Текст книги "Возвращение"

Автор книги: Анатолий Томилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

* * *

Да, здесь право первооткрывателя с самого начала принадлежало Вольту. Он протянул руку и тихо произнес:

– Смотри, папа…

Впереди на невысоком холме темнело сооружение. Они подошли ближе и остановились.

Внутри большого прозрачного куба, на оплавленном куске метеорита, взявшись за руки, стояли пять фигур. Четверо мужчин и одна женщина. Пятеро в одинаковых легких комбинезонах. Женщина стояла в центре группы. Откинув голову назад, она крепко прижалась к плечу высокого человека, устремившего взгляд в небо.

Вольт поднял глаза, чтобы спросить отца, что означает эта группа, но промолчал. Он все понял без слов. Отец стоял неподвижно, глядя куда-то вдаль, и из его глаз текли слезы. Впервые он не стремился скрыть их перед сыном.

Сколько они так стояли?.. Если бы кто-нибудь сказал им, что они стояли молча, оба удивились бы. Разве они молчали? Нет, пожалуй, впервые за все эти годы они вели самый откровенный и нужный им обоим разговор…

Оба не слыхали приближения странного аппарата, напоминающего формой старомодный Дирижабль без гондолы.

Человек обнял сына за плечи и привлек к себе. Сердце его часто билось. Он понимал, что сейчас произойдет то, чего он так ждал и так боялся последние годы одиночества, – встреча с людьми, с землянами.

Часть белой обшивки откинулась, открывая вход в аппарат, и по ступенькам трапа на землю сбежал высокий темноволосый человек в светлом комбинезоне… Обыкновенный человек… Широко улыбаясь смуглым скуластым лицом, землянин смело подошел к пришельцам и, протянув обе руки вперед, молча остановился. Он ждал, что заговорят прилетевшие.

И это нужно было сделать, несмотря на застрявший в горле комок. Сколько раз представлял он себе эту встречу, сколько слов, хороших и важных, придумывал он. А сейчас шагнул вперед и сказал просто:

– Здравствуйте, мы – из первой межзвездной. Старт – август тысяча девятьсот семьдесят второго года. Какое сегодня число?..

В глазах землянина отразилось неподдельное изумление. И, пока человек повторял ту же фразу по-немецки и по-английски, землянин несколько раз перевел глаза на памятник, возле которого они стояли, и обратно.

–  Я счастлив, – наконец произнес он,– счастлив, что именно мне поручили встретить вас в карантинном районе. Встретить и передать, что Земля приветствует вернувшихся.

Теплая волна радости залила человека. Землянин говорил чисто на его родном, русском языке.

Тот продолжал:

– Здравствуйте, все! – Он на мгновение бросил взгляд в сторону приземлившегося планёра.

Человек опустил голову.

– Мы все… здесь…

Скорбная складка прорезала лоб незнакомца. Он положил руки на плечи человека и не-, которое время помолчал.

– По прежним законам, – нерешительно, произнес человек, – мы должны были несколько недель находиться в карантине…

Землянин улыбнулся.

– Район приземления весь объявлен карантинным. Десять дней вы не сможете покинуть его.

– Но мы двое суток запрашивали по радио о карантинной орбите. И, только не получив ответа, приземлились. Почему не отвечала Земля?.

– Станции внешней связи никак не могли связаться с вашим кораблем. По-видимому, слишком отличаются наши системы связи. Потому что первую информацию о вас мы получили сразу же после пересечения вами пограничной зоны солнечной системы… Но, – он спохватился, – мы поговорим обо всем подробно, когда вы отдохнете. – И незаметно показал рукой в сторону Вольта. Мальчик едва держался на ногах.

– Хорошо, но у меня есть еще дела здесь на час, полтора.

– Вам нужна помощь?

– Нет!

Может быть, отказ прозвучал слишком резко, потому что землянин удивленно взглянул на него, но потом повернулся, подхватил на руки Вольта и понес его в свой аппарат.

Человек вернулся в планер. Он прямо подошел к длинному металлическому контейнеру, занявшему все свободное место в тесной кабине.

Несколько накидных гаек – и стальная плита, закрывавшая верхнюю часть контейнера, соскользнула вниз.

Лучи солнца, поднявшегося над горизонтом, пробились сквозь иллюминатор и зажгли блики на матовой поверхности металла. В контейнере, в герметическом пластмассовом футляре, лишенном воздуха, лежало скованное морозом тело его жены.

Там, в пространстве, четыре года назад он поклялся, что похоронит ее на родной планете.

На минуту он закрыл глаза, точно стремясь закрепить ее образ в памяти.

И в эту минуту на его плечо легла рука.

Человек резко обернулся.

– Ее нужно взять с собой, – голос землянина звучал тихо, но настойчиво. Человек вздрогнул. Он вез ее, чтобы похоронить, а не отдать для лабораторных исследований.

– Нет! Она останется здесь. Я похороню ее возле памятника. Сам…

Брови землянина сдвинулись. Он подошел ближе и долго рассматривал окаменевшее лицо, поднося к нему какой-то прибор.

– По нашим законам вопрос о предании земле не может быть решен одним человеком.

– Но она заслужила это право. Она умерла четыре года назад.

Землянин посмотрел на человека удивленно, потом, совсем, как Вольт, пожал плечами…

– Это ничего не значит…

Горячая волна гнева захлестнула человека. Он шагнул вперед и встал между пришельцем и контейнером. Так, значит здесь они просто интересный ископаемый материал, не больше. А чувства людей той далекой древности, какой в понимании этого землянина является двадцатый век, теперь просто чужды… Он заговорил с горечью.

– Ничего не значит? А что же «значит», что имеет значение по вашим, новым законам?..

Темные глаза землянина вспыхнули.

– Человек! – на мгновение у него дрогнул голос – И каждый имеет право на жизнь. Поэтому прежде всего надо попытаться вернуть ей потерянное.

* * *

Город шумел!

Нет, «шумел» – это, пожалуй, не то слово. Город ликовал!

Люди, встречая их, улыбались. Хотя никто из прохожих не оборачивался, чтобы посмотреть им вслед, никто не останавливался, не упирался любопытным взглядом. И от этого еще сильнее было ощущение, что город просто наполнен хорошими знакомыми.

Когда они неожиданно застывали в изумлении посреди странных улиц, улиц без тротуаров, улиц от берега до берега залитых разноцветной пластмассой, их обходили.

Обходили, уважая, право удивляться тому, что видишь впервые.

Город гудел!

Низко и одновременно звонко, рождая где-то в глубине сильные аккорды. Но это не было шумом моторов бесчисленных автомобилей, звоном трамваев, стуком, скрежетом – голосом металла, работающего на человека.

На улицах городов не было транспорта. Не стрекотали над головой и бесчисленные вертолеты. По городу в разных направлениях ходили люди. И они не мешали друг другу. Всем хватало места, чтобы не толкаться. Не было на улицах и подвижных лент тротуаров. Люди не торопились…

Глубоко под ногами, в километровой толще земли, пролегли грузовые тоннели. Стремительные потоки поездов не вызывали даже ряби на поверхности искусственных водоемов, заросших водорослями и лотосом.

Город пел!

Пел чудесную песню, в которой слились голоса тысяч ветров, играющих в прятки между маяками и башнями. Колоссальные сооружения из эластичной пленки, наполненные легким газом, казались струнами, протянутыми с неба. И голос города – звук – стал неотъемлемой частью его архитектуры.

Когда дождевые тучи по сигналу «бюро погоды» закрывали сияющее кольцо, чтобы притушить блеск дня, исполинские мачты, устремленные на десятки километров вверх, начинали светиться…

Белыми, похожими на рассвет, ночами ветры стихали. И тогда звонче в песне города проступал шелест бесчисленных листьев. Как незримые цимбалы, звенели капли падающей воды, журчали ее струи в фонтанах и водоемах.

Повсюду в самых причудливых сочетаниях с– живым орнаментом проглядывали творения Человеческого гения. Картины и фрески, древняя и новая скульптура. В городе не было музеев. Все, заслуживающее внимания, принадлежало каждому. Искусство вышло на улицы, украсило собой стены и арки, мостовые и площади.

Далеко в прошлое ушло то время, когда из городов люди убрали последние автоматические заводы и машиностроительные комбинаты, а учреждения бытового обслуживания опустили под землю.

Настало время, когда весь город стал большим общим домом. Как и во все века, люди любили свой дом, любили, заботились и украшали его.

Вокруг города шла незримая кольцевая трасса. Каждое утро начиналось со стремительного полета бесшумных воздушных кораблей-гравитопланов. Их двигатели использовали энергию гравитационного поля – поля притяжения. Энергию, о которой люди только начинали мечтать во времена их старта.

Новый вид энергии пришел на смену атомному веку.

Атом отступил, отступил, открыв дорогу новой силе. Точно так же, как в свое время отступили пар и электричество. Так же, как придет время и гравитону сдать свои позиции тому, что сейчас только рождалось в лабораториях и институтах.

И только человек был вечен.

* * *

Солнце заливало террасу, прикрытую двойным слоем кварцевого стекла. Люди забыли включить Штору, и воздух в помещении был накален и неподвижен. Лучи солнца дробились и падали на пол сложным узором из света и тени. Перед террасой стояло дерево, его ветви кудрявились листвой прямо над письменным столом. По полу ползла гусеница. Длинные шерстинки на ее теле вспыхивали, попадая в световую прогалинку, и снова гасли до черноты в островках тени. Гусеница подползла к препятствию и стала подниматься вверх. Выше… Выше…

Человек засмеялся, снял ее с ноги и посадил на зеленый лист. Цель ее пути была достигнута.

Человек писал. Стол перед ним был завален листами бумаги, снимками, многочисленными томами бортового журнала.

Приходилось вспоминать. Вписывать в дневники все то, чего он так тщательно избегал эти тринадцать лет и что оказалось самым ценным из всех материалов, привезенных с собой.

Об этом ему сказали люди, встретившие его в Восточном Дворце Космонавтов. Люди в ослепительно белых комбинезонах, с темными лицами и руками, обожженными светом других солнц.

В тот день на фасаде Восточного Дворца вспыхнуло яркими огнями его имя. И на всех языках планеты дикторы общей связи повторили это имя в сочетании со словом: «СЛАВА».

Он тоже получил право носить белый комбинезон. Это означало, что планета гордится им.

Окружающие сделали все, чтобы помочь прилетевшим ориентироваться в новом мире. А это было нелегко. Так много стало вокруг нового, необычного, что, останься один, он неизбежно растерялся бы, замкнулся в прошлом.

Люди Земли приняли его. Приняли как космонавта, как героя. Но, чтобы почувствовать себя равноправным членом нового общества, он должен был многое вспомнить. Вспомнить и честно рассказать людям обо всем, что случилось за эти тринадцать лет. Отдать на их суд свои ошибки, поступки, в которых он сомневался. Только тогда с сознанием выполненного долга он по праву наденет белый комбинезон.

Человек взглянул на часы. Пора было собираться. Сегодня торжественный день, последний раз они с Вольтом едут в Институт Жизни. Едут, чтобы вернуться оттуда втроем.

Он вошел в комнату и остановился у большого стереоэкрана, занимающего почти всю стену. Короткое нажатие руки, и из глубины стекла проступило изображение.

Берег широкой, полноводной реки. Здесь только что прошел дождь, и большие лужи отражали голубое, безоблачное небо. На песчаной дорожке детского городка играли ребята. Вот один из них, стройный белоголовый мальчик с темными очками на глазах, разбежавшись, шлепнул босой ногой по луже. Брызги разлетелись в стороны, и дети засмеялись. Они подбежали к белоголовому мальчику и схватили его за руки.

Человек повернул ручку прибора, чтобы приблизить изображение.

Теперь дети бежали по поляне, яркой от цветущих трав. Впереди со смехом мчались трое: темноволосые мальчик и девочка и еще один мальчик с белой незагорающей кожей и льняными волосами.

Взявшись за руки, ребята бежали, не разбирая дороги, И только белоголовый мальчик высоко вскидывал колени, обегая невидимые препятствия, словно танцуя сложный танец.

Вглядись человек повнимательнее, он заметил бы, что мальчик бежит сложным извилистым путем единственно, чтобы не мять цветы, встречающиеся на его пути. Простые полевые цветы…

Нет, его сын никогда не станет «идеальным космонавтом», безродным космическим бродягой, для которого Земля – одна из планет, служащих базой кораблю. Он родился в ракете, но остался сыном Земли. И кто бы смог отличить его среди этих ребят, родившихся тысячелетием позже.

Пройдет время, он вырастет. И, может быть, станет садовником, чтобы выращивать цветы. Чтобы сделать еще прекраснее эту замечательную голубую планету.

Было уже совсем-совсем пора ехать. Человек погасил экран и, вернувшись на веранду, на минутку задержался у стола. Он перевернул страницу и в знак продолжения работы написал:

«22 СЕНТЯБРЯ 3384 ГОДА. ЗЕМЛЯ…»