Текст книги "Странствующий по Вуру"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3

Фургон продолжал раскачиваться. К тому же он снова двигался вперед под ударами ветра. Равнины, поросшие травой, кажутся очень ровными, но на самом деле это не так. Они покрыты углублениями и ямами, тут и там небольшие холмы, так что наш фургон все время мог слететь с колес и я не понимал, каким чудом мы еще не опрокинулись.

Я знал осенние бури, не раз они заставали нас в пути. Но сила этой бури превосходила все, что я испытал в прошлом. Мы были совершенно беспомощны. А вой ветра и удары града продолжались.

Тащило ли нас назад, к реке, куда убежали гары? Я не мог определенно сказать, но мне казалось, что это не так. Ветер тащил нас не на юг, а на северо-запад, как раз в ту сторону, куда мы направлялись. Но в чем можно быть уверенным в этом хаосе?

Не могу сказать, как долго мы оставались пленниками ревущей бури. Было по-прежнему темно. Я отпустил Илло и попытался оттолкнуть ящики и бочки, которые сорвались со своих креплений и с такой силой бились о нас, что могли сломать кости и ребра.

Первые усилия я прилагал вслепую; это была инстинктивная реакция человека, привыкшего жить на краю опасности; когда разум отказывает. У такого человека верх берут рефлексы организма. Но постепенно я взял себя в руки, постарался подавить страх. А страх я испытал потому, что отец, хоть и успел войти в фургон, не помогал мне закреплять груз.

Я позвал его, но в грохоте бури не расслышал собственный голос. Сделав все, что можно, чтобы избавиться от непосредственной опасности быть раздавленными, я на четвереньках пополз в заднюю часть фургона, где в последний раз видел отца, когда он затягивал крепления дверной завесы.

Фургон продолжало тащить вперед, и я держал одну руку наготове, чтобы оттолкнуть срывающиеся с креплений вещи. А другой рукой пытался найти отца, нащупать его.

Рука моя коснулась кожаной куртки, сжала предплечье. Но отец при моем прикосновении не шевельнулся, и была в его теле какая-то расслабленность… Фургон снова дернулся, угрожая перевернуться, тело отца скользнуло вперед, так что мне пришлось подхватить его, чтобы удержать.

Теперь он лежал головой на моем плече, я руками щупал его лицо. Ясно, что он без сознания. Свет… мне нужен свет!..

Фургон был полон запаха пролитого лампового масла. Мы, как и все странствующие, пользовались масляными лампами, а не дорогими инопланетными устройствами, которые, к тому же, перезарядить можно было только в Портсити и в шахтерских поселках. Но сейчас пытаться зажечь огонь, когда всюду масло, было все равно что напрашиваться на дополнительную катастрофу.

Я попытался ощупью определить, насколько пострадал отец, но опасался повредить ему неосторожным прикосновением. Наклонился, почти прижавшись лицом к его лицу, но дыхания в этом реве не услышал. Но когда нащупал горло, пульс был. Такой же он сильный и устойчивый, как всегда? Я в этом сомневался. Но делать было нечего – пока буря не израсходует всю свою ярость или не покончит с нами каким-нибудь страшным ударом.

Но ведь Илло – целительница! Она знает, что делать, она поможет… Где она?

Фургон дернулся, наклонился вперед. Меня прижало к стене, тяжелое тело отца навалилось на меня. Груз! Он был хорошо закреплен. Но крепления на рассчитаны на такую нагрузку! Я вспомнил о двух ящиках. В них содержится оборудование для шахт, слишком тяжелое, чтобы перевозить его на флиттерах, и поэтому доставшееся нам. Если эти ящики сорвутся с места, они могут разбить перегородку и раздавить нас. Я пытался оттолкнуть отца и пробраться к дверной завесе – посмотреть, есть ли у нас возможность спастись.

Но времени на это уже не было. Впереди оказалась яма, глубокая, гораздо глубже тех, что встречаются на равнине. Фургон сильно наклонился. И его передняя часть уткнулась во что-то.

Безумная гонка, вызванная ветром, прекратилась. Но ветер продолжал давить на заднюю часть фургона, угрожая перевернуть его. Я затаил дыхание.

Смутно ощутил, что удары града прекратились. Ветер хоть и продолжал выть, но ему уже не хватало силы, чтобы перевернуть фургон. Я перевел дыхание и продолжал напряженно вслушиваться. Может, постоянный рев оглушил меня? Или на самом деле буря исчерпала свои силы и наконец стихает?

Фургон стоял, сильно наклонившись вперед. Насколько я мог судить, груз в задней секции не сорвался с креплений, не пробил две перегородки, отделявшие нас от него. Я осторожно выбрался из-под тяжелого тела отца, нащупал нижние крепления завесы. Свет – если бы хоть немного света!

Крепления подались, и я откинул занавеску. В беспорядочное месиво, которое когда-то было нашим домом, проникли серые сумерки, впрочем, с каждым мгновением становившиеся все светлее.

Отец лежал рядом со мной. Половина его лица была залита темной кровью; кровь текла из-под волос справа на голове. Он дышал с трудом, и теперь, когда буря стихла, я слышал его стоны. На углах губ собиралась кровавая пена, стекала по подбородку.

Илло проползла вперед. Рукой она показала, чтобы я постарался уложить отца прямо и отодвинулся, тогда она сможет осмотреть раны. Хоть в этом нам повезло – я могу рассчитывать на ее дар.

Она очень легко пальцами прикоснулась к спутанным волосам. Я видел, как работают целительницы, и понимал, что хоть глаза ее закрыты, она, держась одной рукой за выступ в полу, с помощью своего дара «видит» рану, определяет степень ее серьезности. Пальцы ее скользнули отцу на грудь, которую я быстро обнажил, и снова последовали легчайшие прикосновения.

Ветер уже настолько стих, что я смог расслышать тяжелое дыхание отца и негромкие болезненные стоны. А теперь услышал и слова, которых ждал с тревогой.

– Он ранен тяжело. – Илло не пыталась пощадить меня, и я был ей благодарен за это. – Трещина в черепе, и сломаны ребра. Ему нужно помочь, и быстро. Моя сумка…

Она посмотрела на мешанину вещей на полу. Я торопливо распутывал последнее крепление на дверной занавеске. Ясно, что в таком месте нельзя лечить сломанные кости. Нужно перейти туда, где отец сможет лежать прямо, а ей будет достаточно места для работы.

Откинув занавеску, я выглянул наружу. Светло, хотя солнца не видно. Прямо передо мной склон, по которому вниз течет водяной поток глубиной в мое запястье. Пытаясь разглядеть что-нибудь еще, я дальше высунул голову и плечи. Ясно, что фургон, как пробка в бутылке, застрял в одном из тех узких, поросших травой оврагов, по которым с равнин уходит вода во время таких бурь.

Вода, стекающая по склонам, теперь достигала передней части фургона и продолжала прибывать так быстро, что вскоре может потащить нас за собой. Нужно выбираться, и побыстрей. Но тащить человека без сознания через этот поток немыслимо. Я рассказал об этом Илло. Она кивнула, не отрывая взгляда от лица моего отца.

Я постарался проползти между ними и наклонившейся стеной фургона. Крепления занавески второй секции подались легко. За ней, хотя несколько небольших ящиков сорвались с креплений (их хрупкое содержимое, несомненно, разбилось), мне удалось, придерживаясь руками за стены, пробраться без особого труда в главный грузовой отсек.

Теперь все зависело от того, выдержали ли крепления. Вполне вероятно, что там грудой лежат ящики, такие тяжелые, что я в одиночку не смогу их поднять. Перед входом в грузовой отсек я задержался лишь для того, чтобы прихватить веревку. Впрочем, я сомневался, чтобы она мне помогла: ведь эти ящики с трудом передвигали три человека.

– Здесь выхода нет. – Как Илло была со мной откровенна, так и я не стал ничего от нее скрывать.

– Нужно торопиться, – только и ответила она. Об этом я и сам догадывался.

Я спрыгнул в поднимающуюся воду, фургон уже начинал испытывать на себе силу течения. Теперь мне ясно было видно, что произошло. Мы застряли в глубокой щели. По обеим сторонам ее росли густые кусты, и при виде их я ощутил слабую надежду. Теперь все зависит от того, насколько у них глубокие корни и как цепко держатся они за землю. Если поток подмыл их, то, что я собираюсь сделать, невозможно.

Кусты мешали подниматься, но я опирался о стенку фургона. Передние колеса уже скрылись под водой, но задние глубоко засели в склоне берега, и мне удалось пробраться через густые колючие ветки, исцарапав кожу, и достичь задней стенки фургона. Здесь я развязал крепления, отбросил занавеску и увидел, что самые большие и тяжелые ящики загромождают вход.

Затем я принялся испытывать крепость кустов, не обращая внимания на острые режущие края листьев и колючки. Выбрал один из кустов у самого верха оврага. Здесь до воды было далеко, и куст, хотя я дергал его изо всех сил, не подался. Придется рассчитывать на эту опору.

Я забрался назад в фургон, привязал веревку прочным особым узлом странствующих. Такой узел способен выдержать даже рывок обезумевшего гара. Гар! Ничего в своей жизни я не хотел больше, чем увидеть Витола или другого гара из нашей упряжки, ждущего наверху. Но все они скрылись. Я надеялся, что им удалось отыскать убежище до того, как разразилась буря и ударил град.

Прочно обернув второй конец веревки вокруг себя, я вернулся к кусту. Его основной ствол был толстым, с мое бедро, но мне пришлось ножом срезать ветки, чтобы до него добраться. Я обвязал веревку вокруг ствола. Проверил, как мог, ее прочность и повис на ней всей тяжестью, свесившись вниз по склону. Остановился с возгласом боли. Тяжелые ящики не шевельнулись.

– Дай мне свободный конец.

Тяжело дыша, я обернулся, держась одной рукой за колесо. Илло, в мокрых, прилипших к ногам брюках, протягивала ко мне загорелые руки. Она подошла ко мне так тихо, что я ее не заметил.

Вдвоем у нас может получиться. Нужно попробовать. Теперь она всего лишь еще одна пара рук, добавочная сила. Я кивнул – мне все еще трудно было дышать и говорить, – и она вытащила из-за пояса перчатки и надела их. Я догадался, что она как целительница не может рисковать чувствительностью своих пальцев в том испытании, которое им предстоит. Надев перчатки, она обеими руками взялась за веревку. Я, стоя выше над ней, собрался для нового усилия.

– Давай!

Быстрый рывок, а затем тяга изо всех сил. Веревка подалась! Ящик, застрявший было в двери, подался легко. Повернув голову, я увидел его в отверстии фургонной двери. Но вот ящик наклонился, упал в кусты, подмяв под себя массу зелени.

Я отбросил веревку, спустился и направился к входу в фургон. Илло спускалась за мной. Я пробрался через вторую секцию, направляясь к жилому помещению. И тут увидел: она сделал то, что мне казалось невозможным, потому что мой отец – рослый человек, может, и худой, но с тяжелыми костями. Он лежал выпрямившись на доске, которую она вытащила из боковой скамьи: эти скамьи в случае необходимости легко разбираются, чтобы высвободить место. Теперь, когда она уложила отца, мне оставалось только обвязать веревкой его накрытое одеялом тело.

Наполовину неся, наполовину таща отца, мы успели выбраться из фургона, когда подступившая вода уже перехлестывала через переднюю дверь. Вероятно, передвижение для него было вредно, но это меньшее из зол. Вытащив отца из фургона, мы по-прежнему на доске подняли его по склону через кусты к верху оврага, хотя нам пришлось дважды останавливаться, чтобы я смог прорубить дорогу.

И когда добрались до разрытого края, через который наш фургон сползал во время бури вниз, я шатался от усталости. У меня хватило сил только на то, чтобы уложить нашу ношу и самому лечь на спутанную мокрую траву под расчищающимся небом. Хотелось лежать рядом с отцом, но нужно попытаться спасти от наступающей воды то, без чего нам не выжить.

Трижды я спускался и поднимался, и каждый раз мне приходилось заставлять себя. Теперь наверху лежали драгоценный дорожный мешок Илло, который она уже открыла, обрабатывая раны отца, продукты, мокрые одеяла, наши станнеры и тэнглеры, два ночных фонаря, коммуникатор, который, впрочем, мог и не работать после того, как пережил дикие рывки фургона, и кое-что еще, что, по моему мнению, могло нам пригодиться.

Ясно, что без помощи гартов нам не вытащить фургон. По крайней мере я такой возможности не видел. Конечно, существует вероятность, что коммуникатор услышат в Денгунге, но я не был в этом уверен. У шахтеров есть флиттер, и хотя я не представлял, как далеко от нас их поселок, на этой равнине можно как-нибудь послать призыв о помощи, по которому к нам по воздуху прилетят спасатели.

К счастью, сильный дождь кончился, но трава была мокрая и прибитая водой, и разбивать лагерь здесь плохо. У меня есть нагреватель, который я прихватил из фургона, но его заряда хватит ненадолго.

Илло нарезала одеяло на полосы и попросила помочь перевязать отцу ребра. Она также обвязала ему голову. Теперь, укрытый всем, что мне удалось спасти от поднимающейся воды, он лежал возле небольшого неустойчивого костра. Лицо под загаром казалось не бледным, а серым, и я не мог смотреть на него. И всякий раз как смотрел, во мне поднимался страх, я задыхался, как от болезни.

Из досок, оторванных с внутренних стен фургона, я устроил шалаш, заткнув щели в нем нарубленными ветками. Тучи разошлись, и показалось водянистое солнце. Я поднялся на самый высокий холм, поросший травой, и принялся в бинокль разглядывать окружающую местность. Надеялся увидеть гаров.

Но ничего не увидел, кроме одной-двух птиц, вздымавшихся в небо и опускавшихся к земле. Остается надеяться на вызов помощи по коммуникатору, поэтому я вернулся к шалашу и вошел в него.

Подобные инопланетные механизмы всегда высоко ценятся, и их стараются держать в хорошем состоянии. Их привозят на космических кораблях, и они слишком дороги для обычного жителя Вура. Я умел чинить коммуникатор, но в нем есть материалы, которые на Вуре раздобыть невозможно. Жители владений хорошо работают руками – в дереве и камне. Ведут кое-какие примитивные экспериментальные работы и с металлами, куют рабочие инструменты и тому подобное. Но мелкие сложные приборы, результат столетий технологического развития, собрать здесь невозможно.

Я с величайшей осторожностью открыл коммуникатор, чтобы посмотреть, как он перенес испытание. Круглый металлический диск с микрофоном на нем был упакован очень тщательно, поэтому мне пришлось вынимать прокладки из сухой травы, чтобы высвободить прибор. Я внимательно осмотрел его, но никаких повреждений не обнаружил. Потом снял заднюю крышку. Провода, детали – я просмотрел все, не разбирая. И чуть приободрился, не обнаружив никаких разрывов и повреждений. Теперь все зависит от дальности.

Я понятия не имел, как далеко протащил нас ветер, хотя в бинокль видел, что зловещая полоска на горизонте, обозначающая Чащобу, теперь кажется ближе. Возможно, нас протащило так далеко, как мы не прошли бы в несколько дней обычным способом.

Илло достала небольшую кастрюлю, приспособила к ней длинную ручку, чтобы держать над огнем, не обжигая пальцы. Она была погружена в свое занятие и даже не подняла голову, когда я подготовил коммуникатор, поднес к губам микрофон и принялся повторять буквы, под которыми мы зарегистрированы в Портсити и которые должны быть известны в Денгунге. Трижды я повторил наши позывные и ждал ответа. Но услышал только такой громкий треск, что пришлось уложить коммуникатор в коробку: эти звуки причиняли боль слуху, который уже и так натерпелся во время бури.

Я терпеливо проделал ту же самую процедуру еще дважды, но с тем же результатом. Если коммуникатор исправен, значит буря каким-то образом вмешалась в передачу. Пришлось с сожалением убрать прибор в футляр.

Илло, казалось, была довольна содержимым кастрюли, сняла ее с огня и порылась в мешке в поисках нескольких пучков высохшей травы. Обмакнув один такой пучок в кастрюлю, она смочила губы отца, осторожно открыла его рот и выдавила в него содержимое своей импровизированной губки.

Отец больше не стонал. Меня пугала расслабленность его тела, хотя я старался не показать этого. Жидкость, которую Илло накапала в рот, собралась в уголках губ. Девушка посмотрела на меня.

– Когда я снова начну это делать, – она поднесла губку ко рту, – осторожно растирай его горло – сверху вниз. Он должен проглотить немного. Это укрепляющее, средство от шока и холода, который сопровождает тяжелые ранения.

Я исполнил ее указания. Тело отца под пальцами действительно казалось холодным. Мы напряженно работали, я исполнял инструкции девушки, и ей удалось терпеливо переместить примерно треть содержимого кастрюли в рот отца.

– Теперь пусть отдыхает. – Она ненадолго положила руку ему на лоб ниже повязки.

– Как… как он? – со страхом спросил я. И боялся услышать ответ.

Она медленно покачала головой.

– Он ранен тяжело. Думаю, одно из сломанных ребер прорвало легкое. А трещина в черепе… очень мало известно о последствиях таких ран. Однако он жив, и пока он жив, мы должны надеяться. Хотелось бы укрыть его получше…

Я встал. Во мне кипели гнев и негодование из-за случившегося. Пришлось изо всех сил сдерживаться и не произнести те слова, что рвались наружу. В том, что произошло, не виноваты ни Илло, ни я, ни отец. Но в глубине души мне хотелось кричать от гнева. Я снова оставил наш жалкий лагерь и прошел к холму, вершина которого чуть поднималась над равниной.

В ущелье вода поднялась еще выше, накрыв переднюю часть фургона. Фургон дрожал под ударами течения, которое старалось снести эту преграду на своем пути. Я посмотрел вдоль ущелья. Поток идет с севера. Возможно, начало его в горах, за Чащобой. Эту местность с неба картографировали корабли исследователей, но насколько мне известно, никто из людей там не бывал. Грозные горы, высокие, крутые, с острыми вершинами, похожими на зубы чудовища. Страшные и не предназначенные для людей.

Я видел, что течение несет многочисленные обломки и следы бури. В воде плясали кусты, такие же, как растут по берегам. Вода подмыла их корни и унесла. Эти кусты застревают у фургона и укрепляют дамбу, за которой вода продолжала подниматься.

Но вот в воде что-то шевельнулась. Моя рука протянулась к рукояти станнера. Я увидел – и понял, что это не иллюзия, – увидел, как над поверхностью поднялась уродливая бронированная голова. Круглые немигающие белые глаза разглядывали фургон и преграду из кустов.

Такой твари я никогда на равнинах не видел. Когтистая перепончатая лапа, больше моей руки, высунулась из воды и ухватилась за край фургона в поисках опоры.

И нашла ее. Вторая лапа протянулась к той же опоре. Я пробрался к самому краю оврага, держа оружие наготове. Тварь разинула пасть, так что голова разделилась чуть ли не надвое, и обнажила ряды острых зубов. Я был уверен, что это плотоядный хищник.

Вопреки мощному телу, которое под длинной шеей казалось непропорционально большим по сравнению с головой и со слишком тонкими лапами, чудовище двигалось легко и проворно. Я подумал, что оно много времени проводит в воде. Тварь забралась на верх фургона, высоко подняла уродливую голову и испустила громкий рев.

– Что это? – Ко мне подошла Илло.

– Не знаю. Но…

Голова метнулась в нашем направлении. Глаза казались слепыми, белыми шарами, без малейших признаков зрачка. Но очевидно, что тварь нас видит, принимает за врага или добычу. Продолжая реветь, она полностью высунулась из воды, показав остальные когтистые лапы, и принялась карабкаться вверх вдоль наклоненного фургона.

Я прицелился в голову, поставил заряд на полную мощность и выстрелил. Все равно что прутик бросил: тварь даже головой не покачала, чтобы избавиться от мимолетного головокружения. Даже гар, песчаный кот или джез после такого выстрела лишились бы сознания.

Когтистая лапа уже рвала кусты, в которых я прорубил тропу наверх. Может быть, на суше мы смогли бы убежать или увернуться, но ведь мой отец без сознания лежит у костра. Наверное, я поторопился с выстрелом, не попал…

На этот раз я сосредоточился только на качающейся уродливой голове. Точка между белыми глазами – ее я выбрал целью. Но тут мою сосредоточенность нарушил голос Илло.

– Целься в шею, там, где она соединяется со спиной!

Что она об этом знает? Судя по ее собственным словам, она такую тварь тоже никогда раньше не видела.

– Целься туда! – Голос ее прозвучал строго, как приказ. – Его мозг… я вообще не чувствую в его голове мозга!

Для меня ее слова не имели смысла. Но выстрел в голову не уложил чудовище. И однажды я видел, как гара парализовал выстрел станнера в позвоночник. Может, и сейчас получится?

Хотя инстинкт говорил мне, что я ошибаюсь, я в последнее мгновение изменил направление луча. И нацелился в то место, где изгибающаяся шея переходила в мерзкое одутловатое туловище.

Полная мощность, и я продолжал нажимать на кнопку, не думая о том, что могу полностью разрядить станнер.

Шея взметнулась высоко в воздух, словно я попал в нее не лучом станнера, а хлыстом. Потом наклонилась вперед, расслабилась, упала, голова оказалась в кустах, а туловище, цепляясь когтями за кусты, заскользило вниз, миновало фургон и погрузилось в воду.