Текст книги "Рота Его Величества"

Автор книги: Анатолий Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

10

Его императорское величество Государь Новой России был высок и дороден телом. Обликом и манерами он напомнил мне российского государственного деятеля по имени Борис. Когда Алексей подошел ближе, впечатление подтвердилось. Заплывшие глаза, сизый нос, обрюзгшие щеки с частой сеткой капилляров – классические признаки давнего алкоголизма. Только Алексей начал раньше. За царем тянулось семейство: тощая жена с желчным лицом и четыре дочки, высокие, как отец, и тощие, как мать. Наследника трона у Алексея не имелось, по смерти царя страну ждал династический кризис. Новая Россия унаследовала от старой порядок престолонаследия, женщины в нем не котировались. Меня просветил на этот счет министр двора, сухонький, бойкий старичок, приехавший к Ливенцову назавтра после сражения. Он дотошно выспросил меня обо всем, просмотрел фильм по ноутбуку и спросил:

– Можно найти такой же, но с большим экраном?

– Разумеется! Но для фильмов лучше панель: плазменную или жидкокристаллическую – вот такую! – Я показал руками. – Только это не дешево.

– Купите! Самую большую. Не экономьте! Его величество скучает и оттого много пьет. Пусть отвлечется. Здесь не знают ваш кинематограф, а свой только зарождается. Снимают не больше десятка фильмов в год, да и те… – Он махнул рукой. – Разумеется, нужен подбор картин. Никакой распущенности! Церковь не одобряет разврата – митрополит у нас строг. Тысячи золотых рублей хватит?

«Хватит и пятисот!» – хотел сказать я, но увидел Зубова, делавшего за спиной министра большие глаза, и кивнул.

Министр отсчитал сто золотых десяток.

– Ваше вознаграждение входит в эту сумму! – предупредил, придвигая золото. – А это, – он выложил на стол тяжелый пакет, – на лекарства. Список внутри. Исходя из цены золота в Старом Свете и нашей информации о ценах на лекарства, хватит с избытком. Поскольку вы получаете вознаграждение за первую покупку, за вторую оно не предусмотрено.

«Жлоб! – подумал я. – Причем еще тот!»

После того как министр удалился, Зубов взял меня под локоть.

– Илья, не в службу, а в дружбу, но компьютеры нужны – во! – Он провел ладонью по горлу. – Это же Корпус жандармов, без электронного учета пропадем. В ноутбуках, что Ненашев привозил, винчестеры сыплются. Хотя бы десяток!

– Вознаграждение не предусмотрено? – догадался я.

– Более того, на закупку не дам! Нечего! Бюджет распределен, до Рождества денег не выделят. Я понял, на кино тебе пятисот рублей хватит, на оставшиеся возьми ноутбуки.

– После чего перебирайся в землянку и ешь хлеб с водой? – спросил я – это поголовное жлобство начинало меня раздражать. – Ладно. У Рика с Улой дом сгорел!

– Будет и дом, и все, что пожелаешь! – успокоил Яков. – Идею подскажу. У тебя свои деньги остались?..

Исполнение этой идеи зависело от сегодняшнего показа, и я склонил голову перед его величеством.

– Ну? – сказал он. – Что тут?

– Кино! – сообщил министр двора. – Илья Степанович привез.

– Хорошее кино?

– Фильм об английском короле Георге Шестом, – сказал я, – отце ныне правящей королевы Елизаветы. – О его непростом пути к трону, о трудностях, которые ему пришлось преодолеть накануне Второй мировой войны.

– Гм! – Алексей бухнулся в кресло, от чего оно затряслось. – Давай!

Я нажал кнопку на пульте, фильм начался. Накануне его смотрели министр двора с сановниками, их лица сказали мне многое. В стране, где нет телевидения, а радио – проводное, большая плазма с яркой передачей цветов и объемным, многоканальным звуком воспринимается как чудо. Я стоял позади (сидеть в присутствии царственных особ мне не полагалось) и по застывшим спинам и неподвижным головам зрителей видел, что не ошибся. Мне самому фильм нравился – редкий случай, когда «Оскар» дают заслуженно.

Полтора часа пролетели, как один миг. Когда по экрану поползли титры, я выключил изображение. В зале воцарилось молчание. Первым нарушил его Алексей.

– Вот это король! – сказал, прочистив горло. – Настоящий! И у него был друг… – Царь встал. – У вас много таких фильмов, Илья Степанович?

– Несколько сотен, ваше императорское величество!

– Будешь показывать?

– С вашего позволения… – начал я, но министр двора среагировал быстро.

– Мы договорились, что этим займется мой племянник, – зачастил он, подскочив. – Илья Степанович обещал обучить.

– А он? – Алексей ткнул в меня пальцем.

– Проходчику надо отлучаться. Он не сможет постоянно.

– Ладно! – Алексей вздохнул. – Мы его наградим. Пиши! Внести в Бархатную книгу, это само собой. Второе… – Алексей окинул меня взглядом. – В армии служил?

– Так точно!

– В каких войсках?

– В спецназе.

– Что такое?

– Войска, обученные много большему, чем обычные. Выполняют особо сложные задачи.

– Чин?

– Прапорщик!

– Всего-то?

– Вышел в отставку по получении диплома юриста.

– Понесло дурака в стряпчие! – не одобрил царь. – Легкой жизни захотел? Верста коломенская, гренадер, а туда же! Значит так! Сам обучен, и мне людей подготовишь!

Я хотел возразить, но министр за спиной Алексея замахал руками, и я молча поклонился.

– Жалую чин капитана гвардии! – продолжил царь.

– Ваше величество!

– Мало?

– Я проходчик и не смогу служить в полную силу.

– Как сможешь, так и послужишь. Кто станет слушать тебя без чина? Живешь где?

– В гостинице.

– Капитану гвардии положен дом. Что у нас из выморочного? – Алексей повернулся к министру.

– Особняк Воейкова.

– Отдашь ему, понял?

Министр поклонился.

– Доволен? – Алексей повернулся ко мне.

– Потрясен! – подтвердил я.

Это было правдой. Включение в Бархатную книгу давало мне сто рублей месячного пособия, еще столько причиталось за капитана. Большие деньги в стране, где рабочему платят тридцать рублей. Правда, если быть объективным и пересчитать по курсу золота, наши работяги получают немногим больше. И еще особняк…

Алексей довольно засмеялся.

– Ваше величество!

– Что еще? – нахмурился он.

– Мой предшественник, Иван Павлович Ненашев, чрезвычайно много сделал для Новой России.

Царь кивнул.

– У него остались дети: сын и дочь, мои кузен и кузина. Они пребывают в жалком состоянии: у них сгорел дом, а новый построить не на что – у кузена жалованье вахмистра.

– А содержание ари? – удивился Алексей.

– Они не числятся в Бархатной книге.

– Почему?

– Мать была вейкой.

– Тогда правильно.

– Заслуги отца…

– Указ о чистоте крови! – нахмурился царь. – Нарушать не дозволено! Никому!

– Кроме монарха!

– Льстец! – Алексей погрозил мне пальцем. – Подумаем.

– Можно мне забрать их в Петроград?

– Бери! – разрешил царь. – Что еще покажешь?

– С вашего позволения, фильм о бабушке короля Георга, королеве Виктории.

– Валяй! – согласился царь. – Да садись ты! Теперь можно…

Я пристроился на стуле. Дочка царя, старшая, насколько я мог судить, тихонько придвинулась и прижалась ко мне костлявым бедром.

«У них это болезнь!» – подумал я.

К счастью, на экране появилось изображение, и обо мне забыли.

В гостиницу я вернулся поздно. Царскую семью пробило на кино, пришлось показывать и после обеда. Хорошо, что фильмов было в избытке. Я устал, пропотел: местное платье, которое пришлось срочно сшить для приема, оказалось тяжелым и жарким. Сбросить с себя все, залезть в ванну…

– Вас дожидаются! – сказал портье, вручая мне ключи. – Давно.

Я оглянулся. От дивана, стоявшего у стены, ко мне спешил невысокий кругленький господин в визитке, жилете, белой рубашке и галстуке. Волосы господина были расчесаны на прямой пробор и чем-то обильно смазаны. «Лампадное масло», – почему-то подумалось мне. Круглое лицо господина лоснилось.

Приехав в Петроград, я словно окунулся в историю вековой давности. Мощенные булыжником мостовые, прихотливо изукрашенные двух-трехэтажные дворцы в центре города и громады заводов из запыленного кирпича на окраине столицы, столбы электропередач с многочисленными перекладинами и фарфоровыми изоляторами, конные экипажи, шлагбаумы, городовые, прохожие, одетые по моде начала двадцатого века… Подошедший ко мне господин был тоже из прошлого. От лиц, знакомых по историческим фильмам, его отличали только уши – большие, острые, поросшие короткой шерсткой.

– Илья Степанович! Ваше высокоблагородие!

Чин капитана даровали мне сегодня, но незнакомец это знал.

– Чем обязан?

– С вашего позволения… Купец первой гильдии Буров Нил Семенович. – Буров поклонился и шепнул: – Я насчет кино.

– Идемте! – кивнул я.

Мы поднялись на второй этаж. Купец семенил, отстав на шаг, всем своим видом выражая почтение. Мы зашли в номер. Заранее распакованная плазменная панель стояла на столе, выступая за его края. Колонки размещались на полу. Я усадил Бурова в кресло и щелкнул пультом.

– Вы смотрите, а я умоюсь и перекушу. Устал, голоден.

– Занимайтесь! – замахал он руками. – Не обращайте внимания!

Я нашел в списке фильм, показал гостю, как регулировать звук, и отправился в ванную. Сбросил одежду и вытянулся под струей воды, ощущая всей кожей ее ласковую прохладу. Полежав немного, я с огорчением выбрался из ванны. Хотелось есть, к тому же меня ждали. Надевать пропотевшие рубашку и пиджак я не стал. Постояльцам гостиницы полагался халат, я облачился и вышел в гостиную. На экране плазмы бегали синие люди с хвостами, Буров следил за ними, выпучив глаза. Я позвонил портье и заказал ужин.

Я доедал десерт, когда в дверь постучали. На пороге стоял человек в визитке, жилете и белой рубашке с темным галстуком. Волосы его были расчесаны на прямой пробор и смазаны. Второй гость в отличие от первого был высок и худощав, но уши были точно такими же.

– Гущин Мефодий Анкидинович! – отрапортовал он. – Купец первой гильдии. Я насчет кино.

– Уже пришли, – уведомил я, – смотрят.

– Кто? – Гущин рванулся в номер, едва не сбив меня с ног.

– Нил! – завопил он, увидев Бурова. – Пройдоха! Как смел? Это мое дело!

– С какой стати твое?! – крикнул Нил, вскакивая. – Думаешь, раз даешь жандармам хабар, так все захватил?..

– Я? Хабар?! – побагровел Мефодий. – Это ты челядь дворцовую подмазываешь, чтоб дорогу мне перебежать! Да я тебя!..

Мефодий вцепился в визитку Нила, тот не остался в долгу. Гости завозились, таская друг дружку за лацканы.

– Выгоню! – пообещал я. – Обоих!

Купцы замерли. Я взял пульт и выключил панель.

– Сели! Живо!

Купцы уселись на диван, бросая друг на дружку испепеляющие взгляды. Я притащил стул и устроился напротив.

– Кто из вас от Зубова?

– Я! – поднял руку Мефодий. – А этот самозванец!.. – Он бросил испепеляющий взгляд на Бурова. Тот облизал губы.

– Я проведал, что его высокоблагородие сегодня демонстрировал его императорскому величеству фильму с применением новомодного устройства, за что был удостоен высочайшей милости…

– От лакея узнал! – хмыкнул Гущин. – А меня вот сам Яков Сильвестрович прислали-с. Да-с.

– Чем я тебя хуже? – обиделся Буров. – В нашем деле кто первым успел, тот и съел!

– Вот тебе! – Гущин скрутил ему фигу. Буров не замедлил ответить.

– Выгоню! – напомнил я.

Купцы фиги убрали.

– Панель у меня одна, – сказал я. – Распилить не получится.

– Не надо пилить, ваше высокоблагородие! – подскочил Буров.

– Илья Степанович! – уточнил я.

– Хорошо-с! Не затем пришел, чтобы купить. Ему продайте! – Нил указал на Гущина. – Зачем мне одна? Много надо! Мы, Илья Степанович, с вами кумпанство организуем по прокату фильмов.

– Это почему с тобой?! – вскочил Мефодий.

Я поднял руку, и купцы умолкли. Купленную за свои деньги панель я планировал выгодно продать – это и была идея Зубова. Он же обещал найти покупателя. Местные купцы сообразили лучше. Для большого зала панель не годится, но можно открыть много маленьких. Можно установить в ресторане или кафе, извлекая дополнительную прибыль от продажи еды и напитков, как то делают в нашем времени. Это общество отстало от нашего на сто лет, но предприимчивые люди были такими же. Без них не обойтись.

– Знаете, откуда это? – Я указал на панель.

Купцы кивнули. В их глазах я выглядел таким же пройдохой, только более ловким. Личность проходчика сохранялась в тайне, купцам знать ее не полагалось. Официальной легендой было рождение в отдаленном северном поместье мальчика-ари, его возрастание у подножия гор, где много-много диких обезьян, ущербное образование, полученное от любящих родителей, не отпустивших единственное чадо в развратный Петроград. Этим объяснялось нежелание отпрыска писать от руки, его неосведомленность о реалиях Новой России, а также отсутствие приличных манер. Со смертью родителей Илья Степанович Князев вырвался в свет. Зубов, разработавший эту легенду, не больно-то старался: разоблачать самозванца было некому.

– Проход в Старый Свет под опекой государства, а тут коммерческий интерес, – напомнил я.

– Не беспокойтесь! – заверил Гущин. – Яков Сильвестрович обещал содействие! – Он самодовольно глянул на Бурова.

– Понадобятся деньги. Много.

– Это пожалуйста! – Нил достал бумажник, а из него – узкую книжицу. – Мой вексель в любом банке учтут!

– Почему твой?! – нахмурился Гущин.

– Закончили, мужики! – сказал я. – К делу! Бумага и перо здесь найдутся?

Они смотрели недоуменно.

– Договор писать, – пояснил я. – О создании закрытого акционерного общества в составе трех учредителей. Только, чур, я диктую! – Купцы удивленно уставились на меня. С чистописанием у меня не очень, – пояснил я, смутившись. Смущение было искренним, и ему поверили…

* * *

Рик плюхнулся в стоячую, покрытую тиной воду и побрел, разгребая ее руками. Следом посыпались в болотину остальные.

– Смелей! – прикрикнул я. – Танки грязи не боятся!

Те, кто брели сейчас в зловонной, болотной воде, вряд ли видели танки, но меня поняли и заторопились. Я стоял на противоположном берегу, та же вода стекала ручьем с моего камуфляжа и хлюпала в берцах. Приставшую тину я не счищал. Пока солдат не сроднится с грязью, на войне ему не место. Это в кино герои в чистеньком камуфляже бегают по зеленой травке, их лица выбриты, руки ухожены, а оружие сияет. В реальности война – грязь. На форме, теле, оружии, душах… Война – это мокрые, вонючие носки, слизь в промежности, заскорузлый камуфляж и белье, которое проще выбросить, чем отстирать. Это черная пустота в душе после неудачной операции и полный стакан, позволяющий об этом забыть…

Последний солдат взвода выбрался на берег. Я поправил ремень автомата.

– Бе-егом! Марш!

Взвод, разбрызгивая грязь, устремился к полигону. Впереди нас ждал овраг, глубокий ручей и болотистая низина на закуску. Танки грязи не боятся! А им еще стрелять…

Я обалдел, когда меня отвели в арсенал и открыли ящик. Новенькие, в густой заводской смазке автоматы Калашникова покоились в ряд, словно говоря: «Залежались мы тут!»

– Откуда? – выдохнул я.

– Иван Павлович раздобыл, – пояснил сопровождавший меня Зубов. – Двадцать лет назад.

– Сколько их?

– На роту хватит.

– Но почему?.. – Я не договорил, но Яков понял.

– Слишком мало, чтоб вооружить сколь-нибудь значимое подразделение, а больше купить не удалось. Ненашеву и без того пришлось худо – приходили с обыском. Повезло, что ящики той же ночью переправили сюда. Мой предшественник во избежание неприятностей закупки запретил – и правильно сделал. Армию через подвал не вооружить. Мы пытались скопировать автомат, но не получилось; партию передали в арсенал. Любое оружие, даже самое современное, мало значит, если им не владеешь в совершенстве. У нас не знают, как с ними обращаться, а ты профессионал.

– А патроны? Профессионалы стоят по колено в гильзах!

– По колено не обещаю, но по щиколотку будет…

В тот же день я опробовал ствол. Это был «АК-47», древняя модель с фрезерованной ствольной коробкой и пластмассовой рукояткой. Под крышкой ствольной коробки хоть собак гоняй – ничего, кроме возвратной пружины и курка. Где, на каком складе завалялись эти мастодонты, теперь не узнать. Но все же это был «калаш» – простой, надежный и родной. Автомат вел себя безупречно. Он оказался замечательно сбалансированным – приклад будто врастал в плечо, а мушка, как приклеенная, наводилась на цель. Зато при стрельбе очередями ствол забирало вправо-вверх – компенсатора не имелось. Поразмыслив, я решил обучать курсантов стрельбе одиночными – на американский манер. Заодно сэкономим патроны – здесь их вырабатывают почти вручную.

Просто так автоматы мне не дали. Бюрократия в военном ведомстве была еще та, как и коррупция. Меня это не удивило. Плазменная панель и два ноутбука решили проблему. Я получил не только оружие, но и право самостоятельно набирать людей. С последним оказалось непросто. Служить в Отдельной Его Императорского Величества гвардейской роте специального назначения захотели многие. Прослышав про новое подразделение, набежали потомки знатных фамилий, отчего-то решившие, что специальное назначение – это тереться вокруг Государя. После первого занятия их как ветром сдуло. Я только посмеялся. Отпрысков богачей не наблюдалось и в российском спецназе. Купаться в грязи и собственном поту, когда за оградой ждут «Бентли» и телки? Баба с возу – коню легче… Остались веи, двадцать человек. Больше за раз все равно не обучить. Из взвода вырастет рота, а младшие командиры, лучшие из лучших, обучат новобранцев. Кто-то из тех, кто рысил сейчас за мной, возглавит и роту: долго командовать я не собирался. Не для того снимал погоны в своем мире, чтоб надеть их в чужом.

Грязные, как черти из ада, курсанты выбежали на полигон. Запаленное дыхание, но на лицах упрямство. Хорошие ребята! Вдали замелькали ростовые и грудные мишени – наше появление заметили.

– Взвод! – рявкнул я. – К бою!..

Со дня приема во дворце и подписания договора с купцами жизнь моя превратилась в сумасшедший дом. Панели были благополучно приобретены и доставлены в Петроград – вместе с партией простейших ноутбуков. Последние предназначались для богатых и нетерпеливых – тех, кто не хотел ждать обновления репертуара в кинотеатрах. К каждому ноутбуку прилагалась подобная инструкция с рисунками – на какие кнопки и в какой последовательности жать. На инструкцию ушла ночь и три картриджа лазерного принтера, которые к тому же перезаправлялись. Результат того стоил. Цену на ноуты выставили заоблачную, но они шли в улет – богатых людей в Петрограде хватало. Я посетил митрополита Сергия: без его одобрения запустить проект было невозможно. Приняли меня мгновенно: слух о необычном ари распространился по городу. Зубов согласовал детали визита, заминок не вышло. Я преподнес в дар владыке небольшую, но качественную плазму, вместе мы просмотрели фильм «Поп», который митрополиту понравился. На вид Сергию было за шестьдесят, но выглядел он моложаво: непривычная для людей его сана стройная фигура, красивое лицо, умные черные глаза.

– Зачем вам это, Илья Степанович? – спросил он, имея в виду цель моего визита.

– Деньги! – сознался я.

– Ожидал, скажете: для просвещения масс! – улыбнулся митрополит. – Хорошо, что не врете. Вы бедны?

Я вздохнул: через мои руки в последний месяц прошли громадные суммы – и бесследно для владельца рук. Продажа плазмы провалилась – пошла в уставный фонд акционерного общества, из казны я ничего не получал – местная бюрократия все еще что-то согласовывала; из имущества у меня имелось три смены одежды, считая камуфляж, две пары белья и пустой особняк, требующий ремонта. Плюс кузены, которых я вытащил в Петроград, и потому обязан был кормить. Я жил в долг, благо пока давали. Отказ митрополита грозил финансовой катастрофой.

– Алчность – большой грех! – продолжил Сергий. – Иван Павлович отличался бескорыстием.

Митрополит знал мою тайну, я не удивился. Церковь нередко осведомлена лучше спецслужб.

– Дядя оставил детей без средств, – сказал я. – Мне пришлось взять их под опеку.

– Они молоды и могут работать! – возразил Сергий.

– Родители не должны содержать взрослых детей, – согласился я. – Однако дать им образование – их долг. По смерти матери брат оставил университет и пошел в армию, чтоб кормить сестру. Ула окончила начальную школу, профессии у нее нет. Если она выйдет замуж, содержать ее будет супруг, а если не выйдет? Деньги, как оружие, могут нести зло и добро; все зависит, в чьих они руках.

– Какое добро несете вы?

– По соглашению с партнерами десять процентов прибыли пойдут на богоугодные дела – на приюты, дома призрения и больницы. Помимо коммерческих сеансов для обеспеченной публики, каждый кинотеатр станет устраивать показы для детей и стариков по символическим ценам. Одна установка будет ездить по больницам, домам призрения и приютам и демонстрировать фильмы совершенно бесплатно.

– Что вы намерены показывать детям? – сощурился Сергий.

– Что одобрит церковь, – заверил я.

– Хотите сделать из нас цензора?

– Скорее наставника. Надеемся, что наставник будет строг, но справедлив. Фильмы предназначены не для монахов.

– Хитер! – засмеялся митрополит. – Согласен! Присылай, поручу клирикам смотреть. Представляю, как они обрадуются! – Сергий вздохнул. – У меня к вам просьба, Илья Степанович! Скоро век, как мы пребываем без канонического единения с Русской церковью. Хотели бы знать, как она живет.

– «Вестник Московской патриархии» сойдет?

– Хотя бы!

– Возьмите! – Я протянул митрополиту пакет. – Подборка номеров за последний год. На диске при плазме есть документальные фильмы, в том числе о святых местах: Иерусалим, Вифлеем, Назарет… В инструкции написано, как отыскать.

– Если вас прогонят с военной службы, – сказал Сергий торжественно, – приходите к нам! Место найдем!..

Открытие кинотеатров состоялось одновременно. Основную работу взяли на себя партнеры, но и мы потели. Никто, кроме меня, не мог обучить персонал умению пользоваться плазмой, а таких людей требовались десятки. С первого взгляда немудреная вещь, но это для человека нашего времени. А если компьютер и телевизор в глаза не видел? Я составил подробную инструкцию и провел ряд практических занятий. Пацаны (я велел брать именно их) впитывали науку, как губка, лица их горели восторгом. Еще бы! Оказаться при таком деле! Мало того, что жалованье хорошее, так вся округа завидует: фильмы смотрит бесплатно! Возникла и неожиданная проблема. Клирики Сергия резали репертуар, как траву серпом, мне пришлось обратиться к митрополиту – половину зарезанных воскресили. Невинный «Аватар» в воскрешенные не попал. На мой вопрос: «Почему?» – был дан лаконичный ответ: «Про чертей!» Епархия рубила фильмы с постельными сценами, те, где отрицали бога; под секвестр пошли американские комедии и затесавшиеся в список ужастики. Последние было не жалко. Уцелевших фильмов все равно хватало, проблем с правообладателями я не опасался. Случись здесь адвокат из США, он умылся бы соплями: закона о защите авторских прав в стране не существовало, а про вступление в ВТО никто не думал.

Кинотеатры открылись при аншлаге. Реклама сделала дело. На предварительный просмотр пригласили журналистов, те разразились восторженными рецензиями, к кассам выстроились очереди. За билет драли рубль, это было неимоверно дорого, но их расхватывали в считаные минуты. Спекулянты перепродавали билеты, снимая жирный навар. Меня зазывали в гости знатнейшие семейства, жаждавшие увидеть человека, «открывшего России Старый Свет». Увернуться от таких приглашений было невозможно, да и партнеры не советовали, я приходил и изображал статую. Статуи, как известно, не говорят, они улыбаются. Рот открывать я опасался: сморозить несуразицу было проще простого. Молчание воспринимали как таинственность, это разжигало интерес. Девицы со мной жеманничали и заговаривали о возвышенном. Их ужимки вгоняли в тоску и рождали желание сбежать, что я осуществлял при первой же возможности. Будь моя воля, я не вылезал бы с полигона, но приличия требовали появлений в свете. Я ведь стал ари! Некогда, читая «Войну и мир», я не понимал терзаний Болконского: чего ему не живется в богатстве? Чем не угодил высший свет? Теперь понимал. Фальшивые улыбки, фальшивое радушие, искренний интерес только к состоянию и чину.

Мучиться, однако, было за что: проект окупался стремительно, мой счет в банке рос как на дрожжах. Я отремонтировал особняк, обставил его мебелью, у меня появились мажордом, горничная, кухарка, кучер и дворник. Капитану гвардии и его родным не пристало заниматься физическим трудом – это мне доходчиво объяснили в императорской канцелярии. В объяснении был резон: заниматься домом времени не было. Мы с Риком пропадали на полигоне, Ула поступила на фельдшерские курсы, семья собиралась только за ужином. В Петрограде сестра освоилась быстро. Щебетала по телефону, ругала зануд-преподавателей, канючила у меня билетики для подруг. В гостиной дома стояла приличная плазма, я предлагал Уле смотреть кино здесь, но приглашать подруг к себе она почему-то не хотела.

С прислугой помог Мефодий. В канцелярии двора мне дали список, но Гущин даже смотреть не стал.

– Бездельники и воры! – хмыкнул презрительно. – У Государя воровали – и у тебя станут. Есть у меня на примете мажордом, как раз место ищет.

– Рассчитали? – спросил я.

– Хозяин умер, двадцать лет ему служил.

Пров мне понравился. Степенный, представительный, как английский лорд, он держался вежливо и с достоинством. Впечатлению способствовали пышные ухоженные бакенбарды. Единственным отличием от лорда были уши Прова, хотя насчет ушей я готов был поспорить. Кто знает, какие они у лордов, учитывая, что «лаймы» не один век толкались в своих колониях, путались с туземками, а после натащили их в страну? Пров запросил пятьдесят рублей в месяц, я не торговался. Мажордом подобрал остальных слуг, организовал их работу. С этого дня я забыл о быте. Утром нас ждали завтрак и чистое, выглаженное платье. Одежда более не валялась на полу, в доме было прибрано, на полигон и обратно нас везла пролетка, по возвращении в дом ждали ванна и вкусный ужин.

В благодарность я разрешил прислуге смотреть фильмы. Рачительный Пров это немедленно использовал. Отныне провинившийся слуга лишался очередного сеанса (в случае тяжелой вины – двух и более), это считалось серьезным наказанием. Единственное существо, которому наказание не грозило, был найденыш с носочками на лапках. Ваське в доме позволялось все: лазить по шторам, ронять на пол горшки с цветами, воровать мясо и лизать неосторожно забытую на столе сметану. Некогда жалкий комочек превратился в наглого котяру, уверенного, что в доме он главный. Я попробовал поставить его на место, это вызвало негодование Улы и укоризненные взгляды Прова. Я отступил, но велел, чтоб представитель кошачьих на глаза мне не попадался. Приказу только обрадовались. В доме шло негласное соперничество за право тискать хулигана, причем, к моему удивлению, в списке претендентов значился и Пров. Я замечал серые шерстинки на его брюках, а однажды, спустившись в гостиную, застал трогательную сцену. Пров сидел в кресле и гладил разлегшегося на коленях Ваську. Котяра довольно мурлыкал, а лицо Прова лучилось радостью. Я вздохнул и вернулся к себе.

В короткое время у меня появился дом, семья, деньги и положение в обществе, но я не ощущал себя счастливым. То, что я видел в доме Ливенцова, не давало мне спать. Нападение очхи помешало мне выяснить отношения с Александрой – было не до того. Честно говоря, я обрадовался – разговор меня страшил. Александра уехала, а на меня свалились заботы. Я стал забывать происшедшее, но с приездом в Петроград воспоминания вернулись. Почти на каждом званом вечере я видел Александру. Безукоризненно одетая, причесанная и невозможно красивая, она являлась, как фея из сказки; видеть ее было радостно и мучительно одновременно. Александра шутила, смеялась, танцевала; я смотрел на нее, подпирая стенку. При встрече мы раскланивались, но не более. Мы не подходили друг другу. В высшем свете я был чужак, а она в нем жила. Она не заговаривала, а я не знал, стоит ли попытаться. Я ловил ее взгляды, но не мог понять: что в них? Смущение? Презрение? Жалость? На вечера Александра являлась одна. Меня это злило: у нее был жених, почему они не вместе? Мне стало б легче, будь это так. Как бы то ни было, но с сердечными муками следовало рвать, и я придумал.

Улу интересовали мои вечерние отлучки, я предложил ей составить компанию. Я понимал, что нарываюсь на скандал – веев в высшем обществе не привечали. Передо мной закроются двери лучших домов – вот и ладно.

Ничего не подозревавшая Ула побежала по портнихам, в доме начались примерки. К процессу подключили нас с Риком, но главным консультантом выступил Пров. Вкус у него оказался отменным. Платье с открытыми плечами, высокая прическа, изящные туфельки и нитка жемчуга на тонкой шее преобразили Улу. Перед нами стояла женщина, красота которой только начала расцветать, смущенная и милая. Не представлялось, что это романтическое существо совсем недавно доило корову и ставило в печь горшки с кашей. Даже Рик, скептически воспринявший идею, одобрительно хмыкнул.

– Они там все упадут! – сказал я Уле и добавил: – Если будут кривиться, не обращай внимания – это от зависти!

Сестра засмеялась и протянула мне руку. Наше появление взорвало вечер. Прическа не скрывала ушки Улы, но если б и скрыла, распознать в ней вейку не составляло труда. Для усиления впечатления я повел кузину по залу, представляя знакомым. Это возымело незабываемый эффект. Приличия не позволяли гостям выказать истинные чувства, они что-то бормотали и кланялись. Лица дам каменели, а вот мужчины, особенно молодые, смотрели на Улу с нескрываемым интересом. Завершив обход, я отлучился в буфет, а когда вернулся, Ула плясала с офицером. Я не подозревал, что она умеет танцевать, и с удовольствием стал смотреть. Танцы были слабым местом моей программы: я опасался, что Улу не пригласят. Сам я танцевал, как слон на барабане.

Музыка смолкла, офицер галантно поклонился Уле и подвел ее ко мне. Кузина раскраснелась и запыхалась, но выглядела счастливой. Я рассмотрел ее спутника. Он был пониже и поуже в плечах, но с изящной, стройной фигурой. Четыре звездочки на погоне с одним просветом – штабс-капитан. Мундир военного летчика, чрезвычайно редкий в Петрограде, облегал его без единой морщинки. У летчика было открытое, приятное лицо, пробуждавшее мгновенную симпатию.

– Господин Князев! – Он щелкнул каблуками. – Возвращаю вашу очаровательную спутницу.

– Могли б не возвращать! – заметил я. – Она не натанцевалась.

Ула шлепнула меня веером по руке, летчик засмеялся.

– Князь Горчаков! – Он склонил голову. – Николай Сергеевич!

Жених Александры! Под ложечкой у меня похолодело, но я нашел в себе силы представиться.

– Давно мечтал с вами познакомиться, – продолжил Горчаков, – все случая не было. Говорят, готовите необычную роту. Хотелось бы взглянуть.

– Приезжайте на полигон! – предложил я. – Посмотрите, заодно поучаствуете. Мы начинаем в восемь.