Текст книги "Странники земель Повременья"

Автор книги: Анатолий Мусатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Закрыв тетрадь, Антон встал и подошел к могиле. Положив записки учителя на могильных холм, он, чуть помедлив, вздохнул, закинул сумку на плечо и скорым шагом пошел прочь.

Позже, во время очередной поездки на кладбище Антон зашёл на могилу старика. Что-то тянуло его туда. Подойдя, он увидел оплывший могильный холмик, пару дешевых венков на нем и тетрадку, лежащую в стороне. Легкий ветерок шевелил её страницы, и слова, написанные аккуратным почерком, уже были размыты осенними дождями.

Антон подумал: «… Не пришло его время. Может, кто-нибудь позже докажет его гипотезу. …». Сам Антон, хотя и не понимал смысла слов старого учителя, но, странное дело, в глубине души чувствовал, что его идея настолько грандиозна, что принять её или понять в ваше время никто не сможет.

Глава 3

Ужин был Антону в тягость. Уткнувшись в тарелку, он краем глаза видел лицо бывшей жены с плотно поджатыми губами. Запах чего-то паленого, терпко-подгорелого масла и лука раздражал его неимоверно, и без того угнетая непонятное состояние духа. Весь день он находился в напряжении, как жила туго натянутого лука, готового вот-вот спустить стрелу.

Ему казалось, что эта стрела пронзит его сердце, но не смертельным жалом, а тягучей, непрерывной маятой, сродни тихой зубной боли. Не обращая внимания на колко-саркастические реплики отпавшей половины о денежном долге, он встал и вышел. Вытащив из шкафа раскладушку, Антон вынес ее на лоджию. Развернув, бросив на нее подушку и плед, опустился на последних остатках предсонного марева.

Насколько можно было противиться обложившей своей прозаичностью реальности, он весь день ощущал некое, растущее исподволь беспокойство, к вечеру достигшее своего апогея. Антон не понимал, что это могло значить. Им двигало лишь настойчивое желание как можно скорее добраться до постели, чтобы погрузиться в сон. Это желание нарастало, становясь все более нестерпимым. Он понял, что нечто значительное ожидает его не по эту сторону бытия, а там, в ирреальной, прихотливой эфемерности снов…

…Пододвинувшись поближе к костру, Антон с наслаждением протянул ладони к жарким волнам тепла:

– Ну и ночь! Если бы я не знал, что это середина лета, да еще при такой безоблачной погоде, то точно бы подумал, что сейчас стоит декабрьский морозец. Холодрыга какая!

Мужчина, склонив голову, будто желая из-под своей кепочки исподволь взглянуть на Антона, усмехнулся:

– Это бывает. После хорошего возлияния тело быстро остывает. На, накройся, а то на пустом месте схватишь знатную простуду!

Он взял откуда-то из-за спины какое-то покрывало и протянул его Антону. Когда тот взял его, то вдруг почувствовал плотный поток ледяного холода от руки своего соседа. Антон с удивлением спросил:

– А ты чего, замерз?

– Не, я привычный…

– Да я смотрю, ты сам как ледышка, от тебя холодом так и несет!

– Не обращай внимания. Я всю жизнь закалялся, вот потому могу на снегу лежать даже в том, что сейчас на мне надето.

– Ну-ну! Везет же людям! Я, наоборот, к холоду с детства чувствительный, вот потому и греться приходиться чем придется. И чаще всего, сам понимаешь – водярой!

– Разумеется, понимаю – универсальный эликсир душевного равновесия. Что бы, с кем бы ни случилось, примет некоторое количество этого эликсира, – глядь, и проблема уже не та, и жизнь в розовой дымке.

– Мудро речешь, старче, – хекнул довольно Антон. – Я именно так и думал, только… определить затруднялся. А что? Эликсир душевного равновесия – чудненько! Знаешь, и вправду частенько хочется так надраться, чтобы послать все куда подальше, хоть черту за пазуху!

Мужчина усмехнулся:

– Знакомая философия, сколько раз я слышал такую максиму! Скрыться от проблем за бутылкой, как за стеной, и гори все синим пламенем. Так?

– Интересно, в самую точку попал. Как ты догадался?

– У тебя же на физиономии написано: «Похмелиться бы…».

– Хорошо, что напомнил. Пойду-ка я… хлебну малость, не то братан выдует все.

– Ничего, он спит еще сном младенца, опившегося «молочком» от бешеной коровки. А насчет «похмелиться» могу предложить стопку отличного виски. Ну как?

– Я тоже люблю розыгрыши, но в меру. Откуда у тебя, кладбищенской вши, сейчас, здесь, такое лакомство?!

Мужчина покачал головой, ласково усмехнулся, причем, его усмешка показалась Антону невероятным, вселенским воплощением добра, и молча достал из темноты бутылку и два стакана.

– Если не побрезгуешь угощением «кладбищенской вши», то будьте любезны, сэр, разлейте по мере своих потребностей.

Антон, вытаращив глаза, молча разглядывал изящный профиль белой лошади с иностранной вязью слов под ней.

– Нет слов… откуда?!

– Подарок одного иностранного джентльмена… за оказанную услугу. Можешь не спрашивать, какую. Это частная тайна. Так что, пользуйся, пока «кладбищенская вошь» добрая.

Антон отнекиваться не стал. После второй дозы он уже не сомневался в том, что лежащий перед ним человек не из мира сего. Тараща во всю на него глаза, он слушал откровения этой загадочной личности.

…Вот ты говоришь, что каждый может остановиться в потреблении спиртного. А между тем, граница между любителем выпить и банальным пьяницей настолько призрачна, что только тот, кто сумел вовремя её разглядеть и остановиться у её края, мог достичь вершин данных ему возможностей. Так что между любителем выпить и любителем пьянства разница такова, как между дегустатором вин и последним пьяницей. Ну, а алкоголизм − это вообще болезнь…

…Сколько их, пропавших талантов, упокоившихся здесь, да и по всем погостам земли, так и не сумели остановиться на этой границе. По этой же причине бездарно сгинули и не состоялись великие идеи, творения, открытия…

…Последним рубежом, за которым начинается деградация, является жизненная цель. Кто сумел удержать его – тот победил, но это удел немногих…

– М-да-а, − протянул Антон. – Как все просто объяснимо. В жизни все кажется кучей проблем! Но, оказывается, главная из них, что определит твою судьбу, вообще не стоит на повестке заседания, которое называется жизнью. А может, ты просто сгущаешь краски и все совершенно обстоит не так?

– Хм, я не хочу никого убеждать, если на то пошло. Опыт каждого из живущих есть его Библия и книга Пророчеств. Я всего лишь при случае могу показать в качестве одного из вариантов течения жизни некоторый набор ситуаций. А там уже дело этого субъекта, слушать меня или поступить вопреки доброму совету. Кстати, в этом ты сам скоро сможешь убедиться.

– В чем это?

– Если захочешь принять на веру то, что я тебе сейчас скажу, то сможешь избежать некоторых крутых поворотов в своей жизни и в жизни тех, кого ты знаешь.

– Ну, мало ли случаев может произойти за мою жизнь! – засмеялся Антон. − За каждого встречного-поперечного невозможно держать ответ. Например, у нас во дворе таких претендентов-алкоголиков как грязи!

– Я говорю не о случайных людях … С одним из таких бедолаг ты утром покатишь домой.

– Это с кем еще? – удивленно вскинул голову Антон.

– Да все с тем, который пока дрыхнет без задних ног на участке в отменном подпитии…

– Ты на кого намекаешь, на Димыча?

– Да-да, именно на него. Скажу больше, у твоего брата нет того мощного жизненного стимула, который остановил бы его и не дал кончить жизнь в таких муках, что тебе их даже представить сейчас невозможно.

Мгновение опешивший Антон молчал, затем весьма неделикатно прошипел:

– Ну, ты, прорицатель хренов, пасть свою прикрой, не то я тебе сейчас самому устрою кое-какие муки!

Мужчина вздохнул и негромко бросил:

– Истина тяжела и не каждый приимет ее мудро.

Взглянув на Антона, он добавил:

– Расслабься, эти дела еще не скоро свершатся.

– Тогда помалкивай, тебе откуда это знать! – неприязненно бросил Антон. – Джуна в штанах на задрипанном кладбище объявилась! Ха!

Антон с какой-то веселой злобой ливанул в стакан до краев виски и залпом выпил.

Мужчина поворошил веткой угли костра, аккуратно положил несколько веток и покачал головой:

– Здоров ты пить, как я погляжу… Но вот что тебе скажу, – я человек бывалый… И потому многое из того, что вижу, для других лишь туманные догадки!

– Силен мужик! Значит, ты с помощью какой-то там дедукции сумел проникнуть в тайны будущего и преподнести мне их в качестве судьбы моего брата!

– Нет тут никакой тайны, – пожал плечами мужчина. – Я видел вас пару раз здесь и этого было достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы о тебе и, как ты сказал, судьбе твоего брата.

– И каким же это образом тебе открылась тайна сия?! – саркастически осведомился Антон.

– Твой брат, мужчина чрезмерно упитанный, значит, если он еще не болен диабетом, то это ему предстоит испытать. Судя по тому, что вы явно любите снимать стрессы сорокоградусным эликсиром, то такой жизненный вариант будет только ускорять приближение его несчастного конца. К тому же, что он толст, он еще и ленив, как мне пришлось наблюдать. В то время, когда ты носился, как заводной по кладбищу, твой брат в тенечке ублажал свою плоть водочкой с плотной закуской. А чем заканчивается такой образ жизни, – итог известен. Еще хочешь что-нибудь знать?

Антон хмуро мотнул головой.

– Все понятно…

Мужчина приподнялся, сел и сказал с какой-то затаенной грустью:

– Поверь, я человек бывалый, и в таких скорбных местах мне часто приходиться бывать. Наслушался разных жизненных историй, а потому могу сопоставлять и делать выводы. Вот, например, видишь тот крест, с тем, рядом который, из черного дерева. То, что лежит под ним, когда-то было подающим большие надежды спортсменом. Он и был действительно прекрасным футболистом, играл в команде «Спартак». И все бы ничего, да одна прелестница, из тех, кого без меры балуют влиятельные родители, захотела такую игрушку. Она сама была полным ничтожеством, но случилось то, что случилось. Парень из глубинки обольстился невиданной роскошью и попал в ее сети.

Свадьбы не было, но в ней уже через год отпала необходимость. Он не смог удержаться на краю пропасти, которая засасывает порой и не такие крепкие натуры. Всего год разгульной, роскошной жизни и все… Через год он был выброшен из команды, напрочь забыт своей обольстительностей и спустя какое-то время умер от запоя под забором где-то в Капотне. А вот еще…

Антон слушал немудрящие истории в очень складном изложении своего словоохотливого собеседника и ему вдруг показалось странным, что ночь не кончается, несмотря на такой длинный разговор… Холод, возникший в его душе, передёрнул длинной судорогой озноба все тело:

– Ну, ладно, мужик, убедил меня, что за свою судьбу надо сражаться. Уже пора, двину-ка я к братану. Не то проснется и с перепугу «кондратий» его хватит.

Мужчина потер подбородок и одобрительно кивнул:

– Прекрасно, делай, как знаешь… Просто я хотел добавить, что это истории жизни людей, лежащих поблизости. А таких, как они, только здесь десятки. Так что тут, на кладбище, можно получить такие уроки жизни, которых не увидишь ни в одном другом месте. Делай выводы. Ну, бывай…

Когда он проснулся, солнце светило во всю полуденную силу. Не в силах оторвать от влажной подушки тяжелую, похмельную голову, Антон, глядя на стоящую на столе бутылку виски с желтевшими на дне остатками жидкости, предмет, весьма чужеродный в его обиходе, апатично размышлял: «Кто бы это мог ее принести… Удам притащил из загранкомандировки?.. Так ему еще полгода там торчать… Танька Лылина?.. Она выжрала бы сама все до дна… ее чресла упаивать замучаешься… Вот хрень, голова трещит… ничего не помню… а бутылёк надо добить… Самое оно будет… А, черт, главное, по какому поводу хоровод завелся вчера? Что за повод?..».

Размышления Антона в этот раз были не столь продолжительными, как обычно. Обычно он обстоятельно размышлял только над делами будничными, суетными, которые непременно надо было решить. В этот раз решать было нечего. Мистика была чужда его практическому складу ума, а посему Антон вяло подумал: «Что-то уж больно странный сон привиделся…».

Саму же бутылку Антон решил принять как артефакт: «Вот она есть, а что и как, выяснится потом…».

Нехотя поднявшись, он побрел в ванную. Простояв под душем дольше обычного, Антон кое-как выскреб подбородок и щеки от двухдневной щетины. На столе в кухне, на тарелке под салфеткой он нашел жареные сосиски с яйцами, оставленные женой. Она иногда милостиво одаривала его скромным завтраком, но только в те дни, когда Антон приносил деньги на содержание дочери. Они давно уже с женой не поддерживали супружеские отношения, особенно после того, как друг семьи Шурик Удам был застигнут им на «солдафонше», то бишь, на жене Антона. Посчитав развод в данных обстоятельствах делом хлопотным, разводиться они не стали, и лишь разошлись по разным комнатам…

Есть он не стал. Напившись компота, Антон вышел из квартиры. Через час, протрясшись почти через весь город, он спускался в подвал мастерской. Димыч уже был там. Анфилада комнат тянулась через весь подвал, раньше принадлежавшего какому-то ЖЭКу. В одной из комнат они оборудовали уютную кухонку, с диваном, двумя столами, и прочей мебелью, которую за ненадобностью оставили здесь прежние хозяева. Видимо, рухлядь в виде шкафов и стеллажей была слишком обременительной, чтобы ее перевозить в новые апартаменты.

Димыч, любивший кулинарить, уже наварил баранины, разложенной по мискам и источавшую густой аромат. Тут же стояла бутылка «Столичной» и прочая соответствующая закуска. Завидев брата, Димыч осклабился:

– Давай, садись, а то уже под «ложечкой» сосет!

Он засуетился, зазвякал стопочками, обнося свою объемную тушу вокруг стола и самого Антона со скоростью шустрого колибри. Плюхнувшись на диван, жалобно взвизгнувшего под тяжестью его ста тридцатикилограммового тельца, Димыч недоуменно воззрился на брата:

– Ну, стоять не устал? Ты чего такой смурной?

Антон скроил кислую физиономию и вяло ответил:

– Хрен его знает, снилось, будто всю ночь ошивался на Митинском. Вдобавок, с каким-то типом, вроде кладбищенского бомжа. Задолбал он меня своим трепом, прийти в себя не могу до сих пор.

Димыч, возведя очи горе, философски подошел к этому вопросу:

– Чего голову ломать, чему бывать – того не миновать. Давай лучше примем по дозе, чтобы легче было работать и ушами не хлопать. Ну, где же кружки, наши подружки!

Димыч был в своем репертуаре. Сыпать рифмами он любил по поводу и без повода, чем иногда сильно досаждал Антону. В самый ответственный момент, когда назревший вопрос требовал кардинального решения, Димыч брякал нечто частушечное и, тем самым, сводил на нет весь интеллектуальный штурм своего братца.

Но сейчас Антон не был расположен к шуткам. Димыч мгновенно почувствовал это и заговорщицки подмигнул:

– Может, обсудим, что да как быть? Такие сны не часто сняться. К чему бы это такая мутотень приснилась, ты сам как думаешь?

– Да ладно, – опускаясь на стул, нехотя буркнул Антон. – Чего мусолить этот бред. Не иначе, с перебору это. Вчера к «солдафонше» подвалили её подруги, тяп-хряп по маленькой, ну и так нахряпался, что весь мокрый проснулся от этого бреда.

– Не-не, под это дело очень хорошо пойдет водочка. Давай-ка, поподробнее излагай.

Димыч, сопя и наяривая баранину под конвейер стопок, молча слушал излагаемую братом ночную, как он сказал, «мутотень». Антон не стал говорить о идиотском пророчестве мужика насчет Димыча. Он весь свой рассказ свел к интересной теории пьянства и нереализованных возможностях.

Димыч довольно отрыгнул на последних словах Антона и пьяненько резюмировал:

– Ты как вчера родился! Этим байкам сто лет в обед. О них не знают только младенцы, которым молочко дают из титек. Да и то, не уверен, что это молочко часто не бывает разведенным водочными градусами. Фигня все это! – закончил он, и, делая попытку подняться, пробормотал про себя:

– Есть же еще малохольные, которые ведутся на любой бред… Пойду, отолью.

Его желание было весьма своевременным. Пока Антон выкладывал прописные истины ночного бомжа, Димыч влил в себя полбутылки, щедро запивая дозы квасом. Чуть пошатываясь, он, придерживая свое могучее тело руками за стену, двинулся к выходу.

Антон меланхолично прожевал кусок жирного мяса, с раздражением думая о любви брата к подобным яствам. Несколько минут он смотрел на выставленные заготовки, перебирая в уме ближайшие заказы. Все они выходили на дальних, районных кладбищах, особенно на новом, Домодедовском. Там было еще опасно промышлять заказами, но огромный плюс в виде нетребовательных и покладистых заказчиков перекрывал все риски.

Едва Антон прокрутил в голове нужную информацию, как в дальнем конце коридора, где располагался туалет, он услышал грохот и дикий вскрик. Вскочив, он бросился к туалету. В сумрачном свете, едва освещавшего конец коридора, он увидел лежащего ничком брата.

Подскочив, Антон перевернул его и в ужасе увидел, что лицо Дмитрия было все залито кровью. Антон схватил его за руки и, напрягая все силы, потащил полуторацентнерное тело брата к мастерской. В голове билась одна мысль: «Кто мог это сделать?!». Там, где лежал Дмитрий было ровное место, и ничто не могло попасть ему под ноги, чтобы его опрокинуть.

На пределе сил он дотащил брата до мастерской, напрягая последние их остатки взвалил Дмитрия на диван и бросился к умывальнику. Сдернув с вешалки полотенце, он схватил из аптечки перекись водорода, бинты. Осторожно протерев лицо брата, Антон увидел на лбу Дмитрия огромное рассечение кожи, до кости черепа.

Димыч был еще без сознания, а потому Антон, осторожно намочил перекисью ватный тампон и промокнул рану. Несколько раз проделав эту операцию, он остановил кровь. Замотав бинтами голову брата, Антон бросился к телефону:

На диспетчерской скорой помощи женский голос жизнерадостно вопросил:

– Диспетчерская скорой помощи. Слушаю, что у вас случилось?

– Алле, алле, скорая… тут мужчина при падении разбил себе голову… Он без сознания.

Назвав адрес, Антон попросил диспетчера прислать санитара, чтобы перенести мужчину в скорую, ввиду его большого веса. Девушка-диспетчер попалась толковая, она сразу сообразила, что нужно и заверила, что все сделает.

Димыч застонал и открыл глаза:

– Что это со мной… Тошь, где я?

– Лежи, не разговаривай, сверзился ты об пол головой и разбил лоб. Молчи, у тебя может быть сильное сотрясение мозга. Не двигайся, я вызвал скорую, сейчас она подъедет, я пойду встречать. Лежи, не двигайся, ты меня понял?!

Димыч закрыл глаза и сказал:

– Понял… иди…

Едва Антон поднялся, как увидел въезжающую во двор скорую. Через несколько минут он уже мчался по Москве в институт Склифосовского.

Димыч чуть стонал, потом, открыв глаза, он глянул на Антона и прошептал:

– Меня опрокинуло привидение… у нас в подвале есть привидение…

– Ну, ну, успокойся, разберемся… − с тревогой ответил Антон. – Я проверю.

Он понял, что у брата начался бред. Глаза Димыча лихорадочно блестя, уставились в потолок машины и он, продолжая стонать, едва слышно сказал:

− Тошь, этот мужик погрозил мне пальцем и ушел в стену… а ноги мне путами завязал…

– Ладно, ладно, я разберусь с этим мужиком. Ты береги силы. Уже приехали…

Пока шли необходимые процедуры по оформлению брата, он Антон со страхом думал, что падение Димыча может обернуться серьёзными последствиями. Когда его увезли, Антон дождался в приемном отделении врача:

– Доктор, что с братом? Серьезная травма?

– Успокойтесь, ничего особенного. Неделю-другую полежит, проведем обследование. Там видно будет.

– Скажите, какие-то последствия могут быть?

– Слушайте, мужчина, ваш брат получил травму головы. Это всегда серьезно. Но, судя по первоначальному осмотру и характеру ссадины, все говорит о том, что удар сначала пришелся по касательной, видимо, он задел при падении стену, а уж потом ударился об пол. Если бы не это, все было бы гораздо серьезнее, так что вашему брату крупно повезло, учитывая его комплекцию. Есть еще вопросы?

– Когда можно будет прийти к нему?

– С завтрашнего дня в часы приема…

Выйдя из института, Антон позвонил жене Дмитрия и все рассказал. Объяснив, что и как, он пообещал вечером зайти. Он вышел на Садовое кольцо, огляделся и тронулся к ближайшей остановке. Пока Антон ехал назад в мастерскую, понял, что на ближайшие десять, а может и больше, дней он остался один. Димыч выполнял значительный кусок работы, а потому при мысли, что столько заказов повиснут в воздухе, у него защемило сердце.

Деньги были нужны. Сезон заказов с наступлением дождей и осенних холодов закончиться до следующего года. А потому единственной оставшейся возможностью была самая интенсивная работа, чуть ли не на износ, чтобы сделать хороший финансовый задел на зиму.

«Димыч… стручок морковный! Допился до чертиков… мужик, видите ли, пальцем погрозил! Черт, глюков нахватался!..».

Он был одновременно и страшно зол на брата, и, вспоминая его рану, сочувствовал, но больше всего жалел себя… Впереди маячили бессонные ночки. Он уже явственно слышал нудный, беспрерывный стук киянки, долбящей по скарпели, которой с утроенным вниманием нужно вгрызаться в коварную массу хрупкого известняка.