Текст книги "Магия Драконов"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Сам Чуко Янь взобрался на крепостной вал возле западных ворот, чтобы взглянуть на картину военных действий, которая расстилалась перед ним. Огромными желтыми облаками вздымалась пыль в такого же цвета небо. И эта пыль зависла над двумя дорогами, словно раздвинутые режущие кромки огромных ножниц, вот-вот готовые сойтись; для этих ножниц город в Хсичене – всего лишь орешек, который легко можно расколоть.

Министр наблюдал только несколько секунд, а потом снова начал торопливо отдавать приказания, используя даже Мути в качестве посыльного. Все знамена, которые указывали на присутствие в Хсичене защитников Ву, были спущены. С бастионов убрали копья, чтобы их не было видно. И по всему городу прокатился слух, что ни один из офицеров не должен появляться в нем, и быстрая смерть будет наказанием за неподчинение этому приказу.

Солдаты снимали доспехи, откладывали в сторону мечи, копья и луки и надевали синюю одежду крестьян, становились простыми людьми. С метлами и корзинами для мусора они появлялись на улицах, похожие на тех, чьим делом было лишь поддерживать чистоту и порядок. К тому же с передних ворот были сняты засовы и их широко распахнули, позволяя любому пришедшему беспрепятственно глазеть на улицы города.

Между тем министр направился к сторожевой башне у ворот, где Мути помог ему избавиться от доспехов, отстегивая пряжки и ремни. Он отложил в сторону тяжелый драконий шлем и меч, вложенный в красные покрытые глазурью ножны. В укреплении, где обычно люди носят одежду воинов, он облачился в простой серый халат, наподобие тех, что надевают даосские жрецы, а на голову надел черную шляпу.

Потом министр призвал к себе одного из юных писарей и передал ему шест со знаменем, на котором красовался хвост яка, вроде того, что возвышался над зданием магистратуры. Мути, сняв по приказу командующего собственную легкую амуницию, поднял меч в ножнах, поскольку это входило в его обязанности.

И наконец министр протянул руку к лютне, на поиски которой он ранее отправлял в город мальчика. Чуко Яня нежно пробежался по струнам, проверяя звук, слегка нахмурился, и стал настраивать инструмент. Затем, держа лютню в одной руке, он взошел на парапет над воротами, где двое солдат уже установили скамью. И там он уселся, держа лютню на коленях, а писарь и Мути заняли свои места по обе стороны от него, словно они находились в деревенском саду и пришли насладиться тишиной летнего полудня, а шум и опасности войны остались где-то далеко.

Чуко Янь, настроив лютню, начал играть и спел одну из песен Чи Каня:

 
«Я отбрасываю мудрость и отрекаюсь от учения,
Мысли бродят в огромной пустоте…
Постоянно сожалея о неправильно сделанном…»
 

Пропев эту песню, он начал другую. Но ни разу не спел он песни о войне – нет, только о людях, которые живут в мире, и стихи эти были написаны в местах спокойствия.

Он не выказывал ни малейшего интереса к тому, что происходит на дорогах, ведущих к городу. Мути и юный писарь пытались сохранять такое же спокойствие и отсутствие интереса к происходящему вокруг. Что чувствовал писарь, Мути не знал. Но что касается его самого, то внутри у мальчика все сжалось, он с ужасом ожидал первого выстрела из лука, а ждать этого уже недолго; разведчики вражеского передового отряда уже скачут внизу, хотя и с осторожностью людей, ожидающих засады.

Долгое время разглядывали они открытые ворота города и группу из трех человек на крепостном валу, потом повернулись и, гулко стуча копытами, галопом ускакали тем же путем, каким пришли. Мути крепче сжал меч, словно то, что он держит его так, может послужить какой-то защитой. Однако Чуко Янь лишь слегка улыбнулся, закончив песню, и начал другую, в которой на этот раз прозвучали слова восхваления гонимых ветром облаков.

Вскоре вместо разведчиков показался отряд, состоящий из офицеров. Судя по богатым доспехам, они занимали высокое положение, хотя у них нет именного знамени какого-нибудь рода. Неподалеку от стены они повернулись и остановились, не покидая седел некоторое время, которое показалось Мути очень-очень долгим. Они слушали Чуко Яня, словно приятные слова, которые он пел, несли в себе какой-то ужасный смысл, хотя теперь он восхвалял опавшие листья, гонимые осенним ветерком, не обращая никакого внимания на воинов, расположившихся внизу, остановив взгляд где-то далеко поверх их голов, словно они для него невидимые призраки. Мути видел, как они начали переговариваться между собой. Один даже подъехал поближе, чтобы бросить взгляд за ворота на улицу, по которой ходили люди, не выказывающие никакого видимого беспокойства.

Потом солдат Вей поскакал назад к своим спутникам, и теперь он, похоже, направлялся к человеку в этом отряде, облаченному в самые роскошные доспехи. Но тут этот офицер выбросил вверх руку в приказном жесте, резко скомандовал, и все они, развернувшись, галопом поскакали прочь. Министр продолжал петь, когда над дорогой снова поднялась пыль. Только в этот раз она сигнализировала об отходе войска Вей. Мути глубоко вздохнул, несказанно удивленный.

И тут Чуко Янь громко рассмеялся и отложил в сторону лютню, и к нему из башни пришли несколько одетых в гражданские одежды людей, которые прискакали сюда вместе с ним.

– Ваше превосходительство, каким волшебством вы воспользовались? – рискнул спросить самый старший. – Вы пропели какое-то заклинание, написанное мудрецом для этой цели?

И снова министр рассмеялся.

– Я не использовал никакого волшебства, младший брат. Если только ты подразумеваешь то, что люди понимают под магией. Есть одна старая пословица: берегись дремлющего дракона, не буди его. Ссума подумал, что он видит здесь дремлющего дракона, и те меры предосторожности, которые я предпринял, удержали его от пробуждения дракона. Он отлично знает о моей репутации, что я никогда не делаю ничего, не просчитав всего десять раз, что я не бросаюсь безрассудно в опасность. Поэтому, когда он увидел открытые ворота, приглашающие его в город, то его естественно охватили подозрения, что здесь устроена хитроумная засада. Когда он увидел меня, спокойно играющего на лютне, и рука моя перебирала струны, а не держалась за рукоять меча, он поверил, что я чувствую себя здесь в полной безопасности и не нуждаюсь в дополнительной защите. И вот теперь он уходит, чтобы потом встретиться с войсками Киана и Чаня, уже занявшими боевую позицию, и получить отличный урок. Но… будь я на его месте, я не свернул бы в сторону. И он еще долго будет сожалеть о сегодняшнем дне.

И вот вновь министр стал человеком быстрых действий, отдающим приказы, чтобы остатки запасов продовольствия и оружия немедленно переправили в Хуньчунь: он знал, что Ссума не замедлит с возвращением.

Впрочем, слова, сказанные им, уже передавались среди солдат, а потом и среди горожан. Поэтому, когда он прискакал на коне к ним, они приветствовали его криками: «Дремлющий Дракон».

И только позднее Ма Су привели к министру. Увидев главнокомандующего, приказ которого он отказался выполнять, генерал бросился на колени и принялся биться головой о землю, прося пощады. Однако, хотя Чуко Янь и смотрел с жалостью на униженного, он сказал:

– Когда Небо посылает несчастия, их можно избежать; но когда их вызывает сам человек, он лишает себя права на жизнь. Верно сказано: уста – это дверь, ведущая к беде, как не менее истинно и то, что великие планы рушатся из-за нетерпения и глупости. Если первые слова какого-либо приказа не выполняются, то даже последующие десять тысяч не способны предотвратить неудачу. И ни один человек не может называть себя солдатом, если не подчиняется приказам своего полководца.

Ты слишком поспешно поклялся своей головой, что добьешься победы, а победа ускользнула от тебя, уведенная демоном гордыни, чтобы подвергнуть испытанию весь наш тщательно разработанный план. И теперь твою голову ждет та судьба, о которой ты сам просил.

Вот так и поступили с Ма Су, именно так, как он в своем безмерном тщеславии и предложил сделать. Однако Чуко Янь знал, что генерал был храбрым человеком, не предателем, только глупым из-за собственной гордыни. Поэтому он не позволил наказывать всю семью Ма Су, только доставил его родичей в свое владение.

И едва только выдалась первая же передышка, министр собрал вместе своих старших офицеров и показал им рапорт обо всем случившемся, который он написал для Сына Неба. К этому рапорту, который заканчивался упоминанием о казни Ма Су, он добавил следующие слова:

– Тот, кто ошибается при выборе человека на важный пост, сам совершает смертельную ошибку. И он больше не достоин быть тем, кому можно доверить охранять трон.

Именно поэтому этот недостойный слуга должен быть по праву лишен незаслуженных им почестей и наград, которые получил в прошлом, равно как и поста, занимаемого им и кроме того его следует должным образом наказать за ошибки, со вершенные им при неправильном, использовании власти.

И хотя его офицеры и начали громко протестовать, Чуко Янь не изменил ни одного из этих своих высказываний, добавленных к рапорту, который он подписал «первый министр» и отправил затем императору.

Сначала император возражал. Однако Чуко Янь был непоколебим в своем решении и настаивал, что он больше не соответствует своему посту, так как совершил фатальную ошибку, избрав Ма Су своим главнокомандующим. Император почтил такую искренность, которая, как говорят, чаще встречалась в былые дни, когда люди имели более чистые души, поэтому, хотя он и принял отставку Чуко Яня с поста первого министра, тем не менее оставил его во главе армии, со всеми прежними правами и обязанностями. И все продолжали высоко отзываться о Чуко Яне как о мудром и уважаемом человеке.

И вот тогда-то Дремлющему Дракону и посвятили песню, где было сказано о нем:

 
«Полностью для врага этот город открыт,
Но лютня Чуко чудеса творит.
Отвернет она прочь легионов марш:
Оба полководца разгадали планы врага».
 

Пыль на столе

«Дремлющий дракон» – эти слова прозвучали в темной комнате с таким шипением, словно сам дракон произнес их.

Однако дракон мирно спал на столе, полузакрыв глаза. Он был точно таким, как на мече Чуко Яня. Хотя цветом тот скорее походил на серебристого, потому что был выгравирован на стальном клинке, в то время как этот дракон сверкал солнечными бликами не хуже императорского Желтого Дракона, как на знамени Сына Неба.

Сын Неба! Как же много времени прошло с тех пор, как в Китае правил последний император. Ким, едва касаясь, провел пальцем по телу желтого дракона. Кусочки сошлись так плотно, что он едва мог видеть места, где те соединялись. Картинка-загадка завершена.

Драконы… мальчик внимательно осмотрел свернувшегося кольцами серебристого дракона на крышке коробочки, синего на ее дне, красного и желтого по краям. Что если они – Сиг, Рэс, Арти – тоже видели в сновидениях драконов?

Но больше всего его притягивал к себе Шуи Мин Лунь. Ким снова ощутил ту слабость, которая охватила все тело, когда он скакал вместе с Ма Су и Вень Пенем, а потом возвращался с картой и рапортом. Он снова познал страх, от которого сохло во рту, когда руки становились потными, держась за рукоять вложенного в ножны меча, когда он стоял рядом с министром и наблюдал за Ссумой и его офицерами, скакавшими к городской стене.

Не оправдывайтесь, смело принимайте на себя вину за ошибки сделанных вами выбора и действий – этому он научился у Чуко Яня. И вся та длинная фраза, сказанная министром, слово за слово пришла ему на память.

А что делал Ким все эти дни после переезда сюда, когда начал ходить в новую школу? Чувствуя себя потерянным и одиноким, он винил во всем этом школу – она оказалась слишком большой, здесь училось слишком много незнакомых ему людей, а также родителей – за то, что они переехали… винил всех, кроме самого себя. Никто не станет ходить за ним, просить его, Кима Стивенса, стать другом. Он может продолжать упорствовать в этой ошибке, думая, что он прав, как думал и Ма Су, – или же постараться последовать тропой Дремлющего Дракона.

Чуко Янь использовал силу своего ума и одержал вместо поражения триумфальную победу. Перед будущим можно предстать разными путями: как Чуко или как Ма Су. И теперь мальчик точно знал, какой путь он выберет для себя. Внезапно, всего на несколько мгновений, он снова стал Мути; сложив руки вместе, что показалось правильным и соответствующим этому моменту, он почтительно поклонился желтому дракону.

– Тысяча, тысяча благодарностей, великий и уважаемый бог, – произнес он на гонконгском наречии, которым не пользовался уже долгое время. – То, что ты милостиво указал своему недостойному слуге правильную дорогу, – великая честь. И теперь он продолжит идти по верному пути, – и во второй раз мальчик поклонился дракону, как это бы сделал Мути.

А потом Ким взял портфель и вышел из темной комнаты. Сколько же времени он провел в этом странном сновидении? Час… два? Мама, наверное, уже тревожится. Ким вспомнил как незадолго перед этим приключением она следила за ним с унынием в глазах. Она и отец спрашивали его о школе, понравилась ли она ему. И несколько раз мама предлагала, чтобы он пригласил кого-нибудь из своих школьных приятелей к себе домой, как в старой школе приходил с Джеймсом Фонгом и Сэмом Льюисом. А он не знал, что ответить ей, чтобы она не догадалась, как это все ему ненавистно. Ну, а теперь, после того, как он увидел Чуко Яня, он посмотрит прямо в глаза любому страху. И хотя он не играет на лютне и не поет перед лицом врага, он сделает то, что должен сделать.

Ким пробежал по темным комнатам и, выбравшись наружу из окна кухни, закрыл его за собой. Потом остановился на крыльце. Эта картинка-загадка! Если кто-нибудь явится, чтобы снести дом, что же станет с головоломкой? Ее нужно убрать отсюда!

Но ему не хотелось возвращаться за ней одному. Сиг, Рэс и Арти – они все собирали по одной из ее картинок. Ему следует сперва поговорить с ними, спросить, что нужно сделать. Так что давай двигай к дому Сига, сказал он себе, возможно, они все еще там…

Ким бросил взгляд на наручные часы, подарок ко дню рождения, сделанный ему два месяца назад. Без двадцати пять! Но ведь он вышел из автобуса только в четыре пятнадцать… он пробыл в доме лишь около получаса!

Но ведь в его сновидении прошли дни, а в реальном времени – только полчаса. Все равно, без двадцати пять – тоже позже обычного. И теперь, ради всего на свете, он не хочет тревожить мать.

С мальчиками он увидится и позже. Ведь так будет лучше, подумал Ким, он позвонит им и спросит, что делать. Если они подойдут к трубке, вот тогда и решат насчет головоломки, может даже, заберут ее все вместе после школы завтра. Ким быстро побежал по улице, и портфель глухо бился о его ногу, а мальчику больше всего хотелось схватить телефонную трубку и сделать эти звонки. В каком-то отношении это будет первой битвой в его личной войне, первой для него возможностью доказать, что он следует примеру Чуко Яня.

Но когда Ким пришел домой, мать сама разговаривала по телефону. Она сидела на краю дивана, прислушиваясь, потом улыбнулась и махнула рукой в сторону кухни, где, как он знал, его дожидаются пирожные и молоко. Мальчик повесил пиджак и шапку в платяной шкаф, а на нижнюю ступеньку лестничного марша поставил портфель, чтобы забрать его позже в свою комнату. Однако в этот раз он не взял с собой на кухню библиотечную книгу, чтобы читать ее во время еды. Ему предстояло поразмыслить над кое-чем, что было намного более волнующим, чем все то, что он мог бы прочитать, в этом он не сомневался.

На тарелке лежали два шоколадных пирожных с орехами, да и остальное на кухне пахло вкусно. Потом он вспомнил о распродаже печенья в церкви. Мама, наверное, пообещала сделать для этой акции много разных штучек. Он увидел две коробки с пирожками и две огромных кастрюли, накрытые фольгой. Никто не умеет печь так, как мама. Мальчик надкусил край первого пирожного, решив, что больше не будет его есть.

– Ну, – в дверях кухни появилась мама, – как дела в школе, Ким?

– Все в порядке. Могу я пригласить нескольких мальчиков, чтобы они пришли ко мне после ужина? Они живут поблизости… Сиг, он на Эшфорде, а Рэс и Арти еще ближе…

– Школьная вечеринка, будете вместе выполнять домашнее задание, так?

Он кивнул со ртом, полным пирожного, отчего и не смог со всей вежливостью ответить, как должен был. А потом торопливо проглотил остатки.

– Это особенное задание. И мы не будем заняты долго, – мальчик остановился на несколько секунд в нерешительности, понимая, что мама удивляется, что же может быть этим особенным заданием и почему он не рассказывает ей о нем.

Но она не задала ни одного вопроса, что было одним из ее лучших качеств.

– Если их родители разрешат, тогда да, Ким. Возможно, на полчаса или около того. Но такая поздняя учеба…

– Да, – согласился он. Правила есть правила и он никогда не просил изменить их до этого. Но это так важно. Что если строители придут уже завтра и снесут этот старый дом, и тогда головоломка погибнет! А что если он уйдет завтра утром в школу пораньше, никому не говоря почему, и заберет эту картинку-загадку по пути к остановке? Или если он не сможет, это сделает кто-нибудь из ребят?

Одним глотком он съел оставшуюся часть пирожного и пошел посмотреть телефонный справочник, начав искать номера по алфавиту, так что Рэс – Джордж Браун – оказался первым. И удача: ему ответил сам Рэс.

Ким заранее не обдумывал, что скажет, и теперь пытался найти нужные слова. В конце концов ведь Рэс не знает, не может знать, что он тоже складывал эту головоломку.

И кроме того не очень-то помогает такое начало, когда он бросает в трубку: «Говорит Ким», а Рэс отвечает: «Какой еще Ким?»

– Ким Стивенс. Я жду автобус в школу вместе с тобой.

– А, ну да, конечно, – но прозвучавшее в его голосе замешательство еще больше смутило Кима. Он смог только торопливо продолжить, надеясь на лучшее, хотя он слегка боялся, что мальчик не станет его слушать.

– Я знаю… о драконах. Я… я сложил сегодня днем желтого!

Долгую минуту вообще не было никакого ответа. Ким уже чувствовал, как внутри него все заледенело, словно он опять находился на стене существовавшего века назад города. Рэс рассердился на него, может, даже повесил трубку? Молчание действительно затянулось на очень долгий срок, пока наконец не раздалось:

– И с тобой что-то приключилось, разве не так?

– Да! И, Рэс, как насчет этого – ты сам знаешь, чего, – если завтра придут сносить дом? Не можешь… не можешь ли ты прийти ко мне после ужина, и мы поговорим об этом? Возможно даже, если мы промедлим до завтрашнего дня, станет уже слишком поздно.

– Я должен спросить. А как насчет Сига… Арти?

– Я собираюсь позвонить им.

Рэс отошел от телефона, а затем вернулся, пообещав: «После ужина, точно». Затем Ким нашел в справочнике номер Сига и подвел к нему палец, готовясь сделать второй звонок. И ему повезло, когда он дозвонился до Сига: там все еще находился Арти, так что он поймал сразу обоих, и они тоже пообещали ему прийти.

Ким с нетерпением ожидал их прибытия. Отец по телевизору слушал новости, а мама вернулась к телефону и принялась болтать о распродаже печенья, поэтому он провел ребят прямо в свою комнату. Сиг и Арти сели на кровать, с нескрываемым любопытством оглядываясь. А Рэс занял стул за письменным столом, и лишь Ким остался стоять, очень желая начать беседу.

– Занятная комнатка, – Сиг стал изучать полки на стене, потом взял в руки какую-то из вещиц, которые Стивенс-старший привез из Гонконга, Японии и Кореи. – Эй… смотрите – да это же дракон!

Он указал на вырезанную из дерева фигурку.

– Это из Тайваня, – нетерпеливо ответил Ким.

– Очень похоже на того желтого дракона на крышке шкатулки. – Сиг встал и подошел ближе, чтобы внимательнее осмотреть статуэтку.

Ким покачал головой.

– Желтого дракона зовут Лунь, и он принадлежал императору.

– Откуда ты это знаешь? – спросил Арти.

– Прежде всего, потому что он желтого цвета, а этот цвет носить или использовать мог только император. А потом, у него пять когтей на ногах, поэтому это и есть Лунь. Но тот, что был на картинке-загадке, – Шуи Мин Лунь, что означает «Дремлющий Дракон», и это был не настоящий дракон, а человек – человек, который много веков назад жил в Китае. Он был первым министром и главнокомандующим у императора Лю Пея, и у него был меч, подаренный ему императором, на котором был выгравирован дракон с закрытыми глазами. Он совершил один очень важный и храбрый поступок, и люди прозвали его Дремлющим Драконом – про него даже сложили песню… – Ким говорил все быстрее и быстрее, с радостью замечая, что полностью овладел вниманием ребят и что они, похоже, верят всему тому, что он им рассказывает.

– Человек, а не дракон, – кивнул Арти. – И у меня то же… Артос Пендрагон – он был королем, и у него тоже был особенный меч. Но его дракон был не на мече, а на огромном красном знамени. И когда ветер раздувал его, оно напоминало летящего дракона.

– А у меня был настоящий дракон – или, может, когда-то он был человеком, а потом превратился в дракона – но в плохого. И его называли Фафниром. Сигурд Королевский Сын убил его мечом Балмунгом. Ему помогал Один… – добавил от себя Сиг.

– И сирруш-ло тоже был настоящим, – перебил его Рэс. – Он был ужасен – словно помесь огромной змеи и крокодила или же одно из тех доисторических чудовищ. Жрецы Мардука-Бела держали его в бассейне в храме и собирались убить с его помощью Даниила, только тот узнал способ первым уничтожить его.

Ким вертел головой, внимательно прислушиваясь к словам ребят. Итак, он прав в своих догадках: что у каждого свой дракон, отличный от остальных, как те четыре рисунка на коробочке. И ему захотелось узнать побольше обо всем том, что произошло с каждым из них. Пендрагон, Фафнир, сирруш-ло… странные имена. Но, вероятно, для Сига, Арти и Рэса «Шуи Мин Лунь» звучит не менее странно.

– Головоломка… – вернул он их к проблеме, которую требовалось незамедлительно решить. – Что случится со шкатулкой, если в тот дом явятся люди из муниципалитета и заберут все из дома, может, уже завтра?

– Ты сложил желтого дракона, полностью завершил его сегодня днем? – спросил Рэс.

Ким кивнул.

– И тогда ты оставил его там, на столе?

– Да, я подумал, что уже поздно, и мама начнет беспокоиться. А потом… потом я вдруг понял, что никогда и не думал разделять картинки. Вы ведь знаете, они так крепко соединены, что я не смог разглядеть даже щелочек между ними и нащупать их.

– Мы не можем пойти за ней ночью, – Сиг принялся расхаживать по комнате от кровати к двери и обратно, словно ему лучше думалось, когда он шагает. – Не сегодня ночью. По крайней мере я не могу уйти и даже попытаться сделать это. Я не могу даже оставаться здесь долгое время, потому что, уходя из дому, сказал предкам, что пошел делать домашнее задание.

Рэс и Арти кивали в полном согласии.

– Поэтому нам придется оставить это дело до окончания школьных занятий завтра и только надеяться на то, что за вещами не придут до этого времени. Но мы пойдем туда все вместе – после школы – согласны, ребята?

Они ответили «да» почти одновременно. А потом Сиг повернулся к Киму.

– Мы хотим услышать твою историю, всю. Возможно, у нас сегодня вечером не слишком много времени, но расскажи нам то, что сможешь.

И Ким начал свой рассказ, стараясь как можно красочнее описать им ошибку Ма Су, ум и мужество Чуко Яня. Однако в повести нашлось много такого, что, как он боялся, они не могли понять. Когда он закончил, Рэс, наклонившись вперед, пристально посмотрел на Кима, словно видел перед собой не мальчика, а того человека, которого он описывал. А Сиг, возвратившийся к кровати, зачарованно сидел рядом с Арти.

– Этот Ма Су, – первым начал Рэс, – неужели он был так глуп! Поклясться своей головой, что он прав, а потом вышло так, что ошибся именно он!

– А я не понимаю – на самом деле – не понимаю, почему Чуко Янь подумал, что он ошибся, и почему ему захотелось отказаться от всего, – медленно пробормотал Арти. – Он… он на самом деле победил этого Ссуму, разве не так? И он сделал это, даже не сражаясь. Почему же тогда он сказал, что проиграл? Ох, я знаю, вы повторите то, что он говорил, что он совершил ошибку, назначив не того человека на важный пост, поэтому-то он и в ответе за это. Но он был слишком суров к себе – по крайней мере я так думаю.

– Таким был их образ мышления, этих древних китайцев, – Ким попытался объяснить это получше. – У них существовали принципы морального кодекса, которому они следовали, хотя, конечно, отнюдь не все, а только герои – и они пытались следовать самым суровым из этих принципов, – и иногда у них это получалось.

– Точно, – перебил его Сиг. – Вроде того, как Сигурд отказался прикоснуться к драгоценностям, хотя у него были все права сделать это, после того как он убил Фафнира! Он знал, что эти драгоценности меняют человека, прикоснувшегося к ним, как это случилось с Мимиром, вот поэтому он и не взял их.

– А что потом случилось с Сигурдом? – спросил Ким.

– Многое, однако у меня нет времени рассказать об этом сегодня вечером, – ответил Сиг. – Вот завтра – послушайте, сегодня мы ходили в библиотеку и взяли оттуда несколько книг. Я взял вторую книгу о Сигурде, описывающую не совсем то, что случилось со мной – там не было вообще Сига Клешнерукого. Но я был им – Сигом Клешнеруким – я шел вместе с Сигурдом, когда он отправился убивать Фафнира, как и перед тем помогал ковать меч. И Рэс, он взял книгу о Египте, но в ней ничего не нашлось о Мерое, поэтому ему пришлось взять другую, и он сейчас просматривает ее. Арти – вот у него была отличная история – о настоящем Артуре, а не о короле и его рыцарях Круглого Стола и все такое. И теперь – может, тебе удастся разузнать что-то об этом Чуко Яне. Если наши герои существовали на самом деле, то и твои тоже должны были быть!

– И когда мы вернемся завтра домой, мы все вместе сходим туда и заберем головоломку, – Рэс встал.

На том и порешили, после чего трое мальчиков ушли домой. Ким, вернувшись к себе, сел за стол и раскрыл книгу. Его ждало домашнее задание. Но как же трудно было сейчас сосредоточиться на содержании учебника. Ему хотелось знать все, что Сиг мог рассказать ему о Фафнире, а Арти – о Пендрагоне, как и Рэс – о чудовище сирруш-ло… и ждать было так трудно. Он не был уверен, что, захлопнув последний учебник, хоть что-нибудь выучил сегодня вечером.

– А эти ребята кажутся очень приятными, – прокомментировала мама за завтраком. – Я так рада, что ты нашел новых друзей, Ким. Начинать учиться в новой школе, причем такой огромной, как школа Энтони Вейн, довольно трудно, но оставаться одиноким еще труднее. Я знаю миссис Дортмунд, и я уже встречалась с миссис Джоунс и миссис Браун на собрании в школе. Они все живут совсем близко… – она не закончила фразу, но Ким догадывался, что она имеет в виду. Теперь ей не придется больше беспокоиться о нелюбви Кима к их новому дому и к соседям.

Но мальчика снедало нетерпение побыстрее добраться до автобусной остановки, поэтому он раньше обычного постарался покинуть дом и выйти на улицу.

– Эй! Подожди, приятель! – раздался громкий крик Арти, и Ким замедлил шаг, когда одноклассник стал догонять его на дорожке, на ходу застегивая пиджак. За углом они наткнулись на Рэса, а еще через полквартала – и на Сига, так что на остановку прибыли все вместе.

Вокруг старого дома ничто не подавало признаков жизни. Но было еще рано, только половина восьмого, и если люди из муниципалитета и явятся, чтобы забрать вещи из дома, то, вероятно, это случится позднее.

– Как жаль, что сегодня не суббота! – воскликнул Арти.

– Да уж! – ответил ему Рэс. – Нам остается лишь надеяться на то, что здесь их сегодня не будет.

– У нас, наверное, есть еще десять минут, – сказал Арти. – Почему бы нам не слазить туда сейчас?

– Чтобы все эти увидели нас там? – Сиг указал на маленьких ребятишек и на двух матерей, сопровождавших своих чад и ожидавших автобуса, чтобы благополучно посадить детей в него.

Они хмуро согласились, что он прав. Поэтому они использовали свободное время, чтобы Ким повторил им свое приключение, которое вчера рассказал довольно путано, но и теперь его постоянно перебивали все подряд, внезапно припоминая что-то, что он должен был обязательно в ту же секунду добавить, прерывая на середине чей-нибудь рассказ.

Этот вторник оказался самым длинным школьным днем на памяти Кима – почти таким же длинным, как и день накануне, когда ему хотелось разузнать, что же делали мальчики в том доме. Часы как будто остановились, каждый урок, казалось, растягивался на целых четыре долгих утомительных часа. И когда он наконец залез в автобус, направлявшийся к дому, он чувствовал себя так, словно провел неделю в этих классных комнатах и коридорах.

Три урока вся компания отучилась вместе. А с Рэсом к тому же у них оказался перерыв на обед в одно время, так что им даже удалось сесть за один стол. Но они не рискнули говорить о том, что занимало все их мысли, боясь, что кто-то их подслушает. Какое облегчение думать, что они уже едут домой, как хорошо знать, что вскоре они разгадают всю загадку.

Но чем ближе они подъезжали к своей остановке тем больше беспокоились о том, что могло случиться за время их отсутствия. Что если люди из муниципалитета пришли и забрали все из дома? Ким уже по-настоящему чувствовал себя в полном отчаянии, когда автобус свернул за угол и они вышли из автобуса.

Как один они одновременно повернулись лицом к заросшему саду.

– Во всяком случае никаких самосвалов. – Арти издал вздох облегчения.

– Но это ничего не значит, – подчеркнул Рэс. – Они могли уже уехать. И мы не узнаем, пока не проверим внутри.

– Спокойнее, – предупредил Сиг, – нам лучше пробираться под прикрытием кустов, чтобы никто ничего не увидел, не стоит, чтобы кто-нибудь заметил нас и начал задавать вопросы. Пошли быстрее в дом!

И они побежали, подчиняясь его указаниям, стараясь держаться так, чтобы между ними и распахнутыми воротами постоянно были какие-нибудь деревья. Вскоре они достигли крыльца с задней стороны дома, и Сиг оказался впереди всех. Он приподнял оконную раму, чтобы проскользнуть внутрь, и Арти поддержал ее створку, чтобы он поскорее проделал это.

– Не думаю, что они уже побывали здесь, – обрадовал друзей Сиг, когда мальчики проникли в дом вслед за ним. – Кухонная утварь никем не тронута.

Так же обстояло дело и со столовой и гостиной. Им не понадобилось много времени, чтобы добраться до комнаты с головоломкой. Однако на самом пороге Сиг внезапно остановился, и следовавшие за ним по пятам Арти, Рэс и Ким наскочили на него и кучей ввалились в комнату. А секунду спустя они тоже увидели, что остановило первого. В комнате по-прежнему стояли только стол и стул. Но столешница оказалась пустой. На ней не было собранной из сверкающих деталек картинки-загадки, не сверкали яркие цвета. Не осталось даже самой шкатулки. Ничего, кроме стула и стола, пыли и огромного числа паутинок.