Текст книги "Русско-японская война. В начале всех бед"

Автор книги: Анатолий Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)

Адмирал Рожественский несколько дней был серьезно болен – врач определил приступ ревматизма. Только прикладываемый к костным соединениям лед давал облегчение. Адмирал стонал, он не спал несколько ночей. В письмах он просил семью оставить развлечения на послевоенное время, и жена вначале согласилась с ним, а затем он узнал, что она направляется в Ниццу. Его навещала Наталья Сиверс вместе с его племянницей Павловской. День рождения Сиверс отмечали на «Князе Суворове». Адмирал преподнес ей невероятный букет тропических цветов. Оркестр играл вальсы, шампанское лилось рекой. Каждый день адмирал обменивался с медсестрой записками.

Чтобы сохранить драгоценный боевой дух Рожественский устраивал ночные атаки торпедных катеров и прочие маневры. Вначале торпедные катера довольно легко наносили удары, но позднее капитаны крупных кораблей научились уклоняться от торпед. Рожественский провел и первое после Ревеля общее учение. Увы, результаты его не удовлетворили. Он имитировал и общую битву – Фелькерзам и Энквист должны были воевать против него. Они проиграли. Но запас снарядов был ограниченным, и адмиралы должны были это помнить.

Видя пагубность длительной передышки на Мадагаскаре, Рожественский решил не дожидаться Небогатова, спешащего через Суэцкий пролив. Пока есть сила, нужно делать дело. Перед отплытием скрипели перья, все писали письма родным и близким. Через месяц, писали моряки, они будут во Владивостоке. «Если ничего не случится, и если флот вскоре отчалит, мы увидим друг друга в начале мая». Людям иногда лучше не знать своей судьбы.

Надорвавший здоровье главный инженер отдыхал по-настоящему только под водой, в специальном костюме для подводного плавания, устраняя подводные проблемы. Однажды он закончил работу на «Быстром» (предмете постоянной головной боли для инженера) и возвратился на боте на «Князь Суворов». Разъяренный Рожественский обрушился на него: «Позор! Вы весь с грязи и возвратились вместо трех к пяти часам». Политовский сменил одежду и решил немного отдохнуть. Он никак не мог понять, почему им все чаще овладевает глубокий сон, пока до него не дошло, что купленные в Носи-Бе сигареты содержат опиум.

13 февраля капитан Добротворский присоединился к эскадре. Теперь Рожественский не мог ждать Небогатова, который только на следующий день покинул Либаву. Теперь нужно было спешить.

После долгого размышления адмирал Рождественский решил нарушить приказ. После обеда, во время которого он ни с кем не говорил, он удалился в свой кабинет. В час дня Рожественский появился на рулевом мостике «Князя Суворова» и просигналил всем кораблям: сообщить о наличии угля на борту, затем начать погрузку. Основные корабли добавили от 100 до 150 тонн. Два месяца безделья завершились. Отплытие произошло 17 марта 1905 г. В самый последний момент прибыло судно с обувью и другими припасами. Палубы, помимо всепроникающего угля, были заставлены ящиками с печеньем, с маслом, засоленным мясом, водкой и шампанским. Отдельно ящики с запчастями.

Эскортировали французские торпедные катера с надписями «Доброго пути». На российских кораблях играли «Марсельезу». Английские газеты советовали Рождественскому плыть вокруг Австралии – так безопаснее. Но Рожественский огласил свой маршрут: между Явой и Суматрой. Далее – Малаккский пролив. Русский флот словно скрылся от чужих глаз, он молча плыл навстречу своей судьбе. Некая апатия овладела многими в этом многотрудном и одиноком предприятии. Политовский – жене: «Беспокойство овладело моим сердцем. Я стал ко всему безразличен». К моральной апатии присоединились болезни. Треть экипажа «Суворова» маялась от хворей всех сортов. Даже врожденный оптимист Клапье де Кулонь оказался парализованным. Доктор многим офицерам прописывал седативные препараты, заканчивая опиумом и морфием.

Рожественский отплыл к голландскому Зунду. Наступило тяжелое время. Единственный член экипажа, которому доверялся Рожественский, был его помощник, лейтенант Свенторжецкий. Тот был невысокого мнения об адмирале Небогатове и не ожидал от его прибытия усиления эскадры. Следующая часть крестного пути русского флота была, возможно, наиболее примечательной. Почти пять тысяч морских миль без захода в какой бы то ни было порт! Пересечь Индийский океан в его самом широком месте! Каждые четыре-пять дней следовали остановки для угольной дозаправки. Иногда следовали починки, и весь огромный флот стоял на якорях, растянувшись более чем на десять километров. Часто транспорты тащили за собой миноносцы – чтобы сохранить драгоценное топливо. Если погода позволяла, матросы и офицеры мешками по многу часов перетаскивали уголь. Это была более чем тяжелая работа. А внизу механики колдовали над мощными машинами, которые должны были привести русский флот к означенному месту. А везде был уголь и уголь.

Впередсмотрящие вглядывались в океан, не появятся ли нежданные японцы? Первые две недели ни один парус или труба не попались на пути русской эскадры. Было рассчитано, что, в случае появления японцев, Второй эскадре понадобится час, чтобы встать в боевую линию. Еще нужно было время, чтобы снять с орудий прикрытие от угольной пыли. Свободные от вахты ловили акул.

Пересекая Индийский океан, эскадра Рожественского явственно страдала от недостаточного питания. Как пишет Политовский, «Постепенно все подходит к концу. На адмиральском столе уже нет ни водки, ни кофе… Сигареты и спички стали редкостью. Сегодня я получил кусок мыла, а в запасе остался всего лишь еще один кусок». Морякам надоела постоянная солонина. Русские власти разослали всем российским учреждениям в Азии распоряжение обеспечить моряков питанием. Из шанхайского консулата группа дипломатов отправилась во французский Индокитай с закупочной миссией. Консул в Шанхае был неприятно удивлен скудостью рациона русских моряков и нанял китайского повара для «Князя Суворова».

Не с бодрой силой готовился русский флот к бою. Запасы продовольствия быстро истощались, моральная обстановка желала лучшего. Уголь, уголь везде. Чтобы получить дополнительное место, сломали перегородки между офицерскими каютами, спали на матрасах на палубе. Участились случаи самоубийств и бегства матросов в самые дикие страны. Политовский пишет, что матросы смотрели на новые припасы «как дикие волки». Команда на «Орле» взломала винный запас. Участились случаи рукоприкладства. «Орел» пользовался особенно дурной репутацией. Именно там возник бунт, который пришлось усмирять. Искали зачинщиков. Рожественский выходил из себя. Восьмерым избранным для наказания бунтарям он говорил: «Посмотрите на них, на этих врагов России. Они скорее звери, чем люди. Собачьи морды. Посмотрите на этих предателей, которые продали свою страну японцам. В их карманах японские деньги». Он обратился к матросу с оспинами на лице: «Бог отметил проклятьем его лицо». Ко всей команде: «Только собственной кровью в морском бою вы можете искупить свои грехи. А если нет, я сниму с вас живьем шкуру».

Третий океан

Рожественский ранее предполагал пройти проливом Зунда – между Явой и Суматрой – с вулканом Кракатау посредине. Но Рожественский избрал Малакку, чем удивил весь мир. Ширина Сингапурского пролива (продолжения Малаккского) достигала всего 16 километров – превосходное место для торпедной атаки. 8 апреля 1905 г. волнующее событие, флот проходит мимо британского Сингапура. Тот еще не стал самой мощной военно-морской крепостью в мире, но уже производил впечатление. Тысячи любопытствующих людей на пирсе. Гордостью Рожественского было то, как он прошел Сингапур. Четко и тихо, в дисциплинированном строю. Английский отчет: «Они направились на северо-восток со скоростью, варьирующей от 5 до 8 узлов, боевой порядок в одну линию с различными интервалами между кораблями, крейсеры впереди, миноносцы за линейными кораблями… Все корабли очищены для боя, покрашены в черный цвет с желтого цвета трубами». Токио получило сообщение в тот же день.

Местная, влиятельная до сего времени, «Стрейтс таймс» оценила событие лаконично: «Семимильная эскадра, заросшая водорослями». «Нью-Йорк таймс»: «Сорок семь дымящих кораблей прошли медленно – восемь узлов в час, по четыре, представляя собой поразительное зрелище. Корабли несут на себе следы долгого морского путешествия… Палубы кораблей испачканы углем. Высокие моряки целые дни стоят у орудий и минных аппаратов. Эскадра исчезла около пяти часов утра пополудни, все еще окрашивая дымом горизонт на востоке». Почти враждебная лондонская «Таймс» оценила проход через Малаккский пролив как «превосходный спектакль. Русские в этой войне принесли нам немало огорчений. Тем не менее, новость, что балтийский флот адмирала Рожественского прошел мимо Сингапура и гордо проплыл в Китайское море, вызывает восхищение».

Русский консул в Сингапуре прибыл к эскадре в обеденное время. Консул сообщил, что японские корабли были на рейде Сингапура тремя днями ранее. Мукден пал, а эскадра Небогатова покинула Джибути 18 января 1905 г.

Нет сомнения, что Рожественский волновался, представляя миру свой флот, проделавший столь необычайный путь. То был, увы, относительно недолгий период оптимистического видения будущего. Но этот оптимизм был тут же погашен необходимостью ожидать эскадру Небогатова. Все отмечают исключительную нервность адмирала Рожественского в эти дни. Все задавались одним вопросом: «Какая муха его укусила?» В шестидесяти милях от бухты Камрань Семенов пишет: «Адмирал так странно ведет себя сегодня, он то беспокойный, то молчаливый. Он быстро и нервно передвигается, тянет за собой ногу, первым появляется на мостике, потом перемещается на другой корабль, на короткое время исчезает в своей кабине; Снова ходит по палубе, заглядывает в записную книжку, хмурится, что то заносит в нее, а вот уже он снова улыбается (это происходит довольно редко), затем начинает разговаривать сам с собой». Адмирал редко покидал мостик ранее девяти вечера, а это означало откладывание общего ужина.

И все же Рожественского удовлетворяли результаты последних 23 дней, путь от Мадагаскара до Индокитая. Рожественский был рад забыть о двухмесячном стоянии в тропическом Мадагаскаре под насмешками всей мировой прессы, где так легко было потерять боевой дух и самодисциплину. И то, что он прошел Малаккский пролив, приподнимало Рожественского в собственных глазах. Минуя Сингапур, он спокойно сказал: «Через несколько минут телеграф расскажет об этом всему миру». Сосредоточенно и серьезно эскадра вечером 8 апреля 1905 г. вошла в Южно-Китайское море. Позади Индийский океан, одна седьмая экватора. Перед русскими моряками (на сорока пяти судах) на их пути был уже третий океан – Тихий. В нем должна решиться судьба войны. Адмирал Того не мог не оценить этого броска в третий океан. Курс – норд-ост 21, цель – бухта Камрань во французском Индокитае. Скорость восемь узлов и днем и ночью.

Командующий британской эскадрой, базирующейся на Гонконге вице-адмирал Ноэль узнал о приходе русской эскадры в Южно-Китайское море 25 марта 1905 г. Рожественский прошел уже половину Малаккского пролива. В Сингапур были посланы «Сатлеж» и «Ифигения». Рожественский видел эти корабли. В Сайгон он послал судно-госпиталь «Орел». Рожественский через него посылал царю сообщение, что находится в трехстах милях от Камраня. Он будет ждать дальнейших приказов там, если японский флот не заставит его изменить прежние планы.

Неожиданно для всех Рожественский запросил все корабли сообщить о наличном угле. Полученные сведения буквально деморализовали адмирала. Он хотел без остановки в Индокитае броситься к Владивостоку. Но убедился, что ряду кораблей не хватит угля. Значит прежде имели место приписки. Долго стоял он на мостике. На этот раз молча. Затем махнул рукой и пошел в свою каюту.

Корабли безостановочно шли вперед, но полученные предписания направляли флот Рожественского в бухту Камрань во французском Индокитае, где предстояло ждать Третью эскадру Небогатова. Он должен был проследовать во Владивосток и передать командование адмиралу Бирилеву (командующему Балтийским флотом), уже отправившемуся поездом по Транссибирской магистрали на Дальний Восток.

Через несколько дней похода эскадра вошла в бухту Камрань. Французский контр-адмирал из дальневосточной эскадры де Жонкье с выражениями сожаления сообщил Рожественскому, что международные правила не позволяют русским кораблям оставаться во французской бухте более одних суток. Рожественсий был в столь угнетенном состоянии, что не стал перечить. День за днем он прятал эскадру от французов, стараясь накопить сил. С явным чувством раздражения адмирал сообщил в Петербург, что согласен дожидаться Небогатова. И добавил: «Я не буду более телеграфировать до битвы. Если нас разобьют, вы узнаете об этом от Того. Если я разобью его, я сообщу сам».

Почему Рожественский не слишком (мягко говоря) полагался на Небогатова? Николай Иванович Небогатов был немалое число лет знаком с Рожественским, они хорошо знали друг друга. Рожественский был прав в том, что Небогатов не был борцом; он был мягким и вежливым человеком, но отнюдь не героем. Ему трудно было наказывать людей, он предпочитал увещевания и милость. Небогатов согласился списать офицера, которого мучила морская качка. Он не мог остановить дебош, ему не под силу было восстановить падающую дисциплину на кораблях. Не такой человек был нужен в жестокой войне с Японией.

Небогатов сделал остановку на Крите – сюда из Парижа тайно доставили на торпедном катере возвращающегося с Дальнего Востока капитана «Севастополя» (погибшего в Порт-Артуре) Николая Эссена. Тот имел драгоценный опыт сражений с японцами. Эссен информировал Небогатова и его офицеров, что японцы исключительно хороши в стрельбе на быстром ходу и с дальних дистанций. Небогатов провел соответствующие учения, и они его насторожили. Как насторожило его и сообщение о том, что Рождественский, не дожидаясь его, покинул Мадагаскар.

Камрань

31 марта 1905 г. в 6 часов утра эскадра подошла ко входу к Камрань. Рожественский приказал проверить подходы на наличие мин. Затем первыми вошли транспортные суда. Одновременно эскадра начала загружаться углем. Позади были 16600 миль от Кронштадта. До Владивостока оставалось 2500 миль.

Камрань был глубоководным портом, двадцать миль с севера на юг и десять миль в ширину. Берега крутые и каменистые. Здесь могла поместиться любая эскадра. Чем-то эта бухта напоминала Порт-Артур. Торпедные катера недоверчиво обследовали всю акваторию. В Камрани имелся телеграф и почтовая служба. Рожественского ждала телеграмма: семь дней назад Небогатов вышел из Джибути.

Собрание офицеров обсуждало гипотетическую ситуацию, как защищаться от возможного японского нападения на Камрань. Каждую ночь дежурить будут четыре торпедных катера у входа в гавань. Всех огорчил инфаркт у адмирала Фелькерзама, наиболее доверенного офицера Рожественского. Но радовала близость земли. Экипаж «Безупречного» прогуливал своего козла. Капитан Егорьев буквально сроднился со своим питоном; по его приказу питона кормили через специальную стеклянную трубку, иногда добавляя коньяк. (Рядом в плетеном кресле сидел сам капитан). Пляжи были восхитительными, из тропических лесов выпархивали удивительной раскраски попугаи. Периодически моряки оглядывали гавань на предмет японских подводных лодок.

Ощутимо было нервное состояние французов – те обязаны были защищать свою колониальную империю от англичан и японцев; они чувствовали себя уязвимыми. Долгое пребывание эскадры Рожественского усиливало их страхи. Но местные власти – особенно контр-адмирал де Жонкьер любили русских. Обмен визитами был превосходным. Французский адмирал считал, что японцы вознамерились завоевать всю Азию, русским следует их остановить. Де Жонкьер написал эпическую поэму об осаде Порт-Артура. Но приказ из Парижа был недвусмысленным, русских нужно поторопить. Париж, вполне очевидно, ощущал давление Токио.

Был достигнут компромисс. Боевые корабли России 9 апреля 1905 г. вышли в нейтральные воды, а транспорты остались в гавани. Париж, между тем, продолжал нажим, и даже транспортные суда были вынуждены покинуть прелестную гавань. Недолго думая, Рожественский нашел другую бухту – Ванфонг – и остановился там. А что ему оставалось делать? Он ожидал Небогатова. Адмирал собрал высших офицеров и сказал, что будет ждать Небогатова до тех пор, пока запас топлива не станет критическим – только до Владивостока. Тогда он бросится вперед – с Небогатовым или без. Ванфонг была дикой гаванью – никого вокруг. К несчастью объявилось французское торговое судно, оно пошло на Сайгон, и вскоре весь мир знал, что «эскадра бешеных собак» обманывает всех и таится во французских территориальных водах. Снова русские корабли вышли в окрытое море – и тихо возвратились на второй день. Так – в бухту и обратно – моряки Рожественского провели две недели, ожидая Небогатова и обманывая французов.

Наступила Пасха, моряки собрали в джунглях букеты, но радости не было. Покинутые, изгоняемые, с неведомой судьбой впереди. Но слух о возвращении назад вызвал лишь ропот и гнев. «Для того ли мы испытали миллионы лишений, штормов, голода, северного холода и южной жары, провели восемь месяцев без весточек из дома, отрезанные от всего мира, окруженные страхами торпедных атак или нападения подлодок – чтобы наплевать на все это?». Вот это было по-русски.

Французские газеты тех дней дают лестное описание морского вождя эскадры. «Высоко над офицерами стоит возвышенная и благородная фигура адмирала Рожественского. Всегда спокойный и собранный, прячущий секреты своего одиночества в собственной груди, он являет собой воплощение мужества, энергии и решимости». Да, человеку, отославшему назад, в Кронштадт, троих сошедших с ума и двадцать двух заболевших туберкулезом, необходимо было немалое мужество. И это тогда, когда адмиралу сообщали, что 23 марта Того покинул порт Сасебо вместе с четырьмя линкорами и отбыл в неизвестном направлении. В апреле Рожественскому подтвердили, что адмирал Того продолжает пребывать на своем флагмане «Микаса». Несколько месяцев «легкой жизни» (после взятия Порт-Артура) подходили у японцев к концу, и они начали наращивать боевую готовность своих моряков.

Англичане уже калькулировали. Рожественский будет сильным соперником Того. По четыре мощных линкора с обеих сторон решат между собой судьбу войны. Они предсказывали, что Того применит свой маневр «Т» – постарается сконцентрировать страшный столб огня на головной (или на тыльной) части спешащей русской эскадры. Англичане уже говорили об окрестностях Цусимы как о главном поле битвы двух эскадр.

Рожественский не знал, что 5 апреля 1905 г. великий князь Алексей председательствовал на специальном собрании, посвященном будущему российского флота. Князь выразил полное доверие мужеству и прочим достоинствам Рожественского. И все же его эскадра не может обеспечить «контроль над морями». Россия может потерять свой флот. Министр финансов Коковцов сказал, что тогда Россия потеряет и Владивосток. Другие участники совещания – министр иностранных дел Ламздорф, военный министр Сахаров, военно-морской министр Авелан в своих выводах не заходили так далеко, но, похоже, близки были к скепсису Коковцова. Уже одно их молчание было многозначительным. В эти дни и недели царь много работал вместе с Ламздорфом и тот убеждал суверена, что мир с Японией необходим и неизбежен.

Напомним, что в прошедшем августе, на конференции в Петергофе Рожественский говорил о возможности обосноваться в одном из китайских портов, избегая столкновения с флотом Того, но при этом действенно присутствуя в регионе. Как база годился бы архипелаг Чоушан, расположенный между Японией и Китаем. Теперь Рожественский понимал, что это нереалистично – англичане не позволят. Франция не окажет ожидаемой поддержки. Япония своими превосходными крейсерами начнет блокаду островов. Короче: Рожественскому не нравился смертельный бросок к Владивостоку, но он соглашался с тем, что на китайском побережье ему жизни тоже не будет.

Адмиралтейство в Петербурге тоже было уверено, что на пути к Владивостоку Рожественскому не избежать страшной встречи с Того. И все же царь приказал властям во Владивостоке готовиться к приему Рожественского. Благо город с суши еще не был блокирован. Здесь строилась мощная радиостанция. Адмирал Вирениус из Владивостока прислал свои соображения Рожественскому: Того будет стремиться оставаться на значительной дистанции от своих целей – до 40 кабельтовых. Японский адмирал обычно «смертельно привязан» к своему плану, и неожиданные действия противника действуют на него оглушительно.

Состоится ли встреча с Того? Все решал царь. А он решил, что Рожественскому следует ожидать Небогатова, и далее следовать во Владивосток. Рожественский сомневался в мудрости такого решения, но он был верным подданным.

Небогатов

Почта сообщала, что Рожественский ждет где-то в Индокитае, и что Небогатов к 56-летию награжден орденом Св. Анны.

Матрос Бабушкин, гигант со стальными мускулами, раненый в Порт-Артуре (он служил на крейсере «Баян») и направленный на нейтральном судне на излечение, помог фактически прячущемуся Рожественскому найти Небогатова. Помогли и французы, нанявшие небольшое торговое судно. Несколько дней странствий, и Бабушкин, глядя в бинокль, воскликнул: «Наши идут». Он рассмотрел на горизонте линейный корабль «Николай Первый» – флагман Небогатова.

Две эскадры встретились в заливе Ван Фонг 9 мая 1905 г., неподалеку от Камраня. В половине третьего дня на горизонте показались корабли Небогатова. В три – приветственный салют. Эта встреча так или иначе подняла дух обоих отрядов. Два адмирала обнялись искренне. Рождественский в приказе восславил команды кораблей, которые совершили долгое и тяжелое плавание без использования дружественных портов. «У японских кораблей скорость выше нашей, но мы не собираемся бежать от них». Он напомнил, что у японцев больше торпедных катеров и подводных лодок; опасны мины, способные появиться на пути русских кораблей». На палубе, передав адмиралу почту, Бабушкин попросился служить на «Николае». Хочу поквитаться с японцами».

Талант и эмоции плыли в нужном направлении, но адмиралы не сделали главного, что прискорбно: они не согласовали своих действий. Рожественский не посвятил коллегу в свою стратегию. Он оставил Небогатова обиженным и недоуменным. Небогатов говорит, что вышел из каюты Рождественского, не зная плана действий, не обозначив координации общих действий. «Мы никогда не обсуждали план кампании. Он не дал мне ни инструкций, ни совета. Я вручил свою эскадру Рождественскому, и с этого момента я стал его подчиненным, обязанным точно выполнять все приказы своего руководителя». О единственном приказе вспоминает Небогатов – покрасить трубы своих кораблей в желтый цвет, чтобы не отличаться от флота Рождественского.

Общая цель – плыть во Владивосток. Рожественский царю: «Соединился с отрядом Небогатова… После инспекции и ремонта машин эскадра продолжит свой путь». Здесь эскадра взяла на борт уголь. В последний раз. Еще четыре дня увеличившаяся эскадра простояла во французских водах. Рожественский подлинное свое мнение изложил жене: «Все эти калеки, которые, присоединившись к эскадре, не усилят ее, а скорее ослабят… Гниль, которая осталась в Балтийском море, была бы не подкреплением, а ослаблением… Где я соберу эту глупую свору: к чему она, неученая, может пригодиться, и ума не приложу. Думаю, что будет лишней обузой и источником слабости».

Говоря о японцах, русскому офицеру хватило ума и мужества сказать не залихватские слова, а дать трезвую оценку противника: «Лояльность японцев трону и стране безгранична. Они не выносят позора, они умирают как герои. Но мы тоже дали клятву Высочайшему трону. Бог дал нам мужество. Бог укрепит нашу правую руку. Он одарил нас своим благословением для того, чтобы мы исполнили волю нашего самодержца и смыли горький позор нашей страны своей кровью».

Главный инженер флота Политовский паковал иконы и драгоценные письма, в которых он ежедневно создавал хронику великого похода, описывая все важные события и мелкие детали, всех собак на борту и диковинных птиц, садившихся на ванты, диких козлов в Камрани, выходивших к побережью тигров, слонов, обрывающих телефонные провода. А теперь он начинает мечтать о Владивостоке, «который кажется землей обетованной. Владивосток! Владивосток! Туда можно дойти за четырнадцать или пятнадцать дней. Это микроскопическое расстояние по сравнению с тем, что мы уже преодолели». То было последнее письмо домой.

В 11 утра индокитайские берега начали исчезать на горизонте. Увеличили скорость до девяти узлов. Курс Норд-Ост 40, в направлении острова Формоза. Офицеры «Князя Суворова» выпили шампанского. В водах, куда они шли, совсем недавно курсировали корабли Того. Три адмирала – Рожественский, Фелькерзам и Небогатов вели три отряда кораблей общим числом пятьдесят единиц. Крейсера адмирала Энквиста были разбиты на два отряда. То был один из самых мощных флотов в мировой истории, но очень пестрый по составу.

Того был быстрее. У Рожественского были могучие пушки, но артиллеристы им не соответствовали. 99 процентов его моряков никогда не слышали боевой канонады. И не видели трупов на палубе. Флот Того провел в морских боях целый год (не говоря уже о японо-китайской войне). Русские изнывали в климате, к которому они не привыкли. Невероятное путешествие полное каторжной работы для механиков и отвратительной жары для всей команды, изнурило эскадру. Для Того это были родные воды и родной климат.

Битва

Море двое последующих суток было спокойным. Отвлекали технические проблемы «Сисоя» и «Орла». Но все починили относительно быстро, и эскадра стояла огромной металлической стеной. Все размышляли о том, что на уме у главнокомандующего.

Того сожалел о том, что русские корабли в Порт-Артуре уничтожил не он, а артиллерия Третьей армии. Унизительным было и неудачное преследование линейного корабля «Севастополь». Как тень надвигалась на Японию проделавшая невероятный путь Вторая русская эскадра. Того все поставил на ее уничтожение. Глава японского флота пробыл дома лишь три дня. Затем последовала кипучая деятельность. Ремонтировались суда, устаревшие фрагменты кораблей заменялись новыми, подбирался новый штат помощников, писались проекты приказов, проводились конференции. Первыми адмирал Того посетил эскадренные броненосцы. Именно их первыми поставили в доки. За ними последовали крейсеры, миноносцы и торпедные катера. Задействованы были как государственные, так и частные доки. У японцев не было времени поднимать превосходные суда со дна портартурской бухты, но три «перелицованных» миноносца японцы добавили в свой строй. Четвертым стал «Решительный», захваченный в Чифу, переименованный в «Акацуки».

Морские верфи Японии работали день и ночь. Они еще не могли создать эскадренных броненосцев, но в эти критические месяцы верфи Кобе, Нагасаки, Йокосуки и Куре создали двадцать пять новых миноносцев. Еще десять вышли на стадию завершения строительства, но явно не успевали к приходу русской Второй эскадры. Своим начальником штаба Того вместо Симамура Хайо сделал контр-адмирала Като Томосабуро. Симамура Хайо получил звание контр-адмирала и на крейсере «Ивате» возглавил вторую эскадру адмирала Камимура. Причиной этой замены было то, что Мимамура, по мнению Того, замешкался перед русским флотом в ходе битвы в Желтом море. Тогда, 10 августа 1904 г., Того хотел идти на сближение с русским флотом, но Симамура его от этого отговорил. Они погубили русского адмирала, но не потопили ни одного русского корабля. Теперь адмирал Того хотел иметь рядом более решительного помощника.

6 февраля 1905 г. адмирал Того перебрался на свой флагманский корабль «Микаса». 21 февраля он собрал свои силы на секретной базе «Бассейн Сильвии». Русские долго лелеяли надежду самим использовать этот глубоководный залив Корейского полуострова – хорошо защищенный и удобный, расположенный между островом Коджи и Масаном. Именно здесь год назад Того готовился к войне с Россией. Третий флот под началом вице-адмирала Дева был послан на военную базу на острове Цусима, а адмирал Камимура с частью Второго флота минировал вход в гавань Петра Великого, путь на Владивосток между островами Аскольда и Корсакова. На протяжении пятидесяти километров Камимура разместил 715 мин. Преодолеть этот барьер русскому флоту будет непросто. Теперь можно было обратиться к пришельцам из Балтийского моря, не опасаясь (на некоторое время) Владивостокской эскадры. А если сюда прорвется Рождественский, то ему тоже будет тяжело преодолеть минное поле на своем пути.

Во внутреннем море Японии, в Куре, остался только один эскадренный броненосец – «Асахи». Напомним, что в ходе битвы в Желтом море «Асахи» получил пробоину двенадцатидюймовым снарядом в районе ватерлинии. Японцы работали быстро, но, если бы Рождественский поспешил, они остались бы без могучих орудий «Асахи».

Предполагалось, что Второй флот России постарается пробиться во Владивосток – ничего другого после падения Порт-Артура им не оставалось. В этом случае Рождественскому остается выбирать из трех вариантов: пролив Цусима, отделяющий Японию от Кореи; пролив Цугару между Хонсю и Хоккайдо; пролив Лаперуза между Хоккайдо и Сахалином. Самым близким к Владивостоку был пролив Цугару, но вход в этот пролив был очень узким, и проходящие по нему корабли очень хорошо обозревались (и простреливались) с берега. Помимо прочего, в Цугару было очень сильное течение (до шести узлов), так что русские корабли прошли бы этот пролив в лучшем случае за восемь часов. Ориентация на пролив Лаперуза означала большой крюк для измотанных едва ли не кругосветным путешествием моряков. Самым прямым путем была Цусима. Что против: слишком большая близость к Японским островам и к японским военно-морским базам.

Адмирал Рожественский отверг вариант пролива Лаперуза из-за сплошных туманов и сложностей угольной загрузки в открытом море. Здесь сильные течения, суда могут столкнуться друг с другом. Это самый длинный путь – 3700 миль. Пролив всего 27 миль шириной в самом узком месте. Небольшая ошибка в навигации грозила катастрофой. И это очень длинный участок пути, все ли его пройдут? Оставить здесь поврежденное судно тоже невозможно. А если Того ждет русскую эскадру именно в этом туманном месте? Даже если эскадра минует его, она придет во Владивосток «расхристанной» – живая мишень для холеных японцев. Две недели спустя, две недели похода на северо-восток – и стало ясно, что к проливу Лаперуза Рожественский не собирается.