Текст книги "Удар шаровой молнии"

Автор книги: Анатолий Ковалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Ростоцкий и Стоцкая. Они родились в маленьком местечке на Украине, и в детстве их даже путали, потому что Дину родители часто стригли наголо, боялись тифа.

Поженили их совсем молодыми, в шестнадцать лет. По местечковым понятиям это уже считался поздний брак.

Во время войны они чудом спаслись и успели эвакуироваться на Урал с грудным младенцем. А после войны решили жить в Оренбурге, потому что возвращаться было некуда. Из родственников тоже никого не осталось.

Я полюбила этих милых старичков и, наверное, поэтому так долго у них прожила. Между собой они общались на идише, и были поражены, когда я через три дня заговорила на их родном языке. Для меня это было делом пустячным, я ведь уже владела немецким. Трех дней вполне хватило, чтобы уловить некоторые отличия и жаргонизмы. Они приняли меня за еврейку и не желали слышать никаких возражений. Тогда-то я и поняла, что могу спокойно выдавать себя за представительницу другой национальности, ведь люди верят всему, что подано со знанием дела.

Я наплела им с три короба про моих родителей, получилась слезливая история в духе латиноамериканских сериалов, и они не заявили обо мне в милицию, а соседям сказали, что правнучка приехала погостить. Сын у них рано умер, а внук эмигрировал в Израиль со всей семьей. Звал стариков, но они не трогались с места, потому что пуще всего боялись помереть в дороге. Им на самом деле оставалось немного. И мне даже кажется, что я чуть-чуть продлила отведенное им Богом время. Потому что в заботах обо мне они были по-настоящему счастливы.

Никогда в своей жизни я не получала столько любви и тепла. Никто из моих родных: ни отец, ни мать, ни Патимат, ни даже бабушка – понятия не имели, что значит любить ребенка. Мне стукнуло четырнадцать лет, а им было под семьдесят, но я всегда чувствовала себя с ними на равных, с людьми, повидавшими многое в своей жизни.

До сих пор не могу поверить, что это был не сон, не какая-то детская сказка, придуманная Родькой на ходу. Самуил Яковлевич учил меня ивриту и по субботам мы с ним читали главы из Торы и Талмуда. Он сетовал на то, что я не мальчик, потому что с такими способностями могла бы стать раввином.

Но я сама разрушила сказку, в один прекрасный день исчезла, оставив письмо на древнееврейском, в котором опять наплела массу небылиц. Представляю, как старички охали и качали головами, разбирая мои каракули. И, наверное, немного поплакали…

– А зачем понадобилось исчезать? – спросил Марк.

– Старая Аида мне никогда бы этого не простила. А еще, к тому времени за мной уже водилось несколько темных делишек, в том числе и в Оренбурге, и я очень боялась, что мои старички рано или поздно узнают о них. Я вернулась в Оренбург через полтора года. Самуил Яковлевич уже покоился на кладбище, а Дина Яковлевна умерла у меня на руках. Она завещала мне дом со всем барахлом. И я время от времени жила там. Он служил мне хорошим убежищем. Я до сих пор его не продала.

Во время своего рассказа Аида успевала следить за рекой. Мимо проплывали катера с туристами, кое-кто даже махал рукой «святой троице», устроившейся на балконе за самоваром. Один раз ей показалось, что она видела мобильный катерок Саши, с единственным пассажиром на борту. Впрочем, таких катерков было много, так что она могла и ошибиться.

Они просидели больше часа. Начало смеркаться. Движение на Фонтанке постепенно утихло. Любовники перестали ссориться, хотя Соня время от времени нервно ерзала на стуле, словно ей мешал гвоздь. Злобная кухарка ушла домой.

Марк пребывал в расслабленном, почти дремотном состоянии, Аида даже позавидовала ему. Она осуществляла постоянный контроль за рекой и… Поведение Сони ей все больше и больше не нравилось. Та как будто чего-то или кого-то ждала.

– Я схожу за свечами, – предложила хозяйка. – Уже можно зажечь.

– Без свечей не будет настоящего кайфа от чаепития над Фонтанкой, – поддержал Майринг. – Это я точно знаю.

«Свечи – сигнал для кого-то на реке! Свечи осветят наши лица! Соня окажется у меня за спиной!»

– Может, посидим при свечах в комнате? – закапризничала Аида.

– Ну что вы, Инга, лишать себя такого удовольствия! – С этими словами Софья покинула балкон, а девушка на всякий случай щелкнула замком сумочки.

Марк, воспользовавшись уходом любовницы, оживился.

– Я знаю, что мне делать! – сообщил он вполголоса. – Я еду в Бабаеве!

– Что это? – не поняла Аида, ее мысли были далеки от его озарений.

– Я еду к Людмиле в Бабаеве. Привезу их с Андрюхой обратно, а там видно будет. Может, и поженимся. Она – славная девушка, и я ей вроде небезразличен.

У нее вдруг защемило сердце. Волна жалости захлестнула Аиду. Впервые она почувствовала жалость не к старику, не к ребенку, а к здоровому мужчине, практически ни в чем не нуждающемуся. Он, брошенный женой, презираемый любовницей, собирается совершить путешествие ради женщины, которую не любит. В надежде на ее небезразличие. Ради женщины, которая спала с ним только из благодарности и которая когда-то из-за пакетика кокаина бросила, предала дорогого, любимого ею человека. И вот в надежде на это убожество, его глаза засияли, сделались почти счастливыми! Что сказать ему? «Марик, ты все это придумал?» Это слишком жестоко.

– Марик! – У нее стоял комок в горле, и она не могла говорить. Прикрыла ладонью его руку. – Марик, подумай еще, ладно? Не торопись. А хочешь, поедем со мной в Москву? Я буду тебя любить, как брата! Ты не пожалеешь, честное слово!..

* * *

И в этот миг что-то стукнуло в самовар. Будто камешек. Но камешек не пробил бы его медной брони. Кипяток полился на скатерть. Пятно разрасталось, дышало паром и в сумерках казалось черным. «Враждебный мир» опять воспользовался ее слабостью. Она ослабила контроль, и вот уже напротив дома дрейфует, неизвестно откуда взявшийся катерок того парня, что любит фейерверки. Его единственный пассажир держит в руках ружье с оптическим прицелом и, по всей видимости, с глушителем, ведь никто не слышал выстрела. Он стрелял ей в голову, но набежавшая волна качнула катер и помешала выполнить задуманное.

– Ложись! – приказала Марку Аида и бросилась на пол. Ее рука по привычке извлекла из сумки пистолет. Ее смущало расстояние. Она понятия не имела о дальнобойности «Макарова», а до катера было метров тридцать. Зато имелись два явных преимущества: ей не мешали волны и она находилась сверху.

За этими мыслями, промелькнувшими в ее голове в долю секунды, она совсем упустила из виду Майринга. Вместо того чтобы последовать примеру девушки, он встал во весь рост, перегнулся через перила балкона и закричал:

– Не стреляйте! Не смей…

Фразы Марк не закончил. Пуля ударила ему в грудь, и он отлетел к стене.

Больше медлить было нельзя, если она хотела победить в этой дуэли. Аида вскочила на ноги, крепко сжав обеими руками пистолет и выстрелила два раза.

Человек в катере пошатнулся, выпустил ружье и повалился за борт. В тот же миг загудел мотор и катер рванул с места, развив бешеную скорость.

Как-то сразу стемнело. Она втащила Марка в комнату, прихватив его под мышки.

В спальне горели свечи. Много свечей. Соня сидела на корточках, вжавшись в угол.

– Я не хотела этого! – простонала она. – Меня заставили! Они сказали, что убьют мою маму! Это люди Борзого…

– Заткнись! Лучше помоги мне положить его на постель. Он еще дышит.

Белая рубаха Марка на груди потемнела от крови.

– Ты жива, сестренка… – из последних сил улыбнулся он.

Аида погладила его по щеке и не сдержала слез.

– Не плачь… Наверное, так надо… Ведь мы…

– Что? – не расслышала она и наклонилась к нему.

И Марк повторил. Это была фраза из его юношеского стихотворения. «Мы бежим коридорами опустевшего здания»… И повторив ее, он умолк уже навсегда.

– Они сказали, что убьют маму, – снова заговорила Софья. – Нечаев в тюрьме. Он бы договорился. Он всегда договаривался. Даже в самых безвыходных ситуациях.

– Закрой ему глаза! – велела Аида. Хозяйка стояла у нее за спиной, и, обернувшись, Аида заметила в ее руке пистолет, маленький, дамский. Соню трясло, слышно было, как стучат зубы. Пот крупными каплями выступил на лбу. Она подняла руку с пистолетом и тут же опустила.

– Иди и закрой Марку глаза! – повторила Аида.

* * *

Пистолет упал на ковер. Соня заскулила тихо, по-собачьи.

– Ты плохо слышишь? Я сказала, закрой ему глаза!..

Ночью полил дождь. Она сидела на полу в своей комнате, не включая света. В темноте огромной квартиры Аида смиренно ждала, когда придут за ней.

Люди Борзого или милиционеры – все равно. Она откроет любому. И не станет сопротивляться. Пусть делают с ней, что хотят. Ей на днях исполнится двадцать два года. Всего только двадцать два. А трупов на совести куда больше. И за каждый труп следует прибавить по три года жизни. Вот какая она древняя старуха!

«Мое лицо в безобразных морщинах. Кожа дряблая и сухая. Глаза водянистые, почти белые, в красных прожилках. Нижняя губа слюняво отвисла. А руки разбиты подагрой. Я сама себе надоела. Сколько можно жить, прикрываясь маской двадцатидвухлетней девицы?»

Аида встала и прошла в комнату брата, натыкаясь в темноте на стены и мебель. Постояла немного под люстрой. Свет фонарей с улицы отражался в ее хрустальных подвесках. Мертвенный свет. Вспомнила, как в детстве играла с братом в глупую, бессмысленную игру Он завязывал ей глаза и подводил к книжному шкафу. Она вытаскивала книгу, открывала ее и тыкала пальцем в страницу. Аида задавала какой-нибудь вопрос, а брат читал строку над ее пальцем. Родион утверждал, что книги могут ответить на любые вопросы. Но ответы всегда получались невпопад и только смешили. Родька хотел жить по-книжному, а вышло тоже невпопад.

Она подошла к книжному шкафу, святая святых Родиона.

– Братик, ты здесь? – спросила у тени в стекле.

Раскрыла створки, вытащила первый попавшийся том. Открыла. Ткнула пальцем.

– Может, мне тоже свести счеты с жизнью?

Включила торшер.

« – Вы не имеете права… не имеете права! – вскричал Бурдовский».

Достоевский. «Идиот». Страница двести двадцать семь. Их любимый с Родькой писатель и ее любимый роман.

– А может, мне уйти в монастырь?

«Мне кажется, это все не совсем подходит к вашему делу, – заметил князь».

Страница сто шестьдесят три. – Ну, спасибо, Федор Михайлович, за советы, за помощь. На вас всегда можно положиться. Она поставила книгу на место.

Утром позвонила в агентство по недвижимости и попросила поторопить покупателя.

Господин в бархатной жилетке перезвонил ей через час, и они договорились произвести расчет на следующий день.

У нее оставалось не так уж много времени, а предстояло два очень важных дела. В городе Петербурге остались два человека, которых ей необходимо разыскать, чтобы потом не мучиться угрызениями совести. Вчера в доме нотариуса она не теряла времени зря, кроме того, что вымыла чашку, из которой пила чай, вытерла все свои отпечатки пальцев, припомнив, чего касалась, так еще и раздобыла записную книжку Сони с телефонами и адресами.

Первым делом пошла к Аничкову мосту и спросила у лодочников Сашу Водолаза. Как она и предполагала, ей ответили, что у него выходной.

– А им сегодня уже интересовались, – сообщил пожилой мужчина в плащ-палатке. По случаю накрапывающего дождика охотников прокатиться по рекам и каналам на мобильном катере сегодня не предвиделось.

– Молодые люди в кожаных куртках, – предположила девушка.

– Вовсе нет. – Лодочник оглядел ее с ног до головы и, убедившись, что такая юная и красивая никому не причинит зла, доверился:

– Двое уже немолодых, в плащах и кепках. Похожи на ментов из сериала. Сашка – он ведь парень бедовый!

Вы, девушка, лучше не связывайтесь с таким!

– Хорошо, – улыбнулась она. – Воспользуюсь вашим советом. Только тогда и вы никому не говорите обо мне.

– Заметано! – подмигнул ей лодочник в плащ-палатке и сказал на прощание:

– Поговоришь с красивой девушкой – и день уже не таким пасмурным покажется…

Новость встревожила Аиду. Подключение милиции не входило в ее планы, а такой, как Саша, продаст за милую душу и мать, и отца.

И все-таки она не рискнула брать такси, добиралась до его дома на окраине города общественным транспортом.

Желтая панельная девятиэтажка. Гаражи. Пустая опять же по случаю дождика детская площадка. Телефон-автомат.

Чтобы не нарваться на милицию, она решила позвонить. Ей ответил приятный женский голос, уже не молодой. «Мамаша», – догадалась девушка.

– А Саши нет дома. А это – Настенька?

– Да.

– Ты так редко звонишь в последнее время, что я даже не узнала твой голос. Поссорились, что ли?

– Немного. Вот решила помириться.

– Наверное, нагрубил, да? Ой, характер у него тот еще! Весь в отца! И ведь первый никогда не попросит прощения. Намучаешься ты с ним, Настюша, ой намучаешься!

– Ничего, – в этом месте по правилам хорошего тона следовало бы назвать маму дружка по имени-отчеству, но Аида обошлась просто паузой. – Я – тоже не сахар. В последней нашей ссоре сама виновата. Он сегодня работает?

– Нет. – Теперь она сделала паузу. – Ой, он просил никому не говорить, где будет. А сегодня, как назло, все какие-то мужики названивают, ищут Сашку.

У меня даже предчувствия нехорошие. Может, натворил что? Как ты думаешь? – Я не знаю.

– Да откуда же тебе знать, раз вы в последнее время с ним не встречались! Ладно, скажу, так и быть. Пусть потом ругается! Сашка с утра в гараже заперся, с отцовским драндулетом возится. Да ты знаешь! Развалюху эту давно пора в металлолом сдать, а ему все жалко! Так вот, там ты его точно найдешь.

– А номер гаража?

– Да ты ведь миллион раз там бывала, Настена!

– Гаражи – они все такие одинаковые. Я постоянно путаю.

– Двадцать первый. И вот еще что. Он ведь так просто не отопрет! Таким боязливым сделался! Ты постучи три раза: один длинный, два коротких. Это у нас теперь условный знак. И передай, что скоро обед. И сама тоже приходи к нам обедать…

Аида сначала разведала обстановку. День был будний, и в такое время большинство автомобилистов находилось на работе или в дороге. Перед гаражом номер двадцать один она зарядила пистолет и не забыла о глушителе.

На условный стук Саша Водолаз отозвался:

«Щас, ма!» – и щелкнул засовом.

Она не дала ему опомниться, со всей силы ударила локтем поддых, пнула в пах и, прошмыгнув внутрь, заперлась с ним в гараже.

– Как дела? – спросила девушка, когда тот, выпустив обойму матерных слов, пришел в себя. – Не перетрудился?

– Ты – ведьма! Ты просто – ведьма! – Он мотал головой, не веря своим глазам. Саша сидел на деревянном полу Кругом были разбросаны гаечные ключи, отвертки, прочие инструменты и просто какие-то железяки, о предназначении которых Аида не догадывалась.

– Я тебя спросила, не боишься ли ты со мной связываться? Ты ответил:

«Трус не играет в хоккей». Хорошо, назовем это «хоккеем». – Она достала пистолет.

– Не стреляй! – закричал парень. – Я тебе все расскажу, а ты сделаешь вывод, виноват я в чем-то или нет.

– У меня мало времени, – возразила она:

– И никто не сомневается, что ты захочешь выставить себя в лучшем свете, но я знаю тебе цену, дешевка!

Он казался ей таким же жалким, как старый «Запорожец» без колес в его гараже. Но она медлила.

– Больше всего мне жалко твою мать. – Аида потерла пальцами лоб, сама, по-видимому, удивившись произнесенной фразе.

Водолаз расплакался, как малое дитя.

– Почему тебя ищет милиция? – спросила она.

– Это все из-за Кости! Я сейчас объясню. Мы дружим давно, со школы. Он увлекался фотографией. Родители купили ему фоторужье. Мы как-то плыли с ним по Фонтанке, мимо того дома, и я увидел на балконе твоего друга с незнакомой женщиной. Я сказал об этом Косте, и он щелкнул их. Я думал просто так, от нечего делать. Но потом он объяснил, что дом принадлежит а очень крутому чуваку, и та женщина наверняка его жена…

– Костя был голубым? – догадалась Аида. – Да, только он это скрывал, и особенно боялся, что узнают родители.

Полученный снимок я предложил сначала жене крутого чувака, но она сказала, что подумает, и взяла мой телефон. Я сделал ужасную глупость. Я дал ей даже два телефона, свой и Костин. Фотографию купил ее муж. После чего эта сука стала нас доставать. Легче всего ей было шантажировать Костяна. Она грозилась рассказать его родителям о сексуальных пристрастиях сына. Так она уговорила нас на вчерашнее… – Он опустил голову, немного помолчал, а потом продолжил:

– Она подарила Костяну ружье с оптическим прицелом. Сказала: «Тебе не привыкать стрелять в людей». Костя тренировался пару дней в лесу на птицах. Вроде получалось. Ну, правильно, в лесу ведь нет волн. Эта сука заказала нам тебя и твоего друга… «Марка?! Она что, сдурела?!»

– Обещала заплатить по тысяче баксов каждому..

– Что-то дешево она нас оценила!

– И я то же самое сказал Костяну: «Что-то дешево! А девка очень крутая!» Я даже показывал ему статью в газете про разборку в «Амбассадоре». Но статья оказалась глупая, в ней утверждалось, что мафиози там чего-то не поделили и нигде не упоминалось о крутой чувихе. Костян не поверил, что все это сделала ты одна. Честное слово, я его отговаривал! А когда он вчера не вернулся домой, его родители забили в колокола, подняли на ноги милицию. Они мне звонили. Я сказал, что с утра катались (глупо было отрицать, многие видели нас вместе), а вечером расстались на Обводном канале. Мне надо было поставить катер на прикол, а Костя пошел по своим делам. По-моему, они не поверили. Я вот что думаю, труп рано или поздно всплывет и все решат, что это я кокнул Костяна…

– Тебе не о чем беспокоиться, – усмехнулась Аида.

– Почему?

– Потому что из твоего тела извлекут пулю того же калибра, а умные дяди-милиционеры любят сравнивать…

Она не успела договорить. Водолаз сделал резкое движение. В руке у него оказался массивный гаечный ключ, и он запустил им в девушку. Аида метнулась в сторону, однако ключ все-таки задел ее голову. Ей показалось, что череп раскололся пополам. Парень бросился к ней, но она больше ничего не видела и не слышала. Вокруг все стало белым, будто ее окунули в цистерну с молоком…

Очнулась Аида в полной темноте. Потом окружающий мир начал постепенно проясняться. В гараже по-прежнему горела тусклая лампочка, но почему-то слева все время была тьма. Она вдруг поняла, что ослепла на один глаз. Именно с левой стороны ее ударили гаечным ключом. Она вспомнила, что сидела на табурете, а очнулась на полу. В правой руке зажат пистолет, левая – вся в крови. Неужели она потеряла столько крови? Кровь была повсюду. Нет, это чужая кровь! В метре от нее, уткнувшись лицом в пол, лежал парень. Значит, она успела нажать на спусковой крючок.

Аида прислушалась. Парень дышал. Наверняка попала в живот. Это никуда не годится! Нечисто сработано! Она попробовала встать, но голова так кружилась, что пришлось воспользоваться опрокинутой табуреткой.

Сидение на табуретке не принесло никакого облегчения. «Необходимо встать и прикончить этого говнюка!» – приказала она себе.

Она поднялась и сделала три неуверенных шажка.

Целилась в затылок. Целилась долго. Ей казалось, что единственный видящий глаз ее обманывает. Наконец выстрелила.

Посмотрела на часы. Всего десять минут она находилась в бессознательном состоянии, а кажется, прошла целая жизнь.

Спрятала в сумочку пистолет, достала перчатки. В таком состоянии можно оставить «пальчики». Она всегда помнит о «пальчиках», даже когда получает по голове гаечным ключом!

На стене висела аптечка. Все что ей было необходимо – вата и нашатырный спирт. Натерла виски, сразу стало легче.

Посмотрела в зеркало пудреницы. Над левым надбровьем приличная шишка и покраснение. Глаз немного припух. Слава богу, ничего не рассечено! Она припудрила больное место. Бросила в сумочку пузырек с нашатырем и пошла к выходу.

Дождь не только не прекратился, а, наоборот, усилился. Аида раскрыла зонт, и несмотря на головокружение, прибавила шаг.

Всю длинную дорогу домой, сначала на троллейбусе, потом на метро, она размышляла над признанием Водолаза и не переставала удивляться. Еще вчера она заподозрила, что насчет людей Борзого Соня врет. Они бы нашли другой способ разделаться с ней, более надежный, чем стрельба с катера, качающегося на волнах. Ей это показалось слишком глупо, по-мальчишески и непрофессионально.

Мотивы теперь тоже стали ясны Аиде. Софья решила реабилитироваться в глазах вышедшего на свободу мужа, принеся ему в жертву любовника, который сыграл не последнюю роль в его аресте, а также знаменитую киллершу, которую нотариус всегда побаивался. Решение она приняла не сразу, а как только поняла, что Марк не станет ее опорой в жизни, что с ним она не сможет бежать за границу или хотя бы из города, что, потеряв жену и детей, он впал в меланхолию. А меланхолия – не помощница в больших и серьезных делах. И, конечно, она лишится всего того, что может заполучить, как только Юрий Анатольевич покинет этот бренный мир. Ведь такие люди, как он, всегда ходят под прицелом.

Она все-таки извлекла один положительный момент из разговора с Водолазом. Она напрасно ждала вчера людей Борзого. Их попросту нет в Петербурге. Зато есть милиция, которая рано или поздно выйдет на ее след.

Софья, Костя, Саша убиты из одного пистолета. То, что она вымыла свою чашку и замела следы после чаепития над . Фонтанкой – это полдела. Дураку понятно, что в доме был кто-то третий. Более того, имеется свидетель, старая грымза кухарка.

Ее адрес и телефон тоже есть в записной книжке Сони. И до кухарки надо обязательно добраться и заткнуть ей рот раз и навсегда. В противном случае Аида рискует не доехать до Москвы. Весь вечер ее тошнило, о еде она не думала.

Ночевать Аида отправилась на квартиру Виктора, в район Сенной площади.

Марк на всякий случай сделал для нее дубликаты ключей. Она прихватила с собой компакт-диск с любимыми немецкими бродягами. Магнитофонные записи бывшего хозяина квартиры стояли ей поперек горла.

Уснула с молитвой на устах, перебирая четки, под волынки и барабаны современных вагантов.

– Что это с вами? – вытаращил свои большие черные глаза господин в бархатной жилетке. Сегодня жилетка была бордового цвета.

Опухшее надбровие сразу бросалось в глаза, хоть синяк и был тщательно замазан. Аида с утра ловила на себе вопросительные взгляды, но только цыган осмелился спросить вслух.

– Кирпич с крыши упал, – пошутила она. – Еще бы немного и не видать вам моей квартиры!

– Вы бы поаккуратней с кирпичами! – рассмеялся тот. – Личико-то не казенное!

Они возвращались в агентство от нотариуса, где была окончательно узаконена сделка. И деньги ждали ее в сейфе агента.

Там, у нотариуса, она успела заглянуть в его паспорт, и ей сразу все стало ясно. Георгий Феккете (так звали господина в жилетке) родился в той же деревне на Западной Украине, что и Мадьяр.

Георгий сидел за рулем своего новенького «вольво» и продолжал смеяться, когда она внезапно посерьезнев, сказала по-венгерски:

– Хватит ломать комедию, Дьердь! Иштван думает, что купив мою квартиру, купил и меня? Передай ему, чтобы так не думал. И большое спасибо за покупку!

В зеркале заднего обзора она увидела вылезшие из орбит глаза агента по недвижимости, сидевшего у нее за спиной. Что касается цыгана, то он еще громче захохотал:

– Меня предупреждали, что вы дамочка не промах, но чтобы до такой степени меня раскусить! Не завидую Иштвану! Я бы не хотел иметь такую жену! От нее же ни черта не скроешь! Только подумаешь о какой-нибудь шлюхе, а она уже хвать тебя за яйца! Нет, лучше иметь жену-дурочку! А еще лучше – никакой жены!

Цыган – птица вольная! Сегодня я в Питере, а завтра – в Нью-Йорке! Передам ему ваши слова! Обязательно передам! Иштван – славный парень, но иногда совершает необдуманные поступки…

– И еще передай ему, – продолжала она по-венгерски, хотя Георгий разглагольствовал по-русски, – что за Шандора я отомстила, но, где его закопали, узнать не смогла.

Господин в бордовой жилетке перестал смеяться. Замычал себе под нос какую-то грустную мелодию.

– Пусть попробует поискать в лесу, возле той дачи…

* * *

В агентстве ей выдали «дипломат», набитый долларами, а цыган, как это ни парадоксально, выказал себя настоящим джентльменом. – Надежнее всего, если деньги будут спрятаны в моей машине. Ты ведь сегодня уезжаешь? И, по-моему, у тебя проблемы, – он указал на ее опухшее надбровье. – Поэтому я буду охранять тебя до самого отъезда. Иначе Иштван мне не простит. Да и сам я себе не прощу, если что-то случится с такой девчонкой!

– О! Кажется, с появлением Феккете <"Феккете" по-венгерски означает «черный».> кончатся черные дни в моей жизни!

Они обмыли сделку в японском ресторане.

– Я некоторое время поживу в твоей квартире, – заявил Георгий, – но ты не переживай. Там ничего не пропадет. И не смотри, что я цыган! Я выходец из цыганской аристократии, понятно тебе?

– Понятно, – кивала Аида. – Только жить там небезопасно.

– Кого ждать в гости? Говори прямо!

– Во-первых, милицию…

– С этими я всегда договорюсь, – успокоил цыган.

– А еще могут нагрянуть уральские ребята.

– Не хотелось бы, – Георгий задумался, а потом опять повеселел. – Ничего, как-нибудь!..

Он не умел надолго задумываться. Его оптимизм напоминал шампанское, которым они обмывали сделку. Аиде было легко с таким человеком. В ресторане она впервые за последние дни позволила себе расслабиться и ни о чем не думать.

Но праздник был омрачен небольшим инцидентом. По дороге в туалет она случайно задела вазу с икебаной, и та разбилась на множество мелких перламутровых кусочков. Аида ее просто не видела, ведь с левой стороны у нее была тьма. Георгий сделал широкий жест, заплатив за вазу.

– А Иштван говорил мне, что ты можешь выпить литр водки и не опьянеть.

– Шампанское действует на меня по-другому…

В туалете она долго курила, ей не давала покоя одна неприятная ассоциация, возникшая почему-то в связи с разбитой вазой. Вот также она курила в туалете другого ресторана, когда появилась литовская охранница. Их неравная борьба закончилась плачевно для этой амазонки. Аида выколола ей глаз. Левый глаз. Она точно помнила, что левый, потому что наносила удар правой рукой. И вот теперь у нее самой проблемы с левым глазом. Совпадение? Она знала наверняка, что случайностей не бывает. Случай – это акция, профессионально разработанная самым прозорливым из всех боссов.

– Это начало конца, – сказала она своему отражению в зеркале.

«Неужели за литовскую кобылу я тоже должна нести наказание? Я убивала более достойных людей. По некоторым даже роняла слезу Так значит, самооборона не в счет? Самооборона – это для адвоката, для прокурора, для присяжных, но не для того, другого суда! Какое дерьмо! Все – дерьмо!» .

Ее вдруг охватило отчаяние, безысходность. Она была самым последним человеком на земле. Да и не человеком вовсе, а чудовищем. Воплощением всех пороков. Невестой дьявола. Она никогда не задумывалась раньше, почему ей так везет? Кто ей помогает? Вот, оказывается, в чем дело! Теперь можно и в петлю!

* * *

Нет, петля это для сирых и убогих! Старая Аида не допустит, чтобы ее «пицике» так бездарно закончила свои дни! Старая Аида явится в последний момент и перережет ножом веревку! И будет смеяться, и будет с издевкой называть «цыганским отродьем», и будет поучать: «Броди по этому свету, бродяжка, а на тот свет не заглядывайся!»

Тогда, может быть, пойти сдаться дяденькам-милиционерам? По ней давно плачет колония строгого режима! Но разве существует справедливый, объективный суд? «А судьи кто?» Извечный вопрос. Любой человек – преступник. А уж те, кто облачен в мантии, и подавно! «Не судите, да несудимы будете».

Она вымыла лицо холодной водой, смыв косметику. Она не хотела ни о чем думать, но голова была набита мыслями, изречениями, да еще на разных языках.

Они копошились, как черви, сводили с ума, будто в книгохранилище забрался вандал и все там разбил и порушил.

– Хватит! – закричала Аида, напугав вышедшую из кабинки японку. Та стремглав бросилась к двери. – Нет рая для праведников! Потому что нет праведников на земле! А в раю только горы и море. В море – дельфины, а в горах – сенбернары. И больше нет никого! Вообще никого! Все мы ходим под Богом! Все мы ходим под кирпичом!..

Она скороговоркой читала проповедь своему отражению в зеркале. Она видела, как глаза той, другой (Инги или Аиды?), загорелись сумасшедшим огнем. И это еще больше возбуждало. Хотелось говорить и говорить. Бесконечно. Чтобы выговорить все скопившееся в голове! Чтобы избавиться наконец от этих проклятых червей!

– Девушка, вам плохо?

Она не заметила, как сзади кто-то подошел и тронул ее за плечо.

– А? Что?

У той, в зеркале, были голубые глаза. Очень красивые глаза, скорбящие, заплаканные. А рядом стояла старуха, совсем не похожая на прабабушку, с добрым веселым лицом.

– Вам плохо, деточка? – повторила она, обласкав взглядом.

– Уже лучше, – улыбнулась ей девушка.

Два часа с лишним они просидели в машине Георгия в одном из дворов района Купчино. Лил дождь, и выходить из «вольво» не хотелось. Да и выходить пока что было незачем. Аида несколько раз звонила по мобильному телефону, но ей никто не отвечал.

– Где черти носят эту старую грымзу? Если она уже на приеме у следователя, то мне крышка!

– Не надо раньше времени расстраиваться, – успокаивал ее цыган. – Может, она пошла проведать внуков? Есть у нее внуки?

– Откуда мне знать! – все больше раздражалась девушка. – Какое нам дело до ее внуков?

– Я советую тебе уехать, а тетеньку оставить на мое попечение, – предложил Георгий. – Я ее как следует припугну. Это у меня хорошо получается.

Одна внешность чего стоит! Ей-богу, не надо расстраиваться из-за тетеньки!

– Я, пожалуй, немного прогуляюсь.

– С ума сошла? Воспаление легких подхватишь!

– Ты меня опекаешь, как сутенер шлюху!

– Зачем ты так? – надул губы Феккете. –А среди шлюх иногда попадаются настоящие женщины.

Ее уже начал раздражать этот цыганский джентльмен. Он пытался целовать ей ручки, но она вовремя их убирала. Он сводил разговор на двусмысленные темы, но она его не поддерживала. Аида углядела в глазах господина Феккете ничем не прикрытую похоть, а такие люди, не умеющие скрывать свои желания, всегда были ей неприятны. Она вышла из машины, чтобы отдохнуть от господина в бархатной жилетке.

Иногда ей хотелось стать наивной дурочкой, надеть розовые очки, постараться смотреть на людей без прищура. Говорят, что мастеру спорта по плаванию очень трудно утопиться.

Она вошла в подъезд и поднялась на третий этаж. Именно на третьем этаже жила кухарка Нечаева. Аида потопталась возле ее двери, а потом поднялась еще на один пролет. Нашла удобное для наблюдения место.

Ждать ей пришлось недолго. Старая грымза тут же явилась, будто специально предоставила девушке возможность занять позицию повыгодней.