Текст книги "Хроника времен Виктора Подгурского"

Автор книги: Анатолий Гладилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА XV
ПРИЯТНОЕ И НЕПРИЯТНОСТИ

Вот уже третий день не работает вакуумная установка. Лопнуло стекло, масло залило насос. Насос решили совсем заменить, и, пока достают новый, начальник ходит злющий и придумывает Виктору массу разных дел. Все колбы, сосуды, склянки надо перемыть, переставить зачем-то приборы, разобрать все ящики, сменить настольную бумагу и т. д. Виктор успел примириться со своей участью уборщицы, хотя в комнате столько ящиков, что она похожа на склад. Но часто приходится делать совершенно ненужную работу.

Виктор час раскладывал приборы, свертки и коробки на нижней полке стола, а потом Николай Николаевич вспомнил, что не постелили чистую бумагу. Пришлось все вынуть и укладывать снова.

Николаю Николаевичу не понравилось расположение столов – Виктор переставил их, но тут начальник сообразил, что перепутались розетки и несколько аппаратов нельзя будет включать. Виктор ставит все обратно.

Затем Николай Николаевич дает ему кипу расчетов. Работать с логарифмическими таблицами Виктор умеет. Сидит, считает. Проходит день, половина второго дня. Виктор подает готовые вычисления.

– Не так. Перепишите, проставьте все значения.

Виктор долго переписывает, но остается в твердой уверенности, что прежняя система записи была более рациональной и удобной.

Однако начальник придирается:

– Вычислено неверно, считать не умеете.

Виктор еще раз проверяет и, удивляясь собственной выдержке, хладнокровно доказывает, что все правильно.

Начальник неохотно соглашается:

– Ну ладно. Я должен быть уверен в правильности расчетов. Теперь сделайте чертеж нового держателя.

– А как?

– Привыкайте думать сами, вы же хотите стать инженером.

...В этот день произошло важное, как впоследствии оказалось, событие.

Был обеденный перерыв. В соседней комнате двое рабочих начали партию в шахматы. Виктор повертелся около, но увидел, что сыграть не удастся. Тем более, что игроки в ответ на несколько его замечаний только плечами пожимали: тоже, мол, советчик нашелся!

Тогда Виктор пошел поболтать к Зине и Клаве. Девушки кончили обедать и стали подсмеиваться над Виктором.

– Витя ходил смотреть на умную игру? Учись, Витенька, в жизни пригодится.

– Да они играть не умеют!

– Слышь, Клава, он так говорит, будто сам мастер.

– Мастер не мастер, но когда-то я занимался в Доме пионеров и имел второй разряд. Правда, я уже давно не играл. Мои товарищи мне быстро проигрывают, так что...

– Тебе здесь живо нос утрут! – перебила его Клава.

Виктор понял, что спорить бесполезно, и переменил тему.

– А вообще зачем тебя назвали Клавой? – удивился он. – Уж лучше Агафьей или Феклой.

Клава смутилась. Очевидно, это было ее больное место. Но на помощь пришла Зина:

– Витеньке, наверно, нравятся романтические имена: Нелли, Эмма, Нина...

Виктор не успел ответить, потому что услышал:

– Это вы Подгурский?

Девушки смолкли, а Зина хитро подмигнула. Виктор обернулся. За ним стояла невысокая девушка в синем халате.

Надо сказать, что Виктору нравился определенный тип девушек. "Тип Подгурского" – так называл их Ленька. Тот же Ленька однажды дал обобщенный портрет девушек этого "типа": "Во-первых, ни одна блондинка Витьке не понравится. Пускай это они запомнят и перекрашивают волосы. Далее, желательно, чтобы прическа была короткой. Курносые носы Подгурский не признает. Но главное – глаза. Глаза должны быть большими, чуть-чуть удивленными и обязательно напоминать музыкальную гамму до минор".

Так вот, если бы Ленька находился сейчас в лаборатории, он бы воскликнул: "Да это законченный "тип Подгурского"!"

Между тем девушка сказала:

– Я комсорг вашей группы. Меня зовут Аля.

Виктор почему-то покраснел и, почувствовав это, выругал себя, после чего покраснел еще больше.

– Сегодня у нас собрание. Зина, это к вам тоже относится, – спокойно продолжала Аля, делая вид, что не замечает смущение Виктора. – А пока, Виктор, выйдем, поговорим.

Виктор пошел за ней, чувствуя на себе насмешливые взгляды лаборанток. "Снова будут дразнить", – подумал он и постарался придать своему лицу равнодушное выражение.

Во дворе было много народу. Але приходилось все время здороваться. Причем, как заметил Виктор, молодые рабочие делали специально крюк, чтобы подойти к ней поближе, и здоровались они более почтительно и сдержанно, чем с другими девушками из цехов. Виктора же разглядывали весьма бесцеремонно.

Виктор разговаривал с Алей минут десять. Он успел рассказать немного о себе, заметив мимоходом, что два года работал комсоргом. Аля сказала, что это очень здорово, что он для начала будет ответственным за спорт-работу и что вообще их группа, объединяющая все лаборатории, хорошая. Один лишь Михеев... Впрочем, вот он и сам.

И Аля указала Виктору на паренька лет шестнадцати в синем замасленном халате. Паренек шел и зевал. Несмотря на сопротивление (что видно было по дрожащему подбородку), зевота одолевала его, и он шел, закрыв глаза и раскрыв рот.

– Михеев! – окликнула Аля.

Михеев приоткрыл глаза, увидел Алю, захлопнул рот и уж после этого закрыл его ладонью.

– Сколько ворон проглотил? – осведомилась Аля,

– Все мои! Что, наверно, на собрание? Не пойду? Я сегодня занят.

– Скажи, когда в день собрания ты был свободен?

– У меня уважительная причина.

– Всегда у тебя причины.

Началась перепалка. Аля просила, уговаривала и угрожала Михееву. На щеках и на шее у нее выступили красные пятна.

Михеев возражал зло и равнодушно:

– Все! Мое слово – олово! Не могу – и точка!

Аля замолчала, совершенно растерянная. Но тут вмешался Виктор, на которого Михеев не обращал раньше внимания.

– Сними значок. Зачем ты его носишь? Тоже комсомолец! Его на коленях надо упрашивать: "Иди, дитятко, на собрание". И кто таких принимает?..

Виктор говорил это спокойно, с иронией, останавливаясь на каждом слове. Но на самом деле он страшно волновался. Это было сильнодействующее, но рискованное средство. Михеев мог его оборвать: "А тебе какое дело? Нашелся указчик! Катись отсюда к..."

Но Михеев, может, от неожиданности или потому, что не знал Виктора, изменился в лице, заморгал и все еще злым, но совершенно другим тоном ответил:

– Не надо на коленях упрашивать. Я сам понимаю. У меня причины... Но если надо, я останусь. – И, помолчав, добавил, искоса поглядывая на Виктора снизу вверх (Виктор был намного выше): – Но скучно там. Разговоры да разговоры!

– Это – другое дело. Но тут от тебя зависит. Предложи что-нибудь интересное.

– Зима наступает, лыжи бы...

– Давай! Наметим вылазки, подготовим кросс.

– Хорошо. Только вы не подумайте, что я не хотел на собрание. У меня причина объективная.

Виктор наклонился и, снизив голос, сообщил:

– Одно время я тоже не ходил на собрания. И у меня были очень веские основания. Обычно в этот день умирала какая-нибудь из моих теток. Так, знаешь, за один учебный год я похоронил одиннадцать теток и трех бабушек.

Михеев недоверчиво покосился на Виктора и засмеялся.

– Ладно, я побежал в столовую. Значит, в пять часов.

Виктор некоторое время смотрел ему вслед, смотрел и удивлялся самому себе. Потом он повернулся к Але. Взгляды их встретились. Но в ее глазах Виктор не смог ничего прочесть.

...И вот значительно позже, когда он был выбран в редколлегию, когда его ввели в комитет, когда Подгурского хвалили на всех собраниях как одного из активнейших комсомольцев, – вот тогда он часто вспоминал этот эпизод и считал, что с него все и началось.

Однако причины здесь были несколько иные. Просто Виктор, привыкший постоянно находиться в обществе своих одноклассников, соскучился по шумным собраниям, по бурным заседаниям комсомольского комитета и, наконец, по уверенности в том, что он все время кому-нибудь нужен.

Поэтому, придя на завод, он с увлечением занялся общественной работой, что очень быстро сказалось и на самом Викторе.

Вскоре у него не оставалось свободного времени. Он не успевал обедать и оставался после гудка. Днем в лаборатории часто звонил телефон, и незнакомые голоса просили позвать Подгурского. В коридорах Виктора поджидали новые товарищи с просьбами или поручениями...

Но все это произошло значительно позже.

А в этот день Виктор вернулся в лабораторию в чудесном настроении. Но оно сразу испарилось при взгляде на Николая Николаевича и на чистый лист бумаги. Начальник охрипшим голосом объяснял кому-то по телефону, что он никак не может принять образцы на испытание.

– Ну, никак, понимаете? Насос должны сменить. Что я их, в рот положу и там вакуум буду делать? Работу задерживаю? Не от меня, батенька, зависит!

Виктор два часа пыхтел над чертежом. Начальник безжалостно все перечеркнул.

Чертеж переделывался два раза, но Николай Николаевич снова поставил красным карандашом какую-то загогулину.

– В этом месте исправить!

Виктор закусил губы. "Зачем надо портить уже готовый чертеж, когда можно просто сказать?"

ГЛАВА XVI
ЛАМПОЧКА НЕ ЗАГОРАЕТСЯ

Утром приносят новый насос. Все детали установки тщательно промыты, все готово для сборки. Начальник и лаборант возятся у аппарата. Вот ставится трубка.

Николай Николаевич ворчит:

– Виктор, осторожней с трубкой! Не ударяйте ее. Разобьете.

Он забирает трубку из рук Виктора, укрепляет ее сам, ударяя раза два о решетку. "Сам-то ударять может, ведь начальство", – думает про себя лаборант. Потом осторожно ставятся другие части установки.

Четыре часа. У Виктора ноет спина, он весь в масле, пропах бензином, руки оцарапаны. Они оба устали. Но зато аппарат наладится, работа пойдет по-прежнему.

...Изнутри слышатся какие-то странные звуки, сигнальная лампочка не загорается, вакуум не налаживается.

Нужно все перебирать снова. Снова отвинчивать наглухо закрепленные гайки, перемывать трубки. До чего осточертело Виктору это занятие!

– Так и есть! – вскрикивает Николай Николаевич. – Треснула трубка. Халтурщики, не могут как следует сделать!

Они сидят перед разобранной установкой – солидный кандидат технических наук и его неопытный лаборант,

Николай Николаевич размышляет: "Вот не повезло! С трудом достал аппарат, наладил работу, еще несколько опытов – и моя диссертация подойдет к концу. К тому же масса заказов, все требуют, все торопят. Короче, нужна бесперебойная работа. И на тебе! А мой "дорогой, уважаемый" помощник знай только, что поглядывает на часы: "Скорее бы отделаться". Ну и удружили мне... Полный растяпа, ничего не умеет".

Но вслух он только спрашивает:

– Виктор, вы очень устали?

Виктор же в это время думает: "Вот не повезло! С трудом все наладил, целый день перемазывал, перемывал, завинчивал. Кажется, оставалось лишь сидеть, следить за приборами, нажимать кнопки, записывать результаты да читать потихоньку какую-нибудь книжку. И на тебе! А мое "дорогое, уважаемое" начальство знай только, что поглядывает на меня: "Какую бы ему еще работу найти?" Настоящий зверюга, черт бы его побрал вместе с аппаратом!"

Вслух же Виктор бодро отвечает:

– Нет, я не устал. Давайте снова разбирать.

Но разбирать не имеет смысла. Трубку заменят только утром. И Виктор пока что становится уборщицей, а начальник, с раздражением глядя на его неумелые руки, растерянное лицо, на его походку, которая кажется ему чересчур медленной, командует:

– Протрите приборы! Лучше! Поставьте их ровно в ряд. Под стол вдвиньте ящик. Да с этой стороны! Почему вы хотите с той? Здесь неудобно? Он не войдет? Что? А я говорю, кладите, где вам сказали, слышите?

* * *

Утром Виктор приносит со склада трубку. Можно собирать. Все детали он тщательно промывает бензином и высушивает.

– Помните, – говорит ему Николай Николаевич, – малейший волосок или ниточка в вакууме – и мы никогда не откачаем. Она нам все испортит.

Виктор укрепляет насос, надевает резиновые трубки. Трубка для воздуха подходит, а с водяным охлаждением не ладится. Виктор по-другому закрепляет шурупы, благодаря чему насос несколько поворачивается вправо. Теперь полный порядок с водяной трубкой, но воздушная оказывается коротка. После долгой возни ему с трудом удается установить все на место.

Николай Николаевич подбадривает Виктора и помогает ему; однако, когда тот неправильно устанавливает кабель, начальник ворчит:

– Вот, не умеет! Любая девчонка и та сможет это сделать!

"Ну пускай любая и делала бы!" – думает Виктор.

Надевать кабель ужасно неудобно. Приходится становиться на одно колено и, просовывая руки в узкую щель, доставать до гайки гаечным ключом. Ключ срывается, и рука больно ударяется о перегородку. Виктор, напрягаясь так, что руку сводит, закручивает.

Он не сразу поднимается. От напряжения немного кружится голова... Затем надевается железная ширма, завинчиваются последние винты. Можно включать.

– Виктор, вы молодец! Сами уже можете собирать и разбирать аппарат, улыбаясь, говорит Николай Николаевич.

Виктор молчит и рассматривает ссадину на большом пальце.

Заработали насосы, шум их постепенно утихает, воздух откачивается, сейчас загорится контрольная лампочка.

Лампочка не загорается. Насосы работают как-то неровно, шум их отрывист, словно в системе большая дыра, через которую широким потоком проникает воздух.

Они смотрят друг на друга. Придется перебирать снова.

– Виктор, вы что-то там напутали.

Виктор категорически отрицает, уверяя, что это просто где-нибудь плохо подкручено. Он пробует подвинтить ослабевшие соединения, но проку мало: вакуума не получается.

Одна за другой снимаются трубки, все отвинчивается, вынимается, раскладывается. Оба сотрудника целиком поглощены одним вопросом: где же проходит воздух?

Николай Николаевич вдруг спрашивает:

– Виктор, как вы ставили заглушку? Как? Так вы же неправильно клали. Резинку надо было в середину. Вот где ошибка!

Они вместе устанавливают все на место, и опять Виктору приходится возиться с упрямыми водяными трубками, оказывающимися, словно нарочно, то длиннее, то короче, чем надо; опять он мучается над кабелем, царапая руки о железные углы, когда срывается гаечный ключ; опять провода тщательно прикрепляются, прикрепляются на годы. Когда еще случится новая разборка? Во всяком случае, лаборант уверен, что ему больше не придется...

Гудок. Хлопают двери. Лаборатория пустеет. Они сидят у включенного аппарата. Кажется, уже все хорошо, но сигнальная лампочка не загорается.

Виктор хочет снова разбирать.

– Нет, сегодня уже поздно, – останавливает его Николай Николаевич, будем перебирать завтра. Он должен работать.

В метро Виктор встречает Леньку. Оба очень довольны и возбужденно передают друг другу последние новости. Разговор носит шутливый характер.

– Ну, как работа?

– Как говорится, где бы ни работать, лишь бы не работать! Да не всегда это удается.

Виктор провожает Леньку до дому и по дороге жалуется ему, что вот сейчас ремонт, конца-края ему не видно, начальник придирается, аппарат не налаживается и прочее...

Ленька сочувствует.

Но почему-то, уже придя домой, Виктор продолжает думать о сборке. Он припоминает установку всех соединений, пытаясь найти слабые места. "Пожалуй, это может быть воздушная трубка, где гайка разорвала подкладку. Еще одна деталь внизу внушает опасения. Неужели в них дело? Жалко, что сейчас нельзя пойти и проверить..."

ГЛАВА ХVII
ЛАМПОЧКА ЗАГОРАЕТСЯ

Как потом рассказывал Ленька, он в тот же вечер «кинул свои кости» в библиотеку. Это не означало, что он собрал остатки своего позвоночника, завязал их в мешок и подбросил в государственное учреждение. Нет, просто Ленька чинно пришел в читальный зал Некрасовской библиотеки. Была когда-то такая библиотека на месте ресторана «Прага».

Так вот, нашел Ленька свободное место и занялся математикой. Место у него было крайнее, соседка – пожилая женщина в очках в толстой оправе, а не какая-нибудь там студентка. Поэтому Леньку ничто не отвлекало, и он довольно быстро справился с задачами.

Тут найдутся скептики, которые скажут: "Никакая женщина с ним рядом не сидела. И если даже сидела, то уж, наверно, без очков. Это только во всех книгах пожилые женщины обязательно носят очки, да еще в толстой оправе".

Но Ленька клялся, что его соседка была действительно пожилой женщиной в очках с толстой оправой.

Так вот, когда Ленька сложил тетрадки и раздумывал, уходить или взять какой-нибудь журнал, вроде "Крокодила", он вдруг заметил, что его соседка сняла очки и смотрит на соседний стол. Ленька тоже посмотрел туда и увидел... Нину.

"Воображаю, что было бы с Подгурским, находись он здесь, – подумал Ленька. – Кровь бы бросилась ему в лицо, сердце запрыгало, ноги подкосились, дрожь бы прошла по всему телу... Что еще в этих случаях бывает? Кажется, все... Нина смотрит в мою сторону. Ясно, она меня узнала. Я, конечно, понимаю, что вон этот лейтенант не упустил бы такой возможности. Он бы подошел к Нине, поздоровался. Завел бы разговор... Нет, Нина, я лучше отвернусь и здороваться не буду. Ваши чары на меня не действуют... Понимаю, сейчас нам покажут маленький водевильчик: "Свидание под предлогом занятий. Появляется его высокопижонство Олег". Ба, что это все мужчины скисли?"

Видя, что Олег прочно обосновался возле Нины, Ленька встал, пошел, сдал книги, вернулся обратно с двумя "Крокодилами" и, зевая над ними, стал развлекаться наблюдениями.

"Я бы сказал, что Нина деятельно занимается... И куда ее мама смотрит? Что это они друг другу пишут?.. А Олег – хам, пожалел бы ее. Вон какая стопка книг! Готов спорить, что она ни одной из них так и не раскроет.

Нет! Она берет верхнюю, отодвигает записку Олега, раскрывает книгу. Я проспорил! Ого! Олег закрывает книгу и кладет ее на место. Нина снова берет ту же книгу, раскрывает ее. Это становится интересным... Что? Олег выхватывает у нее книгу и прячет под стол? Как это понимать?.. Они смотрят друг другу в глаза. Долго ли? Вот Нина встает, собирает книги... Я давно говорил, что читальня – неудачное место для свиданий. Куда они пойдут? Целоваться в темных подъездах? А Нина что-то злая... Надо посмотреть, чем все кончится. Я, конечно, понимаю, что с моей стороны нехорошо подглядывать, но любопытство – основной двигатель прогресса".

И Ленька вышел за ними.

Библиотека помещалась в одном здании с кинотеатром. Выходили из кино как раз по той лестнице, которая вела в библиотеку. Когда Ленька вышел, окончился сеанс. По лестнице сходило много народу, и Ленька мог спокойно вести наблюдения, оставаясь незамеченным.

Он видел, как Нина и Олег остановились у выхода. Потом Нина повернулась и пошла. Олег сделал несколько шагов за ней, окликнул ее, но потом остановился. Закурил.

"Хладнокровный мужчина, – подумал Ленька, – я бы на его месте все-таки догнал ее. Однако что это между ними произошло? Репетиция семейной жизни или просто милые бранятся?.. Во всяком случае, Виктору не надо ничего рассказывать. Чем меньше ему напоминать о Нине, тем лучше".

И Ленька пошел домой.

* * *

В 9 часов Николая Николаевича вызывают на совещание к заместителю директора. Виктор один. Он сидит и смотрит на темную сигнальную лампочку. Сегодня он слышал, как Зина говорила Клаве: "Починить они никак не могут. Глупо было надеяться, что Витька что-нибудь сделает. Он же неопытный мальчишка. Надо вызвать Петра Ивановича из института".

Виктор слыхал уже о Петре Ивановиче. Начальник говорит, что это долгое дело: запрашивать разрешение дирекции научно-исследовательского института, через бухгалтерию проводить заказ. И он сможет прийти лишь в конце недели...

Виктор считает, что он должен сделать все сам, не рассчитывая на помощь Петра Ивановича. Тем более, что Виктор, кажется, нашел ошибку...

У него сегодня боевое настроение, он почесывает руку об руку и обращается к лампочке:

– Ты не хочешь загораться? Так я тебя зажгу.

Тут он тихо ругается. Потом берет ключ и садится на пол у аппарата. Движения его точны и уверенны. Сказывается долгая "тренировка". Завернув кабель, он распрямляется и говорит:

– Пойдите попробуйте так сделать. Чистая работа!

И снова склоняется к решетке.

Сборка закончена. Аппарат включен. Виктор, сжав в руке ключ, наблюдает за приборами сузившимися от волнения глазами. Так, зашевелились стрелки. Мерно заработали насосы. Шум стихает, и спокойно, как ни в чем не бывало, загорается сигнальная лампочка.

Виктор заходил по комнате. Он чувствовал в себе прилив необыкновенных сил. Черт возьми, он, "неопытный мальчишка", смог собрать сложнейший аппарат! Сам, своими руками! Да, теперь он уверен в себе. Он все может, все, что захочет!

Ему даже кажется, что сейчас он в состоянии опрокинуть семиэтажный дом, так, небрежно, левой ногой.