Текст книги "Вначале были легенды"

Автор книги: Анатолий Варшавский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Специалисты посвятили немало восторженных слов этим гравированным кубкам, отметив реалистичность, с которой изображены фигуры людей, стремительное движение разъяренных быков. Но вот что любопытно: Эвансу (ему повезло и в этом!) удалось найти – все в том же Кносском дворце – фреску, где была изображена эта же сценка, что и на втором кубке из Вафио!

Относительно высокое для своего времени развитие ремесла, высокая техника сельского хозяйства послужили фундаментом для расцвета критской культуры, одной из самых древних в мире, о которой с полным основанием следует сказать: она у истоков европейской цивилизации.

И то, что Крит был островом, вовсе не мешало ему (а может быть, даже помогало) вести обширную торговлю. Мы уже упоминали: Кипр, Сирия, Анатолия, острова Эгеиды. Но не только они. И один из ярких примеров тому известный уже нам игральный столик: ведь слоновую кость доставили либо из Африки, либо из Индии! А лазурь – в природе она встречалась редко, чаще всего она приготавливалась из медного окисла, смешанного с солями кремниевой кислоты, – привозили, вероятно, из Египта.

Кносский дворец – в этом убедился и Эванс, и занимавшиеся раскопками на Крите после Эванса современные исследователи С. Маринатос, Н. Платон – был самым большим на Крите, но отнюдь не единственным.

Сейчас уже хорошо известно: примерно к 2000 году до нашей эры в разных уголках Крита князьями Кносса, Феста, Малии были воздвигнуты дворцы – с большим числом комнат, со складскими помещениями, с мастерскими. Стены дворцов украшали фрески.

Остров был к тому времени – в центральной своей и восточной частях – довольно густо населен. Растущие знания и опыт в области обработки металлов, специализация ремесла, появление довольно обширного круга знати, образование городских центров – таким в общих чертах рисуется положение дел в Критской державе той эпохи.

Многочисленные дворцы – сейчас ученые раскопали дворец в Малии, а также в Фаистосе, в Закро и в некоторых других местах, строились по единым планам и напоминали (разумеется, они были несколько меньших размеров) дворец в Кноссе. Склады, залы с комнатами, мастерские, жилые помещения, приемные залы располагались с севера на юг вокруг центрального светового колодца. Стены дворца украшала цветная штукатурка. Вплотную к дворцам подходили поселения городского типа. Эти поселения многие ученые рассматривают как древнейшие города Европы.

…Сейчас мы даже можем себе представить, как выглядели дома на Крите в среднеминойские времена. Археологи нашли в Кноссе фаянсовые тарелки, или, быть может, плитки с несколько схематическим изображением подобных домов. Почти все эти здания имеют три этажа; в центре фасада – входная дверь, с обеих сторон – по два окна. Но так обстояло дело на первом этаже. Остальные украшали три окна. Некоторые дома имели нечто вроде мансард – комнаты под крышей с террасой. Маринатос (он скончался несколько лет назад, несчастный случай произошел на раскопках) сравнивал эти помещения с летними спальными помещениями древних египтян.

Два-три столетия спустя, где-то около 1700 года до нашей эры на Крите грянула катастрофа: скорее всего это было землетрясение.

Разрушен был дворец в Кноссе. Гибнут и города Мохлосе, Гурния, Паликастро.

Около 1600 года до нашей эры жизнь снова налаживается. Это время второго, главного периода расцвета Крита, вершина его экономического могущества. Восстанавливаются старые дворцы; перестраиваются, улучшаются. Это происходит и все в том же Кноссе, и в Фесте, и в Гурнии, и в других местах.

Как ныне установили археологи, дворцы, относящиеся к этой эпохе, были средоточием не только государственной власти. Здесь вершились и религиозные обряды, здесь был центр и экономической жизни.

На конгрессе историков в 1962 году в Риме было признано, что критские дворцовые хозяйства (а в них трудились ремесленники многих специальностей, рабы) были и своего рода крупными обменными пунктами. В эпоху, когда денег как таковых здесь практически не знали, существование таких пунктов, или, лучше сказать, централей, имело важнейшее значение.

Добавим, что в результате обмена выработался уже и некий общий эквивалент денег: в ходу были определенного веса слитки из золота, серебра, бронзы. И тоже определенного веса ручные браслеты.

Естественно, что при обширном обмене велись и бухгалтерские книги – на папирусе, коже, на дощечках. Употреблялись и глиняные таблички – для расписок и различных заметок.

Подобные таблички, закалившиеся в огне пожаров, губивших дворцы, частично дошли и до наших дней – в Фаистосе, Кноссе, Агиа-Триаде.

Еще одно открытие последних лет. Помимо дворцовых центров на Крите существовали, оказывается, еще и «господские» дома. Они возводились в 10–15 километрах друг от друга, и в них тоже были складские помещения и службы.

И на одной только десятикилометровой полосе кносского побережья располагались три больших гавани.

Свой золотой век Крит переживает между 1600 и 1400 годами до нашей эры.

Самостоятельные ранее города-государства теперь были подчинены единой власти критского царя. Целая сеть дорог со всех концов острова сходилась ко дворцу в Кноссе, к Лабиринту. Грандиозное впечатление производил этот дворец с бесконечным множеством помещений.

Не только Эгейское, но в какой-то мере Средиземное море стало в те времена Критским морем.

Основу военного и торгового могущества составлял флот. На Крите были первоклассные по тому времени корабли. Историки морского дела считают, что созданная здесь конструкция судна, в которой объединились достоинства древних кикладских гребных лодок и финикийско-египетских парусников, стала принципиального характера новшеством в истории средиземноморского судоходства.

К этому времени, вероятно, следует отнести свидетельства Геродота и Фукидида о том, что держава Миноса (или Миносов: сейчас ученые все более склоняются к тому, что Минос – имя многих критских царей) владычествует на море и что Минос подчинил своей власти многие земли.

А потом… потом снова гигантская катастрофа.

Разрушению подверглись многие города: Кносс, Фест, Агиа-Триада, Гурния, Мохлосс, Малия.

После этого удара Крит уже не поднялся.

Когда произошла катастрофа?

Археологи отвечают: вероятно, около 1400 года. Они сопоставили данные, полученные при раскопках соответствующих слоев земли на Крите, и последние упоминания о Крите египтян времен Аменофиса III (1401–1375 годы до нашей эры). Конечно, тут возможно некоторое смещение: не исключено, что они и ошибаются лет на 30–50.

А вот месяц, когда произошла катастрофа, называют достаточно точно. На остатках критских зданий запечатлены следы дыма и копоти. Это был сильный ветер: он нес дым горизонтально. Когда на Крите бывает такой ветер? Как правило, лишь в конце апреля – начале мая.

Эванс, посвятивший немало лет изучению причин катастрофы, писал: землетрясение, а потом уже как следствие возник пожар.

«Люди, – говорит Эванс, – были захвачены врасплох. Судя по следам, все произошло чрезвычайно быстро. Вот, к примеру, тронный зал кносского владыки. Он был найден в состоянии полнейшего беспорядка. В одном из углов лежал опрокинутый большой сосуд от масла, рядом нашлись какие-то культовые сосуды. Вероятно, царь поспешил сюда, чтобы в последний момент свершить какую-то религиозную церемонию. Но не успел ее, очевидно, закончить. Следы насильственно прерванной работы видны и в домах ремесленников, художников».

Была выдвинута и другая гипотеза: возможно, что гибель дворцов и городов явилась следствием не только сильнейшего землетрясения, но и результатом вражеского нашествия, вторжения на остров враждебных племен. Военная флотилия, писали сторонники этой гипотезы, могла более или менее внезапно оказаться у берегов Крита. Высаженные в различных местах десанты чуть ли не в один и тот же чад начали штурм городов. И закрепив первые успехи, вражеские войска двинулись дальше. Кто были эти захватчики? Вероятнее всего, жившие на материке Греции племена ахейцев.

«В один из весенних дней середины XV века, – писал английский ученый Джон Пендлбери, – когда дул сильный южный ветер, которому было суждено отнести почти горизонтально к северу языки пламени, в конце апреля или начале мая, настал час расплаты».

Пендлбери считал: упадок Крита не мог явиться результатом простого разбойничьего набега. Это была хорошо организованная военная экспедиция с определенной политической целью.

«Удар был ужасающий, – писал он. – В последний момент, когда дворец был окружен врагами и бой шел уже на этажах и языки пламени охватили тронный зал, сюда в сопровождении телохранителей вбежал царь Минос…» В отчаянии он пытался молитвами и жертвоприношениями отвести беду от своего государства. Но тщетно.

Другой известный современный археолог Джоффри Бибби предположил, что крушение Крита как-то связано с мифом о Тесее.

«В тот год «праздник быков», – пишет Бибби, – собрались отметить с небывалой дотоле торжественностью. Множество ловких бойцов прибыло из Греции, чтобы принять в нем участие. И эгейские князья вместе со свитой тоже прибыли сюда, чтобы чествовать победителей. Среди них обращал на себя внимание Тесей из Аттики.

Назавтра должно было состояться главное жертвоприношение. Но оно не состоялось, потому что в полночь мирно почивавшие граждане были разбужены криками о помощи, звуками боя, гудением пламени. Когда они, полуодетые, высыпали на улицы, то увидели, что большой дворец Миноса охвачен огнем.

Только утром жители отдали себе отчет в том, что произошло. Только утром оставшиеся в живых поняли, что вооруженные люди, заполнившие ночью улицы, окружившие дворец, расправившиеся со многими придворными, – это ахейцы, и среди них многие давние жители греческого квартала в Кноссе».

Но то, что ахейцы действительно сумели захватить Крит – это наука сейчас бесспорно доказала.

Помните, мы уже говорили, что в свое время Эванс разыскал довольно много иероглифических символов, имевших некогда хождение на Крите. Именно это и заставило его отправиться на загадочный остров – в «царство ста городов».

Коллекция каменных печатей и гемм Эванса с этого момента начала быстро расти. Но одновременно ему стали попадаться таблички и предметы, покрытые иными письменами – линейными.

Здесь так же, как и на ранних табличках, были начертаны примитивные условные изображения – идеограммы. Но эти рисунки имели более простой контур.

Когда Эванс присмотрелся повнимательнее, он убедился: перед условными изображениями – идеограммами стояли обособленно группы знаков, отделенные друг от друга черточками. Таких знаков насчитывалось не то 87, не то 89: явно недостаточно для письма, где каждое слово обозначается отдельным знаком, то есть для идеографического письма, и, безусловно, слишком много для алфавита. Так ученый пришел к правильному выводу, что перед ним письмо, в котором каждый знак обозначает слог, определенный слог.

Итак, линейное– слоговое письмо. И между прочим, вовсе не всегда одинаковое.

Уже с самого начала Эванс заподозрил, что есть таблички более ранние, с одним видом письма, и более поздние – с другим. Те, что казались ему древнее (впоследствии выяснилось, что так оно и было), ученый назвал линейным слоговым письмом «А», остальные он зачислил в класс «Б».

…Ему, наверное, очень хотелось расшифровать загадочные письмена самому. И он не торопился сделать скопившиеся в его руках богатства всеобщим достоянием. В 1935 году он опубликовал копии примерно ста табличек, написанных линейным письмом «Б». До этого им было обнародовано четырнадцать. А найдено чуть ли не три тысячи!

Немного опубликовал он и образцов письма «А».

И может, не так уж не правы английские исследователи Вентрис и Чедвик, которым удалось расшифровать линейное письмо «Б», когда они с горечью писали: «Два поколения ученых были умышленно лишены возможности конструктивно работать над проблемой».

А проблема была нелегка.

Неизвестна была система письма. Неизвестен язык, на котором сделаны надписи, а сами записи были очень коротки – две-три строки, по сути, отдельные разрозненные тексты.

…В тот счастливый для науки день, когда архитектору Майклу Вентрису удалось доказать, что таблички с письмом «Б» написаны на греческом языке, был нащупан путь к исследованию. И не только одной из письменностей, существовавшей на острове Крит в XV веке до нашей эры, но и целого ряда других вопросов, связанных с историей древнего Крита.

Напомним: в июне 1939 года американский археолог Блеген и грек Курониотис, к своему удивлению, обнаружили при раскопках большого дворца близ Пилоса в Пелопоннесе 600 табличек со знаками критского письма «Б».

Означало ли это, что Пелопоннес входил когда-то в державу Миноса? Или, наоборот, что племена, некогда населявшие материк, принесли свои письмена на Крит?

Но таблички, разысканные в Пилосе, относились к XII веку до нашей эры (об этом имелось достаточно свидетельств). А найденные на Крите были старше – XV–XIV века!

И не только в Пилосе оказались таблички с письмом «Б», но и в Микенах. Их обнаружили там при раскопках в 1952 году. И в том же 1952 году Блеген разыскал в Пилосе еще 400 табличек, а двумя годами позже еще 50.

Но к тому времени уже все было ясно. 10 июля 1952 года Майкл Вентрис выступил со своим знаменитым сообщением о том, что кносские таблички написаны на древнегреческом языке.

Это могло означать только одно: в XV веке до нашей эры Кноссом правили говорившие на греческом языке чужеземцы. И эти чужеземцы пришли с материка.

Почему такой вывод? А вот почему: письменность «5» – во многом просто видоизмененная и приспособленная к нуждам греческого языка более древняя минойская письменность «А».

Вернее, читается линейное письмо «А», в общем, так же, как и письмо «Б». Но язык документов не греческий. Этот и другие факты заставляют думать, что изобрели слоговое письмо «А» (напомним, что оно относится к XVII веку до нашей эры) и древнее письмо «Б» не греки.

Получается вполне логично: народ, издревле населявший Крит, изобрел свою письменную систему. Два или три века спустя ее приспособили для своих нужд пришельцы из материковой Греции – примерно в тот самый период, когда на Крите произошла катастрофа. Поскольку век спустя аналогичные таблички – критское письмо греческого «наполнения» – оказались в материковой Греции в тех местах, где издавна жили ахейцы, можно было сделать, по крайней мере, два вывода. Первый: ахейцы – несомненно, племя греческого языка. Второй: именно греки-ахейцы обосновались на Крите после катастрофы, увлекшей за собой в небытие минойскую цивилизацию. Весьма возможно, что вторжение нанесло последний удар власти минойских царей.

Крит был известен в древнем мире еще несколько столетий. Но воспрянуть после нанесенного удара ему не было дано.

В Микенах же и других городах на материке расцвет культуры продолжался по меньшей мере до XII века до нашей эры. Потом один за другим все крупнейшие центры тогдашней Греции были разграблены и обращены в руины: на смену микенским грекам-ахейцам пришли, прокладывая себе дорогу огнем и мечом, новые захватчики – дорийцы

Не исключено, что именно нашествие дорийцев стало причиной гибели микенской цивилизации (или, как теперь говорят, объединяя ее с критской, эгейской цивилизацией) Следует только учесть, что уже начиная с XIII–XII веков до нашей эры на Крите наступила эпоха длительного упадка. Возможно, именно внутренние причины облегчили захваты дорийцам.

Мы уже упоминали: Эванс считал, что могуществу Крита положило конец какое-то грандиознейшее землетрясение. С этого времени, писал он, начался упадок Крита. А был Крит в то время великой державой, такого же примерно ранга и значения, как держава хеттов, как Новое царство в Египте, как Вавилон.

Впрочем, между Критом и этими странами существовало одно весьма важное различие. Египет, Месопотамия, Хеттское государство были державами континентальными. Крит же – державой морской, своего рода островной империей. И, как положено империи, владел колониями: критские поселения существовали на островах Родос, Тира, Китира, Кос. Жители Крита твердо обосновались в Милете. Морская торговля Крита охватывала все Восточное Средиземноморье – от Греции до Египта, от Спарты до Сицилии.

…Похоже, что разрушения коснулись не только самой метрополии. Раскопки американских археологов на острове Кос засвидетельствовали: что-то случилось и здесь. Так, в частности, ученые раскопали руины большого здания (22 на 17 метров), несомненно относящиеся к тем временам, когда произошло бедствие на Крите. Аналогичные свидетельства ныне добыты на острове Родос. Найдены остатки разрушенного минойского здания в Трианде. И так же, как и на Косе, черепки свидетельствовали: все та же середина XV века до нашей эры.

Вот еще несколько относительно недавно ставших известными фактов: на Крите, как мы знаем, были разрушены едва ли не все дворцы и многие поселения. Но преимущественно все-таки те, что находились в центральной части острова и на его восточных землях. Их и не очень отстраивали. Зато после катастрофы увеличивается число деревень на западных землях, растут там города. Население явно переместилось. Почему? Только из-за нашествия племен из Греции? В лучшем случае – лишь отчасти. Мы говорим – в лучшем случае, поскольку в свете полученных в последние годы данных как-то не очень похоже, чтобы виной этому были только завоеватели. Или только землетрясение.

В 1932 году молодой греческий археолог Спиридон Маринатос – мы уже не раз о нем упоминали – раскапывал на острове Крит участок побережья в Амниссосе, в шести километрах от Кносса. По утверждениям древнегреческого историка Страбона, здесь некогда находился арсенал Миноса.

Был ли там действительно арсенал, сказать трудно. Но монументальную стену из тесаного камня, относящуюся к среднеминойским временам, археологам обнаружить удалось.

Раскопки продолжались. Неподалеку от стены археологи нашли древнюю виллу, разукрашенную красивыми фресками с изображениями лилий. А на северной стороне раскапываемого холма, прямо у моря, обнаружили остатки древнего колодца и руины какого-то здания.

С этого здания все и началось. Ибо, к своему удивлению, археологи увидели, что весь первый этаж его буквально усыпан пемзой.

И вилла, и постройка относились примерно к 1500 году до нашей эры.

Пемза образуется при вулканических выбросах. И, следовательно, если здание засыпало пенистой вулканической лавой, то это могло явиться результатом только вулканического извержения.

Ближайший вулкан находился на одном из Кикладских островов, на острове Тире (Санторин)

Двумя годами позже Маринатос выступил с сенсационной гипотезой. Суть ее сводилась к тому, что грозная катастрофа, которая привела к гибели критскую державу и чьи следы ясно прослеживались в древних слоях на всем острове, вероятно, связана с каким-то колоссальным извержением вулкана Тиры.

«Честно говоря, – писал он впоследствии, – у меня не было иллюзий насчет того, что новая гипотеза будет принята на веру, без достаточно весомых доказательств»

Для доказательства нужны были серьезные раскопки.

Но осенью в 1939 году стало уже не до раскопок. Механизм фашистской агрессии был запущен на полную мощность. Гитлеровцы, захватив Грецию, высадили крупный воздушный десант на Крите.

Лишь в 1964 году смог приступить к проверке своей гипотезы Маринатос.

Следует заметить, что он, конечно, знал классический труд первого исследователя Тиры француза Фуке, опубликовавшего еще в 1879 году свою книгу «Санторин и его извержения»

Помимо всего прочего, в ней он рассказывал о том, что под слоем вулканического пепла, покрывавшего остров, ему удалось разыскать следы давних поселений.

Маринатос всегда придерживался мнения, что исследования на месте для археологов – дело первостепенное.

Судя по ряду данных, столица древней Тиры должна была находиться на южной оконечности острова – на мысе Акротири. После некоторых колебаний Маринатос остановил свой выбор на маленькой деревушке. Тем более что где-то здесь в свое время работали участники экспедиции Фуке.

Все шло своим чередом: изучение местности, разведоч ные шурфы. К раскопкам в полном смысле этого слова Маринатос приступил летом 1967 года.

Итак, сравнительно небольшой остров, точнее, группа из пяти островов. Три островка образуют нечто вроде кольца, два других находятся в центре этого кольца. Некогда это был единый остров диаметром около 18 километров. Его венчала широкая конусообразная гора, возвышавшаяся на 1500 метров.

В свое время остров был известен под именами Каллисте, что означает очень красивый, и Стронгиле – благовонный.

И не зря – он действительно был красив со своими лесами и оливковыми рощами, весь в фруктовых деревьях и увитый виноградной лозой.

В более близкие к нам времена остров нарекли Санторином. Называют его также Тирой. Тирой же именуют и самый крупный из островков. Находится он в 130 километрах к северо-северо-востоку от Крита. Несколько большее расстояние отделяет его от побережья Малой Азии.

Добраться до Санторина можно только морем. Судно проходит между Тирасией и Тирой, и перед вами залив, раскинувшийся на десять километров с севера на юг и на добрых семь километров с востока на запад, внутренний бассейн, огражденный от моря земной толщей трех островов, и в свою очередь, отделенных друг от друга, и на якорь тут не станешь.

Право же, не нужно быть специалистом, чтобы догадаться: залив – заполненный водой кратер огромного вулкана, а окаймляющие его острова – остатки тверди окружающей кратер стены. Твердь поднимается круто вверх, местами на 250–300 метров. Скалы мощны и живописны – серовато-белые, с черными и темно-красными прослойками.

…К берегу пассажиров доставляют на лодках. Тропинка вьется вверх. Взбираться нелегко. Правда, к услугам путешественников мулы и ослики. Со скал открывается чудесный вид на море, и диковато красив пестрый серпантин дороги. Редкие деревушки, небольшой городок Тира с узкими улочками и сверкающими белизной домами. В глубине острова, на южной вершине горы – монастырь. И тут же радарный пост НАТО. А кругом полоски обработанной земли: ячмень, бобы, помидоры. Местные жители выращивают их не только для себя. Значительную часть вывозят на Крит, в Грецию.

И куда ни глянешь – бесконечная зелень виноградников.

Цепкие лозы стелятся по серовато-бурой земле – спрессованной, слежавшейся вулканической пыли.

Лоза и вулканический пепел (из смеси этого пепла с пемзой получается отличный цемент). Вздыбленные, круто уходящие вверх скалы. Огромные камни, иногда одиночные, чаще по два, по три, а то и целые нагромождения. Седловины гор. Разломы. И голубое, высокое небо над иссиня-голубым морем.

Люди жили тут издавна.

С каких же пор окаймляют острова Тира, Тирасия и Аспрониса эту огромную, наполненную водой воронку?

Здесь самое время напомнить, что Санторин, в общем, довольно давно привлек внимание ученых. Первым сюда приехал известный уже нам француз Фуке. Он прибыл на Тирасию в 1866 году. А четырьмя годами позже его соотечественник Горсей занялся изучением Тиры.

Исследования эти засвидетельствовали, что в свое время, до того, как центральная часть острова ушла под воду, а сам он оказался расчлененным на пять островов и островков, на Тире существовала довольно высокая цивилизация. Ученые разыскали каменные орудия, черепки расписной посуды, в первую очередь кувшинов, нашли сделанные из окаменевших лавовых выбросов жернова, миски, ступы. В некоторых сосудах так и остались навеки ячмень, горох, чечевица. Были найдены и остатки соломы и даже медная пилка, и бараньи и козьи кости. А в одном из домов, раскопанных близ Акротири, к юго-западу от Тиры, обнаружили на стене фресковую роспись.

Судя по находкам, древние жители Санторина пользовались гирями, знали меры веса, меры длины. Умели они изготавливать гипс, алебастр, умели возводить своды. Высок был уровень ткачества, керамики.

Изыскания, в частности, проведенные в самые последние годы, помогли ученым получить очень любопытные сведения и несколько иного характера.

Мы уже упоминали: в Тире издревле существуют карьеры, в которых добывают окаменевший вулканический пепел. Пепел отправляют в Афины, и там он служит для приготовления цемента. Так вот, один из этих карьеров находится в нависшей над морем скале на высоте 25–30 метров. Скала эта состоит из спрессованного, окаменевшего вулканического пепла и пемзы. Попробовали покопать у ее основания. И выяснилось: первоначальный нижний слой не содержит ни пемзы, ни вулканической пыли – обычная коричневатого цвета земля вперемешку с камешками.

В 1956 году вслед за случившимся на Санторине извержением вулкана здесь произошло очередное землетрясение. Один из карьеров был разрушен. Слои сдвинулись, и вдруг обнаружились остатки каких-то, несомненно, древних построек, а также несколько человеческих костей, человеческих зубов, наконец кусочки дерева.

…Наверное не все знают о радиоуглеродном, или, как его называют специалисты, радиокарбонном методе установления датировок. Тем более что открыт он был относительно недавно, в послевоенные годы.

Где-то в верхних слоях атмосферы под влиянием космических лучей, идущих из глубин Вселенной, образуется избыток углерода, который, в отличие от обычного, имеет атомный вес не 12, а 14 – С¹⁴. Он вступает в соединение с кислородом. Образуется углекислый газ, в котором содержится радиоактивный углерод.

Попадая из воздуха в растения или животный организм, он спокойно пребывает там, вступая во взаимодействие с обычным углеродом, и чувствует себя совсем неплохо до тех пор, пока организм живет, пока идут процессы обмена. Но как только организм погибает, доступ новых порций изотопа углерода прекращается. С¹⁴, однако, остается и постепенно, очень медленно начинает распадаться.

Скорость его распада ученым удалось установить. Она величина постоянная. На этом, собственно, все и построено. Сличая органические остатки и зная, в каких пропорциях по отношению к обычному углероду должен в них находиться С¹⁴, ученые, пользуясь радиоактивным счетчиком, вычисляют, и достаточно точно, когда начался распад, иными словами, когда органическое вещество перестало быть живым.

Вот к этому исследованию прибегли ученые, работавшие на Санторине. Они подвергли испытанию несколько кусков дерева, извлеченных из-под низших слоев пемзы, и пришли к выводу, что, если взять среднюю цифру, эти кусочки дерева относятся примерно к 1400 году до нашей эры с колебанием в 50–100 лет в ту или иную сторону.

В 1967 году случилась еще одна находка: обуглившийся ствол небольшого дерева, стоявший вертикально. Это означало, что дерево было живо в тот час, когда его залила лава. Естественно, что датировка приобрела особый интерес.

С огромным волнением ждал результатов анализа Маринатос. Результат был таков: примерно 1559–1456 годы до нашей эры.

Итак, где-то около 1550 года до нашей эры весь остров – его поля, виноградники, дома – был погребен под мощным слоем пепла. 5 метров 40 сантиметров – такова толщина этого слоя в карьере возле города Тира.

Потом на какое-то время вулкан прекращает свои бесчинства.

Тира все еще сохраняет свой изначальный вид. Кальдеры нет и в помине. Обвал не произошел. И вулкан, высота которого в те времена намного превышала тысячу метров (сейчас пик Святого Ильи, самый большой на острове, равен 566 метрам), какое-то-время пребывает в относительном спокойствии.

…Над упомянутыми нами пяти с половиной метровым слоем пепла видны еще несколько розовых, белых, серых слоев шириной от 5 до 30 сантиметров. Вроде бы ничего опасного. Подобного же мнения, очевидно, придерживались и жители. Отстраиваются города, возводятся новые дома.

Люди привыкают ко многому. Даже к соседству с вулканами.

Да и что удивительного! Как свидетельствует известный современный вулканолог Гарун Тазиев, если лавы в силу самого характера их образования, исключающего возможность концентрации металлов, бедны рудами, то зато благодаря им возникают замечательные пахотные земли, обогащенные к тому же выпадающим при каждом извержении вулканическим пеплом. Виноградная лоза, хлебные злаки, рис растут на таких землях прекрасно.

Соседству этому на сей раз, однако, не суждено было оставаться долгим.

Как показали дальнейшие исследования, над неширокой лентой вулканического слоя находится еще один слой вулканического пепла. В одном из карьеров он достигает 20 метров толщины. Впрочем, на острове нашли и такие места, где он значительно больше.

В 1967 году на Санторине был найден городок, захороненный под этим слоем вулканического пепла и пемзы. Сначала обнаружили жилой дом, а в нем много совершенно целехонькой глиняной посуды – вазы, тарелки, кувшины, и все они расписаны и явно относятся к минойским временам. Были найдены и обломки ткацкого станка.

Несколько позже удалось обнаружить фасад виллы, принадлежавшей, очевидно, богатому и знатному человеку.

Как и на Крите, богачи и здесь обладали немалыми состояниями: оливковое масло и вино были неплохими статьями дохода, солидный капитал давала транзитная морская торговля. Не брезговали, очевидно, и пиратским промыслом: на Кикладах это было в порядке вещей, и недаром лучшие экипажи грозного флота Миноса как правило, состояли из лихих кикладских матросов.

…Дома знати здесь тоже напоминали критские постройки: удобные, просторные, с большими окнами, с ванными комнатами, всячески украшенные.

В найденной вилле перед археологами предстали фрески удивительной красоты и своеобразия: лилии, летящие ласточки, быки, антилопы. Даже голубая обезьяна – такие водились только в Африке. На одной из фресок были изображены и раскидистая пальма и голова молодого человека явно негроидного типа.

Яркие, блестящие, право, нисколько не потерявшие первозданной свежести, прямо-таки сияющие краски. По меньшей мере одно из помещений в каждом доме здесь было сплошь украшено фресками.

…Будто фантастическое видение возникает перед тобой: дикий уголок горного пейзажа с голыми вершинами скал, на которых – весна пришла! – расцветают лилии. Они словно символизируют буйство весенней природы, празднество всего живого. Красные лилии на диких утесах, благоухание трав, а в чистом небе по одиночке и парами стремительно проносятся ласточки-вестники весны…

А знаменитые «боксирующие дети». Нет, бой не «взаправдашний», это, конечно, игра. Но отлично переданы не только движения, даже характеры – у одного более решительный, наступательный, у другого более спокойный, хладнокровный.

А великолепный юноша-рыбак, несущий свой улов, – тонкая талия, правильные черты лица. Впрочем, уж если быть точным, на фреске были изображены два рыбака, но одна роспись сильно пострадала.