Текст книги "Реактивный идет по следу"

Автор книги: Анатолий Салтыков-Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Первое задание для арестанта

Моряки стали выходить строиться. Построившись в колонку по двое, они бегом побежали по коридору к выходу. Сзади тяжело топая сапогами, с мотающимся за спиной автоматом бежал конвоир.

В инструментальной им выдали каждому по большой лопате для уборки снега и они выбежали в свободную зону. Разбившись на небольшие группки арестанты стали сгребать снег с тротуара на проезжую часть. На улице было яркое электрическое освещение. Хотя была полярная ночью, но все равно была видна гражданская жизнью. Ходили люди в гражданской одежде. Правда было больше военных, но это не мешало Вальке фантазировать и представлять, что это и есть свободный мир.

Конвоир, который прохаживался около них топая сапогами и подпрыгивая, стал временами исчезать за углом. Потом он понял, что скрываться нельзя, так как несет отвественность за арестованных и поэтому, встав напротив них, стал неторопливо прихлебывать из плоской фляги. В результате этого он в какой-то миг начал постепенно качаться от сильного морского ветра, потом подскользнулся и упал. Но встать на ноги, он не смог, как ни старался. Моряки в это время уже закончили уборку и нужно было возвращаться на гауптвахту. Но никто не командовал поэтому Страх взял командование на себя.

– Моряки, тут я наверное старший по званию. Так давайте-ка потащим нашего конвоира на гауптвахту, а то и нам попадет. – сказав это, он взял в руки автомат часового и перекинул через плечо.

Двое моряков подхватили под руки часового и потащили на проходную.

На гауптвахте творилось нечто ужасающе-неуставное. Все начальники уже ушли с гауптвахты. Начальник караула боевой морской офицер смылся к своей знакомой на ночевку. Поэтому вся срочная служба караула оказалась предоставлена самой себе. Моряки караула поняли, что несение службы на гауптвахте это праздник и при этом возможно последний. Так как завтра корабль уходит океан и неизвестно когда они еще будут развлекаться на берегу.

Вся охрана была пьяна и ходила еле передвигая ногами.

На вечернем построении главстаршина моряк срочной службы, который исполнял обязанности заместителя начальника караула, заплетающимся голосом проверил наличие арестованных и всех разогнал по камерам.

Едва моряки пришли в свои камеры, как раздалась команда разбирать постели на ночь.

Постель для полета

– Валя пошли выбирать лежаки для полетов. – сказал Страх.

Они вышли из камеры и прошли в другой угол, у которого уже стояла небольшая очередь. Моряки заходили к небольшую комнату и там что-то передвигали. Оттуда раздавался деревянный стук. Моряки выносили деревянные лежаки, которые были своим видом похожи на пляжные щиты. Это были грубо сколоченные доски и на краю этих щитов были сделаны деревянные наклоны для головы. В общем можно было бы полагать, что это обычный пляжный деревянный матрас. Но моряки выбирали самые старые, так как считали, что они мягче.

Валька вошел, но старые уже были разобраны и оставались только новые. Он решил, что никакой разницы нет и, взяв первый попавшийся потащил в камеру.

В камере уже шла интенсивная подготовка к отбою. Арестанты сдвинули скамейки и на них разложили свои лежаки.

– Давай рядом. – предложил Страх. – Поговорим на ночь.

Они легли.

– Страх, а чего это тут считают, что старые лежаки лучше, чем новые.

– А ты сам посмотри и подумай. Вот руку приставь.

Валька взял руку и приставил к своему лежаку и потом перенес на лежак Страха.

– Ну что есть разница? – спросил Страх.

– В общем-то что-то есть. В старом лежаке ощущается какое-то тепло и мягкость. А в новом имеется какая-то сырость и жесткость. Возникает ощущение как будто лежишь на мокрых простынях.

– Вот то-то и оно. Кроме того нужно учитывать, что на старых лежаках проспало множество арестантов и каждый из них оставил часть своего тепла для поддержки других. Таким образом накопленная энергетическая аура дает возможность более спокойнее спать. А новый он же еще пока без души. Сырой и холодный. Спать на нем будет очень плохо. Я уже это проверял. Так что в следующий раз ты будь порасторопнее. Или давай так уговоримся. Кто из нас раньше побежит, то и берет сразу два старых.

– Договорились.

За дверью камеры шел шабаш. Раздавались громкие возбужденные пьяные голоса. Бегали и стучали. Валька и Страх тихо переговаривались. Но накал и возбуждение дня сказывалось на Вальке. Он, еле ворочая языком, отвечал Страху на его вопросы, чувствуя, что вот-вот отрубится.

Но вдруг всю гарнизонную гауптвахту потряс мощный вопль, от которого она вся мгновенно проснулась.

Бармалей всегда в строю

Все арестанты в камерах вскочили в своих деревянных кроватях, так как услышали знакомый командный голос, от которого у многих бывалых моряков даже мороз шел по коже.

Эту сам Бармалей пришел на ночную проверку. Он это проделывал не особенно часто. Но как всегда метко.

– Это что такое! Да как вы посмели! – орал и бушевал его звероподобный голос за дверью в коридоре и, усиленный резонансом высоких потолков, был каким-то зевсоподобным и страшным по своей эмоциональной силе и мощи. Валька мысленно представил как Бармалей, стоя на колеснице с копьем в руках и натянув с силой поводья с адской скоростью, несется между рядов пьяных моряков, одетый в белую тунику и раздает молнии налево и направо.

И это почувствовали все, так как через полчаса с этим караулом было все ясно. Он был разоружен и заменен новым, прибывшим с другого корабля. Старый караул был распределен по камерам. В Валькину камеру втолкнули того знакомого бывшего конвоира, который их караулил на улице при уборке снега. Он был уже настолько плох, что тут же изблевал всю камеру.

Остаток ночи Валька проспал очень плохо. Кровать была действительно жесткая и кроме того было тесно. Из разбитого окна дуло морозным ветром. Паровое отопление было на ремонте. Поэтому сон был беспокойный и сознание временами проваливалось в темноту сонного мрака и Валька впадал в полузабытье. Все таки это позволило на некоторое время забыться и отдохнуть.

Встреча с куратором

В этот же день поздним вечером Джордж на такси подвез Рину к ее дому и они распрощались.

Рина вошла в квартиру. Было уже темно. Моряки ушли, оставив записку с благодарностью и букетик цветов.

Рина подошла к телефону и набрала номер.

– Это Василий Тимофеевич! Мне нужно с вами посоветоваться по очень важному делу. Вы можете меня принять завтра в тринадцать часов?

Хрипловатый знакомый голос ответил положительно и кратко: "Да" и раздались короткие гудки.

Рина давно привыкла к тому, что ее наставник был всегда предельно краток. Она разделась, затем приняла ванну и после этого легла в постель.

Рина уставилась в потолок и стала продумывать о том, что ей нужно делать в этом случае. Она как сотрудник советской секретной службы стала разрабатывать возможные варианты различных решений данной предполагаемой операции.

Рина окончила высшую спецшколу КГБ и предназначалась для переброски в другие страны, используя образ женщины, недовольной советским образом жизни. Но это надо было делать более тактичнее и не особенно напирать на этом. Так как в случае тщательной проверки могли бы всплыть такие факторы, которые бы завалили агента глубокого тыла. Кроме того создаваемая крыша будущей красивой жены какого-нибудь бизнесмена или дипломата давала множество преимуществ. Можно было бы даже сделаться двойным или тройным агентом и получать сразу несколько различных вознаграждений. Правда и риск в этом случае пропорционально возрастал. Но самое главное ей нужно было во что бы то ни стало разузнать все про отца, который по слухам там погиб. Но из различных историй она знала, что часто советские разведчики не погибали, а где то там работали. Поэтому она в душе надеялась, что ее любимый отец жив. Может быть он еще в настоящее время где-то работает там в далекой Америке. Ее мать попала под трамвай и скончалась на операционном столе после неудачно сделанной операции пьяным хирургом и никого из родных у нее в Советском Союзе не было. Она же, оставаясь в этой стране рисковала так и прозябнуть в этом холодном незамерзающем порту или где-нибудь томиться в качестве канцеляристки особого отдела в захолустном городишке. Ей часто снились сны символического содержания, в которых она как вольная птица бьется в зарешетчатом секретном отделе почтового ящика, начиненного такими же озлобленным птицами и секретами, которые никому никогда не будут нужны.

Поэтому она свое светлое будущее видела через славное прошлое своего отца и просмотренные ранее в спецшколе КГБ кинофильмы об интересной и увлекательной жизни иностранных агентов. И они все манили и тянули ее своими приключениями и полной различных соблазнов жизни. Так как она знала с детства, что жизнь нужно прожить так, что бы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Цельность своей собственной жизни она соизмеряла с результатами жизни своего отца, матери, деда и бабушки. Они так ничего не получили и передали ей только трогательную трагическую память, которую она берегла в себе.

Развод арестантов на работы

– Подъем! – раздалось в коридоре и вслед за этим послышались громкие стуки прикладов в двери камер. – выходить, койки убирать и строиться!

Моряки вскакивали со своих теплых нагретых молодыми телами постелей и несли свои кровати в кладовку.

После этого бежали в умывальню. Там наспех ополаскивали свои заспанные лица и рожи холодной почти ледяной водой и мчались по своим нуждам на улицу в гальюн. Валька устремился в этой массе по намеченному пути. Он ворвался в умывальню. Там стоял моряк и растерянно держал в руках какие-то сморщенные сапоги и черные грязные портянки. Они выглядели как два листа плотной несгибаемой бумаги, на которых неизвестный художник нарисовал сложные графические образы черным карандашом и тушью.

– Что же это такое тут твориться. Вот поставил в сушилку. – говорил он удрученно.

– Ну и профан же ты! – сказал подошедший верзила арестант – Кто же кладет на ночь в сушилу портянки и сапоги. Где ты теперь найдешь все это. Тут же они и усохли. Вот теперь ходи в чем бог послал. Вот в этом.

– Так они же с трудом мне на ноги налезают – сказал молодой.

– Вот она молодежь совершенно неприспособлена к несению военно-морской службы. Иди к старшине. Может быть он тебе чего посоветует.

Молодой вышел и побрел к кабинету старшины гауптвахты. Постучавшись, он вошел и буквально через несколько минут вышел с еще более грустным лицом.

– Ну как? – спросил Валька – помог?

– Да помог! Дал еще трое суток ДП за утерю бдительности, потерю личного имущества. Хотя я то не виноват. Придеться ходить в этом. Чувствую как мозоли натру.

– Построение – раздалась команда.

Завтрак. Краткий миг ни с чем не сравнимого счастья. По своей силе он может быть сопоставим только лишь мигом любви. Проголодавшиеся за ночь моряки бросились в столовую гауптвахты. Толкаясь у узкой двери, они вбегали в столовую и растекались по столам.

Перед Валькой поставили миску с жидким мутным супом. Хотя Валька и не особенно хотел есть, но все таки понимал, что теплое месиво согреет его в этой холодине и даст некоторые поддерживающие силы.

И это действительно помогло. После того как тарелка горячего жидкого супа упала вниз и растеклась по всему пространству военно-морского желудка внутри запели соловьи. Валька понял, что не все в этой жизни так плохо. Да и он сам, как бы то ему не внушали всякие начальники, не так уж и плох. Он огляделся вокруг. Десятки арестованных моряков и солдат крепких и здоровых сидели и трескали пищу, уставившись в свои миски. К столовой стоял только шум грохот мисок и ложек и стук жующих челюстей. Никто почти не разговаривал.

– Вот они все такие же. Привозят плохишами, а тут их перековывают и они как штрафники своим трудом и образом жизни искупают свою вину. После этого очищения опять становятся хорошими до следующего несчастного случая. Ведь у всех примерно такая же ситуация как и у меня. А завтра прибудут новые и так тут будет вечно. Я через несколько лет демобилизуюсь, а гауптвахта будет стоять вечно и новые и новые арестанты будут здесь проходить свою школу мужества. И сюда не зарастет народная тропа. – последние слова его воодушевили. Он почувствовал прилив творческих сил.

Валька взял ложку и вцепился в плотный кусок перловой каши, которая горкой возвышалась над миской. Сбоку от горки лежал жирный кусок поджаренного палтуса. Он был настолько жирным, что его замутило. После этого он попил мутной бурды, которую называли кофием и вышел из-за стола.

Вся эта процедура создала радостный оптимистический настрой в новое светлое и неизвестное будущее арестанта Хлызова.

– Выходить строиться для развода на работы! – раздалась следующая команда.

Моряки выстроились рядами по комплектности своих камер. Бармалей вышел со списком разнарядок для работ.

– Эти! Эти на мясокомбинат. – приказал он и часть моряков, стоящая от начала шеренги отошла и развернувшись на месте вышла из казармы на работу.

– Эта часть идет на корабли разгружать уголь-приказал Бармалей, остановившись около Вальки. Он разделил ряд, дотронувшись до Валькиного правого плеча. Стоявшие рядом с ним арестанты повернулись и, четко маршируя вышли на улицу.

– Эти остальные идут в типографию – приказал Бармалей.

Начальник караула скомандовал и вся оставшаяся группа вышла на работы.

Первый рабочий день арестанта

Валька шел по улицам и вдыхал свежий вольный военно-морской воздух. Прохожие на улицах привыкли к переходам одетых в смешные огромные шинели солдат и моряков, которых сопровождало несколько часовых с оружием в руках. В этом не было ничего удивительного для закрытого города. Хотя ранее он на гражданке и когда начинал служить, представлял себе этих арестантов как каких-то страшных преступников, которых надо обходить стороной. Ему казалось, что часовые могут в любой момент открыть огонь по ним при попытке к побегу. И сам представлял, что он сгорел бы от стыда, если бы стал таким же. И вот он оказался среди них. Пришло время выхода из этого мира грез. Безжалостная система вытолкнула его, такого нежного и чувствительного, оторвала от мамкиной юбки и швырнула якобы для перековки, военно-патриотического воспитания и удовлетворения своих государственных и военных нужд сюда за Полярный круг. И он стал таким же. Теперь он даже в душе посмеивался над тем Валькой, который жил в том розовом мире, сидя в уютной квартирке, малюя свои картины, которые никому были не только непонятны, но и не нужны.

Через некоторое время они подошли к городской типографии.

Их пропустили на второй этаж и распределили по рабочим местам. Вальку определили к двум молоденьким девушкам, которые притащили ему тележку со стопами несшитых школьных тетрадей и показали, что нужно делать. Валька весь день аккуратно брал листочки, складывал их в стопки по количеству страниц и сгибал. После этого он их складывал в стопы. Согнутые тетради прошивала, рядом сидевшая за сшивочным станком, девушка.

Весь день прошел радостно и весело так как девицы шутили, распрашивали его о Ленинграде и все это создавало радость от того, что ты хоть и арестант, но в тоже время находишься на свободе.

В середине рабочего дня был даже устроен перерыв на обед согласно устава. Для арестантов привезли в толстых баках с утеплителями пищу точно в назначеное уставом время. Арестанты на своих рабочих местах ели военно-морскую пищу. После этого они могли немного отдохнуть.

– Чем не курорт! – воскликнул Страх, разложившись на огромных стопах толстой бумаги. Он зажег спичку и закурил папиросу. Пуская большие кольца дыма, он следил за тем как они плавно поднимались вверх к потолку, изменяя свою форму.

Остаток дня они все работали, утомленные плотным обедом и теплом в типографии.

Так прошел первый рабочий день на гауптвахте для матроса Хлызова.

На вечернем построении, когда все арестанты стояли в свои стройных рядах Валька слегка отодвинулся от свое крайнего, который был в числе распределенных на корабли для разгрузки угля. Он был весь черный как негр, от угольной пыли.

– Как все таки мне везет на службе, – с облегчением подумал Валька. – Вот оно счастливое стечение обстоятельств. А то также же стоял бы весь в угольной пыли. И не помыться. Не то, что бы душ принять. Пришлось бы сперва под ледяной водой в нетопленой умывальне мыться, а потом дрожать всю ночь в ледяной камере. Вот они маленькие радости военно-морской службы.

Несколько дней Валька ходил с другими арестованными в типографию, пока не произошло событие изменившее исторический ход пребывания матроса Хлызова на гауптвахте.

Встреча с дядей Васей из КГБ

На следующий день Рина приехала на секретную квартиру для встречи. Василий Тимофеевич крепкий жилистый мужик из крестьян ее уже ждал. Он когда-то давно служил вместе с ее отцом и даже качал на своих коленках. Василий Тимофеевич был ее крестным отцом. Но это тщательно скрывалось от руководства КГБ, так как чекистам было запрещено верить в Бога и тем более ходить в церковь и крестить не только своих, но и знакомых детей. Но многие чекисты сами часто ходил под Богом и были суеверными. Поэтому на всякий случай они крестили и Рину, помятуя, что береженого и Бог бережет. Дядя Вася сидел на кухне и пил чай. Около него стоял готовый для нее стул и пустая чашка для чая.

Он был куратором особого отдела в КГБ по разведке в чине полковника. Дядя Вася был прост в общении.

– Дядя Вася тут произошло одно интересное происшествие с одним моряком, которое можем мы использовать для наших интересов.

– Что это за такое событие?

– Моряку померещилось, что он увидел летающую тарелку – неопознанный летающий объект НЛО. Этим в Америке сейчас многие увлекаются. Наверное наш советский парень начитался и ему это привидилось. Но мы это можем использовать и я думаю, что американская разведка на эту приманку наверняка клюнет.

– Что же тут такого, что может заинтересовать. Я лично не вижу.

– Понимаете я и сама толком понять пока не могу. Но у меня интуитивно возникает ощущение того, что рождается совершенно новое глобальное по своим масштабам дело. Оно подсознательно мне кажется таким огромнейшим и в тоже время абсурдным, что если я начну вам сейчас его рассказывать в своем представлении. то вы наверняка тут же меня отправите в отставку или еще почище на лечение в психбольницу. Но я бы хотела в начале разрабатываемой операции получить самостоятельность на творческую инициативу.

– Даже не знаю, что и сказать. Раньше мы такого не делали. Нам требовалось только одно выполнять приказы вышестоящих и никаких инициатив. Инициатива была строго наказуемы.

– Но миленький Василий Тимофеевич вы же практичный человек. Тут надо быть более хитрее. И я мне кажется придумала нечто такое, что позволит нашей советской разведке достичь положительных результатов в недалеком будущем.

– Эх ладно давай дерзай. Чем черт не шутит Я вот всю жизнь проработал в этой системе и только одни выговора, да фитили получал. Да еще просидел сперва в фашистском концлагере, а потом меня посадили в советский концлагерь. Там в застенке в гестапо допрашивал меня с пристрастием наш советский разведчик. Я его вспоминаю с содроганием. Мне теперь часто кошмары снятся, что я у него опять в руках. Как он надо мной изголялся. Он мне кости на допросах так дробил, что я думал не выживу. Сделал вид, что меня не знает. Я то сперва обрадовался, что меня привезли в берлинское городское отделение гестапо. Думал сейчас мой однокашник по разведке вытащит. Как бы не так. Он, как потом оказалось, на мне прогнулся и получил рыцарский крест второй степени и звание штурмбанфюрера от немцев, и заодно получил вторую Звезду Героя от наших. А я до конца войны на нарах в Бухенвальде просидел. А как наши освободили, то в картотеке ребята из Смерша нашли мои документы. Так мой однокашник оказывается все таки меня спас тем, что указал, что я при советской власти был уголовником. Во время войны служил в штрафном батальоне и это спасло меня от смерти. А попав в плен стал власовцем и сел по уголовке, украв что-то у самих немцев. Вроде ушел от одних, но попался у других. Расправа над такими как я по документам, оказалась быстрой. Наши меня тут же упрятали в свой советский лагерь. Сколько я писем исписал. Надо мной все в бараке потешались. В Главном разведуправлении шли интенсивные поиски моих следов. Уже были документы на меня оформлены на звание полковника и награда Звезда Героя. Но сама понимаешь какой бардак у нас творится и до сих пор. А в советском концлагере так попался к американскому разведчику. Он меня также гонял, так как его как слишком демократичного агент КГБ сослали на перевоспитание из столичного управления контрразведки туда на Колыму. И чтобы перевестись оттуда ему надо было стать принципиальным и беспощадным с врагами народа. Что он и делал. Я писал письма во все инстанции, а он их кидал в сортир. Меня в лагере называли чекистом, так как полагали, что у меня крыша поехала, от этих тяжелых лагерных условий. Видишь, что в нашей жизни было. Теперь вам молодым даем дорогу. Действуйте активно. Нельзя же так родину губить.

– Ой спасибо вам дорогой Василий Тимофеевич! Родина и я вас никогда не забудут.

– Ладно, давай дерзай. Только смотри не провались.

Они попили чаю поговорили о жизни на общие темы и полковник ушел первым.

Рина поняла, что ей дано добро на самостоятельную проработку свой собственной программы.