Текст книги "Второй пояс. Откровения советника"

Автор книги: Анатолий Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

В напарники к подозреваемому дали еще одного моджахеда, которого Гафур Джан проинструктировал особо. По прибытии в кишлак Сарпуза он должен будет сказать своему напарнику, что на часок отлучится к одной ханумке, муж которой погиб еще несколько лет тому назад. Понятное дело, зачем он ее навестит.

В означенный момент следующего дня события стали развиваться по плану, разработанному Гафур Джаном и «Палестинцем». Напарник агента, состроив довольную физиономию и напевая какую-то веселую песенку, ушел по своим интимным делам.

Агент еще какое-то время сидел на корточках под раскидистым гранатовым деревом, с которого слетали желтеющие листья. Внимательно оглядевшись по сторонам, он медленно встал, потянулся и побрел в сторону развалин небольшой мазанки, что располагалась метрах в ста от того места, где он только что сидел. Перед тем как пройти через пролом в дувале, образовавшийся, видимо, от прямого попадания крупнокалиберного снаряда, он еще раз огляделся. Никого вокруг не было видно.

Он и не догадывался, что в этот момент за его действиями наблюдает не кто-нибудь, а сам «Палестинец».

Примерно часа через полтора вернулся напарник агента, и они вдвоем двинулись по кишлаку, обходя все его улицы.

А в это время «Палестинец» на карачках лазил по развалинам, разыскивая то, что мог оставить «крот». В том, что именно этот человек и есть тот самый таинственный «крот», он уже не сомневался. Теперь только от его смекалки и наблюдательности зависело, как будут развиваться дальнейшие события.

Поиски продолжались не менее получаса, и «Палестинец» уже начинал нервничать, как вдруг его взгляд остановился на камне, лежащем рядом с проломом в стене. Почему именно на этом камне он акцентировал свое внимание? «Палестинец» поймал себя на мысли, что с этим камнем что-то не так. Точно! На камне не было пыли, которая в изобилии лежала на других камнях, лежащих рядом. Палестинец приподнял камень и увидел под ним маленький целлофановый пакетик, в котором что-то белело. Трясущимися от нетерпения руками он развернул пакет, а затем и небольшой клочок бумаги, что в нем лежал.

На бумажке карандашом было написано следующее: «За день до джумы в ночь ждите гостей в госпиталь. Ходжа».

«Палестинец» аж подпрыгнул от радости: «Нашел! Нашел! Ну, Ходжа, вот и пришел твой конец!».

По радиотелефону он связался с Гафур Джаном и коротко доложил о своей находке. Гафур выразил ему особую признательность, но тут же попросил положить записку на прежнее место и продолжить наблюдение. Ведь должен же кто-то за ней прийти. Если такой человек появится, нужно будет проследить, куда он пойдет, о чем немедленно доложить ему, Гафур Джану. Он также сообщил, что на задержание «крота» сейчас же вышлет машину и людей.

«Палестинец» спрятался в том же дворе. Часть мазанки в глубине двора была цела, но в нее можно было попасть через небольшой оконный проем. Кое-как он протиснулся в эту дыру и присел прямо на пол в дальнем углу. Через проем были хорошо видны и двор, и дыра в дувале. Ему оставалось только ждать. Ждать до тех пор, пока не придет тот самый человек, который и должен забрать записку.

Ни днем, ни вечером никто во дворе так и не появился. Ночью «Палестинец» не сомкнул глаз, ожидая гостя. Промерз до самых костей. Знал бы, что придется всю ночь на холоде сидеть, обязательно бы теплую куртку прихватил.

Примерно в восемь часов утра в проломе мелькнула тень.

«Палестинец», словно стальная пружина, сжался от напряжения.

Но что это? Во двор вошла невысокая женщина в чадре. Постояв несколько секунд и оглядывая двор, она вдруг резко развернулась и, согнувшись до самой земли, ловко подняла камень, под которой лежала записка. Как женщина взяла записку, «Палестинец» не видел, но по движению правой руки догадался, что она засунула ее куда-то под платье.

У «Палестинца» мгновенно сработал охотничий инстинкт. Зачем ему заниматься слежкой за этой бабой? Да и что она ему может сделать? В данный момент элемент неожиданности был только в его пользу. И «Палестинец» рванул вперед…

С Гульнары сорвали всю одежду, какая только на ней была. Нагая, со связанными руками, она, свернувшись калачиком, лежала на полу рядом с кроватью.

«Палестинец» ощупал каждую складку ее платья, пока не нашел то, что так упорно искал. Аккуратно развернув записку, он передал ее Гафур Джану. Тот не стал ее даже читать. Кивнув головой в сторону двора, он дал команду своим подчиненным, чтобы они затащили в дом лежащего во дворе человека, которого только что привезли на грузовичке.

Агент, а это был именно он, самостоятельно передвигаться уже не мог. Накануне вечером, выбивая из него признания, подчиненные Гафур Джана немного перестарались и стальным прутом перебили ему обе ноги. Затащив агента в дом, его поставили на колени, напротив Гульнары.

– Узнаешь этого человека? – обращаясь к Гульнаре, «Палестинец» упер лезвие острого ножа в подбородок агента.

За непродолжительное время сотрудничества с царандоем Гульнара ни разу не видела в лицо ни одного негласного сотрудника, точно так же как они не видели человека, работавшего с ними в качестве почтового связника.

К Гульнаре подошел моджахед и, всей пятерней ухватив ее за волосы, резким движением развернул лицом к стоящему на коленях человеку. Гульнара, превозмогая боль, с ненавистью посмотрела в сторону Гафур Джана.

Перехватив ее взгляд, он усмехнулся:

– Раз молчит, значит, узнала, сучка продажная.

Гульнара от этих слов пришла в ярость.

– Это ты, баран безмозглый, ишак продажный! Это ты предал, а потом убил моего мужа и своего друга. Аллах велик, и он видит все твои гадости, что ты вытворяешь на земле. Гореть тебе за это в аду!

Гульнара пыталась было плюнуть в сторону Гафур Джана, но не успела этого сделать. Державший ее за волосы моджахед наотмашь ударил кулаком в висок. Охнув, она рухнула на землю.

Допрос перекинулся на агента.

Гафур Джан подошел к нему почти вплотную и, тыча в лицо записку, спросил:

– И давно ты стучишь, Ходжа?

Агент попытался что-то сказать, но вместо слов раздались какие-то булькающие и хрюкающие звуки. По всей видимости, головорезы Гафур Джана ему не только обе ноги перебили, но, как минимум, переломали еще несколько ребер, которые теперь впились в легкие и мешали говорить.

В этот момент к «Палестинцу», стоявшему с ножом у горла агента, подошел моджахед. В руках он держал несколько больших гвоздей, оставшихся в доме еще с ремонта двери.

У «Палестинца» загорелись глаза:

– О-о, есть идея!

Он пихнул агента коленкой в спину и тот, упав навзничь, сильно ударился лицом о землю.

Выйдя из дома, «Палестинец» почти сразу вернулся обратно. В руке он держал большой камень. Подойдя к Гафур Джану, он шепнул ему что-то на ухо, на что тот утвердительно кивнул головой.

– Поднимите ее. – «Палестинец» жестом указал на Гульнару.

Двое моджахедов подняли ее с земли и, держа за руки, поставили в полный рост. Остальные моджахеды вперили взоры в ее нагое тело.

– А ничего, трахать ее еще можно, – с издевкой произнес Гафур Джан. – Вот только толку-то от этой «пустышки» совсем никакого.

Гульнара с ненавистью глянула на него, но сил на то, чтобы достойно ответить этому мерзкому негодяю с интеллигентными замашками, у нее просто не хватило.

В это время «Палестинец» сел верхом на спину агента, приставил гвоздь к затылку и одним ударом камня вогнал его в голову по самую шляпку. Тело агента стало биться в конвульсиях, но «Палестинец», продолжая сидеть на его спине и щерясь звериной ухмылкой, произнес:

– Хоть перед своей смертью этот ишак меня покатает.

Потом он захватил левой рукой волосы агента, запрокинул на себя его голову и одним резким движением распорол глотку острым кинжалом. Вторым движением он отсек голову от туловища. Держа ее в руке, «Палестинец» приблизился к Гульнаре и стал обмазывать ее тело льющейся из шеи кровью.

Теряя сознание, она со стоном произнесла:

– Сына хоть пожалейте. Он ни в чем не виноват.

Гафур Джан пришел в ярость. Подскочив к Гульнаре, он выпалил:

– Сына пожалеть?! А почему моего отца не пожалели? Почему мне всю жизнь исковеркали? Это все ты, твой муж и подобные вам выродки виноваты в том, что наша страна и народ дошли до такого состояния. И нет вам никому прощения. Пока я жив, буду убивать всех вас по одному. Пощады не будет никому! Сына, говоришь, пожалеть? Хорошо, я его пожалею, но только жалость моя ему адом покажется. Можешь в этом не сомневаться.

Излив свой гнев, Гафур Джан повернулся к «Палестинцу» и коротко бросил:

– Она в твоем распоряжении, делай с ней что хочешь.

«Палестинец» вновь оскалился. Отбросив в сторону окровавленную голову агента, он сгреб в охапку тело Гульнары и, приспустив свои широченные штаны, совершил с ней половой акт в извращенной форме. В какой-то момент Гульнара пришла в себя и, извернувшись, полоснула насильника по лицу ногтями.

«Палестинец» взревел. Нет, не от боли, а от обиды, что какая-то подлая баба испортила его физиономию. Со всего размаха он ударил ее кулаком по голове. По всей видимости, от этого удара у нее сломались шейные позвонки, потому что изо рта хлынула алая кровь.

На этом садист не остановился. Оставшимися гвоздями он прибил руки и ноги своей жертвы прямо к земляному полу. Но и этого ему показалось мало. Он отрезал ей обе груди и содрал кожу до самого лобка. Его бесило, что жертва была уже мертва. А как ему хотелось, чтобы эта наглая сучка до конца прочувствовала истинную боль. У «Палестинца» было в запасе одно садистское действо. Напоследок он справлял малую нужду на тела своих жертв, лишенных кожи. Люди умирали в страшных муках от потери крови и болевого шока, а «Палестинец» наб людал со стороны за их предсмертной агонией, и это доставляло ему истинное удовольствие…

* * *

Через несколько дней через хадовскую агентуру слухи о расправе над Гульнарой дошли до Асада.

Было принято решение провести зачистку в кишлаке Сарпуза. Формальным поводом тому была проводимая в провинции тотальная мобилизация рекрутов. В этой операции участвовали бойцы царандоевского опербата, оперативный состав максуза и уголовного розыска. Никакой техники задействовано не было, поскольку в этом не было особой необходимости. От «Черной площади» до кишлака было не более пяти минут пешего хода.

Не было никакой гарантии в том, что этот сбродный, разношерстный отряд царандоевцев наблюдатели на советских заставах и выносных постах не воспримут как «духов» и не наведут на него огонь наших же артиллеристов, поэтому мне пришлось договариваться с военным руководством в Бригаде.

Я попытался было тоже поучаствовать в той операции, но руководитель нашей группы – полковник Денисов – на корню пресек мою инициативу. Кто знает, может, в ту пору он был и прав.

На следующий день Асад выложил передо мной фотографии, которые были сделаны на месте убийства Гульнары и агента.

Прошло уж много лет с тех пор, но то, что я увидел тогда на тех снимках, порой приходит ко мне во снах. После очередного такого сна я с неделю хожу, как чумной…

* * *

Гульнару схоронили в кишлаке Сарпуза, недалеко от ее мазанки. Там же похоронили и безвестного мне агента. Кстати, голову его обнаружили в соседнем дворе и тоже предали земле.

А бача Шакур Джан исчез бесследно.

О нем нам ничего не было известно до тех пор, пока не началась эта операция на постах второго пояса.

В середине января 1988 года при попытке проникнуть в город был задержан член банды Гафур Джана. Уже на следующий день мне пришлось присутствовать при его допросе. То, что я от него услышал, повергло меня в шок.

В тот день, когда «духи» убили его мать, Шакур Джан вернулся домой часа в три дня. Во дворе его встретили двое вооруженных людей. Когда они узнали, что перед ними стоит сын Гульнары, один из моджахедов, положив ему руку на плечо, со скорбью в голосе сказал:

– Не ходи в дом, бача. На ваш дом напали шурави. Они долго издевались над твоей матерью, а потом убили ее. Но мы отомстили за ее смерть, и тоже убили одного из этих нехороших людей.

Шакур Джан вырвался из рук моджахеда и забежал внутрь дома.

Можно только представить, какому испытанию была подвергнута психика этого малолетки, когда он увидел ту ужасную картину.

Обман с переодеванием приговоренного агента в советскую военную форму «духам» удался на все сто.

В присутствии Гафур Джана бача дал клятву – мстить врагам, которые были повинны в смерти матери.

Шефство над новоиспеченным «духом» взял на себя лично «Палестинец». За пару недель Шакур Джан уже научился свободно обращаться с взрывчаткой. Знал, как вставлять детонатор в пластид и тротиловую шашку. Как готовить детонирующий заряд в трофейные авиабомбы, ракеты и снаряды. Даже простейшие мины-ловушки были ему уже под силу. Он был готов к борьбе с неверными.

Одного он не мог знать.

Того, какой иезуитский план держал в своей голове полевой командир Гафур Джан. Он был совершенно безразличен к тому, что из его «крестника» может выйти хороший моджахед. Ему он был нужен всего лишь для одной операции, как ходячий детонатор одноразового использования.

Гафур Джан закипал от ненависти всякий раз, когда Шакур Джан попадался ему на глаза. Мало того, что его родители принесли ему столько проблем, да еще и от вышестоящего руководства он получил нагоняй. Когда он доложил Хаджи Латифу об успешно проведенной операции по ликвидации «крота» в своем отряде, никаких слов благодарности от руководителя ИК не последовало, даже наоборот – Хаджи Латиф обозвал его тупоголовым юнцом. Ну на кой черт, спрашивается, было торопиться с расправой над этой женщиной. Нужно было организовать за ней тщательное наблюдение и вычислить всех агентов, с которыми она была связана. За безответственные действия и лично Гафур Джан, и вся его группа была лишена премиальных денег, которые буквально на днях поступили из Пакистана.

«Духи» упорно готовились к предстоящей операции, которую в ближайшее время должны были проводить советские и афганские военнослужащие. Устанавливали на дорогах мины и фугасы, устраивали завалы в и без того узких улочках кишлаков, где должна была проходить техника противника.

Когда фугасы закопали в землю, «Палестинец» дал указание своему ученику – пройтись днем по дороге, останавливаясь на минуту в тех местах, где эти самые фугасы размещались.

Шакур Джан сделал все именно так, как его просил «Палестинец».

А потом учитель показал ему хитроумное устройство.

В кишмиш-хане, обособленно стоящей на окраине заброшенного кишлака, «Палестинец» соорудил своеобразный центр боевого управления заложенными в землю фугасами.

В крышку из-под ящика для гранат он вбил несколько гвоздей. Один гвоздь являлся осью круга, а остальные гвозди были вбиты таким образом, что образовывали окружность вокруг оси.

Все гениальное просто.

Электропровода от фугасов, а это был обычный провод для полевых телефонов, приобретенный моджахедами за чарз у самих же шурави, они протянули до импровизированного ЦБУ. Концы проводов соединили вместе, и этот пучок прицепили к одной из клемм старого автомобильного аккумулятора. Вторые концы проводов набросили на гвозди, стоящие по окружности. На вторую клемму аккумулятора набросили еще один кусок провода. Если другим концом этого провода коснуться одного из гвоздей, стоящих по окружности, электрическая цепь замыкалась и фугас взрывался. Для того чтобы точно знать, в какое именно время нужно было замыкать ту или иную цепь, и служил осевой гвоздь. Он выполнял функцию своеобразного визира. Как только танк или какая другая бронемашина попадала на воображаемую линию, образуемую осевым и радиальным гвоздем, нужно было быстро замыкать провод на гвоздь, расположенный по окружности.

Зная, что шурави вот-вот начнут боевые действия в уезде Даман, хитрый Гафур Джан увел свой отряд в безопасное место. Были у «духов» такие в каждой провинции, в каждом уезде. Обычно это были сады или виноградники со сложным рельефом местности и наличием оросительных систем. На советских картах эти места были просто закрашены зеленым цветом, и если из того сада или виноградника обстрелы по позициям войск не велись, то, соответственно, они становились некой «мертвой зоной», куда не падал ни один снаряд, ни одна бомба шурави. «Духи» как зеницу ока оберегали такие «мертвые зоны», запрещая своим нафарам перемещаться по ним в дневное время суток, чтобы не дразнить советских наблюдателей и авианаводчиков.

В той кишмиш-хане остался один лишь Шакур Джан. Уходя, «духи» оставили ему консервы и кукурузные лепешки. Так, на всякий случай, чтобы не голодал.

Перед уходом «Палестинец» предупредил Шакур Джана, чтобы он не начинал взрывать советскую военную технику до того момента, пока не взорвется один из фугасов-ловушек. Только после подрыва одной из головных машин следует хорошенько осмотреться и уже потом подрывать остальную технику противника. Начинать желательно с замыкающих машин.

Начавшийся перед операцией обстрел разбудил Шакур Джана, когда он спал в небольшой мазанке, стоящей рядом с кишмиш-ханой. В период сбора урожая эта мазанка была временным пристанищем для сторожей, охранявших сохнущий виноград. Сейчас там никто не жил, но кое-какие ветхие тряпки еще сохранились. Как его и инструктировали, на время обстрела Шакур Джан спрятался в кяриз, где просидел до тех пор, пока артиллерийская канонада не прекратилась. После этого он перебрался в кишмиш-хану и стал дожидаться своего звездного часа.

Он сделал все так, как учил «Палестинец». После подрыва первой бронемашины Шакур Джан стал просматривать через свой «визир» впереди стоящие машины. Но ни одна из них не была рядом с установленными фугасами. Согласно инструкции, Шакур Джан на несколько минут отошел от щели в стене, чтобы его не заметили шурави.

Когда он вновь подошел к своему агрегату и заглянул в визир, он едва не подпрыгнул от радости. Сразу три машины находились на одной оси с целеуказателями. Он лихорадочно схватил провод и по очереди прикоснулся им к гвоздям. Раздались три страшных взрыва. Он видел, как по воздуху разлетались тела десантников, сидевших до этого на бронемашинах. Начался пожар. Было видно, как между машинами бегают шурави, стреляющие из автоматов и пулеметов в сторону виноградников, около которых стояла его кишмиш-хана.

Неужели заметили? Шакур Джан снова спрятался за простенок. На этот раз он так простоял минут десять. Но ничего не случилось. Тогда он вновь выглянул в свою амб разуру. И надо же такому случиться – еще один танк переместился немного в сторону и попал в зону взрыва очередного фугаса. Шакур Джан, схватив провод, проделал операцию с замыканием. Но взрыва не последовало. Разбираясь в чем дело, он стал поправлять провод, закрепленный на гвозде. Еще раз замкнул цепь. Опять ничего. И тут он случайно увидел, что короткий провод слетел с клеммы аккумулятора. Быстро надев его на место, Шакур Джан в третий раз замкнул цепь.

Шакур Джан, конечно, не мог знать, что, поправляя провод на том самом злополучном гвозде, он слишком высоко приподнялся в своем укрытии и его заметил наводчик с танка, который он так безуспешно пытался взорвать. Когда Шакур Джан в последний раз замыкал провода, танкисты успели произвести выстрел по его кишмиш-хане. Выстрел танкового орудия и подрыв фугаса произошли почти одновременно.

Но Шакур Джан этого уже не видел и не слышал. Осколочный танковый снаряд ударил в стену, и, обрушившись, она поставила точку на его жизни. Он уже не знал ничего о том, что танкисты успели крикнуть в эфир: «Духи в кишмиш-хане!» – и что все танки и бронемашины сконцентрировали свой огонь именно на ней, оставив на ее месте кучу из разбитых саманных блоков и поломанных жердей. Кишмиш-хана стала естественной могилой Шакур Джану…

* * *

Допрашиваемый «дух» в подробностях рассказал также и о последних минутах жизни Гульнары и того безвестного агента, поскольку, как выяснилось, он присутствовал на той казни.

Я сидел напротив этого «духа» и меня подмывало разрядить в него весь магазин своего автомата. Но нельзя, однако. Эмоции надо было сдерживать.

На следующий день я рассказал обо всем услышанном начальнику разведки Бригады – Мише Лазареву. Он схватился за голову, когда узнал, что истинным виновником гибели почти полусотни солдат и офицеров в тот трагический день был всего лишь девятилетний бача.

«Уговорив» с Михаилом почти целую «Маруську», мы договорились, что эта тайна останется между нами до тех пор, пока будем находиться в Афгане. Пусть все считают, что нашему десантно-штурмовому батальону в тот день противостояли значительные силы противника.

* * *

Уже после возвращения в Союз я неоднократно задавался вопросом, а что бы стало с Афганом, не войди мы на его территорию в том далеком 79-м?

Как бы сложились судьбы Джан Мохамада, его супруги – Гульнары, их сына – Шакур Джана? Кем бы был полевой командир Гафур Джан и ему подобные?

А самое главное, как бы сложились судьбы тех десантников, что сложили свои головы на чужбине?

Ответа на этот вопрос за все эти годы я так и не нашел…