Текст книги "Ведьмы из Эсткарпа"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

2. Кораблекрушение

Те самые обстоятельства, которые, как она пока надеялась, должны были принести ей свободу, в ближайшие дни обратились против Лоис. И хотя Ивьен Карстенский не приехал сам в Верлен, чтобы увидеть невесту или приданое, он прислал туда целую свиту, чтобы воздать ей почет. И ей пришлось присутствовать на этом представлении. Ее сердце, под тем самым панцирем из стали и льда, исходило отчаянием и нетерпением.

Наконец все надежды ей пришлось свои отложить на свадебный пир – ведь тогда, наконец, в замке будут нетрезвые головы. Фалк желал удивить вельмож, присланных герцогом, щедростью и хлебосольством. И он выкачает из бочек в подвалах достаточно жидких сокровищ… Нет, лучшей возможности ей не представится.

И тогда разразился шторм, – такого натиска ветра и волн Лоис, знавшая побережье от рождения, не видела еще никогда. Брызги прибоя взлетали столь высоко, что пятнали даже окна ее комнаты. А Беттрис и служанка, которую прислал Фалк, чтобы помочь ей с платьем, ежились и жались при каждом порыве ветра, сотрясавшем даже стены замка.

Беттрис вскочила, широко открыв глаза, рулон тонкого зеленого шелка скатился на пол. Ее пальцы изобразили заученный с детства в забытой деревне священный знак.

– Ведьмина буря, – тонким голосом сказала она, за бушеванием ветра до Лоис донесся лишь шепот.

– У нас не Эсткарп. – Лоис приложила вышивку к сатину и делала ровные стежки. – Кто здесь властен над волной и ветром? И ведьмы Эсткарпа не покидают своих пределов. Это буря, простая буря. И если ты хочешь порадовать господина Фалка, не трясись в шторм – в Верлене они обычны. Ведь откуда, – тут она примолкла, продевая нитку в иголку, – откуда берутся наши богатства?

Беттрис обернулась, губы ее обнажили острые мелкие лисьи зубы.

– И я рождена у моря, штормов я навидалась… Уж я – то вдоволь находилась по берегу со сборщиками. Что это такое, вы и не представляете, госпожа моя! Только такой бури я не видела, да и не слыхала, чтобы рассказывали о чем-то подобном. Зло для тех, кто доверился волнам! – Лоис отложила шитье. Она подошла к окнам, но за темным усеянным брызгами стеклом ничего не было видно.

Служанка и не пыталась работать, она съежилась у очага, где потрескивали ветви морского коралла, и раскачивалась взад и вперед, прижав руки к груди, словно бы там что-то болело. Лоис подошла к ней – обычно она не интересовалась этими девками, – ни Беттрис и ее бессчетными предшественницами, ни какими-нибудь там кухарками-замарашками. Но теперь против желания спросила:

– Девка, тебе плохо?

Девица была поопрятнее прочих. Быть может, ей приказали прибраться, прежде чем послать сюда. Ее лицо, обращенное теперь к Лоис, привлекло внимание дочери Фалка. Это была не деревенская девка, которую прогнали из веселого дома на другую работу. Лицо ее словно маской покрывал страх, казалось, он сросся с ней настолько, что даже изменил ее внешность. Будто глину горшечник. Но под оболочкой страха что-то еще шевелилось.

Беттрис пронзительно рассмеялась:

– Ее гложет не боль в пузе, а память. Когда-то и ее волны выбросили на берег. Не так ли, потаскуха? – Толкнув мягкой кожаной туфлей, она едва не опрокинула девку в огонь.

– Оставь ее! – скрытый огонь впервые вспыхнул в Лоис. Она всегда старалась держаться подальше от берега после бури, раз ничего не могла поделать с привычками Фалка, а точнее с его нравами… Просто старалась избегать подобных зрелищ.

Беттрис неловко замялась. В отношении Лоис она не была уверена в своих правах и не рисковала обострять отношения.

– Отошлите эту слабоумную дуру. Пока бушует шторм, она и не прикоснется к работе. Да и какое-то время после бури тоже. Жаль – она искусная портниха, иначе ее уже давно отправили бы кормить угрей.

Лоис подошла к просторной кровати, на которой уже были разложены готовые вещи. Там была шаль, простая на вид, но из блестящего шелка и драгоценной ткани. Подхватив ее, она подошла к очагу и набросила на плечи дрожавшей служанки. Не обращая внимания на изумление Беттрис, Лоис встала на колени, прикрыла ладонями руки девушки и, глядя в это отрешенное лицо, попыталась забыть злые обычаи Верлена, искалечившие их обеих, пусть и по-разному.

Беттрис потянула ее за рукав.

– Как ты смеешь? – вспыхнула Лоис.

Та выпрямилась, с лукавой усмешкой на полных губах.

– Как бы не опоздать, госпожа. Владетелю Фалку едва ли понравится, что вы нянчитесь с потаскушкой, пока он обсуждает брачный контракт с людьми герцога. Мне сказать ему, почему вы не идете?

Лоис невозмутимо глядела на нее.

– Девка, я выполняю повеления моего господина во всем и в этом тоже. Не вздумай учить меня! – Она нерешительно оторвала руки от девушки.

– Не выходи отсюда. Сюда никто не придет. Понимаешь – никто.

Но разве та поняла? Она раскачивалась взад-вперед, словно старая боль терзала измученный мозг, пусть рубцы и исчезли.

– Я оденусь сама, можешь не помогать мне. – Лоис обернулась к Беттрис, и та покраснела. Она опасалась наследницы и отдавала себе в этом отчет.

– Но вы можете выглядеть лучше, если воспользуетесь тем малым волшебством, что известно любой из женщин, – резко ответила та. – Я покажу вам, что надо сделать, чтобы мужчина не отводил от вас глаз. Подчеркните брови, чуть-чуть кармина на губы… – раздражение было забыто, проснулся инстинкт. Она оглядела Лоис критически, но без предубеждения, и та, невзирая на свое презрение к Беттрис, ко всему, что она представляла, поняла, что слушает ее.

– Да, если вы прислушаетесь к моим словам, госпожа, быть может, ваше лицо и заставит его отвернуться от Олдис. Но есть и другие способы привлечь мужчину – кончик ее языка появлялся и исчезал между губ, – и этим способам я могла бы научить вас, госпожа, а это – оружие. – Она подобралась поближе, ярость шторма отсвечивала в ее глазах.

– Ивьена не интересовало, какова я, – ответила Лоис, отвергая предложение Беттрис, отвергая все, что было связано с нею. Пусть будет доволен тем, что есть, – и молча добавила про себя: «Ты ведь не знаешь, что он получит».

Женщина пожала плечами:

– Жизнь ваша и решать вам. Но задолго до ее конца вам придется узнать, что по своему вкусу ее, увы, не переделаешь.

– Придется, так придется, – спокойно согласилась Лоис, – а теперь иди, как ты сказала, уже поздно, а работы у меня еще много.

Церемонию подписания брачного контракта она перенесла с обычным для себя спокойствием. Герцог прислал за невестой из Карса троих очень разных людей, и она с интересом разглядывала их.

Хунолд знавал Ивьена еще в кондотьерские времена. Слава этого воина достигла даже такого затхлого омута, как Верлен. Внешность его, как ни странно, не соответствовала ни его занятиям, ни репутации. Лоис ожидала увидеть кого-нибудь вроде сенегаля отца – может быть, лишь более отесанного, – а перед ней был апатичный, вяло тянущий слова, затянутый в шелка царедворец, никогда, казалось, не ощущавший веса брони на своих плечах. Округлый подбородок, глаза с длинными ресницами, гладкие щеки обманчиво придавали ему облик молодого и мягкого человека. Слыхавшая о нем кое-что Лоис попыталась сопоставить внешний вид и поступки, но не смогла и несколько испугалась.

Сирик из Храма Фортуны был стар, завтра он произнесет эти слова, когда она скрестит руки на боевом топоре герцога, что сделают ее принадлежащей Ивьену в той же мере, как если бы она уже побывала в его объятиях. Он был краснолиц, поперек низкого лба вздувалась синяя вена. И молчал он или говорил, по-особенному мягко и гулко, все время вблизи был слуга с коробкой лакомств, а под желтым балахоном жреца вздымалось брюшко изрядных размеров.

Владетель Дуарте принадлежал к родовитой знати. И потому не слишком соответствовал своей роли. Он был худощав и невысок, уголок его рта слегка дрожал. Похоже было, что порученное повелителем дело смущает его, – говорил он только, когда от него требовался ответ. И лишь он один обращал хоть какое-то внимание на Лоис. Она заметила, что он время от времени задумчиво посматривает на нее, но ни жалости, ни сочувствия, а тем более обещания помощи разглядеть в его взоре не смогла. Напротив, ей показалось, что для него она просто неприятность в карьере.

Лоис радовалась, что обычай позволяет ей не присутствовать на вечернем пиршестве. Завтра-то ей придется сидеть со всеми на свадебном пире, но когда начнут обносить вином… Да, тогда! Ухватившись за эту мысль, она поспешила к себе.

Она почти забыла про портниху и, увидев ее тонкую фигурку в проеме окна, даже вздрогнула. Ветер уже понемногу стихал, шторм начинал выдыхаться. Но она услышала другой стон – безнадежной и страшной потери. Из открытого окна резал соленый ветер.

Сердитая от собственных неприятностей, обеспокоенная тем, что ее ожидало в ближайшие двадцать четыре часа, тем, на что она должна была решиться, Лоис бросилась к раскачивавшемуся окну и потянула за рукав девку, чтобы захлопнуть его. Ветер уже почти утих, но молнии еще полосовали облака. И в свете одной из них Лоис увидела то, за чем та, быть может, уже долго следила.

Прямо на оскаленные клыки мыса ветер нес корабли – один, два, три… корабли, рядом с которыми лодчонками казались те прибрежные купеческие суденышки, которые обычно выбрасывало здесь на берег прибрежное течение, что обогащало Верлен. Такие могли быть лишь во флоте гордого повелителя мореходов. Молнии все еще вспыхивали, и в их мгновенно гаснувшем свете Лоис не видела никакой суеты на борту, словно эти суда были призрачными и экипажам была безразлична их судьба.

Огоньки грабителей, мусорщиков, цепочкой и кучками уже двигались из высоких ворот Верлена. Ведь в общей суете на месте кораблекрушения можно было припрятать и что-нибудь для себя, правда, тяжелая рука Фалка сулила за это вору удавку, и жульничество было почти сведено на нет. Они забросят сети, выловят все, что плавает, подберут выброшенное на берег. А что до людей, что попадут на берег живыми… Лоис изо всех сил толкнула девушку, захлопнула и заложила окно.

К удивлению ее, лицо той больше не искажал таинственный ужас. В темных глазах девушки светилось теперь возбуждение, крепнущая сила. Склонив голову, она словно бы старалась уловить какой-то звук в медном грохоте волн. И было совершенно ясно, что там, в мире, пока волны не вынесли ее в Верлен, она была кем угодно, только не солдатской девкой.

– Слушай, та, что долго жила здесь, – далеким голосом сказала она, словно черпая из глубины немыслимых для Лоис познаний. – Решай, решай и думай. Сегодня ночью решаются судьбы и стран, и людей.

– Кто ты? – вскрикнула Лоис. – Лицо девушки менялось прямо на глазах. Не чудовище, не зверь, не птица – так говорили о ведьмах Эсткарпа. Но то, что недавно глубоко пряталось в ней, уязвленное почти смертельной раной, вновь проснулось, и через шрамы истекало наружу.

– Кто я? Никто… и ничто. Только близится та, что была больше меня, когда я еще была жива. Выбирай и решай, Лоис Верленская, – выберешь добро – будешь жить, выберешь зло – умрешь. Умрешь, как я, не сразу, – день за днем, по кусочку.

– Флот… – Лоис повернулась к окошку. Может быть, какой-нибудь враг, безрассудный и злобный, хочет, пожертвовав кораблями, высадиться на мыс и овладеть замком Верлена. Такая мысль была бы сумасшедшей. Корабли уже обречены… Мало кто из корабельщиков, а быть может, никто, сумеет выйти живым на берег. А там их ждут люди Верлена, приготовив жестокую встречу.

– Флот? – переспросила девушка. – Флота нет… просто жизнь или смерть… В тебе есть что-то от нас, Лоис. Докажи теперь свою суть, побеждай же!

– Что-то от вас? От кого же… или от чего?

– Я ничто и никто. Лучше спроси меня, Лоис Верленская, кем я была, пока ваши люди не вытащили меня из моря.

– Так кем же ты была? – словно послушное дитя переспросила Лоис.

– Я была одной из дев Эсткарпа, из прибрежных селений. Теперь ты понимаешь? Да, у меня была Сила… пока ее не вырвали у меня там, в зале, а мужчины ржали и одобряли содеянное. Ведь этот Дар принадлежит нашим девам лишь, пока неприкосновенными остаются наши тела. А для Верлена я – только тело, женская плоть и ничего больше. Так потеряла я то, чем жила и дышала, я потеряла себя. Понимаешь ли ты, что значит потерять себя? – она вглядывалась в лицо Лоис. – Похоже, что да – ведь ты собираешься защищаться. Мой дар исчез, сгорел как уголь в огне, только пепел остался. Но я сейчас знаю, что та, какой я даже не надеялась быть, грядет со штормом. И решит она не только наши судьбы!

– Ведьма! – Лоис не дрогнула, словно что-то загорелось внутри. Сила дев Эсткарпа была легендарной. Она подолгу размышляла над рассказами и о них самих, и об их таинственной силе. И только тут поняла она, какую упустила возможность. Почему не узнала вовремя об этой… почему ей никто не сказал.

– Да, ведьма. Так зовут нас те, кто понимает лишь крохи. Но не думай, Лоис, что я могу что-нибудь сделать сейчас. От меня остались только угольки. Волей и умом стремись помочь той, что приходит.

– Волей и умом! – внезапно охрипшим голосом рассмеялась в ответ Лоис. – И ум есть и воля, только власти нет. Ни один солдат не исполнит моего приказа, даже занесенной руки не остановит. Лучше проси у Беттрис. В дни, когда мой отец благоволит к ней, она пользуется у его людей даже некоторым уважением.

– Ты должна лишь использовать возможность, когда она явится тебе, – женщина спустила шаль с плеч, аккуратно сложила и направилась к двери. – Используй же ее, Лоис Верленская, а сегодня спи… спи спокойно, твой час еще не пришел.

И она вышла, прежде чем Лоис успела остановить ее. А комната стала какой-то пустой, словно бы та унесла с собой кусок жизни, что билась и пульсировала в ней до самых потаенных и укромных уголков.

Лоис медленно сняла церемониальное платье, на ощупь расчесала волосы. Почему-то ей не хотелось заглядывать в зеркало, все казалось, что кто-то из-за ее плеча вдруг заглянет в него. Не одно грязное дело свершилось в большом зале Верленского замка, с тех пор как хозяином здесь стал Фалк. И теперь она надеялась, что за всю эту мерзость, за надругательство над бессильной женщиной из Эсткарпа, ему придется дать ответ.

И настолько поглощена была она своими размышлениями, что и думать забыла о том, что сегодня – канун свадьбы. И впервые с того дня, как упрятала все эти вещи, не стала доставать их, чтобы насладиться мыслью о грядущей свободе.

Ветер выл над побережьем, но фонтаны пены стали пониже. И люди, прятавшиеся в камнях, чтобы пожать урожай, несомый ветром на скалы, были наготове. Великолепные корабли, которые видела из своего окошка Лоис, с берега казались еще более роскошными.

Удерживая одной рукой плащ у горла, Хунолд вглядывался во тьму. Корабли не принадлежали Карстену, и их гибель должна была лишь обогатить герцогство. Он твердо верил, что видит последние минуты врагов, желавших напасть на Карстен. Кстати, было неплохо присмотреть за Фалком. По слухам, богатства, которые давал Верлену грабеж, были чрезвычайно велики. И теперь, когда Ивьен женится на этой бледной тощей кукле, он может потребовать сокровища Верлена… как приданое… своей жены. Да, Фортуна улыбнулась ему, и теперь он, Хунолд, стоит на берегу и следит, чтобы доложить обо всем.

Уверившись, что обреченные корабли не смогут миновать скал, грабители из замка расставили фонари вдоль берега. Если какой-нибудь дурак с кораблей вылезет к ним прямо на свет, тем лучше, меньше будет хлопот – не придется разыскивать.

Наконец свет одного из них зацепил нос первого корабля, валы высоко вздымали его. Наблюдатели разразились криками и стали биться об заклад, куда вынесет корабль и где разобьет о берег. Нос его задрался кверху над острыми скалами. Корабль стремительно стал оседать и вдруг… исчез!

Люди на берегу были потрясены. Сперва некоторым, более впечатлительным, показалось, что им привиделось крушение корабля с обломанной кормою и волны уже подгоняют обломки к сетям. Но во взбитой ветром пене ничего не было. Ни корабля, ни обломков.

Никто и не шевельнулся. В первый миг они даже не поверили собственным глазам. Приближался второй горделивый корабль, его несло прямо на камень, где стояли Хунолд с Фалком, так, точно рулевой вел его туда. На палубе было безлюдно, никто не бросался к снастям, не рубил канатов.

И снова волны подняли свою ношу, чтобы обрушить ее на зубастую челюсть рифа. На этот раз корабль был так близко от берега, что Хунолду подумалось, что с пустой палубы еще можно было бы перескочить к ним на камень. Вверх и вверх поднимался нос корабля, фантастический зверь впереди щерился в небо, а потом вниз… Вода закружилась… и ничего.

Хунолд рукой прикоснулся к Фалку, но увидел в его искаженном, побелевшем лице лишь отражение собственного ужаса. А когда прямо на риф пошел третий корабль, люди Верлена бежали, иные даже вопили от страха. Брошенные фонари, догорая, освещали заброшенные в бурлящую воду сети, в которых не было ничего…

Чуть позже за одну из сетей ухватилась рука, ухватилась отчаянно, в последней надежде на жизнь. Тело раскачивал прибой, но сеть была привязана крепко. Крепкой же была и рука. А потом кто-то долго выползал на берег, и наконец избитое, полумертвое тело оказалось на песке и его охватил сон…

3. Пленная ведьма

В конце концов обыватели Верлена решили, что неведомым образом исчезнувший флот, который потому и не удалось ограбить, был бесовским наваждением. Потому Фалк наутро не смог бы выгнать на побережье никого, даже палками. Впрочем, он и не пытался таким образом посеять сомнения в своей власти.

Свадьбу следовало провернуть побыстрее, пока слухи о событии не слетали в Каре и обратно и не дали герцогу законных причин к разрыву с наследницей Верлена. А чтобы рассеять суеверные опасения, способные угнездиться в душах троих посланцев герцога, Фалк отвел их в сокровищницу и щедро одарил, не говоря уже об осыпанном драгоценными камнями мече – знаке его восхищения воинской доблестью герцога. Но сам-то он обливался холодным потом, впрочем, незаметным под рубашкой, и обнаружил в себе неожиданное стремление повнимательнее приглядываться к темным уголкам коридоров и лестниц.

Он заметил, что и никто из гостей не упоминал более о случившемся на рифе, только размышлял, к добру это или нет. Но лишь за час до свадьбы в комнате, где обычно собирался его личный совет, Хунолд извлек из глубины своей меховой шубы небольшой предмет и осторожно поставил его на ладонь в подрагивающем пятнышке света под большим окном.

Сирик, раздвинув ноги и пыхтя, нагнулся, чтобы рассмотреть.

– Что это, командующий? Что это? Неужели вы отобрали игрушку у деревенского мальчишки.

Находка покачивалась на ладони Хунолда. Хоть и грубая была работа, но на лодочку, на кораблик было похоже – с обломанной палочкой вместо мачты.

– Это «Глас Достопочтенный», – тихо возразил он, – могучий корабль, а точнее один из тех трех великолепных кораблей, что встретили вчера свой конец прямо на наших глазах у стен замка. Это игрушки, да, но с такими игрушками мы не играем. И во имя безопасности Карстена я обязан спросить у вас, владетель Фалк, что за дела ведете вы с этими порождениями тьмы кромешной, с ведьмами Эсткарпа?

Ошеломленный Фалк взирал на лодку. Лицо его сперва побледнело, потом потемнело – кровь бросилась в голову. Он яростно пытался сдержаться. Ошибись он – и все пропало.

– Зачем же мне тогда посылать сборщиков к утесам? Уж не собирать ли обломки вот этого? – с деланной невинностью он показал на кораблик. – Значит, вы выудили его утром из моря, командующий? Только в чем вы здесь узрели руку Эсткарпа, почему решили, что корабли эти порождены магией?

– Эту вещицу в самом деле мы нашли сегодня на песке, – согласился Хунолд. – А я и без того наслышан о наваждениях, что насылают ведьмы. Но подтверждает все не кораблик, а сокровище, что нашли мы, я и мои люди, на берегу – великое сокровище, быть может, подобного еще не выбрасывало море к подножию Верленского замка – ведь ты показывал их нам. Марк, Джотен!

Он повысил голос и два телохранителя герцога ввели связанного пленника, не решаясь, однако, прикоснуться к нему руками.

– Вот вам часть флота, – Хунолд бросил щепку к ногам Фалка. – А теперь, барон Фалк, я покажу вам ту, что сделала этот флот, если я не ошибаюсь, конечно. Впрочем, едва ли здесь возможна ошибка.

Фалку было не привыкать к виду пленников в просоленной и мокрой одежде, он обходился с ними решительно и в основном одинаково. Подобная проблема тоже была не нова, и он решил ее однажды по собственному разумению и решил, похоже, неплохо. Так что Хунолд мог смутить его лишь ненадолго. Он снова вполне овладел собой.

– Так, – и он откинулся на спинку кресла с улыбкой посвященного, наблюдающего за смятением невежд, – значит, вы захватили ведьму? Худа, но дух в ней чувствуется… неплохая будет забава. Быть может, сам Хунолд захочет укротить ее. – Все знали, что ведьмы не красотки, а эта была худа и бледна, и казалось, что волны полоскали ее не один месяц.

Фалк пригляделся внимательнее к одежде, прикрывавшей стройные члены. Она была из кожи – такие одеяния надевают под кольчугу! Значит, она была вооружена. Ведьма в броне вместе с призрачным флотом! Неужели Эсткарп двинул полки… и прямо к Верлену? У них были счеты с бароном, но до сих пор северян его деятельность не волновала. Но этим следует заняться попозже, а теперь придется подумать о Хунолде и о том, как не рассориться с Карстеном.

Старательно избегая взгляда ведьмы, он попытался вновь изобразить былое превосходство.

– Разве не все еще знают в Карее, командующий, что эти ведьмы могут подчинить себе человека одним только взглядом? Я вижу, ваши телохранители не приняли нужных предосторожностей.

– А я вижу, вы знаете о них кое-что.

Теперь осторожнее, подумал Фалк. Хунолд был правой рукой Ивьена и заслужил свое положение не только мечом. Его не следует дразнить, нужно только показать, что в Верлене правит не олух и не предатель.

– Девы Эсткарпа уже попадались на наших рифах, – усмехнулся он.

Увидев эту улыбку, Хунолд резко приказал:

– Марк, плащ ей на голову!

Дева и не шевельнулась, не издала ни звука с тех пор, как ее привели сюда. Словно имели они дело с лишенным души и разума телом. Быть может, она была ошеломлена своим спасением… Быть может, после ударов о скалы еще не пришла в себя. Как бы то ни было, никто из людей Верлена не позволит себе расслабиться, если пленник не кричит, не рвется и не молит о пощаде. А когда складки плаща покрыли ее плечи и голову, Фалк подался в кресле вперед и произнес, обращаясь скорее к ней, чем к мужчинам, чтобы понять ее состояние:

– Разве вы не слыхали, командующий, как следует разоружать этих ведьм? Процесс очень прост и бывает приятным. – Далее он намеренно пустился в непристойности.

Сирик расхохотался, придерживая брюхо руками. Хунолд улыбнулся.

– А у вас в Верлене действительно есть свои благородные развлечения, – согласился он.

И только владетель Дуарте безмолвствовал, перебирая пальцами. На его щеках под короткой стариковской щетиной разливалась бурая краска.

Но фигура с завязанной головой не шевельнулась, не издала ни звука протеста.

– Уберите ее, – Фалк попробовал показать власть. – И отдайте сенешалю, чтобы тот сберег ее для последующих увеселений. Всякому удовольствию свое время. – Теперь он вновь был спокойным и уверенным в себе владыкой. – Вернемся же к удовольствиям нашего герцога и ожидающей его невесте.

Фалк ждал. Но никто не сумел бы заметить того напряжения, с которым ожидал он теперь слов Хунолда. Пока Лоис еще не предстала перед алтарем Храма, редко посещаемого в Верлене, и не обхватила рукоять топора, а Сирик не произнес нужных слов, Хунолд может болтать, что угодно. Но как только Лоис станет госпожой герцогиней Карстенской, пусть только по имени, он Фалк, сможет следовать намеченным и выверенным путем.

– Да-да, – Сирик пыхтя поднялся на ноги, все внимание его было уделено складкам на балахоне с капюшоном. – Свадьба… нельзя заставлять даму долго ждать. Эх, владетель Дуарте, кровь молодая… нетерпеливая. Ну что же, господа мои… свадьба! – Такова была его роль во всей этой истории, и пусть недолго – командовал он, а не выскочка солдат с ледяными глазами. Кому как не владетелю Дуарте, главе благороднейшего в Карстене рода, пристало держать топор вместо отсутствующего властелина. Такова была его собственная мудрая мысль, и Ивьен тепло благодарил его перед отъездом посланников из Карстена. Да, Ивьен поймет… уже понимать начинает, что, опираясь на братьев Храма и древнейшие семьи, он может не прислушиваться к таким смутьянам, как Хунолд. Пусть свершится эта свадьба, и звезда Хунолда начнет клониться к закату!

Было холодно, Лоис торопливо шла по балкону над главным залом – сердцем замка. Она вставала, когда провозглашались тосты, но и не подумала пригубить – пили за ее счастье. Счастье – Лоис и не представляла себе, что это такое. Только свободы она желала.

Она захлопнула за собой дверь, заложила ее на три засова, что вместе выдержали бы даже удар тарана, и приступила к делу. Драгоценности с шеи, головы, ушей и пальцев полетели в кучу. Длинное платье с меховой оторочкой – в сторону. Наконец, не замечая холода, сочащегося из стен, она встала на шаль перед зеркалом, одетая лишь волосами, ниспадавшими ей на грудь и плечи.

Прядь за прядью безжалостно отрезала она ножницами. Сперва до плеч, а потом ступеньками, неровно и коротко. Так, как следует воину, носящему шлем. И то, чему пыталась обучить ее Беттрис, использовала тщательно и с умом. Мазью из сажи осторожно намазала тонкие брови, тронула короткие густые ресницы. И пока занималась деталями, позабыла про целое. А потом, на шаг отступив от полированного щита, внимательно и не без удивления поглядела на себя.

И приободрилась. Теперь она была уверена, что могла бы войти даже в большой зал, стать перед Фалком и остаться неузнанной. Девушка подбежала к постели и принялась торопливо натягивать все, что собрала с таким трудом. Оружейный пояс охватил ее тело, и она потянулась к седельным сумам. Но почему она все еще медлит? Почему не торопится оставить наконец опостылевший Верлен. Весь день словно драгоценность таила она свои намерения, вынесла все церемонии, уповая лишь на грядущий вечер. Она прекрасно понимала, что лучшей возможности для бегства, чем свадебный пир, ей не представится. Едва ли сегодня хоть один человек в замке или за его пределами станет ревностно относиться к своим обязанностям… и, кроме того, она знала тайный ход.

И все же что-то держало ее, она теряла время… и вдруг почувствовала сильное желание вернуться на балкон и сверху поглядеть на пирующих.

Что говорила девка? Что-то грядет на крыльях бури… и у тебя будет возможность, используй же ее, Лоис Верленская! Да, именно теперь ей открылась эта возможность, и она собиралась использовать ее со всей мудростью, которую воспитала в ней жизнь в доме Фалка…

Но направилась она все же не к потайному ходу, а к двери, отодвинула все засовы, несмотря на все внутреннее сопротивление этому безрассудному шагу, и оказалась в зале перед ступенями, которые приведут ее на балкон.

Тепло очага в сердце замка не прогревало эти высоты, и в шуме снизу нельзя было различить голоса. Песни, говор сливались для нее в неразборчивый гул. Мужчины внизу ели и пили, скоро потребуются иные увеселения. Лоис поежилась, но осталась, не отрывая взгляда от сидевших за высоким столом, словно движения их имели значение.

Сирик – в Храме Верлена он выглядел вполне достойно, или же причиной тому были его жреческие одежды, облагородившие расползшееся тело, – Сирик казался теперь одним только брюхом, поглощавшим все новые и новые блюда, хотя сотрапезники его давно уже перешли на вино.

Беттрис, не имевшая права появляться на пиру в присутствии Лоис, – а она знала это: ведь Фалк по ряду соображений приказал, чтобы она не здоровалась, – уже воспользовалась представившейся возможностью и, украсившись безвкусной брошью из сокровищницы, сидела, опершись на гнутую ручку кресла своего повелителя, готовая обратить на себя его внимание. Но Лоис успела подметить – теперь это далось ей легче, ведь она лишь наблюдала за ними, – что время от времени Беттрис бросала искоса расчетливый взгляд на владетеля-командующего Хунолда. И этот тайный призыв подкрепляло белое и пухлое плечо, подчеркнуто аппетитное в платье винного цвета.

Владетель Дуарте сгорбился в сторонке, занимая не больше двух третей кресла, устремив свой взор в кубок, словно читая в глубине его весть, которую лучше было бы не знать. Простой сливового цвета костюм, постное старческое лицо делали его похожим на мудреца, задумавшегося средь шумного пира. Он даже и не старался притворяться, что пир доставляет ему удовольствие.

Пора уходить… пора! В броне и коже, в плаще путника, смутная тень в затуманенных вином глазах – она была пока в безопасности. Было так холодно, хуже чем зимой, когда иней выступал на камнях, а ведь вокруг весна! Лоис сделала шаг—другой, но, подчиняясь неслышимому приказу, притянувшему ее в зал, вернулась назад к перилам.

Хунолд наклонился к отцу и что-то произнес. Его знали все, и интерес Беттрис был понятен. Украшенная усами лисья морда полководца излучала такую же неприкрытую мужскую сущность, как и лицо Фалка. Он взмахнул рукой, и Фалк разразился грохочущим смехом, отголоски его докатились и до ушей Лоис.

На лице же Беттрис вдруг появилось отвращение. Она потянула Фалка за правый рукав кафтана и что-то проговорила, но Лоис не могла различить слов. Тот даже не повернул головы и резким разворотом ладони отбросил ее от стола, она неуклюже свалилась с кресла на замусоренный пол.

Владетель Дуарте встал и поставил кубок. Тонкие белые руки с вздувшимися венами потянулись к воротнику, он застегнул его потуже, словно ощущал мороз, сотрясавший ознобом Лоис. Он говорил медленно и явно протестовал. А по тому, как отвернулся он от стола, было ясно, что ни согласия, ни даже вежливого ответа старый владетель и не ждет.

Хунолд расхохотался, Фалк грохнул кулаком по столу и велел виночерпию принести вина, а старейший из послов герцога уже шел между столов пирующих к лестнице наверх, в собственные апартаменты.

У двери в зал поднялась суматоха. Там показались люди в полном вооружении и броне, гости расступились, и между дверью и возвышением появился проход. Шум начал стихать и вовсе умолк, пока стражники топали вперед, ведя с собой пленника. Лоис показалось, что это мужчина со связанными за спиной руками. Но она не понимала, почему его голова покрыта мешком, и он все время оступается, повинуясь тычкам конвоиров.

Фалк протянул руку, расчистил перед собой и Хунолдом участок стола, толкнув при этом кубок, оставленный Дуарте. Брызги содержимого попали прямо на Сирика, но на горячие протесты его ни Фалк, ни Хунолд не обратили никакого внимания. Владетель Верленский извлек из кармана пару круглых жребиев, подбросил в воздух, они, звеня, упали на стол и, покружившись, остановились, так что можно было прочесть надпись на верхней стороне, и подвинул их Хунолду, предлагая тому бросить первым.