Текст книги "Танки генерала Брусилова"

Автор книги: Анатолий Матвиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Поручик крикнул механику глушить мотор и левой рукой раскрыл люк. Лишь вывалившись наружу, ощутил, как ослаб от потери крови.

– Кажись ранены, ваше благородие?

– Чепуха. Как там Майк?

– Прими Господь его душу, – стянул фуражку Семен. – Аккурат в «максимку» угодило.

Потом фельдшер извлек из плеча Виктора Эдуардовича заклепку, выбитую взрывом из брони и порвавшую крупный сосуд, заклеил порванное ухо. Стрелку Майклу Хауэру размозжило голову и верхнюю часть туловища. Второй пулеметчик от такой картины перегнулся пополам, скрывшись за бронекорпусом, и обгадил опорный каток.

Лобовой лист вынес из боя десятки отметин от пуль и осколков. Правую башню фугас сорвал с погона, выбил пулемет из цапф. Барон только головой покачал.

– Прикажу перекинуть башню с другого танка. Авось еще бой выдержит.

Несмотря на повреждения, поход Бетлинга оказался самым удачным, считая раздавленную батарею. К орудиям прорвался и другой экипаж, однако бронеход подорвался на сложенных фугасах и остался там вместе с людьми.

На исходную выползли четырнадцать машин из сорока двух, начавших атаку на рассвете. Пятеро из-за потери ориентировки в пылевых облаках провалились одной гусеницей в траншеи или вспомогательные ходы, безнадежно застряв; одну из них японцы сожгли. Два танка совершили разворот для возврата к своим позициям и получили шрапнелью в корму, оставшись догорать на виду у японских батарей. Остальные замерли среди поля с порванными траками, сломанной трансмиссией, заглохшим и незапускающимся двигателем, оборванными опорными катками, один перевернулся от попадания в яму. Два брошены экипажами из-за гибели водителей, пытавшихся рассмотреть что-либо в приоткрытый люк. О судьбе трех ничего не известно – следы гусениц протянулись к японцам и пропали. Верно, водители потеряли ориентировку или не смогли развернуть танк к своим.

МакДугал остался вполне удовлетворен итогом боя. Солдат, подофицеров и офицеров главной нации на Земле погибло лишь восемнадцать, какое-то количество сотен или тысяч расходного китайского материала. Ах да, эти русские тоже… Но кто будет считать их поголовье?

– Мистер Брус, завтра на рассвете повторим атаку. Сколько ваших коробок осталось в строю?

– К утру будет готово семь, господин генерал.

– Семь? Вы издеваетесь! Семь из пятидесяти после одной атаки с занятием лишь одного рубежа обороны? – Если бы стоявший перед ним танкист принадлежал к Британской армии, генерал тотчас распорядился отдать его под трибунал. Танки оплачены казначейством Империи, стало быть – собственность короны. Русские дикари посмели превратить британское имущество в металлолом за час боя?!

– Если бы вы изволили придерживаться первоначально принятой тактики, танки с теми же потерями прорвали бы оборону японцев на всю глубину, – на скверном английском, но вполне понятно ответил Брусилов.

Штабисты замерли. Так сэру МакДуглу никто в лицо не хамил. Но британский сэр не может потерять лицо, даже когда на него летят брызги дерьма.

– Я отстраняю вас от командования танковым полком. Извольте сдать его сэру Бернстайну.

Немного запоздалое предложение. Лишь вчера Брусилов подумывал, что номинальным командиром полка лучше быть англичанину.

– Невозможно, сэр. Мое назначение согласовано между русским и британским военными министерствами. Не в ваших полномочиях меня отстранять. О готовности машин доложу позднее, – и на русском по привычке добавил: – Честь имею.

Ночью японцы минут десять поливали фугасами оставленные ими окопы и позиции английских гаубиц, которые на рассвете готовились начать артподготовку. МакДугл вынужден был отменить приказ об атаке и приказал поднять аэростат. Наблюдатель доложил, что противник спешно копает новую паутину полевых укреплений, восстанавливая количество оборонительных рубежей до трех.

Глава вторая

За двое суток притащив отставшие на марше танки, подлатав поврежденные и перебрав несколько убитых машин по методу одна живая из двух трупов, команда Брусилова доложила о двадцати восьми боеготовых бронеходах, сведенных в один батальон. МакДугл раздумал брать строптивого славянина под арест и распорядился начать наступление прорывом в двух точках, как, собственно, и планировалось ранее.

Ночью генерала разбудил рев танкового тринклера. С раздражением оторвав голову от походного ложа, он кликнул адъютанта разузнать, что творят эти неуправляемые русские. Однако гораздо раньше доклада МакДугл услышал длинные пулеметные очереди и беспорядочную винтовочную стрельбу, а через отброшенный полог палатки мелькнули отсветы ярких электрических фар.

Прыгнув в сапоги прямо в исподнем, англичанин бросился наружу, в какофонию выстрелов, танкового грома, криков ужаса и боли. Прямо по лагерю, освещая дорогу парой адски горящих глаз, несся русский бронеход. Он сносил палатки, стирая в месиво не успевших выскочить оттуда британцев, и безжалостно полосовал метущихся солдат из обоих пулеметных башен.

– Остановить! Расстрелять! – гаркнул генерал, отдав последний в жизни приказ неведомо кому. Свинец швырнул его на спину, а через десяток секунд корчившееся тело исчезло под безжалостными гусеницами.

На краю лагеря танк с ходу влетел в толстое дерево и заглох. Башни повращались какое-то время, расстреляв остатки боекомплекта. Затем к замершей машине подобрался смельчак, залез на нее и опустошил барабан из нагана в пулеметные бойницы и щель водителя.

Фон Врангеля и троих его умельцев доставили к танку чуть ли не под арестом. Механик смог вскрыть задний люк и пробраться к башням, где изнутри отворил переднюю крышку. Он вылез, перепачканный чужой кровью. В бронекорпусе скрючились тела трех японских офицеров.

– Еще один аргумент, сэр, что танки должны ходить кучно, и за ними эвакуационная техника, – печально прокомментировал барон на куда лучшем, чем у Брусилова английском.

Генерал МакДугал нашел бы что возразить, но его пока даже не опознали. Сэр Бекесфилд, принявший предводительство по старшинству, ни на йоту не относился лучше к странным союзникам, зато понимал, что иногда лучше смолчать.

– Принимайте танк и ставьте его в строй. Приказ об утреннем наступлении никто не отменял.

Барон сам сел за рычаги и перегнал машину к первой роте, где доложил генерал-майору о страшном японском сувенире.

– Танк в порядке, ротмистр?

– Так точно.

– Но у нас нет экипажа к нему.

Несмотря на обычное товарищеское отношение да обращение по именам-отчествам, Врангель вытянулся и по-уставному отчеканил:

– Ваше превосходительство! Разрешите мне вести машину в бой, – и чуть тише добавил: – Нам Военному министру реляции писать о танковом применении, а мы с вами, Алексей Алексеевич, только пыль за гусеницами и видели.

– Кто же за вас ремонт организует?

– В бою моя рота не нужна, а после, бог даст, к ней вернусь.

Генерал секунду подумал, потом разрешил. Скорее всего, впереди – последний танковый бой на этой войне. Павлов и Деникин тоже идут, причем второй из них – простым пулеметчиком. Уцелевший стрелок из экипажа Бетлинга отказался воевать на броне даже под страхом трибунала. Его отозвали в пехоту.

Брусилов построил бронеходы клином, наподобие рыцарской «свиньи». Даром что под латами сотня лошадей, а не одна, суть та же – проложить пешим ландскнехтам дорогу через укрепленные вражьи ряды.

Через час численность новых рыцарей двадцатого века уменьшилась втрое. Японцы, получившие с первой атаки образцы русской техники для изучения, выкатили полевые трехдюймовки к первой траншее на прямую наводку и поставили шрапнельные трубки на пробой. Северный отряд танков угодил как раз на такую батарею.

Врангель увидел, как у идущего впереди бронехода разорвало гусеницу. Машину крутнуло, поставив бортом к японским орудиям. Барон вдавил педаль газа в пол и успел прикрыть командира батальона лобовым листом, приняв на него шрапнельную кувалду, затем притормозил, дабы не отрываться от своих. В замедлившийся танк ударило вторично, и словно что-то лопнуло внутри головы… Далее в памяти ротмистра сохранились лишь какие-то отрывки. Он заорал «Эскадрон, шашки наголо!» и врубил третью передачу. Пулеметчики вжались в броню, ибо на десяти верстах в час, которые развил обезумевший водитель, танк бешено скакал по ямам, не давая не то что прицелиться, но и удержаться у турели.

Машина снесла первое орудие, одновременно приняв в борт новую порцию дроби с шимозой, от которой правый стрелок сполз на пол, а в полумрак заброневого пространства брызнул дневной свет. Врангель круто повернул, рискуя потерять гусеницу, перегазовал и ринулся на трехдюймовку поперек линии наступления танковых рот. Перископ покрылся трещинами, водитель открыл броневую заслонку, ежесекундно рискуя получить шрапнелью прямо в глаза. Третья пушка выбила ведущее колесо, обездвижив машину. Следующее попадание прилетело сзади, разворотив мотор.

Задыхаясь в огне и дыму, барон пополз вдоль правого борта к люку. Когда схватился рукой за запорный рычаг, он уже был раскален, как кочерга. Завопив благим матом, ротмистр вцепился горящими руками в сталь и провернул задрайку, выпихнул крышку и кубарем выкатился на песок, пытаясь сбить огонь с кителя. Краем глаза увидел, как механик из ремонтной роты, отправившийся в бой в пулеметной башне, судорожно взмахнул руками и упал в просвете люка, свесившись до половины наружу. Второй стрелок даже не пытался вылезти и, как видно, сгорел внутри.

Вокруг по-прежнему свистели смертоносные кусочки металла. Стараясь не потерять сознания от безумной боли в сожженных до костей руках, Врангель перекатился под задний свес между ленивцами и затаился. От корпуса сгоревшего танка несло немилосердным жаром, зато он закрыл несчастливого водителя от пуль и осколков.

Чуть придя в себя и даже несколько привыкнув к нестерпимому жжению там, где пять минут назад были ладони, барон осторожно огляделся.

Танки прорвали первую линию, хотя коптящих железных могил осталось много, очень много. Китайская пехота разлилась по батарее и окопам, добивая уцелевших после пулеметного расстрела японцев. Потом прогарцевала британская конница, устремляясь в пробитую бронетехникой брешь.

Наверно, наши победили. В танке выгорел соляр. Врангель осторожно присел, вытянув перед собой почерневшие пальцы. Смешно сказать, дома он прилично играл на фортепьяно – матушка считала музицирование непременным умением для дворянина. Этими пальцами он ласкал Ольгу, многих других женщин и нежно гладил круп вороной кобылы Амалии. Теперь сможет ли ложку удержать…

– Килай! – оборвал его размышления окрик на китайском языке.

– Я – русский офицер, – ротмистр показал на танк и, с трудом припомнив хоть что-то на местном наречии, спросил замызганного пехотинца, тыкающего в него штыком: – Ни ху шо эюй ма?

Невинный вопрос, говорит ли солдат по-русски, то ли из-за плохого произношения, то из-за разности диалектов привел того в бешенство. Китаец больно ткнул штыком, потом угрожающе взмахнул прикладом.

– Ни! Кили!

Барон поднялся и сделал шаг. Штык остро кольнул между лопаток.

– Во бу минбай, – попробовал объяснить танкист, что он не понимает. Удар штыком, пробивший кожу до лопатки, в переводе не нуждался.

По пути ротмистра присоединили к кучке пленных японцев. Конвоиры поругивались, что-то вроде «цзао гао», если Петр правильно разобрал. Показалась группа английских офицеров. Поравнявшись с ними, он закричал:

– I’m a Russian tankmen. Help me!

Британец обернулся, окликнул соотечественников, те повернулись в сторону пленных и радостно заржали. Если и правда русский танкист попал в кучу японских пленников, это очень смешная шутка для британских джентльменов.

– Отставить! – к пленным прибежал унтер из ремроты. – Кто здесь русский?

В спину Врангелю снова впился штык. Он упал на колени, коснувшись земли обожженной рукой, и застонал: «сукин сын».

– Петр Николаевич! Вас не узнать. – Унтер револьвером отогнал конвоира. – Вы ранены?

– Руки сгорели. Заживут.

– Идемте, ваше благородие. Вас перевяжут.

– Обожди, Епифан. Тут у меня разговор есть кой с кем.

Тяжело ступая в обгорелой одежде, с потеками крови на спине от китайского штыка, Врангель направился к британскому лейтенанту.

– Я – командир роты танкового полка ротмистр барон фон Врангель, – представился он по-английски. – Назовите свое имя, лейтенант.

– Зачем? – ехидно ответил тыловой вояка.

– Когда у меня заживут руки, я имею честь вызвать вас на дуэль.

– Что за дикость! В армии Его Величества дуэли запрещены.

– Тогда пристрелю как собаку. Имя? Или тебе стыдно произнести его вслух, британская мразь?

– Господа, давайте уйдем отсюда, – предложил другой уроженец Альбиона. – После ранения русский не в себе.

– Не хотите называть имя – не надо. Когда-нибудь встретимся на поле боя. И я буду убивать англичан. Клянусь честью. Всех вас. Каждого. До последнего. Тогда, надеюсь, сдохнут и четверо трусов, которых вижу перед собой. Честь имею.

Скандал имел последствия. Генерал Бекесфилд, заслушав донесения своих офицеров и не потрудившись узнать мнение другой стороны, потребовал выдать Врангеля для предания военно-полевому суду. Брусилов в грубой форме послал его к далекой британской бабушке и потребовал суда над англичанами, оскорбившими раненого героя. Вокруг лазарета появился постоянный наряд в составе танка, двух пулеметных расчетов и безлошадных бойцов с приказом стрелять на поражение, если кто явится по душу раненого барона. Смелых не нашлось.

Через неделю смешанное англо-русско-китайское воинство вышло к предместьям Шанхая, пылавшего от боев британского десанта и остатков частей микадо. Впереди стучали гусеницами три оставшихся в строю танка.

Война закончилась поражением Японии, кучей наград для полка Брусилова. Один лишь Врангель вместо поощрения получил взыскание и изгнание из гвардии. И тогда генерал-майор добился личной аудиенции у Военного министра Александра Федорович Редигера.

– Ваше высокопревосходительство, британское командование нарочно ошельмовало русского офицера, выгораживая своих штабных крыс, оскорблявших раненого барона. Более того, ротмистр образцово организовал ремонт бронеходов, а затем сам участвовал в бою, прикрыл товарищей и, рискуя жизнью, раздавил гусеницами батарею японских орудий. Горел в танке, был ранен. В почерневшей форме и с ожогами китайские солдаты не отличили его от японцев и затолкали в кучу к военнопленным. Когда барон на английском языке обратился за помощью к английским негодяям, они высмеяли его и заявили, что это очень хорошая шутка – русский танкист среди желтых макак. Ваша светлость, русский офицер и дворянин не может и не должен терпеть такую низость.

– Дворянин, говорите? Мы с вами тоже дворяне, господин генерал-майор. Высшая обязанность и долг дворянина состоит в служении Государю. Он послал вас в Китай для улучшения отношений с англичанами. Что изволил учинить ваш барон? Сыр-бор на весь мир! Британские газеты напечатали, что русские офицеры только и мечтают, чтобы воевать с ними на уничтожение. Он единым высказыванием перечеркнул вашу помощь в войне и многолетние тщания нашей дипломатии. По-хорошему его нужно вообще гнать из армии.

Брусилов смолчал. Кому нужен Государь Император, в интересах которого, чтобы о его дворян и офицеров иностранные тыловики вытирали ноги? Отношения дворянина и суверена двоякие. Дворянин готов жизнь отдать за монарха, но и от него ждет защиты. Говорить такие вещи в присутствии Военного министра и доверенного лица Николая Второго негоже. Поэтому генерал-майор поднял другую тему – о будущем танковых войск.

Редигер с досадой отодвинул пространный рапорт с визой Вернандера об опыте боевого применения Б-1 в Китае. Досадовал он потому, что среди авторов прилагаемой докладной записки значился и опальный Врангель. Действительно, он был единственным инженером, оказавшимся в практическом сражении за рычагами. Зачем подчеркивать его участие? Из Брусилова не выйдет толкового военачальника. Эдакий бесхитростный, плохо ориентируется, не знает удержу в защите подчиненных. Подумаешь, какой-то барон…

– Ваше высокопревосходительство, технические замечания переданы в тракторный отдел Главного инженерного управления, – не сдавался генерал. – Мы взяли на себя смелость подчеркнуть особые тонкости танковой тактики: атака совместно с конницей, прорыв заранее подготовленной обороны, управление ротой в бою.

– Я непременно ознакомлюсь и доложу Государю. Ступайте, Алексей Алексеевич.

Брусилов вытянулся, коротко брякнул «честь имею» и покинул министерский кабинет в уверенности, что с тем же успехом мог выбросить рапорт в Янцзы. Очевидно, что ограниченность Редигера, желание не боеспособность армии наращивать, а дипломатически маневрировать перед возможным врагом суть не собственные его грехи, но государственная политика, спущенная министру свыше. Даже, право, неловко ожидать мельчайшей самостоятельности от чиновника, четверть века воевавшего исключительно на канцелярском поприще и видевшего войска лишь на парадах. А уж если совсем в вольнодумство впасть, выходит, что назначение на верховную должность паркетного шаркуна, имеющего такой же боевой опыт, как и у самого Императора – нулевой, выдает стремление Государя иметь мощную армию лишь на бумаге.

Выйдя в ноябрьскую слякоть Дворцовой площади, генерал впервые вплотную задумался о неопределенности, нависшей над ним самим. В ближайшие дни он получит какое-нибудь назначение, например командиром кавалерийской дивизии в Тмутаракани или его временно оставят в Питере при штабе. Что же – танковой вехе в его жизни конец? И десятки русских могил к востоку от Чанчжоу украсили китайский пейзаж просто так?

Редигер проявил к успехам танкового полка полную безучастность, а Император, судя по реакции министра, куда больше озабочен международным конфузом. Они забывают, что у британцев остались десятки танков и артиллерийских тягачей. Да, джентльмены – бескультурное самодовольное быдло. Но не дураки. Они смекнули, что, не имея бесплатного китайского пушечного мяса и бронированных огневых точек, понесли бы на преодолении японских рубежей изрядные потери. Нет сомнений, что уцелевшие Б-1 уже под Лондоном, их до винтика разбирают и обнюхивают совсем не бесталанные инженеры. Так что ежели сбудется предсказание не Государя, а Врангеля, и нам англичан воевать, с их стороны танки будут всенепременно. А с нашей?

Помянув нехорошими словами русскую расхлябанность, в пучине которой бесследно погибают замечательные начинания, Брусилов решил обратиться к истокам, то бишь к создателям танка и тягачей – Бергу, Романову и Брилингу. Может, и к великому князю придется идти с челобитной: с его подачи на Руси появился первый боевой бронеход.

Глава третья

Александр Маврикиевич чувствовал себя отвратительно, куда-либо ехать решительно отказался, однако выразил радость принять у себя дома господ танкистов в любое удобное для них время. Приглашением они не преминули воспользоваться.

Николай Брилинг чуть располнел. Он порвал с эсерами, которые после революции ушли в индивидуальный террор и стройными рядами отправились на каторгу. Ныне он принадлежал к экзотической марксистской партии социал-демократов и по-прежнему любил щеголять в узком кругу лозунгами вроде «долой самодержавие». Однако инженер здорово изменился с тех пор, как в январское воскресенье застрелил гвардейского офицера. Теперь его более вдохновляли думские способы революционной борьбы. Будто российский псевдопарламент сможет проголосовать за отмену самодержавного строя, Император тут же возьмет под козырек и двинет на остров Святой Елены ждать смерти от старости.

Романов светился довольством. Главное артиллерийское управление Военного министерства, или бог войны, как они скромно себя величали, пришло в воодушевление от китайских испытаний паровых тягачей. В ГАУ слышать не хотели про двигатели Тринклера и ратовали за паровые тягачи шестидюймовых гаубиц, показавшие себя надежнее в жарких условиях, нежели бронеходы с моторами внутреннего сгорания. От Романова требовали улучшения конструкции с китайскими замечаниями и упрощения выделки для массового производства. Одновременно пушкари задумались о корабельных восьми– и даже десятидюймовых калибрах на поле боя, раз появилось чудодейственное тягловое средство.

Барон Врангель, залечивший ожоги на лице и большей частью восстановивший подвижность пальцев, выглядел сосредоточенно и хмуро. Он вынес положенную долю пилюль за недостаточный пиетет в отношении британских союзников и спокойно ждал назначения, вряд ли почетного и сулящего перспективы. И уж, естественно, никак представить не мог, что напротив него сидит, спокойно наливает рюмку и накладывает буженину убийца Лешки Вострякова. Мир тесен, но мы не всегда понимаем насколько.

Господа по русскому обычаю закусили с дороги и, как водится, выпили, вызвав недовольный взгляд бабушки Марии, жены Берга. С поджатыми сморщенными губами старая дама удалилась, демонстрируя, как надоели ей военные разговоры дома за минувшие десятки лет. После ее ухода тема действительно соскользнула к боевой технике.

– Выходит, господа, только от нас зависит, будет ли Русская императорская армия в следующей войне с британцами и прочими европейцами обладать сухопутными дредноутами. Либо доблестная казачья конница с шашками наголо поскачет на танки.

– Расскажите мне вот что, Алексей Алексеевич, – произнес Берг, который, казалось, дремал после третьей стопки любимого Шустовского коньяку. – Дважды вы одолели укрепленные позиции. Стало быть, бронеход должен быть длинным, с изрядной броней против пушек, и медленным – ему нельзя от пехоты сбегать.

– Точно так, Александр Маврикиевич, – подтвердил Врангель.

– А с прорывом танки ушли вперед и от конницы отстали. Окружение японцев конница завершила, так? Непременно с потерями.

– Именно, – кивнул Брусилов. – От японских пулеметов им знатно досталось.

– Во-от. У вас, сухопутных, как и на море – нельзя спустить на воду корабль, одинаково годный для разных особых дел. На флоте есть тяжелые линейные корабли – линкоры, броненосцы, крейсера. Затем малые, скоростные, маневренные – миноносцы. Ну, субмарины вам ни к чему, с кротами разве что воевать. – Берг кратко хохотнул старческим смехом. Никто его не поддержал, но и не вздумал перебивать. – Так и на земле. Бронеход для взлома обороны – это дредноут. А с кавалерией должен миноносец скакать. Совсем разные они.

– Вы правы, безусловно. Только… – перед внутренним взором генерала всплыло кисло-брезгливое выражение лица Редигера. – Даже один вид машин непросто утвердить к постановке на вооружение. Б-1 родился лишь на ваш займ и британские деньги. Не считая двух опытовых предсерийных, в России ни единого танка нет.

– Опять двадцать пять, – Берг привычно потянулся к графину. – Снова у старика займ просите?

– Только если великий князь поддержит, – откликнулся Брусилов. – Взять – дело нехитрое. А как казна не выкупит танк, отдавать чем? Разве что имение заложить.

– Николай! – убеленная сединами голова медленно повернулась к Брилингу как баковая башня крейсера с семидюймовым орудием. – С вас охлаждение и новая трансмиссия. Барон заверяет, что моторы в Китае грелись недопустимо. И на фрикционы масса жалоб. А мощности мотора, полагаю, хватит. Ипполит! С вас утвердить через инженерный главк разработку нового танка, с конницей катающегося. Именно так, господа. Пока наш Генеральный штаб лбом в стену не ткнется, что нужен длинный дредноут, плетью обуха не перебить.

Берг замолчал и куснул лимон.

– Любая броневая машина порвет проволочные заборы и проложит дорогу пехоте, – уверенно заявил барон. – Пусть в атаке будут хоть танки для конницы, это все одно лучше, чем голой грудью на колючку и пулеметы.

– Правильно, Петр Николаевич, – снова взял слово патриарх. – А медленный бронеход за конницей не поспеет. Ему нужна скорость до пятнадцати верст в час по хорошей дороге и не менее десяти по полю. Ипполит, облегчив Б-1 и поменяв трансмиссию, добьемся?

– Да, Александр Маврикиевич. Я читал докладную записку господина барона.

Они до вечера обсуждали новый танк, выкручивая его идею так и эдак. Казалось, его очертания обозначились среди гостиной, сплетенные из табачного дыма.

Бронирование решили оставить прежним – от пятнадцати до двадцати миллиметров лоб, чуть скошенный назад по флотскому опыту, десять миллиметров борта и корма, пять крыша. Врангель подсчитал, что в движении все танки получили не более шести попаданий шрапнельной гранатой с трубкой на удар да машина Бетлинга фугас в правый пулемет. Остальные отметины – от пуль и осколков. Так что скорость – лучшая защита, нежели броня.

– Не забывайте, господа. Однажды на флоте появились бронированные корабли, – Берг оживил в памяти начало своей службы в США на борту «Монитора». – Тотчас подоспели бронебойные снаряды. Посему не увлекаемся толщиной брони. А что единственное средство против пушки – давить ее гусеницей, это не дело. Опять-таки по морскому опыту: от тарана давно отказались. Корабельная артиллерия врага миль за десять накрывает.

– Стало быть, на кавалерийский танк нужна пушка. Не знаю, что и сказать господа, – поделился сомнениями Романов. – Кроме орудия Барановского и полевой трехдюймовки 1902 года никакого легкого оружия нет. Можно попробовать морскую пушку Кане, это тонна, не считая массы площадки под нее, броневой защиты и снарядов. Никак не выходит легкий быстрый танк. Правда, мы обращались в ГАУ по поводу полуторадюймового орудия, но ответа не получили.

– Раз официальный путь заказан, снова пробуем в обход, – Берг приказал прислуге принести бумагу и перо. – Ипполит Владимирович, будьте любезны навестить моего хорошего знакомого полковника Розенберга Михаила Федоровича. Немедля чиркну рекомендацию. Лет десять назад он рассчитал полуторку для надводной стрельбы с субмарин, чтобы непокорных торговцев пугать. Потом для лодок переделали пушку Кане, и дело, как обычно, заглохло. На танк самый раз придется. Главное – меняйте всю компоновку. Наш Б-1 – как бронированный трактор, большая площадка над шасси. Знаете, почему в подлодки редко попадают, даже в надводном ходу? Она – низкая! Утопите мотор, трансмиссию, водителя меж гусеницами. Дюймов двенадцать или четырнадцать хватит просвета под днищем.

Романов испещрил пометками блокнот.

– Я вас к Ланге отправлю. Прогуляйтесь по подлодке. Ни фута свободного нет, каждый галлон внутреннего объема в деле. В танке тем паче пространство ценней. Петр Николаевич, механик в бою нужен?

– Никак нет. Я без него воевал, – барон показал обгорелые руки. – Не слишком удачно вышло.

– Вот спасибо, голубчик, напомнили. Пишите, Ипполит. Никаких проходов вдоль мотора, его обслуживать до и после боя снаружи. Сиречь механика из команды – долой, зато каждому оставшемуся дайте отдельный люк, и чтоб открывался не так, как в первом, а нежно. Проветриванье не забудьте, вентилятор какой. И так народ газами от мотора травился и пороховой гарью с пулеметов, дальше пушка добавится, тоже не розами пахнет.

– Полная переделка корпуса, – вздохнул Романов. – Так что никакой рамы, броня нагрузку от мотора и шасси возьмет. Трудно, но я постараюсь.

– Александр Маврикиевич, быть может, и для великого князя нам поручительство сразу отпишете?

– Нет, Алексей Алексеевич. Августейшего покровителя нашего Петра Николаевича до поры беспокоить не будем. Понимаю – рискую деньгами. Но и позориться не хочу на старости лет. А коли чего по военной линии не протолкнем, есть безотказный Фрезе и его колясочный заводик. За деньги любой агрегат нам сочинит. Главное – меньше новшеств. Они для нашего Генштаба бóльшая трудность, чем в Китае для вас японские редуты. Поэтому кавалерийскому танку надо дорогу дать внутри конного ведомства, господа. А потом через инфантерию тяжелый дредноут прорыва. Понемногу с божьей помощью одолеем стену. Ваше здоровье!

До конца весны 1908 года великого князя, тезку танкиста-ротмистра, нечем было заинтересовать. Романов согласовал по Главному инженерному управлению доработку шасси под низкое положение мотора и трансмиссии, хотя генералитет смотрел на него с сомнением. ГАУ, главные радетели гусеничной техники, продолжали радоваться паровым тягачам с высоким дорожным просветом.

Розенберг с трудом отыскал чертежи давно забытого малокалиберного изобретения, модернизированной для подлодки 37-миллиметровой пушки Гочкиса. В силу малого веса орудия он планировал оставить на палубе лодки только станину, а ствол с затвором на казеннике, прицел, откатно-накатное устройство общей массой всего килограмм сорок матросы устанавливали накануне стрельбы и снимали перед погружением.

Вдохновившись идеей танкового вооружения, полковник подбросил другую задумку – вместо «максима» с водяным охлаждением ствола, кожух которого уязвим к осколкам и шрапнели, попробовать его подобие, в Британии распространенное – «виккерс» с воздушным охлаждением. Конечно, из него ленту на двести пятьдесят патронов одной очередью не расстреляешь, но преимущества несомненны, как то: изрядно меньший вес и изумительная простота.

Брусилова, как он предполагал, оставили при кавалерийской части Главного штаба, остальные офицеры и унтеры, прошедшие Китай, рассеялись по удаленным гарнизонам. На Дальний Восток от греха подальше услали Врангеля. Так благодаря радению Военного министерства возможное кадровое ядро российских бронеходных сил перестало существовать.

Алексей Алексеевич при каждом удобном случае заводил разговор о танках сопровождения конницы с генералами, членами Военного совета, но тщетно. В начале ХХ века сей ареопаг окончательно потерял влияние. Пушкарские, пехотные и лошадные генералы исправно получали высокое жалование, доживали до преклонных лет и освобождали кресло лишь вперед ногами. Зачем им рисковать, поддерживая странные самодвижущиеся коробки? Тем паче каждый полководец желает иметь под началом как можно больше солдат, отчего армия мирного времени разрослась, считай, до миллиона. А в танковом полку два батальона по прожекту генерала Брусилова, пятьдесят четыре бронехода, итого полторы сотни офицеров и унтеров. Ну, пусть ремонтники и обслуга – двести. Какая честь такой горсткой воевать?

Посему второй русский танк появился ближе к лету совершенно приватными усилиями, только с шасси помог инженерный главк. Тогда и зазвали великого князя Петра Николаевича обозреть очередное чудо русской технической мысли. Скажем прямо, новая машина августейшего родственника не вдохновила.

Б-2 уродился на полметра ниже предшественника и нес единственную башню с короткой пушкой Гочкиса, а также усовершенствованным «максимом» под воздушное охлаждение.