Текст книги "Лейб-хирург (СИ)"

Автор книги: Анатолий Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Я военный врач, Владимир Федорович.

– Понял. Что было дальше?

– Под прицелом пистолета отобрал оружие у немца и велел ему написать признание. Решил передать его жандармам вместе с ним. Немец принялся писать, а я встал рядом, чтобы видеть. Немец дернулся, видимо, хотел отобрать у меня пистолет, но я успел выстрелить.

– Было именно так? – Джунковский уставился на меня. Не верит.

– Сообщаю подробности. Застрелил я немца из маленького пистолета с двумя стволами. Он носил его в жилетном кармане. В папке резидента лежали расписки завербованных им агентов, я оставил ее на столе. Еще у него был саквояж коричневой кожи с никелированным замком, но я в нем не копался. Дом, где это произошло, находится на улице Лодочной в Минске.

– Все верно, – кивнул Джунковский. – Но почему вы не пошли затем в жандармское управление? Зачем скрылись?

– Испугался, что меня примут за германского агента.

– А вот императрице рассказали!

В голосе Джунковского прозвучал упрек.

– Ее величеству невозможно соврать.

– Это – да, – согласился Джунковский. – Насквозь видит. И вот как быть теперь?

Я плеснул ему рому. Он отхлебнул.

– Могу я спросить, Владимир Федорович?

– Да, – кивнул.

– У вас есть секретные агенты в армии?

– Нет! – покрутил он головой. – Я запретил их иметь.

И здесь та же лабуда! И таким людям доверяют безопасность государства?

– Почему запретили?

– Нельзя оскорблять армию недоверием.

– А также мешать немецким шпионам.

– Господин Довнар-Подляский! – побагровел он. – Я вас попрошу!

– Замолчать? Я могу. Только напомню, что это вы пришли ко мне, а не я к вам. Вы просили рассказать, а раз так, то слушайте! Мне понятно, почему ваши подчиненные соврали – боялись, что их накажут. У них под носом действовала шпионская сеть германцев. Но как они могли разоблачить ее, если им закрыли глаза и связали руки. Как служба по охране государства может действовать без агентов? Это нонсенс!

– Откуда вам известно?

Я умный. А еще общался с офицерами ФСБ в своем мире. Оперативниками, а не теми, кто крышует бизнес в Москве.

– Почему императрица приблизила меня к себе, думали?

– Наводил справки – ваше назначение надело шуму. Молодой, никому неизвестный врач…

Неизвестный? Пусть так.

– Ходили слухи, что к вам благоволит наследница престола. Она навещала вас в Минске и привезла в Москву после ранения. Еще вы сделали операцию генералу Алексееву, избавив его от тяжелой болезни.

Вот об этом доложили…

– Но теперь вижу, что дело не в симпатиях. Вы необычный человек, Валериан Витольдович. Это не комплимент – я разбираюсь в людях.

А вот в своей службе – ни хрена!

– Может, дадите совет?

Даже так?

– Вам известно о предстоящих событиях на фронте?

– Разумеется!

– В ходе наступления наши войска будут захватывать пленных. Их следует немедленно допросить, чтобы узнать планы немецкого командования, расположение частей, их численность и вооружение. Образно говоря, выдоить, как корову. Поручите это провинившимся жандармам. Пообещайте, что забудете об их проступке, если они будут своевременно снабжать наше командование нужными сведениями.

– Немцы могут отказаться говорить.

– Нужно заставить.

– Валериан Витольдович! – он повысил голос. – Предлагаете мне дать санкцию на пытки?

– Именно так, Владимир Федорович! Хотите воевать в белых перчатках? А сколько русских солдат и офицеров заплатят за это жизнями? Читали «Войну и мир» господина Толстого? Помните, как Андрей Болконский рассуждает о французах? Они пришли на нашу землю с оружием в руках, поэтому он будет их без жалости убивать. А ведь немцы не только пришли. Они убивают наших раненых и медицинский персонал, морят голодом пленных. Они преступили законы человеческие, и поэтому больше не люди.

– Вам легко это говорить! Не вам же пытать.

– Если потребуется, смогу. Сомневаетесь? После нападения на лазарет я заколол штыком раненого немецкого солдата, который просил о помощи. Знаете, почему? Перед этим он стрелял по лазарету и атаковал его. На здании имелся красный крест, но немцев это не остановило. Они шли насиловать и убивать. Я видел перед собой не человека, а бешеного пса, которого следует уничтожить. И сделал это, хотя заслужил неприязнь со стороны медицинской сестры, которое это видела. Она так и не поняла, что не защити я лазарет, ее бы разложили на полу, а после использования прирезали бы. Бывали в операционной?

– Не довелось.

– Из нее врачи выходят испачканные крови, а то – и в дерьме, если операция на кишечнике. Это неприятно, зато мы спасаем жизни. Вам доверили безопасность государства. Должность сродни хирургической, справить ее и остаться чистеньким невозможно. Не хотите пачкаться – подавайте в отставку! Вам даже поаплодируют наши либеральные интеллигенты. А вот Отечество спасибо не скажет.

– Можно еще рому? – попросил Джунковский.

Не жалко! Я напустил ему бокал. Он взял и выпил его в два глотка.

– Странный у нас разговор, – сказал, поставив бокал на столик. – Я – генерал, командующий Корпусом жандармов, выслушиваю нотации от врача, который годится мне в сыновья, и не нахожу, что возразить. Сколько вам лет, Валериан Витольдович?

– Двадцать четыре.

Исполнилось вроде. Я этот момент как-то упустил.

– Судя по словам, так все пятьдесят. А еще у вас нет уважения к старшим годами и чином. Где вы такого набрались?

– В окопах, Владимир Федорович! А еще в госпитале. Под ножом хирурга все равны.

– Запомню. Благодарю за угощение, Валериан Витольдович. Засим откланяюсь. Не провожайте. Честь имею!

Ушел… Наверняка с большой каменюкой за пазухой. Ну, и бог с ним! Выпить еще? Не буду. Завтра у меня показательные операции в госпитале.

Глава 5

– Здравия желаю, ваше императорское величество!

– И вам здоровья, Владимир Федорович! Чем вызвана ваша просьба об аудиенции?

– Покорнейше прошу принять мою отставку.

– Что случилось?

– Осознал, что не гожусь для исправления обязанностей командующего Отдельным корпусом жандармов.

– Вас в этом кто-то убедил?

– Имел разговор с господином Довнар-Подляским.

– Вот как? – Мария с любопытством посмотрела на Джунковского. – И что он сказал?

– Посоветовал для искупления вины направить офицеров из Минского жандармского управления на фронт и поручить им допрос германских военнопленных, при этом, не останавливаясь перед пытками. Главное, как заметил господин лейб-хирург, выдоить их, как корову.

– И что вас смутило?

– Я офицер и дворянин, ваше императорское величество! Отдать такой приказ бесчестно!

Мария встала из-за стола и прошлась по кабинету. Джунковский следил за ней взглядом. Императрица приблизилась к нему и посмотрела в глаза.

– Хотите остаться чистеньким, господин генерал? Чтобы даже пятнышко на мундир не село? В грязи пусть копаются другие?

– Но, ваше императорское величество…

– Понятие чести неприменимо к убийцам. Германия напала на нашу страну без всякого повода. Ее солдаты грабят, убивают и насилуют. На каком основании мы должны относиться к ним по-рыцарски? Они бандиты, презревшие законы человеческие. Это война на уничтожение, поэтому в отношении такого врага применимы любые метода. Жаль, что вы этого не осознали. Я принимаю вашу отставку! Чем планируете заняться?

– Прошу отправить меня на фронт.

– У вас есть опыт вождения войск?

– Нет, ваше императорское величество.

– Не смогу доверить вам даже бригаду.

– Не претендую, ваше императорское величество. Для начала хотел бы послужить в штабе под началом опытного командующего.

– В Ставку вам рановато. К Деникину пойдете?

– Почту за честь. Блестящий генерал.

– Договорились. Я распоряжусь о вашем направлении к Антону Ивановичу. Надеюсь, сработаетесь.

– Приложу все силы.

– До свиданья, Владимир Федорович.

– Честь имею, ваше императорское величество!

* * *

– Здравствуйте, Афанасий Петрович! Проходите, присаживайтесь!

– Благодарю, государыня.

– Как там ваш подопечный?

– Весь в делах, государыня. Взялся так, что пробуждает опасения. Ведь только оправился от ранения.

– Он врач, Афанасий Петрович, и ему виднее. Мы знаем, что он в состоянии исцелить себя сам.

– Это так, но молодым людям свойственно переоценивать свои возможности. Как бы не надорвался.

– Не такой уж он молодой…

– Простите, государыня?

– Не обращайте внимания, Афанасий Петрович, это о другом. Вы говорили о делах. Посвятите в подробности.

– Валериан Витольдович побывал у начальника Главного санитарного управления армии. Похоже, ему удалось заразить своими идеями Николая Александровича. При управлении организованы группы из ведущих ученых и врачей. Одна из них работает над методикой переливания крови и прочих инфузий, другая разрабатывает лекарства. Трудятся день и ночь.

– Вы хорошо осведомлены.

– Вхожу в состав одной из групп, приглашен лично Вельяминовым. Почел за честь участвовать.

– И как успехи?

– Рано говорить, но, похоже, получается. Уже удается определить группу крови. Помогли чьи-то наработки, которые передало в наши руки санитарное управление. Не знаю только их происхождения.

– Не задавайтесь этим вопросом, Афанасий Петрович! Государственный секрет.

– Понял, государыня! А это правда, что в случае успеха, все причастные к нему будут удостоены наград, включая ордена и пожалования потомственного дворянства тем, кто его не имеет?

– Правда, Афанасий Петрович! Только у вас это есть.

– Не претендую, государыня! Радуюсь за коллег. Они теперь горы перевернут!

– Горы не нужно, а вот то, что положено, сделайте.

– Не пощадим сил, государыня!

– Вернемся к вашему подопечному. Чем еще отличился?

– Проводит показательные операции в учебной зале Московского университета. Поначалу на них присутствовали студенты и профессора, а теперь не отбиться от практикующих хирургов. Пришлось даже очередь организовать. Понять коллег можно, сам присутствовал на операциях. Валериан Витольдович гениальный хирург и отличный педагог. Объясняет дотошно каждую мелочь. В университете от его лекций в восторге. Руководство предложило Валериану Витольдовичу профессорскую кафедру.

– А он?

– Ответил, что сейчас не время. Предложил вернуться к этому вопросу по окончании войны. К тому же требуется ваше разрешение.

– Я его не дам. Рано.

– Понял, государыня.

– Не задерживаю вас больше, Афанасий Петрович! Держите меня в курсе событий…

* * *

– Представляешь, дочка! Твой предмет уже отправляет в отставку генералов. А именно: командира Отдельного корпуса жандармов Джунковского. Имел с ним разговор, после чего Владимир Федорович запросился с должности.

– Ты приняла отставку?

– Да. Основания серьезные.

– Значит, Валериан прав.

– Но он лезет в государственные дела!

– Он сам приходил к Джунковскому?

– Нет. Владимир Федорович – к нему.

– Значит, не лезет.

– Меня настораживает отношение к нему окружающих. Все хвалят наперебой. Подозрительно.

– Почему?

– Слишком много восторгов. Неспроста это. Довнар-Подляский становится популярным, а это может представлять опасность для престола. Не забывай, что он из мира, где свергли законного монарха.

– Не думаю, что Валериан преследует подобную цель. К тому же его не интересует власть.

– Уверена?

– Он говорил, что был бы рад видеть меня простой мещанкой.

– Это всего лишь слова. Нам неизвестно, что у него на душе. Ему сорок пять, а в этих летах люди умеют таить мысли.

– Ты несправедлива к нему, мама! Валериан не щадит себя ради блага Отечества.

– Которое новое для него. И неизвестно, стало ли родным.

– Позволь мне встречаться с ним! Я разузнаю.

– Даже не проси!

– Почему?

– Попадешь под его влияние. Этот рыжий хам умеет очаровывать людей. Даже я, послушав его пение, поддалась. Он как сирена из Одиссеи Гомера. Так что никаких встреч и писем!

– Это жестоко, мама!

– Ты не знаешь, что такое жестокость! Когда я объяснилась с твоим отцом и попросила покойного батюшку признать Александра моим женихом, он сослал его в дальний гарнизон и держал там три года, запретив иметь со мной переписку. Хотел выдать меня за одного из своих собутыльников. К счастью, тот умер от неумеренного употребления горячительного. Только после этого отец смилостивился. Я всего лишь определила тебе срок до окончания войны.

– Она может затянуться.

– Надеюсь, что нет. Пойми, дочка! С Александром все было ясно: благородного происхождения, офицер, честный и открытый человек. А твой Валериан – загадка. Телом аристократ, а внутри – плебей. К тому же себе на уме. Пусть проявит себя, а там посмотрим.

– Ах, мама!..

– Не плачь! Ты будущая государыня, нам нельзя проявлять чувства…

* * *

В конце февраля Михаила вызвали в Минск на совещание. Предписание привез посыльный из штаба фронта и вручил лично в руки. Недоумевая о причинах такой секретности (вполне можно было передать по радиотелеграфу), Михаил расписался на бланке и собрался в командировку. В предписании было указано, что совещание продлится два дня, поэтому сборами он себя не отягощал. Уложил в саквояж бритвенные принадлежности, мыло, полотенце, зубную щетку с порошком, запасные носки и пару белья. Санитарный поезд (пассажирские, ясное дело, на прифронтовую станцию не ходили) отвез его в Минск. На вокзале Михаил, поторговавшись, нанял извозчика до окружного госпиталя – предписание требовало прибыть именно туда. Ехать было недалеко, но пешком, да еще с саквояжем в руках, коллежскому асессору не уместно. Денщика Михаилу не полагалось – не офицер, а брать санитара, как ему советовали, он не захотел. Во-первых, стеснялся, во-вторых, солдата следовало где-то разместить и дать ему денег. Сделать это Михаилу не позволяла приобретенная в годы обучения бережливость. Учился он на медные деньги. Отец его держал мелочную лавку в уездном городе. Дохода от нее едва хватало на содержание большой семьи. Отец хоть и гордился сыном-студентом, но помогал мало. Семья и без того экономила на всем, младшая сестра донашивала за старшей платья и обувь. Студент зарабатывал на жизнь уроками, которые давал великовозрастным оболтусам из купеческих семей. Голодать не голодал, но купить ту же пару обуви получалось только в результате жестокой экономии. Получив, наконец, диплом, Михаил стал помощником еврея-дантиста в уездном городе. В столице или в том же Могилеве устроиться не удалось – там зубных врачей хватало и без него. Можно было, конечно, открыть собственный кабинет, но на это требовались деньги, а их не имелось. Да и кто пойдет лечить зубы к вчерашнему студенту? Разве что последний бедняк. Соплеменник помощника не баловал, платил скупо и не подпускал к самой доходной части ремесла – протезированию. Михаил рвал зубы и вскрывал нагноения. Удивительно, но ему это нравилось больше, чем обтачивать пациентам зубы и сажать на них коронки. Половину жалованья отсылал матери и сестрам – после смерти отца он стал единственным кормильцем семьи. Лавку пришлось продать за долги.

С началом войны Михаила призвали в армию. Он поначалу переживал, но оказалось, что зауряд-врачом быть не так уж плохо. Во-первых, жалованье оказалось выше, чем у помощника дантиста, во-вторых, в армии его кормили и одевали. Большую часть денег Михаил отправлял семье, оставляя лишь на необходимые расходы. Ему нравилось служить в лазарете. Здесь он чувствовал себя врачом, а не помощником зубодера. Усыплял раненых перед операциями, зашивал и чистил им раны, назначал лекарства. Коллеги относились к нему с уважением, пациенты – почтительно. А вот в зубном кабинете могли и отругать, дескать, вырвал зуб больно, хотя перед этим сами поскупились на кокаин[13]13
  В конце XIX, начале XX века кокаин широко использовался как местный анальгетик. Изобретение новокаина было вызвано отнюдь не желанием отказаться от наркотика, а его высокой ценой.


[Закрыть].

Михаил старательно впитывал в себя новые знания. Эта привычка у него осталась с университета, к тому же замаячила перспектива стать хирургом и после армии устроиться в клинику, а то и открыть собственную практику. Хирургов куда меньше, чем дантистов, и спрос на них высокий. Существенных препятствий к смене специальности не имелось. Надо лишь пройти аттестацию, получить удостоверение лекаря, что во фронтовых условиях не представляло проблем. Достаточно рекомендации начальника лазарета, а покойный Николай Карлович к подчиненным относился с душой. Еще лучше стало с появлением Валериана. Тот щедро делился знаниями, и многому Михаила научил.

В госпитале Михаил предъявил предписание интенданту в чине титулярного советника, к которому его отвел санитар.

– В гостиницу устроить не смогу, – сказал тот, окинув посетителя цепким взглядом и оценив его видавшую виды шинель и стоптанные сапоги. – Мест нет. У вас есть в Минске родственники или знакомые?

Михаил покачал головой.

– Могу предоставить комнату во флигеле госпиталя, – сказал интендант. – Условия скромные, но зато бесплатно. Согласны?

– Да, – кивнул Михаил.

Он уже ночевал в такой комнате и нашел ее лучшей, чем нары в землянке. Но объяснять это интенданту не стал.

– Тогда вас проводят, – сказал чиновник. – Начало совещания завтра в девять утра в большом зале госпиталя. Открывает его лейб-хирург государыни – специально приехал из Москвы. Не опаздывайте.

Накаркал – Михаил проспал. Привык, что его будит санитар, вот и сплоховал. К входу в госпиталь Михаил подбежал одновременно с автомобилем, на котором приехало начальство. Гостей встречали – у крыльца стояли Загряжский и Бурденко. Начальник госпиталя, заметив Михаила, окатил его сердитым взглядом. Коллежский асессор хотел прошмыгнуть бочком, но тут его окликнули.

– Миша?

Он обернулся. У автомобиля стоял Валериан, одетый в новую шинель и каракулевую шапку. На плечах – погоны коллежского советника. Он улыбался.

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – выдавил Михаил.

– Здравствуй, дружище!

Валериан легко взбежал по ступенькам и обнял опешившего Михаила, затем обернулся к сопровождавшим.

– Господа позвольте рекомендовать. Михаил Александрович Зильберман, талантливый хирург и замечательный человек. Мы с ним служили в лазарете, а потом в медсанбанте. Делили одну землянку. Ого! – он бросил взгляд на погоны Михаила. – Коллежский асессор! Поздравляю!

– А я вас коллежским советником! – нашелся Михаил.

– А-а… – махнул рукой Валериан. – Каким ветром здесь?

– Прибыл на совещание.

– Так ты теперь командир медсанбата? Правильный выбор! – похвалил он неизвестно кого. – Как там сейчас?

«Оперируем», – хотел сказать Михаил, но вмешался Бурденко.

– Валериан Витольдович, – сказал недовольно. – Опаздываем.

– Извините! – мотнул головой Валериан. – Позже поговорим! – шепнул Михаилу и подмигнул.

Бурденко и Загряжский с Валерианом, которого сопровождали двое штатских: один с саквояжем и с длинным тубусом в руках и женщина в шубке, поднялись по ступенькам и вошли в дверь. Михаил просочился следом. В гардеробе все сняли верхнюю одежду. На женщине под шубкой оказался белый передник с красным крестом на груди. А вот Валериан был одет в парадный мундир с серебряными эполетами и золотым аксельбантом. На эполете – большой императорский вензель. «Так он и есть лейб-хирург! – догадался Михаил. – Высоко взлетел».

Встречающие и гости поднялись по лестнице на второй этаж. Михаил топал следом, стараясь не привлекать внимания. Затем все вошли в распахнутые двери большой палаты, которую специально приготовили для совещания. Из нее вынесли большинство коек, заменив их длинным столом, покрытым белой скатертью, стульями и кафедрой для докладчика. Несколько коек, застеленных свежим бельем, в палате оставили. Это Михаил рассмотрел потом. Пока же, стараясь быть незаметным, просочился внутрь. Не хотел привлекать внимания, но получилось, что вошел вместе с высокими гостями, из-за чего нарвался на любопытные взгляды участников совещания. В них, как показалось Михаилу, читалось недоумение. Кто этот коллежский асессор в потертом мундире и почему он сопровождает высокую делегацию? Михаил застеснялся и плюхнулся на первый же попавшийся стул в первом ряду. Их там стояло несколько свободных. Через миг Михаил осознал, что ошибся. По обеим сторонам от него стали рассаживаться сопровождавшие Валериана люди, в том числе и Бурденко. Только Загряжский с Валерианом прошли к столу. Получалось, что места приготовили для почетных гостей, а Михаил нагло влез к ним. Однако пересаживаться было поздно – Загряжский встал за кафедру.

– Здравствуйте, господа! – обратился к присутствующим. – Рад приветствовать вас в стенах вверенного мне госпиталя. Мы собрались по распоряжению командующего фронтом, для того чтобы ознакомиться с новыми методами лечения раненых. О них нам сообщит гость из Москвы, лейб-хирург ее императорского величества Валериан Витольдович Довнар-Подляский. Поприветствуем его!

Аудитория захлопала. Валериан встал и поклонился.

– Многие из вас знают Валериана Витольдовича, – продолжил Загряжский, – как храброго воина и великолепного хирурга, который щедро делился с коллегами новаторскими приемами работы. Он спас жизнь сотням раненых, за что заслужил бесконечную благодарность от Отечества. Скажу прямо: я горжусь тем, что Валериан Витольдович служил под моим началом.

Аудитория зааплодировала. «Прогибается», – подумал Михаил о Загряжском, использовав слово из лексикона Валериана. Тот говорил необычно, но образно.

– Слово Валериану Витольдовичу.

Загряжский с Довнар-Подляским поменялись местами. Теперь за кафедрой стоял гость.

– Еще раз здравствуйте, господа! – сказал Валериан и улыбнулся. – Рад видеть вас в этом зале. Прежде чем начать свое выступление, хочу поблагодарить Филиппа Константиновича Загряжского за гостеприимство и организацию нашего совещания. Он все сделал, как просили. Немного личного. Филипп Константинович сказал теплые слова в мой адрес. Я, в свою очередь, хочу поблагодарить людей, которым обязан жизнью. Германский осколок угодил мне в голову, – Валериан коснулся розового шрама на лбу. – Присутствующий здесь Николай Нилович Бурденко вытащил его и зашил рану, благодаря чему я стою перед вами живой и здоровый. Спасибо, Николай Нилович!

Аудитория зааплодировала. Бурденко встал и поклонился. Выглядел он довольным.

– Спасибо Филиппу Константиновичу, который организовал надлежащий уход за раненым.

Пришел черед Загряжского кланяться. Он поднял руку и, переждав аплодисменты, сказал:

– Есть еще человек, которому вы, Валериан Витольдович, обязаны. Он перевязал вас после ранения и сопровождал в Минск, приняв меры, чтобы довезти живым. Это ему удалось. Рекомендую, господа! Командир санитарного батальона шестнадцатой дивизии, коллежский асессор Михаил Александрович Зильберман. К слову, ученик Валериана Витольдовича и самый молодой из командиров медсанбатов и начальников лазаретов фронта.

Михаил встал и растерянно поклонился. Он ловил на себе любопытные взгляды и сердился. Зачем Загряжский вспомнил о нем? Ничего особенного Михаил не совершил. Другой бы на его месте справился не хуже. Опять это чинопочитание! Наверное, статский советник заметил внимание Валериана к Михаилу и решил прогнуться.

– Благодарю вас, Михаил Александрович! – сказал Валериан после того, как Михаил сел. – С меня причтется, – он улыбнулся. – А теперь, господа, к делу. Я попросил начальника Главного санитарного управления Российской армии Николая Александровича Вельяминова дать мне возможность встретиться с руководителями госпиталей, лазаретов и санитарных батальонов фронта. Для чего это нужно? Под эгидой санитарного управления трудятся специальные группы, составленные из наших ведущих ученых и врачей. Они разрабатывают новейшие методы лечения. О некоторых из них я сегодня расскажу, а затем продемонстрирую на практике. Для начала о переливании крови. Семен Акимович!

Мужчина из сопровождения Валериана встал, извлек из тубуса большой лист бумаги, прикрепленный к деревянным планкам, одна из которых имела шнурок, развернул лист и повесил его на вешалку у стола. После чего сел обратно. Аудитория впилась взглядами в странный рисунок на бумаге. Он изображал две человеческих руки, которые соединяла тонкая, гибкая трубка в разрезе. Ее заполняли красные шарики.

– Для начала о группах крови. Как известно она содержит эритроциты, которые переносят кислород к тканям…

Михаил весь превратился в слух. То, о чем говорил Валериан, было не просто ново – неслыханно и, похоже, что и для остальных врачей. В аудитории стояла мертвая тишина, каждое слово докладчика звучало в ней отчетливо. Слушатели буквально впитывали неведомые для себя знания. Это продолжалось недолго. Внезапно Валериан сказал:

– Как говорится, лучше один раз увидеть. Сейчас мы продемонстрируем, как определяется группа крови. Клавдия Николаевна, прошу!

Женщина в переднике встала и прошла к столу. Следом устремился штатский с саквояжем. Он вытащил из него завернутый в бумагу пакет и положил на стол. Сестра милосердия развернула его, достала деревянную подставку с отверстиями и стала распределять в них пробирки, стеклянные палочки и трубочки. Затем выставила пузырьки и положила на скатерть несколько стеклышек.

– Готово, Валериан Витольдович! – сообщила докладчику.

– Кто первым желает определить у себя группу крови? – спросил Валериан.

Аудитория притихла. И тут Михаила будто кто в бок толкнул.

– Я! – сказал он, поднимаясь.

– Сразу видно фронтовика, – улыбнулся Валериан. – Крови не боится.

Аудитория заулыбалась – шутку оценили.

– Подойдите к Клавдии Николаевне, – сказал Валериан.

Михаил подчинился. У стола сестра милосердия попросила его руку, и Михаил ее послушно протянул. Сестра протерла спиртом его безымянный палец и уколола какой-то острой железкой. Выдавив каплю крови, набрала ее в тонкую трубочку, и распределила по трем стеклышкам. Затем открыла пузырек, с помощью другой трубочки набрала прозрачной жидкости и добавила ее к крови. Все действия сестры Валериан громко комментировал аудитории. В заключение сестра промокнула ватку в спирте и положила комочек на ранку пациента, попросив прижать его пальцем.

– Михаил Александрович, можете сесть, – добавил Валериан.

Михаил вернулся на место.

– Нужно несколько минут для реакции, – сообщил Валериан. – После чего Клавдия Николаевна сообщит нам результат. Как вы могли убедиться, процедура чрезвычайно проста – ее может провести даже сестра милосердия. Главное, не перепутать, что и откуда брать и куда добавлять. На пузырьках с реагентами есть нужные этикетки, а порядок действий расписан в брошюрах, которые вам выдадут по завершению совещания.

В этот момент сестра милосердия подняла руку, и докладчик смолк.

– Готово, – сообщила сестра.

– Посмотрим! – сказал Валериан, подошел к ней и склонился над столом. – Ага… Поздравляю, Михаил Александрович, у вас первая группа крови! Такая обнаруживается у каждого третьего жителя России. Вы – универсальный донор, ваша кровь подходит любому. Господа, – посмотрел он на аудиторию. – Вы можете подойти и убедиться лично.

Загремели отставляемые стулья. Скоро вокруг стола сгрудились военные чиновники. Они, словно дети игрушку, рассматривали стеклышки и слушали объяснения докладчика.

– Действительно, ничего сложного, – сказал Бурденко, вертя в пальцах стеклышко с растекшейся по нему розовой каплей. – А что дали эксперименты по переливанию?

– Полный успех, Николай Нилович! – сообщил Валериан. – Сейчас продемонстрируем. Михаил Александрович, – он нашел глазами Михаила. – Не уделите мне часть вашей драгоценной крови?

Михаил ощутил на себе взгляды десятков глаз.

– Пожалуйста, – выдавил смущенно, – если нужно.

– Непременно! – кивнул Валериан. – Проходите к койке. Снимите мундир, закатите рукав рубахи на правой руке и ложитесь.

Михаил подчинился. Валериан, последовав его примеру, устроился на соседней койке.

– Клавдия Николаевна?

Сестра подошла к ним с пакетом в руках. Развернув его, достала гуттаперчивую трубку с зажимом и двумя иглами. Ее помощник ловко перехватил бицепс Валериана жгутом, и сестра воткнула иглу ему в локтевую вену, предварительно протерев место спиртом. Затем ту же процедуру проделали с Михаилом. Каждое действие помощников Валериан пояснял обступившим их врачам.

– У меня вторая группа, – сообщил, когда сестра и ее помощник отступили. – Но кровь Михаила Александровича мне подходит совершенно. Без ущерба для здоровья донора можно взять до полулитра крови по французским мерам или треть штофа по старым русским. Михаил Александрович, вы чай пили?

– Не успел, – признался Михаил.

– Тогда прекратим! – Валериан сделал знак медсестре. Та подошла и убрала трубку, ловко забинтовав каждому из пациентов ранку от прокола. – Донору перед переливанием необходимо поесть и обязательно выпить горячего сладкого чаю. К тому же я не нуждаюсь в переливании большого объема крови, моей целью было продемонстрировать простоту и безвредность процедуры. Вернемся на места!

Спустя несколько минут Валериан вновь стоял за кафедрой, а Михаил сидел на своем стуле. Чувствовал он себя на удивление хорошо. Да и по Валериану было видно, что он в порядке.

– Прямое переливание – временная мера, – продолжил он доклад. – В идеале лучше использовать кровь, которую предварительно заготовили. Но с этим пока не получается, а времени нет – сами знаете почему.

Аудитория закивала – о предстоящем наступлении знали или догадывались. Когда лазарет или госпиталь начинают без заявок спешно пополнять перевязочным материалом и медикаментами…

– Как уже сказал, вы получите брошюры с описанием процесса. В ваши подразделения будут направлены лабораторная посуда, реактивы и системы переливания. К сожалению, их немного, поэтому придется после применения мыть и стерилизовать. Рекомендую первым делом определить группы крови у врачей, сестер и санитаров, чтобы знать, кого можно использовать в роли донора.

– Санитары могут не согласиться, – заметил немолодой врач с погонами надворного советника. – Мы-то люди просвещенные, а вот они – нет-с. Побоятся. А заставлять силой…

– Предложите им заменить кровь спиртом, – отпарировал Валериан. – А еще сытный обед. Что-то мне подсказывает – в очередь встанут. И обидятся, если откажут.

Слушатели засмеялись.

– Готов ответить на ваши вопросы.

И вопросы посыпались. Валериан терпеливо отвечал. Так продолжалось, пока не встал Загряжский.

– Господа! – объявил, показав карманные часы с открытой крышкой. – Перерыв на завтрак[14]14
  В то время завтраком называли привычный нам обед, а обедом – ужин.


[Закрыть]. Валериан Витольдович никуда не уезжает и охотно ответит на ваши вопросы. Обещаю, увидим много нового. Для экономии времени завтрак накрыт в столовой госпиталя. Я взял на себя смелость заказать блюда из ресторана. Надеюсь, понравятся. Прошу! – он указал на дверь.

Слушатели встали и потянулись к выходу. Валериан подошел к Михаилу и взял его за локоть.

– Меня сейчас потащат в начальственный кабинет, – шепнул на ухо. – Но ужин за мной. Где ты остановился?

– Здесь в госпитале, – сказал Михаил.

– Вечером заберешь вещи и уедешь со мной. Мне выделили апартаменты из трех комнат – половину медсанбата разместить можно. Зачем столько одному? Посидим, выпьем, поговорим. Согласен?