Текст книги "Карл Великий"

Автор книги: Анатолий Левандовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Государь

Свою огромную державу Карл тоже рассматривал как вотчину и регулировал ее жизнь теми же методами и средствами, которые применял к домениальным поместьям. Вдохновляемый идеалом мира, порядка и равновесия, он проводил здесь целенаправленную политику, которая в современной историографии получила имя «дирижизма». От него исходили распоряжения на все случаи жизни. Его сановники и министериалы ведали отдельными нитями управления, но все нити сходились в руках императора.

Центром управления страной оставался двор (Palatium), который мало изменился по сравнению с меровингской эпохой. Референдарии прежних времен исчезли; их заменил канцлер, назначаемый монархом из среды духовенства, заведующий канцелярией и армией нотариев, составлявших императорские письма, дипломы, иммунитетные грамоты. По вполне понятным причинам была упразднена и должность майордома, некогда породившая могущество Каролингов; вместо этого прежний дворцовый граф (comes palatii) объединил в своих руках судебные и наблюдательные функции. Новым лицом стал архикапеллан, епископ или аббат, ведавший общими церковными делами. Что же касается других должностей – сенешала, кубикулариев, маршалов и т.п., то все они остались прежними, причем, как и во времена Меровингов, каждый из них, выполняя домашние (дворцовые) функции, мог по воле монарха быть нагружен и общегосударственными делами; так, сенешал, в обычное время ведавший домом и кухней, при необходимости мог быть поставлен во главе армии, коннетабль – заведовать походным обозом, а виночерпий – отправиться послом во вражеский лагерь. Кроме перечисленных лиц во дворце постоянно проживала многочисленная челядь, молодые люди из знатных фамилий, а также «товарищи» короля (comites) – тесная группа лиц, спаянных давнишними отношениями дружбы и приязни, на каждого из которых монарх мог положиться, как на самого себя.

Карл имел также свой совет, куда приглашал кроме высших придворных магистратов тех из числа магнатов, мнение которых ему было угодно выслушать. Этот совет разрешал прежде всего придворные конфликты, но его компетенция в некоторых случаях распространялась и на более общие дела. Ежегодно летом монарх созывал «Генеральный сейм» (Generale placitum), который обсуждал общеимперские дела и состоял якобы из «всего народа». На деле же на сейм созывались только крупные вассалы, да и то избранные. Причем они лишь совещались, а решения принимал император. Вот эти-то решения и доводились до сведения «всего народа», в этом и заключалось участие его в управлении государством.

Территория империи управлялась довольно единообразно. Вся она делилась на ряд крупных регионов – «провинций», по выражению источников. Таких «провинций» (если исключить Италию) насчитывалось всего одиннадцать: Франция, Аквитания, Васкония (Гасконь), Септимания (Готия), Провинция (Прованс), Бургундия, Аламанния, Бавария, Тюрингия, Фризия, Саксония. Франция, в свою очередь, распадалась на Нейстрию и Австразию. Но все названные «провинции» не имели административного значения: это были исторически сложившиеся территории, принадлежавшие когда-то в большинстве своем определенному народу (франкам, баскам, готам, бургундам, баварам, саксам и т.д.), а затем в разное время они были абсорбированы Франкским государством. Административное значение имели подразделения «провинций» – графства, на которые они распадались и которые создавались на основе более древних округов – пагов. Как и паги, графства были очень неодинаковы по размерам; среди них попадались совсем крошечные, как графство Санлис, и огромные, как Овернь. Во главе каждого графства, как и при Меровингах, стояли светская и духовная власти – граф и епископ. Граф ведал «телами», а епископ «душами» подданных, и в принципе они должны были дополнять друг друга, причем при Карле контакт между ними установился более тесный, чем раньше. Однако из-за неясности разграничения их функций бывали частые неувязки, и тогда на сцене появлялись «государевы посланцы» (missi dominici).

Этот институт сложился давно, и предки императора кое-когда пользовались им. Но только Карл сделал его постоянным и регулярным, введя в административную систему. При нем вся территория государства была разделена на несколько округов (missatica), и каждый подлежал контролю двух посланцев, один из которых был лицом светским, другой – духовным. Посланцы исполняли свои должности в течение года, иногда – в течение нескольких лет. Они совершали объезд округа зимой, летом или осенью и во время своей миссии обладали всей полнотой власти. Они разъясняли населению королевские указы, следили за их исполнением, контролировали церковные дела и поведение духовенства и наблюдали за всем, что затрагивало интересы монарха. Когда после принятия императорского титула, в 802 году, Карл решил возобновить присягу всего населения, именно государевы посланцы проводили этот обряд по всем регионам государства. Чаще же всего их внимания удостаивалась деятельность представителей областной администрации – тех же графов и епископов, причем посланцы могли не только отменять их приговоры и постановления, но и смещать с должностей. Для этой весьма ответственной деятельности император, разумеется, выбирал самых испытанных людей из числа сановников и высшего духовенства.

Карл внес некоторые изменения в судебные функции графов. В начале 80-х годов появилось предписание, согласно которому граф был обязан на свои ежемесячные судебные заседания приглашать представителей вверенного ему округа из людей «благородных, мудрых и богобоязненных». Эти заседатели, получившие имя «скабинов», фактически стали судьями, роль же графа отныне сводилась к председательству во время сессии и оглашению приговора.

Существовал и суд королевский, в котором председательствовал лично Карл или, в его отсутствие, дворцовый граф. Здесь иной раз решалось дело и в первой инстанции, но, как правило, королевский суд разбирал дела по апелляциям, если одна из тяжущихся сторон не была удовлетворена решением областного суда. Широко был распространен в качестве апелляционного и Божий суд, не изменившийся со времен Меровингов и заключавшийся в испытании водой, каленым железом или судебным поединком.

Очень чутко император относился к проблемам многочисленных народов, входивших в состав его державы. Особое внимание он обращал на сбор и приведение в порядок многочисленных «варварских правд». По его почину были сделаны значительные дополнения к законам салических и рипуарских франков, а также баваров; были заново записаны «правды» хамавов, англов, фризов и тюрингов. В 802 году император повелел обнародовать «права всех народов… не имевших писаных законов». Были оставлены в силе старые «римские» законы, но сверх того каждый большой регион получил свой кодекс; до нас дошли «наказы» для Аквитании, Ломбардии, Саксонии, Северной Испании. Евреи судились по своим законам; было предписано, чтобы каждый из жителей государства, к какому бы народу он ни принадлежал, непременно знал свои законы. Сочетание строгой унификации в области религии и управления страной с уважением к традициям каждого народа, населяющего империю, – в этом одна из самых замечательных черт Карла как государя.

Италия имела особый статус. Император сохранил здесь многие из старинных учреждений, система графств лишь частично затронула ее. Провозгласив Италию королевством, Карл еще раз подчеркнул этим ее исключительное положение. Позднее, в 806 году, император формально разделил всю территорию государства между своими тремя сыновьями. Раздел лишь подтвердил то, что было установлено ранее. Италия и Аквитания с сопредельными областями закреплялись за королями Пипином и Людовиком. Старший, Карл, получал все остальное. Сохранялась ли при этом идея единства империи? По-видимому, да. Впрочем, это вопрос спорный (см. Приложения). Раздел должен был вступить в силу после смерти императора. Но поскольку он пережил двух старших сыновей, акт 806 года утратил силу, и государство осталось единым.

Нам мало что известно о жизни рядовых подданных Карла Великого. Ведь исследователь, занимающийся этим временем, черпает основные материалы из юридических документов, а они почти ничего не сообщают о «безмолвствующем большинстве», по образному выражению историка. Поэтому приходится ограничиться лишь самыми общими сведениями.

В те времена большая часть Западной Европы все еще была покрыта лесами и болотами, расчисткой и осушением которых занимались почти исключительно монастыри. Обжитая часть территории Франкского государства являла собой лишь более или менее значительные зоны, представлявшие как бы вкрапления в этот дикий массив. Такие зоны, если оставить в стороне Италию, можно отметить в Иль-де-Франсе, Пикардии, Фландрии, Шампани, Лотарингии, в некоторых районах Баварии и Тюрингии. Города, оставшиеся от римских времен, были, как правило, резиденциями высшего духовенства. Наиболее значительные из них, такие, как Реймс, Пуатье, Лион или Нарбонна, насчитывали 5—10 тысяч жителей. Основное население обитало в деревне. Неотвратимым результатом крайне примитивной сельскохозяйственной техники и неоснащенности ею основной крестьянской массы являлись низкая урожайность и частые голодовки. Правительство делало некоторые (очень робкие) шаги к поддержанию голодающих; есть сведения, что в неурожайные годы император пытался даже нормировать цены на хлеб. Все это, однако, давало ничтожные результаты.

Господство замкнутого хозяйства при очевидной нищете основной массы населения почти исключало внутреннюю торговлю, первые ростки которой едва начали пробиваться в IX веке. На областных рынках господствовал натуральный обмен. По наземным, а еще более по речным путям в ближайшие районы везли продовольствие и нехитрые товары местного производства; эта меновая торговля находилась в руках фризов и евреев. Что же касается привилегированных классов – дворян и верхушки церковников, – то они пользовались почти исключительно импортными товарами, привозимыми из Византии или с мусульманского Востока. Транзит шел разными путями – через богатую Италию, через города Септимании и Прованса, через Нант и Бордо, через Ла-Манш и Северное море, где главную роль играл крупный торговый порт Квентовик, к которому тянулись монастыри Сен-Вааст, Сен-Бертен и Сен-Рикье. Здесь действовали профессиональные купцы – генуэзцы, ирландцы, бретонцы, англо-саксы, а объектами транзита были рабы, лошади, соль, вино, пергамент и тисненая кожа, благовония, металлы, пурпурные ткани, индийский жемчуг, редкие животные. Карл покровительствовал этой торговле, поскольку казна получала десятую часть от каждой сделки.

В отношении денег, которые постепенно начинают играть все большую роль в хозяйстве страны, Карл прежде всего продолжил реформу отца, установившего серебряный монометаллизм; золотые солиды чеканились лишь в виде редкого исключения. Серебряный ливр Карла весил около 400 граммов и состоял из 240 денье; эта система доминировала в Западной Европе до XIII века. Король имел монополию на чеканку монеты, при империи дважды подтвержденную особыми указами (в 805 и 808 годах). Чеканка производилась в главных городах страны, позднее же сосредоточилась в Ахене; серебром столицу снабжали рудники в Меле (Пуату) и в Гарце. Начиная с 790 года с монет стали исчезать названия монетных дворов, уступив место профилю и имени короля, а с 800 года – императора.

Одновременно с этим Карл проявлял заботу о единстве мер и веса. Им была принята стабильная весовая единица – фунт (ливр), а также мера жидкостей и сыпучих тел – модий. Модий был равен примерно 52 литрам и распадался на 16 секстариев; эталон этой меры был выставлен во дворце. Указы императора строго требовали, чтобы население страны употребляло только эти меры как в торговле, так и в любых частных взаимоотношениях, и благодарные потомки не забыли этой реформы.

Впрочем далекое потомство прославляло государя не столько за его экономические реформы, сколько за выдающуюся созидательную деятельность в качестве просветителя и зодчего, стремившегося создать новый мир, неведомый его предкам.

Демиург

Мы упоминали, что образование императора было более чем скромным: за всю жизнь он так и не научился писать, хотя прилагал к этому немалые старания. Но он читал и говорил по-латыни и понимал на слух греческую речь. С помощью секретарей он вел обширную переписку, сочинял капитулярии и другие документы, хорошо говорил и даже пел. Уже будучи взрослым, он изучал логику, риторику и астрономию. Карл всемерно покровительствовал литературе и наукам, любил книги и мог цитировать наизусть целые пассажи из сочинений святого Августина. Привлекая ко двору выдающихся богословов, грамматиков и поэтов, он мечтал создать вокруг себя «Новые Афины». Потомки даже окрестят его старания и успехи в этой области «каролингским ренессансом». И хотя термин этот в целом представляется несколько претенциозным, в нем, без сомнения, есть зерно истины.

Все началось с итальянских походов. Во время войны с Дезидерием Карл нашел своих первых сеятелей на ниве науки; это были историк лангобардов Варнефрид, более известный под именем Павла Диакона, и знаток классической литературы Павлин Аквилейский. Вскоре к ним присоединился еще один литератор – Петр из Пизы. Папа Адриан уступил Карлу двух преподавателей церковного пения, организовавших свои школы в Меце и Суассоне. Из мусульманской Испании прибыли готы Агобард и Теодульф, слывший первым поэтом своего времени. Ученых готов поставляла и Септимания (Готия). А после присоединения Баварии плеяду эрудитов Ахена пополнили проповедники Фрейзингенской церкви Арн и Лейдрад. Но главные центры, «экспортировавшие» франкам знания, находились на Британских островах. Ирландские монахи подарили Карлу астронома Дунгала и географа Дикуила, о котором уже упоминалось выше; из Англии же прибыл человек, сделавшийся первым помощником императора, причем не только в сфере науки и культуры.

Алкуин (или Альбин), англо-сакс, уроженец Нордумбрии и питомец Йоркской епископальной школы, которую он окончил под руководством знаменитых проповедников Экберта и Эльберта, поразил Карла своими познаниями уже при первой встрече, имевшей место в 781 году. Монарх сразу пригласил англичанина к сотрудничеству, и тот не замедлил появиться при франкском дворе. Будучи не только всесторонне образованным ученым, но и прекрасным организатором, он содействовал быстрому насаждению по всей стране начальных и средних школ, а в Ахене создал нечто вроде элитарной школы, получившей название Придворной Академии. Именно здесь Алкуин утвердил в преподавании «семь свободных искусств», позднее обосновавшихся в средневековых университетах, – «тривиум», в состав которого входили грамматика, риторика, диалектика, и «квадривиум», включавший арифметику, геометрию, астрономию и музыку. Наставляя своих учеников, учитель предлагал темы для дискуссий, собственным примером побуждая изучать греческих и римских авторов и подражать им стихами и прозой. В Академии прилежно обучались сам император, члены его семьи и одаренные юноши из придворных; в их число входили сформировавшиеся здесь молодые таланты – поэт Ангильберт и Эйнгард, будущий биограф императора.

В Академии господствовали классические и библейские традиции, о чем свидетельствуют даже имена, данные согласно англо-саксонскому обычаю ее членам. Так, император в Академии прозывался Давидом, Алкуин – Горацием, Теодульф – Пиндаром, Ангильберт – Гомером, Эйнгард – Веселиилом. Сами же занятия носили характер дружеских бесед, во время которых стирались различия между учащимися и учителем – каждый стремился равно блеснуть своими познаниями и остроумием. Вот типичный образец «Диалога между учителем (Алкуином) и учеником (королевским сыном Пипином)», сохранившийся от той поры:

«…– Что такое письмо? – Хранитель истории. – Что такое слово? – Предатель мысли. – Кто рождает слово? – Язык. – Что такое язык? – Бич воздуха. – Что такое воздух? – Хранитель жизни. – Что такое жизнь? – Радость счастливых, печаль несчастных, ожидание смерти для всех. – Что такое человек? – Раб смерти, гость места, проходящий путник…»

После ряда вопросов о состоянии человека и частях его тела начинается разговор о вселенной и явлениях природы:

«…– Что такое небо? – Вращающаяся сфера, неизмеримый свод. – Что такое свет? – Лица всех предметов. – Что такое день? – Пробуждение к труду. – Что такое солнце? – Блеск вселенной, краса небес, прелесть природы, распределитель часов. – Что такое земля? – Мать растущего, кормилица живущего, хранительница жизни, пожирательница всего. – Что такое море? – Путь отважных, граница земли, гостиница рек, источник дождей…»

Разбирая времена года, собеседники устанавливают, что зима – изгнанница лета, весна – живописец земли, лето – ее одежда, осень – житница года, а год – колесница мира, которую везут ночь и день, холод и тепло, а правят – солнце и луна.

Заканчивается диалог рядом загадок, которые учитель задает, а ученик разгадывает, вроде «мертвые породили живого, а дыхание живого пожрало мертвых…», что оказывается огнем, возникшим от трения щепок и затем спалившим эти щепки…

Из приведенного видно, что занятия в Академии не столько служили практическим целям, сколько были отдыхом для придворных, своеобразной интеллектуальной разминкой, причем присутствие женщин привносило в словесные упражнения и экспромты изрядную дозу романтики, подчас вызывая некоторую настороженность у чуткого ментора. «Пусть не витают перед твоими окнами коронованные горлицы, порхающие по дворцовым палатам», – увещевал своего легкомысленного ученика Алкуин, втайне сознавая, что его наставления пропадают даром. Некоторые современные исследователи, увлеченные подобными нюансами, даже пытаются сблизить эти ахенские собрания с литературными кружками времен Петрарки и Боккаччо, находя в дошедших до нас образцах каролингской поэзии и прозы, равно как и в произведениях придворного эпистолярного искусства, мотивы, предвосхищающие Высокое Возрождение. Как бы ни относиться к подобным взглядам, нельзя не признать, что эпические или шутливые стихи Теодульфа и Ангильберта, а также их (и не только их) переписка обнаруживают людей чуждых ученого педантизма, отражая индивидуальные черты и эмоции образованных интеллектуалов.

Но не следует думать, будто «каролингский ренессанс» коснулся лишь самой верхушки общества. Карл и его коллеги по «Придворной Академии» стремились к расширению грамотности и элементарных знаний в гораздо более широких масштабах. Открытие начальных школ, прежде всего – при монастырях, стало всеобщим явлением. В специальной инструкции Карла, датированной 789 годом, прямо сказано: «Пусть создаются школы, чтобы учить детей читать, пусть в каждом аббатстве, в каждой епархии обучают псалмам, нотам, пению, счету, грамматике». По этому поводу было дано несколько капитуляриев, выносились специальные решения соборов; есть основания думать, что Алкуин и Теодульф были главными инициаторами и проводниками реформы школьного дела. В целом, стараниями Карла и его соратников было сделано то, чего многие государства Европы не добились и тысячелетие спустя.

Говоря о литературе, полезно вспомнить, что «каролингский ренессанс» заложил основы средневековой историографии. Именно тогда появились погодные записи главных событий – Анналы, ставшие незаменимым материалом для всякого, изучающего эпоху Карла Великого и его ближайших потомков. Среди этих летописей особое место занимают Большие, или Королевские Анналы, авторство которых некогда приписывали Эйнгарду. И хотя в настоящее время это предположение отброшено, Эйнгард остается бесспорным создателем лучшего литературно-исторического памятника Средневековья – бессмертной «Жизни Карла Великого».

Всеобщим увлечением стало отыскивание и собирание древних рукописей. Алкуин и его ученики занимались реставрацией попорченных текстов и их исправлением, после чего составлялись многочисленные списки, рассылаемые по разным хранилищам. Благодаря этому оказались сбереженными для грядущих поколений многие памятники античной литературы. Сам Алкуин долгие годы работал над пересмотром текста Священного Писания; окончив его на старости лет, ученый послал исправленный список в подарок императору.

Император уделял большое внимание не только содержанию, но и оформлению рукописей. Его повелениями при монастырях создавались специальные мастерские каллиграфии – скриптории, своеобразные лаборатории книжного искусства. Главная из них находилась в Type, под непосредственным патронажем Алкуина. От нее стремились не отстать каллиграфические школы Меца, Реймса, Сен-Дени и Корби. Имелся скрипторий и непосредственно при ахенском дворе. Во всех перечисленных мастерских работа строилась на новой основе. Был реформирован рукописный шрифт – вместо прежнего неразборчивого меровингского курсива был создан тщательно отработанный «каролингский минускул» – изысканный прообраз будущих типографских шрифтов. Подлинное богатство каролингской книги составляли ее иллюстрации – уникальные миниатюры, не уступавшие византийским, исполненные золотом и яркими красками, а также роскошные переплеты, украшенные резьбой по слоновой кости и драгоценными камнями.

Все эти рукописные сокровища отнюдь не погребались в монарших сундуках, а становились достоянием грамотных людей. С благословения Карла по всей стране создавались библиотеки, причем некоторые из них, такие, как книгохранилища Корби, Сен-Рикье, Жюмьежа, Фонтенеля, Флери или Сен-Дени, получили широчайшую известность.

Проявил себя Карл-демиург и как неутомимый строитель, вполне оправдывая свое второе имя – Давид. По его почину прокладывались дороги, прорывались каналы, возводились мосты, вырастали десятки дворцов и храмов. Прежде всего он, разумеется, обустроил и цивилизовал стольный Ахен, который, по мысли Карла, не уступая в красоте Риму и Константинополю, должен был являть земной образ небесного Иерусалима, благо именно здесь разрабатывался план создания христианской империи. Упоминавшиеся выше термы были лишь частью выросшего к началу IX века дворцового комплекса, созданного архитектором Эдмом из Меца, вдохновленным трудами Витрувия и опиравшимся на советы геометра Теодульфа и знатока византийской архитектуры Павла Варнефрида. Наследник императоров Рима не желал отставать от пышности их жилищ. Ахенский дворец, как показывают его следы, был весьма обширен, поскольку должен был вмещать весь двор. В центре находились покои императора и его семьи, а также большой зал для приемов. Боковое крыло, включавшее школу, библиотеку, архивы, соединяло зал с капеллой – главной гордостью Карла и единственной частью комплекса, дожившей до наших дней. Об этой церкви известно, что заложена она была папой Львом III в 805 году и строилась восемнадцать лет. Ее интерьер состоит из восьмиугольного пространства, окруженного двумя этажами открытых галерей и увенчанного куполом. Скульптуры, мрамор и мозаика для капеллы были вывезены из Италии; оттуда же прибыли и строители, попытавшиеся в своем произведении довольно грубо повторить знаменитый равеннский храм Сан-Витале. Ахенская капелла представлялась современникам «чудом дивной и высокой красоты»; они восхищались золоченой кровлей, серебряными светильниками, бронзовыми кафедрами и массивными резными дверями, которыми можно любоваться и сегодня. К сожалению, все остальные части комплекса, построенные из дерева, давно исчезли. Подобная же участь постигла и дворцы, возведенные по приказу Карла в Нимвегене, Ингельгейме и других его резиденциях.

По образцу ахенской капеллы строились церкви по всей стране. Историки подсчитали, что во времена Карла было создано 27 кафедральных соборов и 232 монастыря, не считая простых молелен, одна из которых, Жерминьи-де-Пре близ Орлеана, в сильно перестроенном виде сохранилась и поныне.

Но, пожалуй, особенный интерес представляет то интенсивное строительство, которое по приказу Карла и на его средства проводилось в местах отдаленных, превращавшихся в сферы влияния правительства Ахена. Среди других объектов особенно выделяется странноприимный комплекс, созданный Карлом в Иерусалиме и подробно описанный неким монахом-паломником, посетившим Палестину в конце IX века. В состав этого дива входили двенадцать строений гостиничного типа, в том числе и обширная библиотека – император был и оставался постоянным радетелем христианского просвещения.

Все эти примеры вполне наглядно иллюстрируют главное: «Новые Афины» Карла должны были в первую очередь стать «Христовыми Афинами», мудрости которых надлежало служить во благо религии и церкви. И здесь ни в коей мере не могут обмануть ни Придворная Академия, так напоминающая литературные кружки XVI века, ни многочисленные начальные школы, разбросанные по всей стране, ни светская поэзия и проза, ни исторические произведения, создаваемые придворными летописцами; те же скриптории в неизмеримо большем числе «выпускали» Евангелия, молитвенники и жития святых, а начальные школы, создаваемые Карлом, были исключительно церковными заведениями. И далеко не случайно легенда считает Карла Великого основателем Парижского университета. Сорбонна, как органический синтез школы и церкви, действительно, покоится на идеях, за которые неутомимо боролся державный ученик Алкуина.

Карл-демиург, строя свои «Афины», прежде всего был зодчим «Града Божия», вся же «академическая» ученость являлась лишь вспомогательным средством для этого, как сам он неоднократно свидетельствовал в своих посланиях. «…Не умея хорошо писать, – поучал он епископов и аббатов, – люди могут извращенно понимать Священное писание, причем ошибки легко приведут к крайней опасности. Ведь в Писании много сложных смысловых фигур; и кто поймет их как следует, не изучив древних авторов, излагавших риторику? Поэтому мы и увещеваем вас заботиться об изучении словесности…»