего можно скрыть вход в него, как не в подвале с костями?

– Ты хочешь сказать, что мы сможем здесь скрываться до тех пор, пока там наверху не рассосётся вся эта заварушка? – спросил Иешуа.

Стивен отрицательно покачал головой:

– Нет. Я думаю, что брат Грегор, должно быть, сидит где-то здесь, и я хотел бы знать, что он тут делает.

Лестница скоро кончилась, приведя их в катакомбы, которые вели в двух направлениях. Стивен остановился, подождал, пока Юдифь и Иешуа остановятся рядом с ним, дал им знак замереть и на минутку выключил фонарик.

Справа доносился жутковатый, гулко отдающийся звук, как будто капала вода в глубокую пещеру. Стивен почувствовал, как у него заколотилось сердце.

– Направо, – прошептал он.

Где-то высоко над их головами землю слегка сотрясал топот ног. Что там творилось наверху? Стивен заставил себя не думать об этом и посветил фонариком на дорогу.

Ход вскоре расширился и превратился в круглую пещеру. Пахло сыростью и гнилью, и было непривычно холодно. Луч фонарика нашарил посреди пещеры древнее колодезное сооружение с воротом и цепью над уходящей глубоко вниз, к сердцевине Земли, дырой. Бездна, в которую тянулась цепь, была заполнена туманной чернотой.

– Осторожно, – сказала Юдифь, когда Стивен подошёл поближе к краю дыры и попробовал посветить в глубину фонариком.

– Колодец, – удивлённо сказал Стивен. – Он посветил на ворот и попытался прикинуть, сколько оборотов цепи могло бы на нём поместиться. – Жутко глубокий колодец, в самую сердцевину горы.

На другой стороне в полу было пробито в камне что-то вроде сливного отверстия, которое уводило в узкую щель, а за щелью тихо плескалась вода. Очевидно, в этом месте из глубины поднимали воду и сливали её в резервуар, из которого потом черпали её для питья и полива. Но откуда здесь вода? Здесь, посреди пустыни?

– Под Негев, – сказал Иешуа, словно прочитав его мысли, – залегают колоссальные запасы воды, ещё с ледникового периода. В этой горе, наверное, есть что-то вроде природного доступа к этим запасам. Вот единственное объяснение.

– Да, – кивнул Стивен. – При всём моём уважении я не могу поверить, что и этот колодец вырыли монахи. Наверное, и им было понятно, что вершина горы не самое подходящее место для этого.

– Посвети-ка сюда, – Иешуа опустился на колени головокружительно близко от края зияющей чёрной дыры и ощупал пальцами пол. – Вот она. Расселина. Наверное, она рассекает всю гору. Очень возможно, что она образует восходящую трубу, по которой вода из подземных резервуаров под давлением поднимается на досягаемую высоту. – Казалось, он совершенно забыл о том, что за ними идёт погоня и им надо искать укрытие для спасения. – Замечательно. Надо обследовать, может…

– Да, да, – нетерпеливо сказал Стивен. Он посветил фонариком вокруг. Из этого круглого помещения с впечатляющим колодцем посередине не было другого выхода, кроме того, каким они сюда пришли. Это значило, что брат Грегор, если он действительно скрылся здесь, прячется в другой стороне этого хода.

Возвращаясь к лестнице, они снова услышали шум из верхнего мира. Поспешные шаги, стук – словно шла рукопашная битва. Но разве старые монахи смогли бы – даже если предположить, что захотели бы – сражаться с кем-нибудь врукопашную?

Они миновали лестницу и направились по другому ходу. Он делал поворот, с лёгким уклоном вниз. Шум битвы снова исчез, и гнетущая тишина окружила их. Всё это было похоже на сошествие в недра земли, в холодный, безмолвный, рукотворный Гадес – царство мёртвых.

Стивен резко остановился, шепнул «Тс-с!», когда Юдифь налетела на него сзади и чуть было не отругала за резкую остановку, и выключил фонарик. Их окружила тьма, и он затаил дыхание.

Иешуа шумно, почти испуганно вдохнул. Тьма была не полной. Впереди, из какой-то неопределимой дали к ним пробивалось еле заметное мерцание света.

В перламутровой, мерцающей темноте Стивен вдруг осознал, что за чувство в нём ворочалось, начиная с того момента, как они спустились по каменной лестнице. Это чувство, словно тихая тянущая боль, засело между диафрагмой и грудной клеткой и становилось всё сильнее по мере того, как они шли дальше: то был просто страх. Страх, который пытался остановить его и заставить повернуть назад. Неслышные голоса нашёптывали, что вся эта затея ему ни к чему, что он может просто выйти наверх и забыть про это подземелье как про страшный сон, в конце концов, он сделал всё, что в его силах, и ему не в чем себя упрекнуть. И совершенно незачем двигаться вперёд, незачем делать даже один-единственный шаг.

Стивен медленно и спокойно выдохнул и так же медленно и спокойно вдохнул. Беззвучно. Странным образом что-то изменилось, сдвинулось в этой неразделимой путанице страхов, желаний, вожделений и тоски, – путанице, которая двигала им. До того момента, как они ступили на монастырскую гору, им владел, подстёгивая его, один страх: а вдруг он что-то просмотрел? Вдруг сделал ошибку? Вдруг Джон Каун опередил его? Вдруг он, может статься, никогда не увидит эту камеру?

Теперь его страх вдруг изменил свою природу. Теперь он приобрёл такую форму: А вдруг он действительно найдёт то, что ищет?

Щелчок – и фонарь снова загорелся.

Не обменявшись ни единым словом, они старались только, чтобы их шаги были по возможности бесшумными. Дальше, одна нога вперёд, другая за ней, всё глубже в страну жути, всё дальше навстречу страху. К затхлому запаху колодца теперь примешивался тяжёлый, чужеродный запах, похожий на ладан, что-то, заставляющее вспомнить о соборах, о многотысячеголосых хоралах в устремлённых к небу кораблях церквей.

Кто-то нараспев творил молитву.

Эти звуки словно током пронзили всё тело Стивена. Молитва была похожа на немелодическое пение – низкий мужской бас, погружённый в глубокое сосредоточение. Это бормотание наполняло весь воздух, и становилось страшно, что молящийся может умереть от неожиданности, если его в это мгновение спугнуть.

Бормотание смолкло в тот момент, когда они достигли грота.

Помещение было небольшое – не больше, чем пещера с колодцем, и тоже вырублено в скале. И в первый момент Стивен невольно вспомнил многочисленные арабские сказки, которые просто кишели подземными сокровищницами. Три маленьких лампадки горели на могучем алтаре, уставленном золотыми подсвечниками, кубками, крестами, иконами в золотых окладах. Там же лежала огромная рукописная Библия, пол был устлан бесчисленными коврами – большими и маленькими, искусно сплетёнными или вытканными. Другие иконы со сценами из жизни Иисуса висели на стенах или стояли прислонёнными – великолепная коллекция бесценных сокровищ искусства.

А перед алтарём, на одном из ковров, стоял на коленях в молитве брат Грегор.

Они молча стояли, потрясённые неожиданной картиной подавляющего великолепия, не зная, что сказать или сделать.

Брат Грегор ещё раз поклонился, трижды перекрестился, поднялся на ноги тяжёлыми, негибкими движениями и обернулся к ним, как будто ждал их. Может быть, всё дело было в освещении, а может, сумрачный свет позволил проступить подлинным чертам, тогда как дневной свет их скрывал, но его лицо оказалось изрытым глубокими морщинами озабоченности, которые делали его бесконечно старым.

– Вы его нашли, – сказал он усталым голосом. Стивену пришлось набрать воздуха, прежде чем он смог что-то ответить. Язык у него ворочался с трудом.

– Нашли? Что нашли?

– Зеркало, которое хранит лик нашего Господа, – сказал старый монах и указал рукой на маленький ларец, золочёный и украшенный, в центра алтаря. – Вот оно.

* * *

Ури Либерман, наверное, ещё минут пять после окончания разговора продолжал держать трубку в руке, тупо уставившись в голубые обои перед глазами и соображая, что ему делать. И надо ли вообще что-то делать. Поскольку история, которую ему сбивчиво, боясь, что не успеет, рассказал Петер Эйзенхардт, была слишком фантастической.

Он вспомнил, как совершенно случайно познакомился с немецким писателем в самолёте на Тель-Авив. Из-за невзрачного вида, нездоровой бледности и склонности к полноте, Эйзенхард и вполовину не стоил тех лестных фотографий, которые издательство помещало на суперобложки его книг и использовало для рекламы. Они тогда мило поболтали, Либерман показал ему несколько фокусов со своей цифровой камерой и миникомпьютером, которыми любил производить на людей впечатление – до сих пор все случайные знакомые из самолётов, с кем ему впоследствии ещё раз приходилось вступать в контакт, вспоминали об этих фокусах, – и вроде бы дело на этом кончилось.

Но писатель позвонил ему уже на следующий день, чтобы попросить об одной услуге – собрать сведения о некоем британском исследователе древностей, который уже десятилетия подряд бесчинствует в Израиле. Ну хорошо, та услуга оказалась не более чем упражнением для пальцев. Всю работу проделал компьютер.

Но то, что он хотел от него сейчас… Позвонив из аэропорта, немец сдавленно предупредил, что его стерегут, но он на минутку ускользнул из-под охраны.

– Окей, – лаконично ответил Либерман и включил свой автоответчик в режим записи, – говорите.

По мере того, как он слушал, его нижняя челюсть отваливалась всё ниже, так что в конце он, пожалуй, выглядел полным дебилом. Что за дикая история! Путешественник во времени… видеокамера… американский мультимиллионер, который охотится за древними видеозаписями Иисуса Христа… и юный студент, который лишь на один шаг опережает этого миллионера…

Спятить можно!

Правда, этот человек и известность свою приобрёл на сочинении научно-фантастических историй, чего ещё ждать от него. А может, был пьян. Или ещё хуже. В любом случае осторожность не помешает.

С другой стороны… Разве Израиль не был страной чудес? И нет дыма без огня. Даже если очистить эту историю от явного безумия, останется ещё немало заслуживающего более внимательного рассмотрения. Либерман положил трубку на аппарат так осторожно, как будто он превратился в предмет из саксонского фарфора, перемотал плёнку назад и прослушал запись разговора ещё раз.

– Ну и фантазия, – пробормотал он, записывая отдельные ключевые слова в блокнот, лежавший рядом с автоответчиком. Наклёвывалась журналистская история о некоей археологической находке, за которой вёл охоту иностранец, причём более чем сомнительными методами и средствами и с такими же сомнительными намерениями.

В Израиле археология была больше, чем просто наука о древностях. Какая-нибудь ископаемая находка могла легитимировать религиозные или политические убеждения – или поколебать их. В этом регионе, где партии в борьбе за влияние и власть мотивировали свои притязания событиями, отстоящими от современности на тысячи лет, археология была и политикой тоже.

Поэтому Ури Либерман всё же открыл свою чёрную записную книжку и начал набирать кое-какие номера из этой книжки. Он звонил в министерства, разговаривал с политиками и редакторами. Некоторые его звонки повлекли за собой каскад дальнейших звонков и переговоров. Спустя минут двадцать телефон Либермана зазвонил, и высокий женский голос представился:

– Приёмная генерала Якова Нагона, соединяю. Генерал попросил изложить ему всю эту историю по-порядку – от начала до конца.

– Дело странное, – сказал он затем. – Но как бы то ни было, я отправляю три вертолёта в полной экипировке из Синайской группы. Как, вы сказали, называется это место?

– Вади-Мершамон, – повторил журналист. – На его западном конце должен быть монастырь…

– Точно, я помню. Древний монастырь, построен ещё в средние века. Там живут всего несколько монахов… Как бы то ни было, мои вертолёты зачистят всё, что можно будет зачистить.

Ури Либерман воспользовался случаем, чтобы застолбить за собой право эксклюзивного освещения этого инцидента. Ведь, в конце концов, всё обнаружилось благодаря его инициативе, и они могли бы прийти к соответствующему соглашению…

– Поскольку этот инцидент, – коротко уведомил его генерал, – теперь передан в ведение армии, он считается засекреченным. Если вы хотите сделать о нём журналистский материал, обратитесь в военную цензуру. Желаю вам приятного дня.

Свои ответные пожелания Ури Либерман придержал до разъединения связи.

* * *

– Я молил Господа о вразумлении, – сказал старый монах, – о божественном промысле. То, что вы явились сюда – это знак свыше…

Они переглянулись. Стивен даже закашлялся. Густой аромат лампадного масла заполнял помещение так, что начинала кружиться голова. О чём говорит этот человек? О каком таком знаке? О зеркале? Ведь это лишь ларец, обильно украшенный золотом, что он может иметь общего с зеркалом?.. Но если они ищут видеокамеру, то у этого ларца как раз подходящие размеры. Стивен вдруг ощутил мурашки на затылке.

– Патер, – попробовал он заговорить с человеком, который, как им казалось, погрузился в беседу с самим собой, – там наверху приземлились вертолёты, а в ворота монастыря уже вломились люди, которые ищут это зеркало. Здесь ненадёжное место…

Если бы он сам знал, что тут можно сделать! Но им удалось сюда проникнуть, значит, рано или поздно их тут всё равно найдут. Или как только кто-нибудь из монахов выдаст тайное укрытие.

– Это зеркало находится у нас уже сотни лет, – бормотал брат Грегор. – Зеркало, некогда принадлежавшее человеку из Безары. И оно сохраняет лик Иисуса, Господа нашего – но картинка всё тускнеет и тускнеет. Это самая большая боль нашего братства.

– Она тускнеет? – тревожно спросил Стивен. – Картинка тускнеет?

Монах, казалось, даже не слышал его.

– Так сказано в писаниях, и так повелось с тех пор, как мы отреклись от Рима: лишь раз в сто лет зеркало вынимается из дарохранительницы, и лишь один из братства хранителей избирается для того, чтобы одним глазком взглянуть на этот лик, который появляется лишь на мгновение ока. Ему выпадает увидеть нашего Господа, и остаток своей жизни он проводит в том, чтобы свидетельствовать о том, что он видел.

Стивен рассматривал золотую шкатулку и про себя проклинал людей, которые гнались за ними. Сейчас был бы самый подходящий момент схватить святыню монахов и бежать отсюда со всех ног: что бы смогли против них троих все эти немощные старики?

– Раз в сто лет? – Это звучало, как в сказке. – И когда же снова настанет этот день?

– О, лишь через шестьдесят пять лет, – снисходительно улыбнулся брат Грегор. Кажется, до его сознания постепенно доходило их присутствие, и он, словно невзначай, перемещался так, чтобы встать между ними и алтарём, чтобы защитить ларец. – Никто из нас не доживёт до той минуты, и никто из нас не увидит Его.

– А кто решает, кому можно увидеть?

– Братья выбирают одного из своей среды. Как правило, самого младшего – того, кто проживёт ещё долго и долго сможет быть для всех остальных светочем. Вы познакомились с братом Феликсом. Он был последним, кто видел Господа.

Стивен чувствовал себя всё более одурманенным. Он таращился на святыню, потом на монаха, который стоял на ковре, молитвенно сложив ладони.

– Брат Феликс? – повторил он. – Но ведь он немножко странный, разве не так?

– Это зеркало его преобразило.

– Преобразило? Зеркало?

Монах опять сложил ладони и посмотрел на них взглядом, в котором, казалось, шевельнулось что-то мрачное, чёрное, что-то похожее на вытекшую кровь.

– Это значит, – сказал он, – что тот, кто в него взглянет, больше не останется таким, каким был прежде. Что бы там ни отразилось, это изменяет человека навсегда.

Стивен вспомнил открытый, тёплый взгляд старого монаха. То были приветливые глаза, которым было явлено откровение древней тайны.

Струйки дыма, ниточками поднимавшиеся от трёх лампад, при этих словах, казалось, начали завихряться. Стивен ощутил в себе могучий импульс бежать прочь, забиться в какой-нибудь угол и больше ничего не видеть и не слышать, пока всё это не останется позади.

Но бежать можно было лишь в одном направлении – а именно, вверх по лестнице… Он снова вспомнил, с кем столкнётся там, наверху, и эта мысль опять вернула его к действительности, к реальности, в которой легенды и мифы были всего лишь историями, а опираться можно было только на научные факты. Ему вспомнилось письмо путешественника во времени и одна деталь этого письма, которая молниеносно стала ему понятной.

– Эффект отдыха батареи! – он повернулся к Юдифи и Иешуа. – В письме речь шла о том, что батареи, пролежав долгое время, снова как бы накапливают заряд и на какое-то время дают ток. Именно об этом здесь речь. Батарейки стали древними, но за сто лет полного покоя они собирают ровно столько энергии, чтобы на несколько секунд привести в действие механизм воспроизведения. Это и есть взгляд в зеркало.

Иешуа растерянно кивнул. Юдифь подняла брови:

– А перемотать запись назад – за счёт какой энергии?

– Система MR – цифровая, она без перемотки, со свободным доступом к любому месту отснятого материала, – просветил её Стивен. – Данные считываются из памяти, как в компьютере.

Он повернулся к монаху:

– Патер, я никогда не видел ваше зеркало, но я знаю, как оно выглядит. Это штука, похожая на коробочку, – он показал ладонями её приблизительные размеры, – и в ней есть круглый глазок, в который можно смотреть. Правильно?

Брат Грегор поражённо кивнул:

– Да.

– Это не зеркало, это видеокамера, как я вам уже говорил. В ней содержатся видеозаписи Иисуса, и единственная причина, по которой в неё можно глянуть лишь раз в сто лет, состоит в том, что батареи полностью разрядились. Если бы нам удалось эту камеру – то есть зеркало – забрать отсюда и доставить в хорошо оборудованную лабораторию, то мы могли бы сделать эти съёмки доступными для всех. И тогда совсем не пришлось бы ждать сто лет. Если бы у нас была новая батарея, мы смогли бы смотреть эти снимки когда угодно и сколько угодно. Весь мир мог бы увидеть то, что видел лишь брат Феликс.

Монах воззрился на него. В его лице шла напряжённая работа, вера и знание вели между собой застарелую битву.

– Весь мир? – спросил он, снова впадая в бормотание.

– Это видеокамера, – заклинал его Стивен, – а не чудо.

Он подумал о нескольких прошедших днях, о случайностях, обо всём том, что они обнаружили, о путешествии во времени, которое состоялось каким-то невообразимым способом, и против воли поправил себя:

– Ну да, в принципе это действительно чудо.

– Весь мир?.. – Блестящие глаза монаха были обращены в сторону дарохранительницы, и их блеск, казалось, отражал золото ларца. – Это значит… и я тоже!..

Стивен кивнул, ощутив комок в горле. Ему даже стало боязно, как бы старый монах не тронулся умом.

– Весь мир! Весь мир преобразится?! – брат Грегор повернулся к ним, но несмотря на то, что теперь он стоял спиной к алтарю, золотое мерцание в его глазах не исчезало. – Кажется, теперь я понял. Я думаю, настал час испытания, который был предсказан в пророчестве. Наше братство сохраняло эту святыню все тёмные столетия, потому что было сказано, что настанет время, когда силы света и силы тьмы сразятся между собой за обладание святыней, и если в этой битве одержат победу силы света, то весь мир будет спасён.

Юдифь подошла к Стивену и шепнула ему на ухо:

– Что всё это значит? Нам же некуда отсюда деться.

– У нас есть только один шанс: спрятать камеру получше и потом вернуться за ней, когда всё это безумие наверху прекратится, – шёпотом ответил Стивен. – А сделать это мы сможем только в том случае, если он нам поможет.

– Ты! – вдруг горячо воскликнул брат Грегор, указывая пальцем на Стивена – так, что все трое вздрогнули. – Ты доставишь святыню в надёжное место!

– Что-что? – растерялся Стивен.

Но монах уже действовал. Он открыл украшенный золотом ящик и вынул из него предмет величиной с кирпич, завёрнутый в разукрашенные ленты и платки, обвитый плетёными из золота запечатанными шнурами. Откуда-то он извлек кожаную сумку, какие носят странники в пустыне, с длинными завязками и ремнями, чтобы надёжно привязать её к телу. Он осторожно уложил святыню в сумку и дал знак Стивену приблизиться, чтобы он смог привязать сокровище к его телу.

– Но мы не можем никуда уйти отсюда! – сказал тот, однако послушно позволил монаху сделать то, что тот хотел. – Монастырь захвачен.

– Вы уйдёте через колодец, – коротко сказал аббат. Он ловко завязывал кожаные ремни, пока сумка не оказалась плотно прижатой к груди Стивена. – Идёмте.

Они пошли за ним, едва поспевая, из этого грота, по подземному ходу, мимо лестницы, до той каверны с большим колодцем посередине. Крутя ворот колодца, он лихорадочно делал пояснения и давал указания:

– Основатели нашего ордена построили монастырь именно на этом месте, потому что здесь есть подземный источник, питающий тёмное озеро глубоко под нами. От этого озера проходит щель в скале, которую они расширили, чтобы превратить её в тайный подземный ход. Он и выведет вас к подножию горы. – Из тёмного жерла колодца появилась большая деревянная бадья, влажная, но без воды. – Бегите через этот ход и принесите зеркало туда, где весь мир сможет в него взглянуть.

С этими словами он застопорил ворот запором. Стивен с растущим страхом смотрел на деревянное ведро, большое, как ушат. Он понял, что брат Грегор ждёт от него, чтобы он влез в это ведро и дал спустить себя в неведомую глубину.

– Какой длины тот подземный ход? – спросил он.

– Я не знаю, – признался монах. – Я никогда его не видел.

Все на мгновение замерли. Над их головами что-то грохотало, слышались громкие голоса, хотя слов нельзя было разобрать. Удар – деревом по дереву – внезапно разнёсся по катакомбам и заставил их вздрогнуть. Должно быть, звук исходил из хранилища костей. Значит, напали на их след и теперь искали только тайный спуск вниз.

Стивен положил руку на сумку, в которой было то, что он так долго искал. Странно, что он ничего при этом не почувствовал. Сам себе он казался с этим кожаным мешком на груди похожим на кенгуру с детёнышем в набрюшной сумке. Но никакого чувства триумфа, никакого удовлетворения. Наверное, всё произошло слишком внезапно.

– Окей, – сказал он. – Я иду.

– Стивен! – воскликнула Юдифь. – Ты с ума сошёл! Неужто ты всерьёз собираешься спуститься в колодец?

Он посмотрел на неё, потом на чёрную бездонную дыру в полу. Ему показалось, что он с самого начала знал, что его путь неизбежно приведёт его туда.

Он похлопал по своему кожаному мешку:

– Мы его нашли, – тихо сказал он. – Мы!

– А что потом? Даже если там есть ход, который выведет тебя наружу – что потом?

– Может, удастся добраться к нашей машине.

– Но это безумие! – шепнула она, и это прозвучало как крик.

Монах беспокойно поглядывал то туда, то сюда. Новый удар разнёсся по катакомбам.

– Тебе надо спешить, – поторапливал он. – Не то будет поздно.

Стивен влез в качающийся ушат, крепко ухватившись за цепь. В груди его всё сжалось, когда он глянул вниз и увидел чёрный, непроницаемый для взгляда круг, тёмный зев, готовый заглотить его. Приходилось насильно проталкивать в лёгкие воздух. А что, если там нет никакого хода? Тогда застрянешь на дне бездонного колодца – и пропал! Ерунда, сказал он сам себе, Иешуа и Юдифь остаются тут; они позаботятся о том, чтобы в самом худшем случае спасти его. Но если что-то пойдёт не так, если что-то?.. Вдох. Не забывать дышать!

– Окей, – прохрипел он. Глаза его расширились, в них заметалась паника, но он ничего не мог с собой поделать. – Поехали!

Юдифь, которая всё это время не сводила с него глаз и кусала губу, вдруг метнулась к нему и шагнула в бадью.

– Я с тобой, – заявила она. Она ухватилась за цепь, а Стивен смотрел на неё и не верил происходящему. Её веки трепетали, желваки под кожей напряглись. – А теперь быстрее, Иешуа, не то они будут здесь раньше, чем мы спустимся! Быстрее, пока я не передумала!

Иешуа кивнул, сглатывая, и встал рядом со старым монахом у ворота:

– Ken, beseder.

– И смотри не урони нас, слышишь?!

Вместо ответа клацнул вынимаемый стопор, и они рывком опустились вниз, по колено погрузившись во тьму. Потом Иешуа и брат Грегор взялись за ворот покрепче, и цепь начала разматываться равномерными оборотами.

Они неудержимо опускались вниз. В последнюю секунду в Стивене взорвался дикий страх – остановить их, выскочить наверх, всё что угодно, лишь бы только не опускаться в это бездонное жерло! Но было слишком поздно. Край колодца был уже им по шею, потом, спустя оборот цепи, они погрузились уже целиком. Они посмотрели друг другу в глаза последним взглядом, и каждый прочёл в зрачках другого застывший ужас.