Текст книги "Смерш в бою"

Автор книги: Анатолий Терещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

«Я офицер Советской Армии. Да, я большевик. Я всю войну воевал на фронте, и мне не страшны ваши угрозы. Вы можете меня убить. Вас тысячи, а я один. Но помните, этим вы совершите тягчайшее преступление, и моя Родина вам этого никогда не простит, а в ответе будут все, кто здесь присутствует».

– Бросай оружие! – И снова раздалась гнусная брань.

«Оружие мне вручено под присягой, – сказал Смирнов. – И пока я живой, не выпущу его из рук. Вы объясните толком, что здесь происходит, почему с такой враждебностью нападаете на своего соотечественника?»

А потом возник диалог, и на надуманный вопрос о расстреле всех пленных он сумел аргументированно ответить и снизить накал страстей. Толпа стала медленно растекаться в разные стороны. А несколько человек из толпы – Волошенко, Максимов и Гайдук выразили готовность помочь с ремонтом. Очень скоро они прикатили новые скаты, а старые камеры завулканизировали. По дороге к лагерю заехали в гаштет перекусить. Все трое наперебой рассказывали, что в лагере ведется злобная антисоветская пропаганда. Систематически в лагерь приезжают представители ОУН, НТС и других антисоветских зарубежных организаций. Американцы тоже часто выступают и агитируют перемещенных лиц не возвращаться на Родину, а выезжать в США, Канаду, Австралию и другие страны.

Возвратившись в Тюбинген, Смирнов нанес визит руководителю бюро ЮНРА Лонгле и заявил ему официальный протест по поводу инспирированных провокаций. Француз сделал удивленное лицо и сказал, что совершенно не информирован об этих событиях. Смирнов понимал, что все это блеф и лицемерие, но такова жизнь, как говорят французы.

Третье покушение на жизнь Смирнова было при организации посещения больного соотечественника в госпитале города Зальцнера вместе с представителем Красного Креста при ЮНРА немкой Ингой Шмидке.

«По дороге в больницу Смирнов поинтересовался у доктора, что известно о больном, чем он болен, когда заболел, в каком состоянии находится в настоящее время. Она сказала, что незнакома с его историей болезни и выполняет сейчас чисто благотворительную миссию Красного Креста. Шмидке произвела впечатление открытой и добропорядочной женщины…»

Когда прибыли в клинику, Смирнов попросил ознакомить его и врача с историей болезни советского гражданина Федотова. Шульц – шеф клиники, вопросительно посмотрел на офицера и его сопровождающую и сказал: «Разве Вы не информированы, что ваш соотечественник Федотов болен проказой?» Инга после этих слов изменилась в лице.

Смирнов взял себя в руки и спокойно спросил:

– Тогда с какой целью вы пригласили меня с госпожой Шмидке к больному?

– Исключительно по настоянию больного, – промямлил Шульц.

– Вы врач, и прекрасно знаете, что проказа – это особое инфекционное заболевание, общение с такими больными исключено, – сказал Смирнов. – Как вы намерены организовать встречу с больным?

– Да, конечно, это самое страшное заболевание, но он, бедняга, так просил, – засуетился Шульц и, продолжив оправдываться, пробормотал: – Если вы все же пожелаете встретиться с больным, мы примем все меры безопасности. У нас есть спецкостюмы, и встреча будет происходить в комнате, отгороженной от больного толстым органическим стеклом.

– Хорошо, только, кроме нас с доктором Шмидке, должны будете участвовать вы как шеф клиники, главврач Шнайдер, лечащий врач и представитель эпидемической службы города, – с возбуждением произнес советский офицер.

Встреча состоялась в составе указанной группы в боксе больного через стекло. Около стола было срочно смонтировано переговорное устройство. В комнате Смирнов увидел какое-то чудовище, напоминающее очертание человеческого тела. Вся его поверхность была покрыта высоко поднятыми струпьями. Он двигался по комнате и что-то жевал. Увидев советского офицера, радостно воскликнул:

– Здоровья желаю, товарищ Смирнов!

– Что вы хотели?

– Разыщите моих родственников и сообщите им о моей болезни.

– Я все сделаю, но при таком состоянии заболевания ваша репатриация на Родину невозможна, – откровенно заметил Смирнов.

– Да я и сам понимаю, но мне посоветовали обратиться к вам.

– Кто посоветовал? – уже строго спросил представитель советской миссии.

– Лечащий врач Манфред…

Отвергнув предложение Шульца выпить кофе, Смирнов и Шмидке покинули клинику. По дороге женщина заплакала, живо представив последствия для ее семьи общения с заразным больным. Смирнов был возмущен этой провокацией американцев. При прощании немка поблагодарила советского офицера за спасение ее жизни.

– Ах, как я была беспечна, – вымолвила опять всплакнувшая Инга.

Последнее событие заставило задуматься Смирнова о том, что контрразведчики бывших союзников решили избавиться от него чужими руками, используя недобитых гестаповцев и предателей из числа бывших советских граждан.

Но его негласные источники работали четко, снабжая советскую военную контрразведку информацией о готовящейся в лагерях Золингена, Шварцбурга, Грослебен и других вражеской агентуре для переброски в СССР по каналу репатриации. Так, в СССР были выведены явные агенты США и Франции Малиновский, Поляков и другие, через которых были завязаны оперативные игры с разведорганами бывших союзников.

Но руководители ЮНРА Гофре, Лонгле и Рой никак не могли успокоиться, – провалы их планов шли один за другим.

Узнав, что Смирнов увлекается рыбалкой, Рой пригласил его посетить дачу ЮНРА на Баден-Зесе.

– Там можно организовать отличную ловлю рыб спиннингами с лодок, – заверил Рой. Смирнов согласился, так как ранее бывал на Баден-Зесе, это на границе с Австрией и Францией, примерно в 100 км от Тюбингена. Но он был, однако, поражен той любезностью иностранца, с которой последний рассыпался в разговоре.

Утром следующего дня пять человек советской миссии убыли на рыбалку.

Дадим слово Матвееву:

«Утром в 6.00, как было условлено, – легкий завтрак, и все рыбаки, облачившись в спортивные костюмы, отправились к причалу, где были подготовлены резиновые надувные лодки… Оружие и портфель оставил под сохранность переводчика Макарова…»

Сотрудник, представленный Смирнову, назвал свою фамилию – Готье. Это был мужчина спортивного склада, ему было лет 30. Он не знал русского языка, слабо владел немецким, на котором и пришлось изъясняться. Рыба ловилась хорошо. Одна, вторая, третья… Скоро Смирнов выловил уже десять судаков и двух огромных угрей. И вдруг из днища лодки ударил фонтан воды. Вода быстро прибывала, наполняя лодку. Напарник что-то бормотал, озираясь по сторонам. Лодка перевернулась, а Смирнов оказался под лодкой. Он намеревался вынырнуть и отплыть в сторону. Но в этот момент какая-то сильная рука схватила его за ногу и потянула в глубину озера.

«Ловушка», – промелькнула мысль у офицера. Он на мгновение освободился от захвата, вынырнул и набрал воздуха, но в этот момент его снова схватили и потянули ко дну. Он был хорошим пловцом и физически сильным человеком. Открыв глаза, Смирнов увидел акваланг. Он тут же ухватился за шланг и с яростью сорвал с головы диверсанта маску. Тот сразу же освободил ноги. Под водой завязалась борьба. Дыхание у офицера было на пределе. Пытаясь вырваться из объятий аквалангиста, Смирнов нащупал рукой на боку комбинезона какой-то твердый предмет, – это был нож. Он начал наносить своему врагу беспорядочные удары. Наконец руки его повисли, и наш офицер пробкой вынырнул на поверхность. Он увидел перевернутую лодку и напарника, плывущего к нему. В этот момент он понял, что Готье тоже соучастник, поэтому закричал с ножом в руке, чтобы он не подплывал к нему, а вызвал спасателей. И только когда он их увидел, то опустил нож на дно и сам поплыл к напарнику. При приближении он заметил, что под его спортивным костюмом находится легкий надувной жилет.

Спасательный катер и лодка Роя подошли почти одновременно. Спасатель, подняв Смирнова на катер, потребовал немедленной доставки его в госпиталь. Подполковник категорически отверг это и потребовал доставить его на виллу к Рою.

Все стало ясно!

Разбирательство пришло к выводу, что лодка напоролась на корягу-топляк. Рой с иезуитской гримасой принес извинения и высказывал сожаления, но Смирнов молчал о том, что пережил. О своих «спасителях» он подумал:

«Чем они отличаются от гитлеровских палачей, только разве трусостью, норовят настигнуть свою жертву из-за угла».

Это было четвертое покушение на жизнь представителя советской миссии в Тюбингене.

Предоставим еще слово автору:

«Спустя неделю после провокации на Баден-Зесе, Смирнов получил из Центра сообщение о том, что на уровне штабов французских и американских оккупационных войск в Германии сделано представление штабу советских оккупационных войск в Германии о невозможности дальнейшего пребывания в их оккупационных зонах советского офицера Смирнова, возглавляющего советскую миссию по репатриации в Тюбингене. Это обосновывалось утверждением, что Смирнов занимается пропагандой, наносящей ущерб союзникам».

Однако советское командование эти обвинения отвергло как необоснованные, и требование об отзыве было отклонено. Надо было выждать время и завершить свои оперативные дела в связи с предстоящим отъездом и провести заключительные встречи с помощниками.

Вскоре Смирнов получил указание прибыть в Берлин – специальная командировка закончилась. Предстояла новая, не менее трудная и ответственная работа в системе военной контрразведки…

В рейхсканцелярии Гитлера

После окончания Высшей школы КГБ СССР автора этих строк, молодого лейтенанта, направили в распоряжение начальника военной контрразведки Прикарпатского военного округа и определили оперуполномоченным в 1-й сектор. Возглавлял Особый отдел генерал-майор Н. К. Мозгов, а замом у него еще недавно был Иван Исаевич Клименко, курировавший работу армейских чекистов именно этого сектора, называемого «штабным».

Коллеги рассказывали, что он недавно убыл к новому месту службы в Одессу. Характеризовали его порядочным человеком и высокопрофессиональным оперативным работником. В частности, полковник А. Ф. Магаляс, сослуживец Ивана Исаевича и автора по Прикарпатью, отмечал, что по комплекции это был человек среднего роста, с рябоватым лицом. По характеру – сдержанный, на первый взгляд даже несколько суровый, малоразговорчивый, обдумывающий каждую фразу, прежде чем она слетала с его уст. В работу подчиненных глубоко вникал, проявляя требовательность, но «кожи не драл» – помогал словом и делом. Просил контрразведчиков не размениваться по мелочам, быть выше той «галочки», которая иногда привлекала некоторых работников прикрыть качество работы количеством.

Другой сослуживец Ивана Исаевича генерал-майор Кириллов Василий Афанасьевич сообщил, что Клименко был легендарной личностью. Судьба его словно притягивала к самым значимым событиям: Берлинская операция, разгром Квантунской армии, пленение и допросы ряда атаманов-предателей на Дальнем Востоке, инцидент в Портсмуте с английским водолазом-разведчиком майором Крепсом и многое другое.

По характеру он был спокоен, немногословен, корректен. Стиль его руководства отличался от методов управления некоторых других начальников, считавших, что чекистская дисциплина может держаться только на страхе и окрике.

Он никогда не повышал голоса на подчиненных, не устраивал выволочек и разносов при «разборе полетов» на итоговых совещаниях.

Мой интерес к личности Клименко подогревался его активным участием в Берлинской операции в роли начальника отдела контрразведки «СМЕРШ» 79-го стрелкового корпуса, нацеленного, согласно замыслу нашего командования, на центр Берлина, 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, которым командовал Г. К. Жуков. Это он лично допрашивал предателя генерала Власова. Направленный в июле 1945 года на Дальний Восток в качестве начальника отдела Управления ВКР «СМЕРШ» Забайкальского фронта, он участвовал в разгроме Квантунской армии, пленении самураев высшего звена японской военщины, аресте и допросах атамана Семенова и его сподручных. Он сопровождал правительственную делегацию во главе с Н. С. Хрущевым в Лондон в 1956 году в качестве начальника Особого отдела КГБ при СМ СССР по Краснознаменному Балтийскому флоту.

* * *

Итак, заканчивалась, но пока не закончилась война. Нужно еще было взять столицу Третьего рейха – Берлин. Против советских войск на подступах к столице агонизирующее гитлеровское командование сосредоточило мощную группировку войск, состоявшую из четырех объединений группы армий «Центр» и «Висла». Эта военная махина насчитывала 90 пехотных, танковых и моторизованных соединений, а также несколько десятков отдельных полков и батальонов. В обороне Берлина участвовали отборные войска СС и более 20 отрядов фольксштурма. С воздуха обороняющихся поддерживала собранная со всех уголков Германии в основном истребительная авиация. В самом городе каждый дом превращался в опорный пункт.

Вот как писал в своих, нет, – не мемуарах, а скромных воспоминаниях об этих незабываемых днях много лет спустя Иван Исаевич Клименко:

«Мне в то время довелось возглавлять отдел контрразведки – «СМЕРШ» – 79-го стрелкового корпуса, находившегося в направлении главного удара, как и вся 3-я ударная армия 1-го Белорусского фронта. Наиболее важные контрразведывательные задачи мы решали во взаимодействии с командиром корпуса генералом С. Н. Переверткиным и начальником политотдела полковником И. С. Крыловым».

А дальше он с теплотой отзывается о них, о степени участия своих подчиненных в тех огненных днях.

К сожалению, эти дни забыли некоторые высокопоставленные потомки, – их интересовали «перестройка» и «реформы», где можно было поживиться в смуте разваливаемого ими государства. Только благодаря сыну – Ф. И. Клименко и добрым людям-патриотам уже после смерти нашего героя увидела свет в… 2007 году небольшая книжечка полковника-чекиста – «Тайна бункера Гитлера», пролежавшая рукописью долгое время в ящике письменного стола.

Со слов И. И. Клименко, накануне наступления дивизии корпуса получили обращение Военного совета фронта:

«Боевые друзья!

Пришло время нанести врагу последний удар и навсегда избавить нашу Родину от угрозы войны со стороны немецко-фашистских разбойников.

Пришло время вызволить из фашистской неволи еще томящихся там наших отцов и матерей, братьев и сестер, жен и детей наших. Славой наших побед, потом и своей кровью завоевали мы право штурмовать Берлин и первыми войти в него, первыми произнести грозные слова сурового приговора нашего народа гитлеровским захватчикам.

За нашу Советскую Родину – вперед на Берлин! Смерть немецким захватчикам!»

Военные контрразведчики готовились идти на штурм фашистского логова не вслепую: изучали ориентировки Центра и добытые материалы о разведывательно-диверсионных школах, их личном составе, агентуре, предателях и активных пособниках врага. В частях оперативники проводили беседы с личным составом и создавали в дивизиях оперативно-розыскные группы по захвату военных преступников, шпионов, диверсантов, террористов и изменников Родины.

16 апреля 1945 года войска 1-го Белорусского фронта двинулись на столицу Третьего рейха, – началась тяжелейшая Берлинская операция.

«Артиллерийский удар, – писал Иван Исаевич, – нанесенный по обороне противника за Одером, ни с чем нельзя было сравнить. Даже если вспомнить битву на Курской дуге, участником которой мне тоже довелось быть, то мощь этого удара была намного сильнее, чем в сражении на курском плацдарме. Земля содрогалась от несмолкаемого пушечного гула, грохота «катюш», бомбовых ударов. Одновременно зажглись прожектора, которые были расставлены через каждые 200 метров. Их разящие, направленные на вражеские окопы лучи ослепляли, деморализовывали и подавляли гитлеровских солдат и офицеров… Большинство из взятых в плен солдат и офицеров показало, что освещение наших прожекторов они восприняли как новый вид советского оружия… В полдень 22 апреля передовые части 3-й ударной армии ворвались на окраины немецкой столицы. Первыми среди них были солдаты и офицеры 79-го стрелкового корпуса… 525-й стрелковый полк под командованием подполковника Николаева первым вступил в столицу фашистского рейха – Берлин… В этот день командование и политотдел поручили группе самых смелых и отважных воинов преодолеть полосу заградительного огня противника и водрузить знамя, врученное полку от имени Военного совета, на крыше самого высокого здания в районе Панков. Возглавить эту историческую операцию было приказано партийному организатору 525-го полка капитану Магомед-Саламу Умаханову. Группа Умаханова, в которую входили отличившиеся в боях с немецко-фашистскими захватчиками воины Аркадий Булатов, Георгий Полупатов, Владимир Попов, Роман Миних, задание выполнила успешно».

Это было первое поднятое над Берлином Красное знамя. Об этом факте писал журнал «Советский Дагестан», № 1, стр. 22, 1970 год.

* * *

Перед контрразведчиками 79-го стрелкового корпуса стояли нелегкие задачи по розыску и задержанию немецких военных преступников, кадровых сотрудников нацистских спецслужб – Абвера, гестапо, СД, их агентов и пособников. Надо отметить, что розыскные группы корпуса, руководимые И. И. Клименко, первыми ворвались в логово Гитлера – Имперскую канцелярию. Нужно было как можно скорее обследовать все помещения бункера и прилегающие к нему территории с целью обнаружения международных преступников и главное – самого фюрера. Москва требовала ответа на вопрос: «Где Гитлер?»

Именно благодаря проявленному подполковником И. И. Клименко высокому профессионализму и усилиям оперативного состава приданных ему войсковых подразделений удалось тогда установить место захоронения Адольфа Гитлера и его пассии – любовницы, ставшей за несколько часов до смерти женой, – Евы Браун.

Об интенсивности работы сотрудников «СМЕРША» говорят такие цифры – каждый день отдел контрразведки корпуса задерживал и отправлял в армейский фильтрационный лагерь от двухсот до трехсот не разоружившихся идейно нацистских политиков, офицеров и генералов.

Руководство ГУВК «СМЕРШ» НКО СССР в лице генерал-полковника В. С. Абакумова требовало чуть ли не по часам докладывать обстановку о результатах розыска лиц, близко стоявших к Гитлеру и способных подтвердить или опровергнуть информацию о смерти «наци один».

Это усилиями его подчиненных были обнаружены останки идеологического и пропагандистского «свистуна» нацизма Геббельса, его жены и их ими отравленных детей.

Не без участия особистов 79-го стрелкового корпуса проходили также первичные допросы нацистских бонз и их прислужников: представителя главнокомандующего немецким военно-морским флотом гросс-адмирала Деница – вице-адмирала Фосса, адъютанта Гитлера эсэсовца Гюнше, начальника личной охраны Гитлера эсэсовца бригаденфюрера Раттенхубера, повара Ланге, личного шофера фюрера Кемпке, врача Геббельса Кунца, техника гаража Шнейдера, технического администратора здания Имперской канцелярии инженера Цима, командира отделения войск СС по охране Имперской канцелярии оберштарфюрера Менгесхаузена, помощницы личного зубного врача Гитлера Гойзерман зубного техника Эхтмана и других.

Впервые ясную картину обстановки накануне падения Берлина в логове Гитлера обрисовал вице-адмирал Фосс, которого допрашивал и Клименко. Фашист сразу же раскрыл некоторые тайны бункера фюрера. С его слов, 20 апреля 1945 года свой день рождения Гитлер отмечал без обычных парадов и торжеств. В бункере была удручающая обстановка – царили растерянность и паника. Хорошо была слышна канонада русских. Когда в бункере собрались все главари рейха, открылась дверь кабинета виновника торжества. Сгорбленный и постаревший фюрер вышел в сопровождении рейхсминистра Геббельса, министра по выпуску военной продукции Шпеера и главного адъютанта от ВС генерала Бургдорфа. К нему подошли и поздравили только Геринг, Гиммлер, Борман, Фегелейн, Дениц, Кейтель, – остальные стояли в стороне.

В этот же день в бункере прошло последнее совещание, на котором присутствовало почти все руководство рейха. Были заслушаны неутешительные доклады генералов Йодля и Кребса. Гитлер тут же обвинил генералов в бездарности и измене и выразил надежду на успех дипломатии и тут же приказал все руководство рейха поделить на три части. Он вместе с Геббельсом, Борманом, Фегелейном, Кребсом и Фоссом останется в Берлине. Руководители ОВК Германии Кейтель и Йодль направляются в новую штаб-квартиру. Фельдмаршалу Кессельрингу передавалась власть на юге рейха, а гросс-адмиралу Деницу – на севере.

Однако после совещания многие руководители расползались, как тараканы – прятались в щели…

«25 апреля, – вспоминал Клименко, – наши войска, наступавшие севернее и южнее Берлина, соединились, окружив 400-тысячную группировку врага… Шаг за шагом, от дома к дому пробивались к центру города наши воины… Многие дома горели, город был похож на огромный дымящийся вулкан… В Берлине началась повальная охота за всеми, кто мог носить оружие… В феврале месяце в частях начали действовать полевые суды. Их приговор – расстрел… Еще в декабре 1944 года гитлеровское командование заставило всех солдат и офицеров подписать уведомление, в котором говорилось:

«Я поставлен командованием в известность, что в случае моего перехода на сторону русских весь мой род – отец, мать, жена, дети и внуки – будет расстрелян»…

Только за несколько недель по приговорам военных трибуналов было казнено 45 тысяч человек»…

О штурме Рейхстага, который начался, как известно, на рассвете 30 апреля, много писано. Подробности словами нашего героя:

«Только под вечер батальоны, которыми командовали старший лейтенант Самсонов, майор Давыдов и капитан Неустроев, ворвались в Рейхстаг… Было утро 1 мая. Знамя Победы… реяло над Берлином. Отважные разведчики нашего корпуса Михаил Егоров и Мелитон Кантария водрузили его на исходе суток 30 апреля на купол Рейхстага. Группу бойцов, которая прикрывала их, возглавлял лейтенант Берест… Военный совет армии принял решение об учреждении Знамени Победы. Таких знамен было изготовлено девять – по числу дивизий, входивших в состав армии… бой внутри Рейхстага продолжался более суток… советские воины не дрогнули и продолжали добивать отдельные группы фашистов… И только в ночь на 2 мая из подвалов здания были выкурены остатки эсэсовских подразделений, примерно 1700 человек…

И вот, наконец, розыскные группы уже оказались в подземелье под Имперской канцелярией на Фоссштрассе. Мы узнали точно, что именно тут, в этом специальном бомбоубежище, размещался штаб Гитлера. Оно представляло собой длинный узкий коридор с бесчисленным количеством дверей с обеих сторон. Мы насчитали 50 комнат… Здесь же находился и «фюрер-бункер», так называли немцы личное убежище Гитлера… Чтобы пройти к нему, нужно было… спуститься еще на 20 ступенек. Попасть в подземелье Рейхсканцелярии можно было из внутреннего изолированного двора с садом или из вестибюля по широкой пологой лестнице. Все эти детали мы изучили позже. А пока шли поиски главных фашистских преступников. Розыскные группы ворвались в Имперскую канцелярию с внутреннего двора… Из коридоров и комнат выходили военные и гражданские люди с поднятыми вверх руками. В помещениях оставались только раненые. Время от времени завязывались короткие перестрелки… Когда лица, лично знавшие Гитлера и Геббельса, были доставлены в отдел, я решил выехать в Рейхсканцелярию, взяв с собой личного повара фюрера Ланге и техника гитлеровского гаража Шнейдера. Там мы сразу же нашли трупы Геббельса и его жены у запасного выхода «фюрер-бункера»… Я распорядился отправить трупы для опознания в тюрьму Плетцензее, где размещался отдел контрразведки корпуса… Как потом мне стало известно, здесь томился многие годы Тельман. Здесь был гильотирован известный татарский писатель-поэт Мусса Джалиль…

Подземное жилье Гитлера занимало несколько комнат: передняя, комната для совещаний, гостиная, его спальня, комната Евы Браун… В одной из общих комнат бомбоубежища фашистской верхушки солдаты розыскной группы нашли трупы детей… детей Геббельса…

3 мая, взяв с собою Фосса, наша группа поехала в Имперскую канцелярию. Адмирал обещал показать несколько запасных выходов из «фюрер-бункера». Мы ехали на небольшой скорости, чтобы представитель флота при Гитлере собственными глазами убедился, до чего довел Германию его фюрер… Когда мы спустились в убежище и продвигались по темному подземелью, освещая его фонариками, Фосс нервничал, рвался вперед… и пытался уйти от нас… мы стали более внимательно следить за ним, так как в первые часы плена Фосс уже пытался перерезать себе вены…

Мы пошли в сад и стали пристально ко всему приглядываться. В центре сада около Голубой столовой находился большой цементный бассейн, но воды в нем не было. На дне бассейна лежало около 40 трупов. Фосс на мгновение остановился и воскликнул: «О! Гитлер!» Действительно, один из мертвецов, лежавший третьим справа, был похож на Гитлера: с такими же, как у него, усиками и челкой набок. На нем был синий бостоновый костюм, но нам бросились в глаза заштопанные носки… Мы переглянулись: могли ли они принадлежать фюреру? В этот момент Фосс воскликнул: «Нет, нет! Это не он!» С учетом наступивших сумерек мы вернулись в штаб.

Утром следующего дня с группой солдат и немцами-опознавателями мы снова были во дворе Имперской канцелярии. Я принял решение внимательно рассмотреть труп с усиками, но его в котловане уже не оказалось. Я укорял себя за свою оплошность, так как этот труп могли выкрасть и профашистски настроенные немцы. Однако все было иначе. Имперскую канцелярию брала другая армия. Начальник отдела контрразведки этой армии полковник Карпенко распорядился «труп Гитлера» перенести в помещение для его опознания. Наряду с другими лицами на опознание «трупа Гитлера» был приглашен и советский дипломат Смирнов, который до войны работал в Германии и не раз встречался с Гитлером.

Когда мы предложили опознавателям осмотреть мертвеца, то один из них заявил, что это и есть Гитлер, а пятеро утверждали обратное… В саду, налево от входа в «фюрер-бункер», чернела воронка от бомбы или снаряда. В ней валялись куски бумаги, щепки, серые одеяла, а на дне лежал фаустпатрон. Солдат Иван Чураков стал опускаться в воронку, но я на него накричал: «Давай вылезай, еще взорвешься». Вылезая из воронки, Чураков увяз сапогами в рыхлую землю, а когда высвободился, то увидел чьи-то голые ноги. Он сразу закричал: «Товарищ подполковник, здесь находятся трупы».

Мертвецов было двое – мужчина и женщина. Я распорядился вытащить их. По обгорелым лицам и обожженным телам нельзя было определить, чьи это были трупы. Из гуманных побуждений мы их завернули в одеяла и вновь зарыли в эту же воронку…

Между тем это были трупы Гитлера и Евы Браун, но такая мысль у нас возникла уже позднее… В этой же воронке группа розыска обнаружила двух мертвых собак – овчарку и щенка. Как потом было установлено, овчарка принадлежала Гитлеру, а щенок – Еве Браун…»

Так как, как уже отмечалось, объект – Имперская канцелярия была в зоне ответственности 301-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии, пришлось найденные группой Клименко останки фюрера, его супруги и собак элементарно «воровать у соседей». Они были благополучно перевезены на автомашине в ящиках в зону расположения 3-й ударной армии. Начальник контрразведки 5-й ударной армии полковник Карпенко пожаловался в Управление контрразведки «СМЕРШ» фронта, обвинив Клименко в краже у них Геббельса и Гитлера. Но победителей, как говорится, не судят, хотя и пожурили.

А потом начался трудный процесс идентификации останков, он хорошо освещен в книге «Агония и смерть Адольфа Гитлера». (Москва. «Издательский дом «Звонница» – 2000 г.)

По-разному вели себя задержанные военные преступники. Когда Клименко оформлял процедуру опознания трупа Геббельса, он каждому свидетелю из числа «сидельцев» бункера задавал вопросы. Одни хмурились, не поднимая глаз, другие дрожали от страха, третьи плакали. Потом труп был сожжен.

2 мая были найдены трупы Гитлера и Браун. Вот акт их обнаружения, составленный в штабе фронта:

«2 мая 1945 года в центре города Берлина в здании бомбоубежища германской Рейхсканцелярии в нескольких метрах от входных дверей подполковником Клименко, майорами Быстровым, Хазиным в присутствии жителей города Берлина, немцев Ланге Вильгельма – повара Рейхсканцелярии и Карла Шнайдера – техника гаража Рейхсканцелярии в 17.00 были обнаружены обгоревшие трупы мужчины и женщины, причем труп мужчины низкого роста, ступня правой ноги в полусогнутом состоянии (колченогий), с обгоревшим металлическим протезом, остатки обгоревшего мундира формы партии НСДАП, золотой партийный значок, обгоревший, у обгоревшего трупа женщины обнаружен золотой обгоревший портсигар, на трупе партийный золотой значок члена НСДАП и обгоревшая золотая брошь…»

В результате допросов приближенных Гитлера стала вырисовываться апрельская обстановка в бункере растерянного, физически истощенного и психологически сломленного фюрера. Печальные боевые донесения уже не волновали сидельцев подземелья, – тешил себя фантастическими иллюзиями лишь только полководец без армии. Он надеялся на провидение, которое до этого его не подводило. Искорка надежды возникла, когда двухсоттысячная группировка войск генерала Буссе двинулась, чтобы соединиться с войсками генерала Венка. Но из этой затеи ничего не получилось. И тогда он, канцлер уже практически без государства, нашел последнюю соломинку в спасении – он вызывает в бункер генерал-полковника Риттера фон Грейма. Генерала доставила в бункер его жена летчица Ганна Рейч на легкомоторном самолете «Физилер Шторх» – Fi.156С-2. Этот внешне консервативный подкосный моноплан с развитой механизацией крыла и торчащими длинными стойками шасси наиболее полно решал задачи связного армейского и легкого разведывательного самолета. Он мог приземлиться и взлететь на полосе в 50 метров. Во время полета генерал был ранен. В бункере врачи ему перевязали раны, а Гитлер предложил принять командование… ВВС. Грейм предложение принял. За это фюрер присвоил ему звание фельдмаршала, а Ганну Рейч наградил Железным крестом.

– На вас надежда, фельдмаршал, – заискивающе проскулил Гитлер и попросил поскорее покинуть Берлин, чтобы принять командование Люфтваффе. Но Грейм был обречен, – он уже был командующим без авиации. Именно в это время фюреру доложили, что части противника достигли станции метро «Лейпцигштрассе», соединенной со станцией на Унтер-ден-Линден, расположенной рядом с Рейхсканцелярией. И тогда «вождь нации» отдает приказ, – открыть шлюзы на Шпрее! Вода хлынула на станцию метро, быстро заполнила тоннель. Там находились тысячи людей, прятавшихся от бомбежек: стариков, женщин, детей. На помощь им прийти уже никто не мог.