355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Афанасьев » Монстр сдох » Текст книги (страница 15)
Монстр сдох
  • Текст добавлен: 7 сентября 2016, 00:13

Текст книги "Монстр сдох"


Автор книги: Анатолий Афанасьев


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Один с базукой и двое с обыкновенными пистолетами в руках, они приближались к нему с той неумолимостью, какая бывает лишь в кошмарном сне. Но день был ясный, холодное солнце катилось по белесому небу, и сна у Лени Песцова не было ни в одном глазу.

Три кирпичные рожи нависли над ним, разглядывая его с любопытством. Между ними пошел такой разговор.

– Надо бы его кончить, – сказал один в раздумье.

– И куда потом? – спросил второй.

– Дак закидаем снегом – и хорошо будет. Весной подберут.

– Не тащить же в машину, – поддержал третий.

– Степаныч не одобрит, – возразил первый.

– Близко очень. Неопрятно.

– Степанычу только придраться. Пусть сам дохлятину ворочает.

Они разговаривали так безмятежно, будто не проносились за их спинами машины, не сиял зимний день с ледяными брызгами. Леня Песцов поторкался в снегу, и ему показалось, что пальцы на правой руке шевельнулись. Ладонью ощутил теплое цевье автомата.

– Эй, сурок, – обратился к нему тот, у кого базука. – Встать сможешь?

– Вряд ли, – ответил Песцов. – Вроде спина перебита. Подсобили бы, ребятки.

– Счас подсобим, – улыбнулся бандит и выстрелил ему в грудь три раза подряд. Пули, вонзившиеся в телесную мякоть, вернули Лене Песцову способность к движению. Валясь, зарываясь в снеговую перину, он поднял автомат и открыл ответный огонь. Кирпичные рожи разлетелись вдребезги, как стеклянные, но успокаиваться было рано, враг мог затаиться в машине, и на всякий случай Леня Песцов послал через дорогу несколько очередей. Но когда он всех убил и надумал подремать, над ним опять склонились бандиты, хотя непонятно, откуда они взялись после такой бойни.

– Вроде загнулся, – определил голос. – Дергунчик-то наш. Понесли, что ли?

– Сделай контрольную, – отозвался второй голос. – Эти падлы живучие.

Леня Песцов размахнулся, чтобы влепить обидчику оплеуху, но железный винт в затылке оборвал его последнее усилие. Он смирился со своей участью и уже равнодушно наблюдал откуда-то со стороны, как его волокли за ноги через шоссе, оставляя на белом асфальте кровяные зазубрины.

* * *

– Получи свою курочку, – Агата неожиданно подтолкнула подругу в спину, и Кларисса чуть не повалилась на колени старику, расположившемуся в кресле возле камина. Старик был в яркой пижамной куртке, в женских (?) шерстяных рейтузах и с черными кудельками на загорелом черепе. На подлокотнике кресла растянулась белая персидская кошка. В камине хмельно потрескивали поленья. Просторный холл с высоким потолком, в духе гостиной в английском замке.

– Ты чего?! – в изумлении Кларисса обернулась. – Ты чего толкаешься, с ума сошла?!

Агата обогнула ее, как неживую, и опустилась на ковер у ног старика.

– Доволен, Сидор? Или опять будешь ворчать?

Старик погладил ее по голове, как только что гладил кошку, и гордая Агата – о ужас! – чуть ли не замурлыкала. От этой сцены повеяло на бедную Клариссу чем-то потусторонним.

– Что это значит, Агата? – она постаралась придать голосу твердость, которой вовсе не ощущала. Агата вторично ей не ответила, даже не взглянула, млея под стариковской лаской, тянясь к нему улыбающейся мордахой, – это все было уже за пределами реальности.

– Может, вы мне скажете, что происходит? – обратилась Кларисса к старику.

– Не волнуйся, девочка, – сонное лицо, голос ржавый, как у напильника. – Ничего с тобой не случится. Мне муженька твоего Бориску надобно повидать.

Мы ему позвоним, он и приедет за тобой, верно? Не оставит грешную душу на поругание? Пожалеет, верно?

Ты вон какая пухленькая да сдобная.

От его тусклой улыбки Клариссу натурально перекосило.

– Кто вы?

– Божий человек, как все мы… Хочешь, зови дяденькой Сидором, как эта стрекоза.

– Агата, ты меня обманула? Никакой Ванды не существует?

Агата окинула ее презрительным взглядом.

– Прикуси язык, дурочка. Слушайся папочку, может, он тебя помилует.

– Ничего не понимаю, – пробормотала Кларисса.

Иссидор Гурович быстро ее вразумил. В руках у него невесть откуда появился телефон, Агата услужливо набрала номер, – и вот он уже заговорил с ее мужем, причем какое-то устройство транслировало разговор по всему холлу.

– Борис Исаакович?

– Слушаю вас. Кто говорит?

Кларисса потянулась к родному голосу, как к спасению, но дяденька Сидор небрежно махнул рукой, и она послушно опустилась на стул.

– Тут к нам, Борис Исаакович, ваша дражайшая супруга заглянула на огонек. Прямо не знаю, что делать.

Хорошая она у вас, красивая, но какая-то робкая.

– Что вы хотите от меня?

– Боренька, давно нам пора повидаться, да все было недосуг. А теперь такой случай. Приезжайте-ка вы, голубчик. Супругу заберете, заодно обсудим наши маленькие проблемы.

Сумской молчал. Агата спихнула с кресла кошку и положила голову старику на колени. Кларисса почувствовала, если муж заартачится, ей конец. В этом она была твердо уверена.

– Борис Исаакович, – усмешливо окликнул старик. – Не напрягайтесь, я ведь вас не неволю. Не хотите ехать, не надо. Но что это изменит, подумайте?..

– Какие гарантии моей безопасности? – отозвался Сумской, и Кларисса живо представила, как он шарит рукой по столу в поисках несуществующего предмета. Он всегда так делал, когда заставали врасплох.

Дяденька Сидор захихикал, как заблеял.

– Какие гарантии, голубчик, о чем вы? Если бы я хотел вас убить, зачем такие сложности. Это же простейшая вещь. Шевельнешь пальчиком, и человечка уже нет. В непростое время живем, сударь, ох, в непростое.

– Тогда зачем моя жена?

– Вот это лучше обсудить при встрече. Надолго не задержу. Будьте уверены, мое время дороже вашего. Ну так как?

– Я согласен, – буркнул Сумской, и Кларисса впервые оценила его мужество. – Говорите адрес.

– Никаких адресов. Зачем утруждаться. Выйдете из офиса, вас встретит мой человек и отвезет, куда надо.

– Даже так?

– Это вы, молодые, из всего делаете проблемы, а у нас все по-домашнему.

– Согласен, – повторил Сумской деревянным голосом.

– Вот и славненько, – Иссидор Гурович повесил трубку. Оборотил довольное лицо к Клариссе.

– Видишь, какой у тебя заботливый, покладистый муж… Сейчас тебя проводят в комнату, там подождешь.

Позову, когда понадобишься.

Нажал какую-то кнопку справа от себя, и тут же в комнате возник изящный молодой человек смуглого кавказского обличия. Ни о чем не спрашивая, приблизился к Клариссе, протянул к ней хищную руку.

– Пойдем, красавица, пойдем скорее.

– Эй, Ахмет, помягче, дорогой. Успеете подурачиться, – предупредил хозяин…

На передней панели тоненько пискнул зуммер. Буга вышел на прием.

– Слушаю, Борис Исаакович.

Сумской в двух словах пересказал разговор с Самариным, не называя фамилии. Буга сказал:

– Не нужно ехать. Я там раньше буду, через… пятнадцать минут.

– Ты не понял, – голос у банкира безразличный, как у небожителя. – Он хочет поговорить со мной, а не с тобой.

– Это силки.

– Понимаю. Ничего не поделаешь. Оттягивать нет смысла.

– Туда уже добрался один из моих людей. Кроме того, я вызвал подкрепление. Постараюсь организовать прикрытие.

– Постарайся, постарайся. Только все это бесполезно.

– Он сказал, чего от вас хочет?

Ничего не ответив, Сумской отключился. Буга подумал: конечно, банкир прав. Никакое прикрытие не поможет. Противник слишком силен. Насколько Буга успел выяснить, а узнал он достаточно, тот, кто за них взялся, планировал свои операции с таким размахом и тщательностью, что впору вносить в военные учебники.

Буга со своими людьми, сколько бы ни пыжился, против него, что моська против слона. На Самаринском компьютере они вроде легкой ряби помех, не более того. Буга потянулся было позвонить Гурко, но что-то его остановило. Не самолюбие, нет. Что может сделать Гурко такого, чего бы он сам не мог? Просто на сегодняшний день карты легли так, что все козыри на руках у преступников. Буга не паниковал. В сущности, он давно играл в чужую игру при абсолютно проигрышном раскладе, но, слава Богу, голова пока цела. Есть что-то такое на свете, что выше козырей.

Ребята притихли на заднем сиденье, не мешая командиру. Понимали, он в затруднении, хотя подробностей не знали, да и зачем им? Их дело маленькое, сопи в две дырки, а денежки капают. Буга бросил через плечо:

– Похоже, придется пострелять, соколики.

– Ничего не поделаешь, – со вздохом отозвался Коля Панкратов.

– Стрельнем, если надо, – подтвердил сержант.

Оба слепо доверяли командиру и поэтому чувствовали себя спокойно. Под дурную пулю не пошлет.

Искореженную, еще дымившуюся «девятку» заметили издали: приплюснуло ее к асфальту, как коровью лепешку. Буга проскочил вперед метров двадцать, скользнул на обочину. В шесть глаз напряженно озирали подступающий к шоссе лес, искали, откуда грозит опасность.

– Давай ты, – приказал Буга Панкратову. Тот кивнул, выбрался из машины, не спеша зашагал к останкам «жигулей». Мимо пробегали легковухи, важно прогрохотали два дальнобойщика. Никто не останавливался, не сбрасывал скорость. Вот тоже удивительная примета времени, подумал Буга. В былые годы тут бы куча народу топталась, интересно же, что за авария, а сейчас никому вроде нет дела. Хоть бы какой занюханный гаишник подскочил – куда там. От чужой беды держись подальше, целее будешь – одно из заповедных правил нового устройства жизни.

Панкратов, не вынимая руки из карманов, обошел «девятку», сунулся внутрь, но не пролез. Чего-то там понюхал – и прибежал обратно. Лицо бледное, будто подсиненное морозцем.

– Ну? – спросил Буга.

– Пусто. Надо понимать, Леня спекся.

– Почему так думаешь?

– Кровяка на асфальте. На той стороне кусты примяты, след в снегу. Возня была, но я толком не разглядел.

– С машиной что?

– Вроде из пушки долбанули, не иначе.

– Ага, – кивнул Буга, словно услышал то, что хотел услышать. Он сделал два звонка. Сообщил в милицию, что на тридцать седьмом километре авария, и связался со своими хлопцами. Две машины, восемь бойцов подтягивались по Ленинградке. Буга дал кое-какие указания. Потом закурил, произнес задумчиво:

– Леню Песцова не так просто завалить.

– И все-таки они это сделали, – ответил Панкратов.

* * *

Двое нукеров провели Сумского в биллиардную, велели ждать. Не успел он соскучиться, как появился стройный старик, облаченный в теплые шерстяные штаны и пижамную куртку. Под курткой – толстый, вязаный свитер. За стариком следовал клерк в коричневом костюме, неопределенного возраста и неопределенной внешности, с большим кожаным кейсом. Старик не поздоровался, не протянул руки, молча опустился за инкрустированный столик под голубым абажуром. Банкиру указал перстом, чтобы тоже сел. Клерк держался на почтительном расстоянии, кейс положил на биллиард – и отщелкнул замки.

Сумской спокойно наблюдал за их кривляниями, ничего другого ему не оставалось. Он не испытывал ни страха, ни тоски, только сожаление о том, что по-глупому прокололся. Не оценил щучьей хватки ублюдка, сидящего перед ним. Полагал, что усыпил его бдительность, легко, по завету министра Лифшица поделившись пятью миллионами, ан не тут-то было: щучара собиралась высосать его до дна.

Старик разглядывал его с тусклой ухмылкой.

– Надо думать, знакомиться нам ни к чему, не так ли, сынок?

– Как вам угодно, Иссидор Гурович.

– Ты, Бориска, человек разумный, сметливый, поэтому, надеюсь, наше недоразумение мы разрешим полюбовно.

– Не знаю, в чем оно заключается, – поморщился банкир, – но слушаю внимательно.

Старик подозвал коричневого клерка, и тот начал деловито раскладывать перед Сумским различные бумаги. Господи, чего тут только не было. На стол, бумажка за бумажкой, легла вся жизнь молодого, преуспевающего финансиста, заключенная в копии банковских счетов, доверенности, дарственные, купчие и даже копии личных писем, о которых Борис Исаакович давно забыл. Кто-то выполнил трудоемкую работу, которая вызывала восхищение. Самым любопытным в бумажной груде был документ, по которому Сумской отказывался от всех своих имущественных и прочих прав в пользу австрийского банка «Сионика» и некоей турецкой фирмы «Калаш-югер». В этом документе, безусловно, крылась разгадка сегодняшней встречи. Клерк-производитель положил его отдельно и бережно разгладил узорчатые, с фиолетовыми выпуклостями печати.

Чтобы просмотреть всю кучу, Сумскому понадобилось двадцать минут. Его не отвлекали. Старик подошел к биллиарду и гонял «американку», восторженно вскрикивая при каждом удачно забитом шаре. Клерк помогал Сумскому: по мере прочтения складывал документы в аккуратную стопку. Наконец Сумской откинулся на спинку стула и закурил. Самарин, улыбаясь, помахал ему кием.

– Не желаете партийку?

– Извините, не имею привычки, не обучен.

– Напрасно, сынок, игра полезная. Укрепляет глаз и лечит нервы, – он вернулся к столу. – А вот этого не одобряю, – указал на сигарету, – хотя сам, грешный, балуюсь иногда. Куда денешься. Вредные привычки, как родимые пятна – попробуй выведи… Ну-с, Боря, какие сомнения?

Сумской загасил сигарету в угодливо подставленную клерком пепельницу, постарался выдержать тусклый издевательский взгляд старика. Взял документ с отказом от прав, повертел перед глазами.

– Иссидор Гурович, но ведь это же филькина грамота. Никакой суд не признает.

Старик удивленно сощурился.

– Зачем нам какие-то суды, это наши семейные, внутренние заботы. Пусть тебя это не волнует. У нас хорошие, опытные юристы… Главное, Бориска, подмахни-ка все чохом и закроем вопрос, так сказать, в принципе. Детали – это ерунда.

– Что будет со мной, когда подпишу?

– Ничего не будет. Начнешь новое дело. Ты молодой, здоровый. Еще себе наворуешь. Когда-нибудь поблагодаришь старика за урок.

Сумской задал вопрос, который, скорее всего, не стоило задавать:

– Одного не пойму, почему вы именно в меня вцепились? Где я вам дорогу перебежал?

Развеселил старика, потешил.

– Бориска, милый, да кто же спрашивает волка, почему он ту овцу задрал, а не эту? Чья очередь подошла, того и дерут. Ты разве, когда капиталец сколачивал, объяснял людям, почему их грабишь? Кстати, хоть догадываешься, кто тебя сдал?

Разумеется, Сумской догадался. К некоторым счетам, а также к переписке доступ был только у одного человека, которому он доверял почти как самому себе.

Если уж на то пошло, Сумского удивило другое: зачем Кривошееву понадобилось его валить? Что он с этого мог иметь?

– Неужели? – он изобразил растерянность. – Неужели Кривошеев? На чем же вы его взяли?

– Ты еще сосунок, Бориска, – назидательно заметил Самарин. – Как тебя не поучить, слепеныша, для твоей же пользы? Мы с Семеном корешились, когда ты у мамки в пузе сидел… Ох, все вы, нынешние скороспелки, на одну колодку сбиты. Вроде азарт есть, и устремление, и порыв, а ума кот наплакал. Разве можно вам доверить державу? Пожалуй, рановато… Впрочем, это все лирика. Подписывай бумажки, Боря, выпьем и разойдемся добром. Дальше судьба укажет, как с тобой быть. Может, возьму под свое крылышко, если не заартачишься. Подписывай, сынок, не тяни!

– Где Кларисса?

– В целости и сохранности, ждет тебя с нетерпением. Как же, спаситель! Кстати, дам совет: избавься от бесплодной бабы, гирю носишь на ногах. Пустая, никчемная, с норовом. Хочешь, отдай мне, найду применение.

Клерк положил перед ним золотой «Паркер». Борис Исаакович тяжко вздохнул, отодвинул ручку.

– Нет, Иссидор Гурович, не подпишу. Не обижайтесь, не могу.

– Почему так?

– Не могу – и все. Это выше моих сил.

Самарин почесал неряшливо выбритый подбородок, пожевал губами.

– Надеюсь, ты все предусмотрел?

– Ничего я не предусмотрел. Но не могу. Столько сил потрачено, пять лет жизни – и вдруг все отдать за здорово живешь. Абсурд.

– Дорогой Борис, – сказал старик задушевно, – ты же не думаешь, что я позвал тебя, чтобы слушать этот лепет?

– Нет, не думаю. Но и вы меня должны понять. Есть же, наверное, какая-то альтернатива. Давайте обсудим по-деловому.

– Да, Бориска, – с сожалением протянул Самарин. – Ты, оказывается, глупее, чем я думал. Что ж, придется малость надавить. Раз не хочешь по-хорошему.

Взглянул на клерка, и тот мгновенно испарился со всеми документами. Зато через минуту в биллиардную набилось сразу несколько человек, и это было странно, потому что Иссидор Гурович вроде бы не отдавал никакой команды. Похоже, сценарий был расписан еще до появления Сумского. И похоже, он играл свою роль в полном соответствии с этим неизвестным ему сценарием, что свидетельствовало о добротности режиссерского замысла.

Двое бородатых мужиков в брезентовых робах привели Клариссу, поникшую и грустную. Увидя мужа, она рванулась к нему с истошным криком:

– Боря, Боря, спаси меня от этих мерзавцев! Они же меня изнасиловали!

Но один из мужиков, выматерясь, грубо дернул ее за руку, и Кларисса повалилась на колени с птичьим клекотом.

Следом в комнату вошли еще двое мужчин, один, ни на кого не глядя, обосновался на высоком табурете у бара и начал смешивать себе коктейль; второй, черный и сумрачный, как ночь, приблизился к Самарину и пожал протянутую руку.

– Бориска, знакомься, – пригласил Иссидор Гурович, – это Никита. В твоих интересах лучше бы вовсе с ним не встречаться, но что теперь поделаешь. Никита у нас мастер уговаривать строптивых, вроде тебя. С его аргумвнтами все соглашаются. Никитушка, это банкир Бориска. Погляди какой гордый. Награбил, понимаешь, денежек, а делиться не хочет.

– Жадность – это грех, – сказал Никита глухо, будто из колодца. Едва взглянув на него, Сумской просветлел разумом и понял, что пора давать отмашку. На полу тоненько подвывала Кларисса.

– Я согласен, – повернулся он к старику. – Несите бумаги, подпишу.

– Конечно, согласен, – обрадовался Самарин. – Конечно, подпишешь. Как же иначе… Увы, Боренька, урок нельзя прерывать на середине. Никитушка этого не любит, правда, Никитушка?

– Не во мне дело, – буркнул страшный человек, будто явившийся из преисподней. – Порядок для всех единый. Не нами заведено.

– Умница, Никитушка, какой же ты умница! – всплеснул ладошками Самарин. В ту же секунду декорация переменилась. Вбежал еще мужчина в такой же, как у всех остальных, брезентовой робе и притащил огромный деревянный чурбак, на каких в магазинной подсобке рубят мясо.

– Куда девать, ребята? – К нему на помощь подоспел тщедушный господин, успевший допить коктейль, они установили чурбак на расстеленную клеенку поодаль от биллиардного стола. Невесть откуда в руках любителя коктейлей сверкнул топор с длинной рукоятью и просторным лезвием, и рядом с чурбаком, будто с неба, плюхнулся медный эмалированный тазик.

– Не надо, – прошептал Сумской, чувствуя, как погружается в какой-то черный провал. Кларисса ответила с пола жалобным воем, но верещала недолго.

Казнь так же быстро закончилась, как и началась. Двое работников сноровисто, за руки подтянули ее к чурбаку, а там человек с топором перехватил добычу. Зацепил Клариссу за волосы, придавил коленом и с молодецкой удалью хряснул топором. Отделенная голова взвилась в его торжествующей руке, заполошно моргая глазами на мужа. Под хлынувшую из укороченного туловища струю подмастерья подставили тазик.

– Все же она тебя любила, Бориска, – посетовал Иссидор Гурович. – Тоже не хотела ничего подписывать. Сказала: пока муж не разрешит, не имею права. И вот печальный результат. Что ж, попрощайся со своей кралей.

– Как это? – не понял Сумской. Старик в досаде скривился, поманил пальчиком палача. Тот принес Кларину голову, держа ее за волосы, стараясь не испачкаться.

– Целуй, – велел Иссидор Гурович. – Последний разок имеешь такую возможность.

Сумской хотел увернуться, но не сумел. Палач раскачал мертвую голову, как маятник, и влепил ему в лицо. От удара Сумской перевернулся вместе со стулом.

Его замутило. Он стоял на четвереньках, тряс башкой и боролся с рвотным спазмом. Никита, не поднимаясь с места, дал ему пинка под зад, присовокупив грозно:

– Замараешь ковер, яйца оторву, паскуда! Тут тебе не кремлевские палаты.

Иссидор Гурович досмеялся до колик:

– Ой, ребята, хватит, хватит! Уморили, ей-Богу…

Никакого цирка с вами не надо. Никитушка, голуба, подыми эту падаль, усади за стол.

Хлопнул в ладоши – и в комнату вернулся коричневый клерк, на ходу раскрывая кейс. Кое-как Сумскому приладили авторучку в пальцы, которые закостенели и одновременно дрожали. Он больше всего боялся, что не сумеет расписаться, и этим навлечет на себя монарший гнев.

– Вы много сделали хорошего для страны, – спокойно растолковал Самарин. – Реформа и прочее. Свободой в уши нассали. Герои, одним словом. Но некоторые правила приходится вам напоминать. Никогда не залупайся на старших, ты, говнюк!..

Буга с бойцами угодил в засаду, это была его вина.

Машину откатили метров на сто и укрыли в лесочке, по лесной целине и поехали к дачному поселку. С собой прихватили автоматы, ножи, пистоли и рюкзак с круглыми, удобными для броска, как пасхальные яйца, гранатами югославского производства. Ничего лучшего Буга не придумал. Можно было, конечно, подождать, пока подоспеет Ким с парнями, но Буга решил не теряя времени сделать разведку. Хотя бы издали взглянуть, что это за поселок и как он охраняется. На месте вычислить, куда заманили хозяина. План был простой: добраться лесом до ближних домов и проникнуть в поселок под видом заплутавшего путника.

Но как только ступили в лес, сразу в нем увязли.

Снегу набросало столько, что проваливались по пояс, а сержант Малофеев, как тяжеловес, – не прошли и десяти шагов – ухнул в ямину с головой. Хорошо хоть ничего себе не повредил, но еле достали его из-под снега.

Шуму наделали много. Коля Панкратов укорил сослуживца:

– Тебе, Малофеич, бульдозером работать, а не по зимнему лесу гулять.

– Я что, нарочно, что ли? – обиделся сержант. – Если тут накопали ловушек?

– Почему-то никто, кроме тебя, в них не попадает.

Накликал на себя Панкратов, оступился и юзом, вздымая снеговой шлейф, пропахал склон, пока не врезался в молодую осинку. Вскочил бодрый, просветленный, деловито заметил:

– Надо было лыжи одеть, а, Буга?!

От смеха Малофеева чуть не раскорячило, и он сронил в сугроб рюкзак с гранатами. Но Буге было не смешно. У него перед глазами стоял Леня Песцов, дорогой товарищ – веселый, умный, изворотливый, сильный. Был – и нет его. А ведь вместе усадили не одну канистру, и, бывало, спорили до хрипоты о правде и кривде, которые морочат добрых людей, потому что похожи друг на дружку, как две сестры. За последние годы, в смуте и шабаше Буга многих друзей потерял, и с каждой утратой, шажок за шажком, уверенно приближался к собственной могиле. Он знал, с каким вопросом предстанет перед очами Господа нашего, с тем же самым, что вертелся на языке у миллионов: "Скажи, Всемогущий, за что навалил на нас такую беду?"

– Надо выходить на дорогу, – сказал Буга. – Так до ночи проползаем.

Панкратов и Малофеев деликатно промолчали: командиру виднее, на дорогу так на дорогу. Но по тому, как переглянулись, было понятно, уж они бы такой промашки не допустили. Кто же лезет в воду, не зная броду, – известно кто.

Буга связался по рации с Кимом, здесь его ждала новая неприятность. Обе машины задержали на посту ГАИ и не отпускают. Придрались к какой-то ерунде: просрочка с техосмотром, разбита фара, не в порядке «ручник» – и все такое.

– Что-то не так, босс, – доложил Ким. – Забрали документы, пошли куда-то звонить. Деньги не берут.

– Сколько давали?

– Обижаешь, Акимыч… Может, рвануть? Ребята настроены рвануть. Но ведь увяжутся.

– Нет, Ким, миром уходите.

– А если не получится? Менты внаглую канителят.

– Я понял. Будь на связи.

– У тебя как? Продержишься?

– Черт его знает. Сумского не провозили?

– Точно не скажу. Пробегали тачки с теневыми стеклами. Не разглядишь ни…

– Значит так. С ментами не связывайся, пусть резвятся, но будь наготове.

– Хорошо, Акимыч. Нам до тебя не больше десяти минут хода. Пулей прилетим.

Именно что пулей, подумал Буга. Это не могло быть случайностью. Случайно нынешние гаишники не отказываются от навара. Но какие же тогда возможности у противника?

Взяв резко направо, вскоре очутились на уезженном проселке. Тишина стояла такая, что больно ушам. И воздух – точно сладкое вино. Высокие ели покачивали белыми лапами, заманивая на вечный покой. Очарование хвойного зимнего леса было столь велико, что Панкратов не выдержал, хлопнул в ладоши.

– А, мужики?! Чувствуете?! Дышать – и больше ничего. Никаких миллионов, а, Малофеич?

– Тронулись полегоньку, – сказал Буга, – только гуськом. Не кучей.

Одолели еще с полкилометра по заколдованному царству, держа дистанцию, удивляясь опасной тишине. Первым чапал сержант Малофеев, загребая под себя дорогу, как лось на прогулке – большой и важный.

Он первым и получил взрывной удар в грудь, который его развернул, приподнял в воздух и шмякнул оземь, словно тряпичную матрешку. Так не сбивают пулей, а валят увесистой, точной битой. Сержант поскреб пальцами снег и вдруг превратился в сияющий, ослепительный, с землей и дымом сноп огня, взвившегося до небес – сработал припас югославских гранат. Панкратов упал на обочину, подхлестнутый взрывом, и перекатился в кусты, проклиная незавидную долю наемного бойца; туда же переместился Буга, ослепленный яростью и глубочайшим изумлением. Подобное нападение, как и недавняя непонятная гибель Песцова, противоречило здравому смыслу. У любого боя есть своя логика, свое предуведомление, кульминация и развязка, но в этой зимней глухомани на них напали люди, которые не признавали никаких правил.

Для них несущественно, кого убить, главное, поскорее очистить дорогу от человеческого мусора. С этими существами Буга сталкивался не впервые, их главарей по вечерам разглядывал по телевизору, тщетно пытаясь простым мужицким умом постичь тайну их происхождения.

На сей раз они устроили ловкую засаду и, убрав сержанта, всерьез занялись Бугой и Панкратовым. Выкатили поперек дороги железный щит и лупили из укрытия, изо всех видов стрелкового оружия, не жалея огня. Прочесали местность густым железным гребнем, но Буге с Панкратовым повезло, они свалились на дно глубокой канавы и лежали целехонькие, подрагивая шерсткой, как два кролика. Когда пальба стихла, Панкратов предложил:

– Командир, может, поговорить с ними?

– Нет, – ответил Буга. – Они на переговоры не пойдут.

– Ты уверен?

– У нас против них силы нету. Какие переговоры.

– Все-таки попробую, – не согласился Панкратов. – На кой хрен им нас убивать, вот чего не пойму.

Он поднялся в рост и замахал шапкой, но тут же словил пулю в левое плечо, причем гостинец прилетел не с дороги, а откуда-то сверху.

– Не послушался, Коля, – укорил Буга. – Какой ты беспокойный, ей-Богу!

Морщась, Панкратов просунул руку под кожан, показал другу ладонь в крови. Повернулся спиной.

– Погляди, насквозь или нет?

– Насквозь, ничего, терпи.

– Завтра аванс, – пробурчал Панкратов, – неохота помирать.

– Никто и не собирается, – Буга нашарил около себя толстую ветку, насадил на нее шапку и высунул из канавы. Покрутил, словно зырил по сторонам. Вторая пуля с нежным шорохом прошила аккурат лобовину.

Буга засек снайпера: тот устроился в ветвях могучей сосны, метрах в тридцати от них.

– Видел? – спросил у Коли.

– Угу.

– Сможешь?

– Попробую.

У Буги обыкновенный Калашников, к которому он привык, как к родному, а у Коли Панкратова – с оптикой, новехонький СКА-117-БК, только год как сошедший с экспериментальных стендов. Он его приладил к здоровому плечу – и затих. Буга, наблюдая за дорогой, вызвал на связь Кима. Тот, как выяснилось, все еще проходил проверку на вшивость на посту ГАИ.

– К чему привязались?

– Ни к чему. Темнят. Какие-то справки наводят. Ты чего смурной, командир?

Буга сказал:

– Малофеева кокнули. А нас с Колей загнали в канаву, как котят. Сейчас пойдут брать.

– Вот как? – голос у Кима заледенел. – Дай точно координаты.

Буга объяснил, как мог. И про снайпера упомянул.

– Держитесь, вытащим вас оттуда, – пообещал Ким и отключился.

Тем временем началась атака. Группа боевиков, человек десять, высыпала из-за щита и врассыпную устремилась к канаве. Одновременно снайпер, меняя позу, стряхнул с веток снеговое облачко. Коля Панкратов громко объявил: "Попал!" – и после этого выстрелил тремя одиночными. По целкости ему было далеко до покойного Лени Песцова, но он действительно свалил снайпера с веток, как стопудового глухаря. Буга на секунду поднялся над бруствером и послал по подкрадывающейся цепочке несколько коротких очередей – и опять повалился на дно. Важно показать, что они живы и готовы к сопротивлению.

Новый огненный смерч обрушился на них, но увидел его Буга в одиночку, потому что Коля Панкратов загодя вырубился, задрав бороду к небу и глупо ухмыляясь. Буга потер ему снегом щеки, и напарник очнулся.

– Ты чего, Коля? Куда зацепило?

– А, это ты?.. Чего-то башка закружилась. Кровь-то текет. Жжет, Буга, мочи нет!

Аптечки у них не было – еще один промах. Земля стояла вверх тормашками, сверху сыпалась всякая дрянь. Не обращая на это внимания, Буга помог другу стянуть с плеч кожан, разодрал на нем рубаху и рукавами, как бинтами, спеленал рану. Крови было немного, ручеек да капелька, – это Коле помнилось, что много. Так бывает при сквозных ранениях; кажется, пять литров в песок ушли, а на деле – полстакана.

Пока Буга возился с раненым, по затылку шарахнуло какой-то чушкой: он подумал – каюк, а всего-навсего прилетел булыжняк с дороги, но так ловко припаял, что минуты две Буга промаргивался от разноцветных искристых кругов. Когда оклемался, канонада прекратилась и цепочка боевиков заново поднялась на приступ. До них теперь было рукой подать.

– Чего там? – спросил Панкратов. У него губы покрылись подозрительной розоватой пеной. Если задето легкое, подумал Буга, долго не протянет. Надо бы поскорее в больницу.

– Лежи не шебуршись… Опять поперли. Сейчас я их маленько шугану.

– Сзади следи, – подсказал Панкратов. – Сзади должны нагрянуть.

– Не учи ученого, – буркнул Буга. – Там хорек не пролезет.

Он прополз по канаве, чтобы не выскакивать там же, где в первый раз, и повторил маневр: подъем, несколько очередей, носом в снег. Цепь залегла, но ему успели ответить сразу из многих стволов, две пули его достали: одна окорябала щеку, другая впилась в правый бок пониже печени. Ощущение такое, будто в бок всадили раскаленный штырь. Буга удержал стон и переборол первую слабость. Запикала рация под мышкой. Он ответил на вызов. Ким сообщил неприятную новость: их перехватили на проселке, но сейчас они прорвутся. Ким не врал, у него обе тачки бронированные. Именно на эти машины Сумской полгода назад после мучительных колебаний отстегнул по сто тысяч зеленых.

– Держись, Буга, – попросил Ким. – Мы слышим, как тебя лупят.

– Ребята не шутят, – согласился Буга. Он вернулся к Панкратову и увидел, что тот задыхается. Черная лужица изо рта натекла на шею.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю