355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Салтыков-Карпов » Реактивный идет по следу » Текст книги (страница 7)
Реактивный идет по следу
  • Текст добавлен: 12 апреля 2021, 18:26

Текст книги "Реактивный идет по следу"


Автор книги: Анатолий Салтыков-Карпов


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Контроль и бдительность

Рина решила сперва встретиться непосредственно с матросом Хлызовым поскольку он мог как очевидец более подробнее объяснить произошедшее. Кроме того были иные причины, побудившие ее тщательнее разузнать побольше об этом странном матросе. Нечто более увлекательное притягивало ее к нему. Это было что-то мистическое, таинственное, захватывающее своей загадочностью.

Все дело было в том, что особисты флота регулярно устраивали контрольные проверки среди личных вещей моряков. Обычно это производилось во время их отсутствия, когда они находились на выполнении назличных работ и оставшиеся в части свободные от вахт также удалялись. Приезжие особисты делали тщательные обыски в личных вещах моряков на предмет выявления неуставных предметов, которые бы могли по мнению устава способствовать или нанести урон боеспособности вооруженных сил Советского Союза.

Обычно находились различные интересные предметы. Так на одной из таких проверок были найдены порнографические журналы в тумбочке одного из моряков. После допроса оказалось, что он их выловил на берегу около одного иностранного судна. У другого в тумбочке нашли снимок из совершенно секретных фотодокументов военно-морской разведки. На фотографии был изображен снятый с советского самолета-разведчика американский авианосец новейшей конструкции, который шел в свой первый испытательный поход. У других находили увлекательные письма, рисунки и тому подобное. Все собранное тщательно исследовалось психологами в особом отделе флота и в результате этого формировалось общее мнение о идейно-политической сущности советских моряков на современном этапе движения к коммунистическому обществу.

В последний обыск были найдены оригинальные и дло многих непонятные рисунки одного из моряков. Они были нарисованы обычным карандашом на плотной бумаге.

Когда Рина зашла к своим сослуживцам в отдел то в это время шла разборка всех материалов.

– Посмотрите Риночка, какие рисунки делают наши моряки. Сплошной бред. Какие-то каракули. Ничего понять не можем. Может быть этого моряка нужно списать на всякий случай из этой части или пускай его переведут в хозвзвод. Там у них есть подсобное хозяйство, есть свиньи пускай за ними ухаживает. А то ему доверяют ездить по очень ответственным частям. Доверяют ремонт сложной радиоэлектронной техники. А он может чего-нибудь такое отчудить, что нам придеться долго в этом разбираться и отвечать, так как знали и не упредили.

Рина взяла рисунки и стал их рассматривать. Она вспомнила как на занятиях по дизайну в институте изучала различные теории и творения великих художников. Кроме того ее влекло саму заниматься живописью. Она сама частенько бралась за кисть. Рина любила с мольбертом сидеть на берегу Финского залива и, всматриваясь в голубоватую даль, выискивать для себя различные творческие сюжеты для будущих картин.

При воспоминании об этом она почувствовала, что у нее возникло странное ощущение того, что она соприкасается с чем то более могущественным и сложным. Ее стали притягивать к себе эти каракули. Она почувствовала свою странную интимную близость с этими рисунками и в ней родилось страстное влечение к тому кто рисовал это. Как будто некая и мистическая сила тянула ее в эту бездну каракулей. Вглядываясь в эти бредовые записи, она вдруг увидела отчетливо себя саму. Сквозь эти графические разводы, как в замерзшем зимнем оконном стекле прямо на нее смотрела она сама, живущая в ином нереальном сказочном мире. Это была она, она вся в некоем идеальном совершенстве. И только один этот неизвестный художник понял ее душу и желание. Но как это было преподнесено! Это ее поразило до глубины души. Она поняла, что этот художник любит ее той самой настоящей идеальной любовью, о которой она всю жизнь мечтала и ждала того героя.

– Подождите, а кто это? – спросила она, сдерживая свое волнение – что-то похожее. Вроде я даже знаю кто это.

– Это матрос Хлызов из войсковой части 34314. Мы когда обыскивали у них в части, то нашли в его тумбочке.

– Да вы что. Надо было оставить это. Я же его знаю. Он действительно очень талантлив. Его не приняли в академию художеств поскольку он был сыном врага народа.

– Подожди, так как же это он попал служить в режимную секретную часть? – подскочил на стуле начальник отдела майор Шпонин – Кто это проморгал?

– Вы не волнуйтесь товарищ майор! – успокоила его Рина. – Потому что за день до того, как его забрали на службу, пришли документы о полной посмертной реабилитации его отца и восстановлении всех его чинов и наград. Ему даже вроде пенсию должны были выплатить за те пятнадцать лет, которые он провел на Колыме.

– Рина вот я не могу в свою голову взять, чего ты в нем талантливого нашла. Мы же ничего понять не можем. Один бред какой-то – воскликнул капитан Шестов. – Рина, неужели будешь его защищать.

– Ребята да вы что! Кто может в этом времени понять и оценить настоящего художника, ученого, творческую личность. Их же понимают и защищают единицы в их времени, большинство окружающих подвергает гонениям и отрекается. И только потом, когда их труды пройдут настоящую закалку временем начинают спохватываться и бегать к могилам, искать места захоронений, возлагать венки, писать различные хвалебные статьи и книги и каяться. Но самое страшное и парадоксальное состоит в том, что начинают искать виновных и жаждут казни и мщения для их мучителей и гонителей. И как всегда в этих случаях все сваливают на нас. Во времена Пушкина было виновато тайное отделение, потом сыскное, при Ленине ЧК или ГПУ, при Сталине НКВД, при нынешнем партийном руководстве это КГБ. Всегда будут искать стрелочников и козлов отпущения. А сколько к нам приходит разных подметных писем трудящихся и сверху требуют принимать различные меры по сигналам трудящихся. И все это скатывается на наши плечи. Если бы сами не писали и не стучали, то возможно была бы другая ситуация.

– Ну ты даешь Рина. Такая смелая. Ничего не боишься и все тебе с рук сходит.

– А чего ей бояться. Она же готовится для выполнения задач стратегической разведки – сказал Шпонин – ей и положено так говорить. Может быть ей придеться когда-нибудь выступать на международном симпозиуме и при этом с той стороны линии фронта. Не будет же она долдонить цитаты из первоисточников и составных частей марксизма-ленинизма, партийные речи вождей. Если она будет так как мы мыслить и тем более рассуждать, то дело, которое ей поручено партией, она завалит. Поэтому все то, что она говорит и делает – все это с разрешения высшего политического руководства. У нее должен складываться западный образ мышления.

– Рина, так ты хочешь сказать, что этот графический маразм и есть предвестник рождения великого художника? – спросил Шестов.

– Я этого не исключаю и поэтому прошу вас отнестись к этому снисходительно. Кроме того я к вам приехала по вопросу того же Хлызова. Все дело в том, что мы ведем очень сложную разработку одной операции и мне нужно что бы матроса Хлызова дали мне для допроса. Не могли бы вы сделать так, чтобы я попала на гауптвахту и допросила его там.

Даже в КГБ нужен блат

– Так чего такого. Мы сейчас дадим команду и его тут же привезут к нам в отдел, – сказал Шпонин – Вот стоит снять трубку и проблем нет.

– Так нельзя. Никто не должен знать, что матрос Хлызов входил в контакт с сотрудниками советских секретных служб. Потом могут узнать, что его возили на допросы в особый отдел. Он сам может разболтать об этом своим ребятам. Это может нанести существенный урон разрабатываемой операции.

– Хорошо. Так давай предлагай свой вариант.

– Я предполагаю проникнуть туда под видом следователя, который расследует историю с хищениями мяса на камбузе в этой войсковой части. Для этого мы заранее уже задержали на всякий случай повара войсковой части в Росляково по подозрению в хищениях мяса. Хлызов часто стоял рабочим по камбузу и в его дежурство пропадали куски мяса. Это отразилось на боеготовности. Честные моряки доложили и поэтому я веду следствие. – предложила свою версию Рина. – Мне только нужно под видом мужчины проникнуть на гауптвахту. Давайте-ка я переоденусь в вашу мужскую форму.

– Конечно! – воскликнули оба следователя. Мы для тебя Риночка что угодно сделаем. В соседней комнате в шкафу есть разная одежда, которую мы используем в нашей работе. Подбери, что тебе подойдет. А пока ты переодеваешься, то мы сейчас для тебя документы выпишем на Николая Арсентьевича Петухова, следователя из нашего отдела. С нашими документами тебе тут все дороги и двери открыты.

Пока она переодевалась, ее ребята подготовили соответствующие документы.

Шестов позвонил на гауптвахту и приказал, чтобы матроса Хлызова срочно перевели в камеру-одиночку улучшенной конструкции и держали там до приезда специального представителя особого отдела флота.

Шестов представил как Бармалей, у которого он кстати также сидел в офицерских камерах в молодости, стоит вытянувшись у телефона и слушает его приказания. В конце разговора, услышав его идеально уставное «Есть», повесил трубку.

– Все Риночка для тебя готово. – сказал он, входящему в комнату стройному старшему лейтенанту – Теперь тебя не узнать. Вот твои документы и матрос Хлызов тебя ждет уже в офицерской камере-одиночке.

– Можно я заберу его рисунки? – попросила она.

– Рина ты же знаешь, что обыск мы делали с майором Хитровым. – А этот такой зануда и уставник любит чтобы все было в наличии до заключения комиссии. Я бы тебе отдал рисунки если бы не он. Поэтому нужно переждать. Потерпи немного, так как он обратил на них особое внимание. Мыслит себя психотерапевтом, знатоком человеческих душ. Я постараюсь дело уладить и потом тебе при удобном случае передам.

– Хорошо я буду ждать. Мне просто хотелось передать их Хлызову. Это позволило бы создать более доверительную атмосферу во время беседы. Вы только, мальчики, меня извините, что я вам всего не рассказываю. Сами понимаете какая у меня работа.

– Риночка о чем речь! – воскликнули оба сотрудника секретной службы хором – ты нас за новичков что ли считаешь?

Она их поблагодарила и, надев офицерскую меховую теплую куртку поехала на газике, который был выделен в ее распоряжение.

В камере одиночке

В это время на гауптвахте после полученного из особого отдела звонка возникло движение.

– Матрос Хлызов! – выкрикнул подошедший к строю Бармалей – вы переводитесь в камеру одиночку до особого распоряжения. Конвоир ведите его в четырнадцатую камеру.

Вышедшего из строя Вальку повели в одиночку.

Он вошел туда и сел на скрипучую кровать. В камере было тепло и даже уютнее после холодной нетопленной камеры для нижних чинов.

– Может быть я как революционер просижу здесь оставшиеся дни. Конечно с одной стороны скучновато, но с другой для меня как художника есть возможность порисовать, помечтать, – подумал Валька. – имеется возможность в тишине пофантазировать на самые интимные чувствительные темы.

Он подошел к стенке и, нагнувшись, поднял кусок штукатурки. Выбрав конец поострее, он стал им делать наброски на стене. Постепенно увлекшись свое работой, Валька почти забыл в каком мире находится. Творческая настенная камерная работа его захватила. Любимый образ стоял незримо перед ним, волновал, возбуждал и манил.

Раздался шум в коридоре. Бряцание ключей и двери камеры открылись. Валька вытянулся в центре и увидел на пороге стройного старшего лейтенанта с портфелем в руках.

Валька сделал стойку «смирно» и выкрикнул:

– Арестованный матрос Хлызов на пятнадцать суток за распитие спиртных напитков.

Офицер обернулся к конвоиру и сказал:

– Оставьте нас и никого не пускайте до моего приказа.

Конвоир закрыл за собой дверь и вышел.

– Офицер подошел в Вальке и сказал мягким шепотом:

– Валька, Валечка расслабся.

Только тут он увидел, что это был женщина и при этом та о которой он только что вспоминал. Это была девушка его первой любви сама Рина. Часто наезжая в Мурманск со своими друзьями, он с ней сдружился. Между ним уже было то самое таинственное духовное единство, которое могло служить важнейшим моментом в предстоящей интимной близости. Они нашли единение в искусстве. Но будучи по природе не таким как остальные Валька сторонился женщин и был очень с ним робок. И это нравилось многим девушкам. Так как позволяло им фантазировать о необузданной страстной любви и сексуальной энергии. Вообще же многие женщины полагали, что заключенный в зарещетчатые военные дома и военные корабли мужчина накапливает внутри себя эту самую энергию, подобно добропорядочной одинокой женщине. Валька, по их мнению, несомненно обладал свойством накопителя, так как в самоволки не бегал. Освобождению энергии непробужденного вулкана мог стать только толчок со стороны женщины, способной пробудить этот вулкан со всеми катастрофическими сексуальными последствиями.

Рина сняла свою куртку и шапку. Стряхнув свои пышные белокурые волосы, она предстала во всей свой первозданной девичьей красе.

– Валя я тебе. Только ради тебя я пришла.

Она уже решилась, так как понимала, что ее прощание с Великой родиной, которая дала ей жизнь, положение, правда тайное, образование и дальнейшую поддержку начинает происходить в реальности. Она должна будет ее вскоре покинуть. Там за океаном ее ждет то самое светлое буржуйское будущее, которое будет длиться до тех пор пока она не засыпется или ее работа будет продолжаться и всю жизнь. Поэтому она полагала, что прощание должно быть ритуальным, как будто она переходит в иной мир. Ее, как девственницу, мучил только один вопрос. Кто же он ее первый избранник. Она не желала просто отдаться, она хотела отдаться с символическим смыслом. Ее первый мужчина должен был олицетворять собой нечто знаменательное в этой советской жизни. Сердце русской девушки не долго молчало, так как с первых дней знакомства в Валькой, она поняла, что это он и есть. И хотя ее постоянно окружало большое множество очень красивых и представительных мужчин, но ни один из них не мог зажечь в ней этого желания. Только Валька должен был взять ее девственность для того, чтобы и он сам ощутил и величие этого мига и таким образом смог бы сам получить поддержку и творить дальше как великий советский художник непонятый в этой стране никем. Он олицетворял собой всех тех творческих людей, сидевших за черт знает что, когда в это время вокруг них начинают происходить события глобального значения.

Женщину-разведчицу невозможно разоблачить

Рина насмотрелась в спецшколе КГБ различных порнографических и эротических фильмов, ознакомилась с журналами такого же содержания и также читала много литературы по психоанализу и сексу, что бы не выглядеть сплошной советской дурой там за океаном. В результате обилия и наполнения подобной информацией в сознании простой советской девушки стал формироваться новый образ активной и дееспособной разведчицы международного класса. Но все же оставаясь где-то там в подсознании советской девушкой, она понимала, что даже если сейчас будет приказ партии лечь в постель с американским конгресменом или агентом ЦРУ, она, не моргнув глазом, снимет свои трусики и прыгнет к нему в постель во имя великой родины. Но в тоже время ее внутренняя чистота требовала того, что ее девственность должна принадлежать ее родине. Поэтому то Валька и должен был ее получить девственной и непорочной. А после него, раз уж опять такое тяжелое положение в стране и родное социалистическое отечество опять в очередной раз в опасности и если уж больше никто кроме нее не сможет выполнить приказ родины, так как советских мужчин на это дело не найти, пускай ею владеют иностранные агенты, политики и иные капиталисты, естественно за большие деньги и важные государственные особо секретные сведения. Они, как ей представлялось, наевшись ананасов и рябчиков толстопузые, напрыгавшись и натрахавшись с разными сексуальными извращениями на ее советском теле, будут делиться своим служебными секретами, которые она будет записывать на магнитофон, стоящий под ее кроватью. Она таким образом понимала, что несомненно принесет больше пользы свой родине, чем если бы круглосуточно несла вахты, стоя в качестве знатной прядильщицы-многостаночницы у прядильно-ниточного станка, обслуживала детей, мужа, добывала продукты, стоя в километровых очередях, готовили и стирала и за все это она имела полное право называться гордо советской женщиной. И раз к году 8 марта Родина-мать говорила бы ей «огромное спасибо» с трибуны.

В ее голове сформировался особый склад ума сексуальной женщины-суперменки с богатой эротической фантазией. Естественно, если американские агенты могли похвалять тем, что занимались любовью у себя на кухнях, в лифтах, автомобилях или в парадных, то представить себя занимающуюся любовью и отдающуюся на североморской гауптвахте рядовому матросу-арестанту никто предполагать не мог. И это ставило Рину как советскую разведчицу намного выше всех остальных международных агентов вместе взятых. Кроме того она как внучка революционера-большевика понимала, что любовь на каторге или в каземате есть наиболее чувствительное и щемящее российскую душу состояние характерное для многих соотечественников этой эпохи. Для большинства которых после этой встречи ждал только потусторонний мир или длительные годы томительной разлуки. Поэтому последняя любовь будет такова, что воспоминания о ней останутся навечно.

Валька притягивал ее своей сложной творческой натурой, непорочной чистотой души и восприятия соцдействительности. Если бы он знал, что затевается за его спиной после тех своих событий, то он бы естественно тут же угодил в психбольницу или был ликвидирован, как слишком много знающий в этой беспощадной международной тайной битве суперсистем с различным строем.

– Валя у нас очень мало времени и поэтому мы будем действовать быстро и решительно.

Валька не успел и сообразить, как она толкнула его на скрипучий матрац и, выхватив из кармана наручники, приковала к спинке кровати.

– Рина ты что такое делаешь? – пытался было сопротивляться Валька.

– Молчи так надо – с волнением говорила она, расстегивая ему брюки. – как все таки легко расстегивать матросские брюки, – подумала она.

Надо хоть что-то взять на память о великой родине

Почти молниеносно сорвав с боков две пуговички, она откинула верхнюю часть брюк. Вот он и готов и как прекрасен…

Она отдалась ему тут прямо в камере на кровати, которая сразу начала страшно скрипеть. Но они этого грохота не слышали, так как катались и бились в этой дикой необузданной страстной первой любви.

Рине казалось что в пробудившемся вулкане страстной любви Валька олицетворял собой всю накопившуюся сексуальную энергию всего военно-морского флота, которая накапивалась во всех моряках личного состава. Эта энергия копилась в тех кто нес службу в дальних походах, кто томился на круглосуточных вахтах. Сама Рина, отдавшись ему, олицетворяла всю силу той непробужденной страсти все девушек Советского Союза, которые уткнувшись в свои подушки, залитые горькими девичьими слезами, мечтали и думали о них крепких, сильных и здоровых, которых эта безжалостная государственная машина отняла у них и швырнула туда на дальние морские просторы, вместо того, чтобы они могли бегать по лесам и лугам, валяться на сеновале, танцевать, тискать друг друга на студенческих партах, в рабочих раздевалках, целоваться, укрывшись за газетами. Но этого не было. А была суровая реальность и военная служба и каждому моряку по ночам все снилась любимая столица и девушка любимая во сне.

Они не чувствовали сколько времени прошло. Пока Рина не поняла, что пора и ей выполнять задание.

Крепко обнявшись, они присели на кровати и Рина стал расспрашивать его о том, что произошло в Росляково в тот роковой день его приезда.

– Валя ты должен мне рассказать все как было на самом деле. Потому, что дело принимает очень крутой оборот. Тебе к сожалению я всего рассказать не могу, но ты должен понимать, что тобой виденное имеет может быть очень важное для нашей родины значение.

– Да ты что Риночка. Ты же видишь. Что со мной сделали.

– Не все люди у нас такие безголовые. Ты бы мог нарисовать этот космический корабль?

– Конечно – сказал Валька – вот только нет карандашей и бумаги.

– Я все это принесла. – сказала Рина и вытащила из портфеля заранее приготовленные бумагу и карандаши.

Валя взял все это и усевшись поудобнее стал рисовать. Рина, влюбленными глазами смотрела как творит ее любимый художник.

– Как все таки несправедливо. Берут талантливых людей и бросают их сюда. Вместо того что бы дать возможность им творить свободно и творчески, – с горечью подумала она. – а за это время его всего обровняют, отобьют охоту и желание творчески действовать.

У нее на глазах навернулись слезы. Она отвернулась и ее взгляд упал на противоположную стенку. Она вся вздрогнула. Прямо на нее смотрела она сама в своей удивительной впечатляющей силе. Как будто она живая была высечена в стене. Была видна ее объемность и живость. Так мог нарисовать только настоящий художник, истинно влюбленный в свою идеальную модель.

– Валька какой ты талантливый – воскликнула она, тряхнув кольцами своих волос. – Как это прекрасно.

– Это я для своей творческой поддержки. Только любовь к тебе меня и укрепляет. Не то бы давно уже погорел.

– Как бы я хотела этот кусок стены взять себе на память.

– Вот станешь строителем, подпишешь подряд на ремонт гауптавахты и тога можешь и взять.

– Или стану бизнесменом и тогда приеду в Советский Союз и куплю эту стену. – подумала про себя Рина и решила, что это будет в перспективе неплохое вложение капитала. Тем более что наверняка ремонта здесь не предвидится и в ближайшие сто лет, так как и так не могут краску-то для военных кораблей найти или сменить старую технику на новую.

– Вот я нарисовал тебе несколько эскизов. Это то что я увидел в рельности. Ты сама понимаешь, что было темно и только свет луны позволял мне что-то разглядеть.

Валя протянул ей рисунки. На них Рина увидела корабль странной формы и стоящие около него существа в скафандрах. Все это впечатляло и давало некоторые представления о реальности того что действительно увидел матрос. Эти картины были как фрагменты из фантастических книг или фильмов.

– Валя вот и настает наш миг прощания – сказал она со слезой в голосе, так как понимала, что пора.

Они обнялись и, с трудом оторвавшись от него, она вышла.

– Вот и наступило мое настоящее прощание с родиной. Но я думаю, что память о моей первой настоящей любви останется со мной на всю оставшуюся жизнь, – с особым теплом подумала она и нежно погладила свой упругий живот. Ей даже показалось, что там что-то застучало и зашевелилось. Конечно же мне будет нужно в случае чего опираться на поддержку своих родных соотечествеников. Генетически такая поддержка будет более надежнее там за рубежом.

Во всяком случае будет кому сказать, что я как мать не была врагом народа.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю