Текст книги "Совместный исход. 1973"

Автор книги: Анатолий Черняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

4. Покушение на Брежнева.

Тогда говорили, что если стране суждено проделать еще один исторического масштаба революционный цикл, то она находится сейчас где-то в 60– ых годах XIX века (по аналогии).

Поиск духовности идет и на основе советской традиции. Характерны все более частые (и все более стилизованные – для удобства современников) обращения к эпохе гражданской войны. Но еще более примечателен затаенный и страстный, неистребимый как больная совесть интерес к «Великому 1941-ому». Как ни стараются его притушить, фальсифицировать, канализировать в нужное русло демичевские клевреты, корни этого интереса глубоки и долго еще будут держаться и прорастать. Ибо это была высшая кульминация в развитии собственно советского общественного сознания. Где-то в 1942 году можно датировать начало «постреволюционной» эпохи в истории нашего государства и общества.

7 апреля 73 г.

После болезни первый день на работе. Ощущение: без тебя она все равно бы делалась. И в общем-то незаметно, должно быть, чтобы хуже, чем при тебе. Пожалуй, только в секторе: Англия, Ирландия, Австралия – делалось бы что-то не так, как нужно. А главное ощущение – каждый раз, когда отрываешься от работы, что она тебе больше нужна, чем ты ей.

Я настолько уже интегрировался в свои 52 года в эту свою деятельность, что не могу теперь представить себя иначе, как именно в этой «жизненной ситуации».

Оказывается, началась бурная подготовка к Пленуму ЦК. Два года, если не больше ждут от раза к разу Пленума по научно-техническому прогрессу. Но это опять отложено. Как и Пленум по международным вопросам. Генералы и полковники от хозяйства, обкомовцы и прочие, видимо, наполняются тихим бешенством. Да, и в самом деле, какая логика?.. Там, где дела идут все хуже, «проблемы лежат», их не хотят возбуждать (то ли потому, что неизвестно, как их решать, то ли потому, что раз не сделан главный выбор: вооружение или экономика, нет средств их решать; то ли потому, что не «Сам» готовит этот Пленум, а другие, конкретно – Кириленко). А там, где дела идут прилично и ясно, то все равно уже пойдут в этом направлении, другого пути нет, там многократно и пышно обсуждаются «итоги и выводы», к деланию которых 99,99% Пленума прямого отношения не имеют.

Впрочем, это соблазнительная сфера: все мировые средства массовой информации работают тут на наш престиж и авторитет. Все на виду: красиво и приятно. И дело видно...

Пономарев, Александров-Агентов, Загладин и К⁰ засели в Новом Огареве. Готовят основной доклад и попутно материалы к поездке Брежнева в ФРГ. Эта связь не случайна. Загладин «просочил» такой разговор с докладчиком: «Я, мол, не хочу, чтобы это выглядело как моя поездка; я хочу, чтобы это было нашим общим мероприятием, коллегиальным»... Именно поэтому, в отличие от практики, которая установилась после XXIII съезда, на Пленуме будут выступать и другие члены руководства, в частности, и Пономарев. Консультанты во главе с Жилиным имеют большую суету в связи с этим. Юрка сообщил мне о главной проблеме: как подавать заслуги Генерального в выступлении Б.Н. Между прочим, он, Жилин, вспомнил один момент, случившийся в Берлине, где Б.Н. делал доклад о 125-летии «призрака». Ему пришлось произносить тост на итоговом банкете. Он сделал это экспромтом, а потом, когда Юрка подлез к нему с записанным текстом для печати, тот с беспокойством стал его наставлять: «Только, чтоб было так, как я сказал, именно так: не «во главе с», а «Политбюро», запятая, «лично товарищ Брежнев» и т. д. Повторил это несколько раз. Вернул уже уходящего было Жилина и еще раз ему «разъяснил».

Яковлева, говорят, уже назначили послом в Канаду. Москва еще ничего не знает. Сам Яковлев – в больнице. Хлипкий народец пошел!

10 апреля 73 г.

Еще о Яковлеве. Говорят, что вовсе и не статья в «Литературке» – причина. Так... повод. Главное, что «неправильно» обеспечивал «подачу» руководства в нашей пропаганде. Недостаточно развертывал эту тему, даже сдерживал!..

С этим корреспондирует один знаменательный эпизод. На последнем Секретариате ЦК обсуждался вопрос: о 2-ой книге пятого тома «Истории КПСС». Обсуждалось закрыто. Всех попросили... Оставили Поспелова (главного редактора всего издания), Федосеева (директор ИМЛ, где издается) и Кукина (ответственный в ИМЛ за издание). Говорил один М.А. (Суслов). Итог: «книга подготовлена на чрезвычайно низком теоретическом уровне, допущены грубые политические ошибки».

В чем дело?

Период: 1946-1958 г.г. Оказывается, авторы допустили очернительство в отношении деятельности партии. Принизили ее роль. Акцентировали на критике. Неправильно оценили XIX съезд партии.

Как понял «проницательный читатель», т.е. причастная общественность, до которой просочились сведения о Секретариате?

Очень просто понял: ведь на ХЗХ съезде в руководство партии впервые был избран Брежнев. Как же можно называть этот съезд плохим! Наоборот, надо подымать его роль, как это сделано, например, с битвой под Новороссийском etc.

Так мне изобразил дело «Воробей», от которого я узнал от первого о происшедшем.

К этому: Отдел науки дал критическое заключение на макет, но не разгромное. Оно рассылалось по секретарям до заседания, как это обычно делается. Но М.А. выступал не по этой записке, а по другой, которая была написана собственноручно Брежневым по информации его помощника Голикова.

У Отдела то науки был свой бизнес: приложить еще раз Б.Н.'а. Дело в том, что главным редактором пятого тома является Зайцев, состоящий консультантом в нашем Отделе, а в действительности уже "лет 15 состоящий при Пономареве в качестве лейтенанта по историко-партийным делам, вроде бригадира по подготовке учебника по истории КПСС, других книжек под редакцией Пономарева и т. д. Трапезников уже давно к нему подбирается. А тут такой случай. Но удар оказался гораздо более тяжелым. Зайцев мне сегодня сказал, что «его песенка спета».

Симптоматично, что Б.Н. ничего не знал, т.е. не знал, на какой круг дело заворачивается. И на Секретариате не присутствовал, потому что был в Завидово с Брежневым, готовя Пленум и поездку Леонида Ильича в ФРГ.

Вывод пока только один: Трапезников плюс Голиков отлично сорентировались в проталкивании своей линии, во всю используя старческие слабости лидеров. Да, собственно, и крыть нечем. В самом деле, что плохого или неправильного было на XIX съезде? И как раз речь Сталина была очень интересная и проницательная...

Был у меня Тимофеев. Он всегда держится, будто людям больше и делать нечего, кроме как наслаждаться его интригантским трепом. Раздулся он до невероятия, того гляди лопнет кожа. В эпизоде с «Историей КПСС» он увидел только одно: возможность приложить Федосеева.

Записка об отношении с социал-демократией.

Записка о новой встрече братских партий по европейской безопасности (предложение Берлингуэра) по типу Карловых Вар.

Записка о встрече компартий по проблемам идеологической борьбы (против антисоветизма).

Записка о создании при Рыженко (ректор Ленинской школы) научно– исследовательского отдела по МКД, в помощь нашей группе консультантов.

14 апреля 73 г.

Доделки и переделки к речи Пономарева к предстоящему Пленуму.

Партийное собрание о проведении субботника. Вызывающее убожество нашего партсекретаря Паршина. Меня приводит в бешенство, когда я его вижу, а особенно, когда слышу (да еще с трибуны). И не то, что он таков сам: мало ли на свете кретинов, а то, что он «устраивает» Б.Н.'а, который его демонстрирует и рекомендует вот уже в третий раз на эту должность. Единственное разумное объяснение: зная, с кем отдел имеет дело в парткоме аппарата и в Секретариате, зная, что парторганизация отдела ЦК в условиях аппарата – это нуль без всяких палочек, и на работу, и положение главных дел никакого влияния не имеет, Б.Н. предпочитает иметь партидиота в роли прикрытия «интеллектуализма» и «свободы мысли», которые он допускает в своем хозяйстве, потому что без этого Отдел не сможет выполнять своих сложных функций.

Но, думаю, он заблуждается, думая, что Паршин хорошо выполняет эту свою роль. Скорее (причем, даже не по подлости, а по первородной, простодушной глупости и злобе на определенных лиц) он как раз «выносит из избы» то, что Б.Н. хотел бы прикрыть его идиотской физиономией и дремучим кретинизмом.

Был на премьере «Пушкина» на Таганке. Присутствовал член ПБ Полянский (один из «Пушкиных» – еврей Ванька Дыховичный его зять, муж его дочери. Прекрасный парень, может быть, и отличный актер, музыкант и прочие. Он ведет линию «Пушкин-гусар, прожигатель, охломон»).

Местами просто содрогаешься от реплик и целых сцен, которые пушкинскими словами бросают нахальный вызов нынешним порядкам. И это все прошло, несмотря на яростное сопротивление «культурных властей», ибо Любимов отлично освоил и ловко использует принцип «голого короля». Каждый более или менее соображающий человек, задав себе вопрос: какой общественный смысл вкладывал режиссер в эту постановку? Может ответить только одно – «большой кукиш в кармане, причем, то и дело вытаскиваемый оттуда наружу! "»Но публично этого никто не может или не хочет сказать, боясь выглядеть ретроградом или идиотом. И все бурно хлопают: от представителей райкома до члена ПБ, не говоря уже о широкой публике, которая еще и ехидно хохочет. Формально все аплодируют мастерству режиссера и актеров... Оно действительно местами потрясает, хотя спектакль, как и все предыдущие, не без обычных любимовских пошлостей, ради которых он поступается вкусом, а, может быть, вкус ему здесь просто изменяет.

16 апреля 73 г.

Виделся с Пономаревым. Дал мне поручение писать резолюцию предстоящего Пленума. Дал черновой вариант доклада Брежнева. Не знаю, что останется в окончательном, но пока:

1. Не было бы Чехословакии, не было бы сейчас и Брандта, ни Никсона, ни разрядки, ни сотрудничества.

2. Доверие к Никсону. А про Брандта впервые сказано, что антифашист, эмигрант, бежавший из гитлеровской Германии и вернувшийся в погонах норвежского офицера. И такого человека немцы поставили над собой – это ли не психологический перелом?

3. Об Общем рынке впервые не как об «экономической базе НАТО», а даже чуть наоборот.

4. Экономическое сотрудничество с Западом и Японией – во главу всего «международного нашего угла».

5. Плохо с СЭВ'ом. Виноваты мы сами, наши ведомства (и возможности). Отсюда – пассивное сальдо в торговле с социалистическими странами, невыгодная структура экспорта туда и то, что оборот у них с Западом растет быстрее, чем внутрисэвовский товарооборот.

6. Однозначно положительно о Польше и (!) Венгрии. Так же – о Югославии: Политбюро, мол, всегда ее считал социалистической страной.

7. Китайцы (в связи с США, Европой, Японией) «проскальзывают», наконец, как главная опасность.

8. Впервые – что мы экономически заинтересованы в разоружении и что без материализации политической разрядки через разоружение (сокращение вооружений) не может быть настоящей мирной структуры международных отношений.

9. Похвалы в адрес американских, и западногерманских бизнесменов (видно, работа Арбатова) и что их стремление нажиться – фактор, который надежнее любых политических обязательств. На него и надо де ориентироваться.

10. Утверждена идея новых «Карловых Вар» – конференция европейских КП по европейской безопасности и выдвинута идея нового всеобщего Совещания МКД – на неопределенное будущее.

11. Предстоящая поездка в ФРГ – как форма определения дружбы и сотрудничества с Западной Германией на «длительную перспективу», навсегда!

12. О ГДР'овцах сказано, что они еще не разобрались, что им делать в новой ситуации.

13. Румыны и корейцы – паршивые овцы.

Очень откровенный доклад.

29 апреля 73 г.

О Пленуме. Доклад действительно выдающийся в смысле признания реальностей и необходимости на деле на них ориентироваться. С этой точкой зрения переломного значения идеи: а) экономические связи наши и с нами обеспечивают прочность мира и мирного сосуществования; б) отказ от линии – внешнеэкономические связи – не довесок к экономике для затыкания дыр, а интегральная часть планирования всего народного хозяйства, в особенности долговременного; в) китайцы – действительно опасность №1.

Проблема «культа». Мы с ней столкнулись еще до Пленума, при подготовке резолюции и выступления Пономарева. На уровне замов долго рожали, включать или нет в резолюцию упоминание о «личном вкладе». Включили. Пономарев снял, и, кажется, получил одобрение (скорее молчаливое согласие) от Суслова. Последовал «окрик» от Александрова-Агентова, но – Загладину: в том смысле – «кто готовил?». Загладин, конечно, довел до Б.Н. Тот стал отруливать, но сдержанно. Без упоминания «о личном вкладе» проект держался до середины второго дня заседания Пленума. Потом в перерыв, на коротке Секретариат, по настоянию Кириленко, включил формулу, которая и появилась в опубликованном тексте. Для Б.Н. – чистый ущерб: он «раскрылся», а Суслов, его видимо подставил.

Вряд ли Б.Н.'ом двигали «идейные соображения», скорее он не сорентировался в расстановке главных сил и недооценил, куда неумолимо идет дело. Вот факты:

Подгорный, который выступал на Пленуме первым, трижды поднимал в овации присутствующих на тему о Брежневе. После него каждое, даже проходное, упоминание имени вызывало более или менее сильные аплодисменты.

Вечером этого дня Пономарев вызвал меня к себе. Сидел расстроенный и злой, перед ним проект его выступления и проект резолюции, какие-то листочки с каракулями (как я потом увидел) о значении Брежнева. Сверкнув на меня глазами, спросил: «Видели, что происходит?»... Я ответил, что не сомневался, что так и будет.

Смягчившись, он раздосадованно стал говорить: «Я не ожидал этого от Подгорного. Он всегда держался как ... (и показал руками, обозначая дистанцирование). А теперь... Что происходит?!» И в этом роде.

Я обмолвился: «Может быть, вставить чего-нибудь о его умении связывать внутренние и внешние проблемы?» Б.Н. на меня воззрился: «Куда вставить? В резолюцию? Вы что? ... (едва не добавив – с ума сошли) На весь мир?!»... Я говорю: «Да нет – в ваше выступление». Он: «Ну, это еще куда ни шло»... И вдруг как-то сразу завелся, вскочил и грохнул свою кожаную папку в край стола. Она проскользила и шлепнулась на пол. Вот тут у меня сверкнуло, что он озабочен не только своей личной ситуацией.

Видно, он почувствовал себя очень одиноким в своем упорном и тайном стремлении отстоять какую-то ниточку, оказавшуюся по ряду причин для него весьма прочной, протянувшуюся от XX съезда: глухой отзвук большевистской общественной нравственности.

Суслов выступал очень четко, с отточено ортодоксальными формулами, в которых тщательно взвешены были признание «нового подхода» к мировой политике и классовая бдительность, упор на усиление идеологической борьбы. О роли Генсека сказал сдержанно (не так разливанно, как Подгорный), но увесисто. Вообще, выглядел верным самому себе, своему реноме, сложившемуся в партии. По тому, как зал его слушал, можно было почти физически ощутить силу авторитета, которым он пользуется: что-то в нем от прежней «тайны», окружавшей руководителей сталинской эпохи.

Пономарев еще почти за месяц до Пленума говорил нам, что его намечают провести «по-новому»: в разрыв с правилом, которое установилось после ХХГІІ съезда. На Пленумах члены руководства, кроме Брежнева, не выступают, предполагалось, что на этот раз выступят многие члены ПБ и Секретариата. И вообще – будет де обсуждение, а не только «поддержка доклада». Но ничего этого не было. Кроме Подгорного, Суслова, Косыгина никто из «центра» слова не получил, хотя, не говоря уж о Пономареве, готовились (мне стало известно) Пельше, Кириленко...

За вычетом упомянутого, все пошло по обычному кругу: Ленинград, Свердловск (Урал!), республики по периметру и по кустам (Азербайджан от Закавказья, Киргизия от Средней Азии) от Прибалтики Снечкус, у которого на второй фразе сел голос и он говорил шепотом: никто ничего разобрать не мог даже через наушники, тем не менее он договорил и получил свои аплодисменты. Машеров громким, театрально поставленным голосом извергал поток пышных слов – совершенно бессодержательный пропагандистский треп. И его откровенно никто не слушал, как впрочем и многих других. Представители рабочих, крестьян, интеллигенции. В зале стоял во время таких выступлений шум, некоторые разговаривали прямо в голос, и председатель то и дело нажимал на звонок, призывая к порядку.

То есть – разыгрывался обычный спектакль, как и на публичных мероприятиях, прерываемый однако на отдельных деловых точках: Андропов, Громыко, Гречко, Патоличев, отчасти Щербицкий.

Кое-что из выступлений некоторых из них.

Андропов. Я обратил внимание: «единый фронт империалистов– антикоммунистов, левых и правых ревизионистов, маоистов и сионистов» – против нас. Широкое использование туризма для шпионажа против нас, вернее для «идеологических диверсий». И еще: активность сионистов направлена не на то, чтобы обеспечить полную свободу эмиграции нашим евреям, а для того, чтобы создать у нас «еврейский вопрос».

«Встречали» его тепло, особенно после отступления от текста, которое сделал в своем докладе Брежнев в адрес Андропова и КГБ: в том смысле, что это – огромная помощь Политбюро во внешней политике, что если обычно думают, что КГБ это значит только кого-то хватать и сажать, то глубоко ошибаются. КГБ – это прежде всего огромная и опасная загранработа. И надо обладать способностями и характером... Не каждый может... не продать, не предать, устоять перед соблазнами. Это вам не так, чтобы... с чистенькими ручками (и провел ладонью по ладони). Тут нужно большое мужество и большая преданность.

Все это было покрыто громом аплодисментов.

Громыко. Говорил много о яростном политическом сражении, которое вел Леонид Ильич во время встреч с Никсоном. О «могущественном ЦК», о котором пишет советологическая пресса. Отдельные фразы остались в памяти: «Прошлая Германия умерла, она рухнула под тяжестью своих преступлений». По поводу КНР: «Наша страна большая и богатая, но лишних земель у нас нет». «Наша страна никому не собирается уступать своего места в мире, которое она занимает по праву».

Поставил отметку Политбюро и Генсеку: «ведут дела хорошо и солидно».

Когда потом его избрали членом ПБ, я вспомнил, что во время его выступления сделал себе пометку в дневнике: «Выступает, как если бы был вторым лицом в партии и государстве».

Гречко. Бросилось в глаза, что наши оценки китайского ядерного потенциала много меньше, чем американские (в печати): несколько десятков ракет с радиусом в 2000 км., около 200 ядерных единиц. Шутил: «А у нас»... и, прервав себя, повернулся к президиуму: «Как ты (!) думаешь, Леонид, сказать, сколько у нас?» Брежнев из президиума: «Не надо, не пугай!»

Меня поразило и другое: он сказал – ихний потенциал ни в какое сравнение с нашим идти не может и по оценкам они не достигнут нашего нынешнего и через 15– 20 лет. Ладно. Но через 15-20 лет, пусть не достигнут, но приблизятся. А ведь нашего теперешнего потенциала достаточно, чтобы несколько раз разрушить все жизненные центры нашей страны. Что дальше?

Патоличев хорош был тем, что ораторствовал без бумажки, чувствовалась старая партийная школа – массовика 30-40-ых годов (он ведь был тогда секретарем обкома), словом – личность. Однако, хорошо начав, в духе доклада о значении внешнеэкономических связей и о нашей беспомощности и аляповатости в общении с крупным бизнесом, кончал он мелковато – все с намеками в адрес Байбакова (Госплан), который презрительно морщился (я сидел почти рядом с ним): он то хорошо знал (и знал, что Патоличев тоже об этом знает), где безрукость и неумелость кадров, а где объективный тришкин кафтан, т.е. где Патоличев бил ниже пояса и все это видели.

Любопытно было выступление Косыгина: совершенно технократическая и довольно откровенная в этом смысле речь, с цифрами и т.п. Фразы: «Нельзя развивать НТР в отрыве от других стран»; «нужна новая концепция кооперации с другими странами»; «надо уметь взглянуть на эти вещи по-новому. От этого зависит наше будущее».

Факты: 2/3 наших кредитов идет на Кубу, во Вьетнам, в Монголию; 25% стоимости экспорта составляет оружие и оборудование в развивающиеся страны; 2/3 наших экономических связей приходится на соц.страны.

И ни слова восторга по поводу роли Генсека. Он был единственный в этом стиле из выступающих.

Наконец, еще один момент в связи с Пленумом. Во время последнего перерыва участникам Пленума был роздан проект резолюции. Сидят сзади меня двое: Стукалин (председатель комитета по печати) и Хренников. Первый говорит: «Посмотрите, всего три с половиной страницы, а вся суть доклада трех с половиной часового, здесь умещена и довольно точно». Хренников поддакивает: «Удивительно!» Стукалин: «Какое мастерство, а?!» Подслушать это было приятно: резолюцию писал я. Разумеется, я мог ее написать только так, и никак иначе. Так как никакого значения в смысле влияния на политику этот мой «труд» не имел (хотя допустимо, что при другом исполнении что-то могло быть упущено или какой– нибудь стилевой нюанс не так акцентировал бы что либо). Тем не менее странно мне было после этого «диалога» не знающих меня людей, оглядывать зал, где подавляющее большинство сидевших абсолютно никакого касательства к политическому содержанию Пленума не имело.

Провел совещание по первому тому многотомника «Международное рабочее движение». Состав людей сильный. Может получится интересно. Пора начинать писать введение (автор – Пономарев!).

Состоялось еще одно решение Секретариата по У тому «Истории КПСС». Снят Зайцев. Его, видно, будут удалять из аппарата. Федосеев утвержден главным редактором всего издания: вышел сухим из воды и даже с повышением, хотя вместе с Поспеловым подписал макет, сопроводив его «положительным отзывом» в ЦК. Поспелов переведен в рядовые члены главной редакции. Во главе У и У1 томов, т. е. всего периода с1946 до 1964 годов поставлены люди Трапезникова. Сам он введен в главную редакцию.

Моя тайная (рукописная) записка Б.Н.'у в Завидово накануне этого решения, где я со слов Тимофеева, Волобуева и др. излагал ему свои соображения по складывающейся в этой связи ситуации в отношении его самого. Он звонил мне после этого по ВЧ. Очень расстроенный и в общем беспомощный.

Дело все ведь началось с того, что Трапезников вместе с Голиковым что-то подсунули Брежневу насчет этого несчастного тома. Он поднял вопрос на ПБ: в смысле, почему чернят XIX съезд и вообще работу партии в тот трудный период? Секретариату поручено было разобраться. И складывается у многих впечатление, что Суслов, воспользовавшись этим, аккуратно «приложил» Пономарева, как идеолога, во всяком случае отсек все его претензии выступать в роли идеолога на внутреннем фронте с помощью этого его хобби – Истории КПСС.

Перед Пленумом, на котором намечались столь небывалые с 1957 года кадровые перемены, эта операция была «весьма кстати».

5 мая 73 г.

Пономарев уже адаптировался. Куча текущих дел накопилась у меня к нему (наверно, и у других замов), но об этом всем разговаривать некогда. Он озадачен суетой вокруг подготовки визита Брежнева в ФРГ, хотя ему прямых поручений на этот счет нет. А вчера позвал меня с Шапошниковым и велел срочно готовить: а) благодарность Брежнева для печати в ответ на вселенский поток поздравлений в связи с присуждением Ленинской премии мира; б) ответную речь Брежнева при вручении премии.

По этому случаю сидели до 11 вечера, а сегодня (суббота) – рабочий день. Впрочем, не в этом дело, выходных и так до разврата много, все майские праздники и день Победы. Дело в том, что дела не делаются, в том числе и те, которые прямо вытекают из Пленума, для нас, для международного отдела конкретно!

6 мая 73 г.

Был с утра на даче. Немножко поиграл в теннис. Смотрел фильм по М.Булгакову – «Иван Грозный». Смешной и местами злой.

Вчера прошлись с Искрой от пл. Ногина до метро «Динамо». Обо всем поговорили. Все стало яснее и легче. Она – мудрая и очень– добра ко мне. Она поразительно все видит.

Забегал Брутенц, рассказал со слов Гаврилова (помощник Демичева) следующее: Яковлева сняли по прямому указанию Брежнева, который после Секретариата, где постановили не снимать (за статью), вызвал к себе «химика»⁵ и жучил его в течение часа. Тот пришел красно-белый и весь день потом никого к себе не пускал. На другой день подготовил «выписку» о назначении Яковлева послом в Канаду. Гаврилов комментирует это так: Демичева этим делом специально подставили – чтоб своими руками снял. Причина, по словам Гаврилова, – в нежелании Яковлева понять, что от него хотели, а хотели от него «концентрации пропаганды на одном лице». Его де пытались «приручать», «обласкивать», а он, якобы при молчаливой поддержке «химика» (очень это сомнительно!) делал вид, что не понимает. На него жаловался Замятин, что, мол, «зажимает», т.е. не дает развернуть славасловие. То же самое делал не раз Удальцов (АПН). (А я то их чуть ли не каждое воскресенье в Успенке в обнимку видел с Яковлевым!) Демичев, по словам Гаврилова, в изоляции. Он – нуль для всех остальных в руководстве. Характерно, что в течение полутора лет не утверждают ни одно из его представлений на более или менее ответственные посты в идеологическом аппарате. Это де верный признак, что ему «осталось недолго».

Гаврилов рассказывал также, что сейчас к ним (с Демичевым, надо понимать) ежедневно поступают со всех концов жалобы на печать: более или менее серьезная критика сразу же вызывает протест соответствующих ведомств, которые тут же вносят свои предложения: снять редактора, объявить выговор, дать в «Правде» опровержение и т. п. Мы, говорит, отбиваемся, как можем. Но жалобщики работают «в струе»: понимают, что в конце концов найдут поддержку, потому что на самом верху «хотят, чтоб все всюду выглядело хорошо и в порядке».

Много в этой картине явно неправдоподобного, продиктованного озлобленностью человека, который почувствовал, что из-под него уходит почва. А между тем, уже лет 20 как он считал себя представителем пожизненно господствующего клана, и держал себя как хам и сволочь, которому все позволено. Демичев в роли борца за демократию... – довольно фантастическая ситуация, чтоб ее с ходу принять. Что-то, видимо, еще стоит за этими «дворцовыми» делами.

Интересно, есть ли связь между У томом «Истории КПСС», делом Яковлева, положением «химика», историей с наказанием за пьянку Загладина и Шапошникова, атмосферой Пленума?

9 мая 73 г.

День Победы сегодня. Виделись, как всегда с Колькой Варламовым. Походили по улицам, навесив планки. Посидели, выпили водки. О войне не говорили. Говорили о текущем. О повседневной суете нашей: он в Общем отделе, я в своем. Он вспомнил, как чуть было не сшиб с ног Сталина, столкнувшись на лестнице в Кремле (он работал тогда в особом секторе). Я поддакнул, как чуть было на днях не сбил с ног Суслова, возвращаясь утром через 1-ый подъезд с тенниса. Разница!

Старые становимся. Правда, я вижу это больше на других. В себе старость не чувствую и не очень-то она на мне видна. Тем не менее – 28 лет уже только после войны...

Вчера перед концом рабочего дня очередная «интимная» сцена у Пономарева. Советовался со мной, как ему отказаться от редакторства 12-томной «Истории КПСС». Я ему говорю: «10 томов вышло. Там вы значитесь. И как «общественность» поймет отсутствие вас в 11 и 12 томах? Однозначно, как отстранение в связи с историей 5 тома». Он отложил дальнейший разговор.

Вообще, говорит: «Стараешься, стараешься – и многотомники, и статьи, и делегации, и бумаги, и ему (?) материалы готовишь... А потом найдут какую-нибудь у тебя фразу и все летит к ебене матери...».

Неожиданно перешел на другую, но ассоциативно вполне уместную, тему: «Возьмите нашего премьера... Ведь ходил с петлей на шее. В конце 40-ых мы были близки домами. И жену я его хорошо знал и дочку, нынешнюю жену Гвишиани, еще маленькой знал. Сам я работал тогда в особом секторе при Политбюро... Он сам мне говорил, как, будучи кандидатом в члены ПБ, из рассылки материалов допроса Кузнецова и Попкова (ленинградское дело) узнал, что он, оказывается, вместе с ними планировал передачу Ленинграда Финляндии и т.п. Сказал мне, тогда помню: «Осталось мне несколько дней».

Вскоре после этого часа в два ночи позвонил мне Поскребышев:

– Ты материалы ПБ всем рассылаешь?

– Да, как всегда.

– Косыгину не посылай!..

– Почему?

– Не твое дело. Сказано – не посылай.

Я тогда, говорит Б.Н., убежден был, что его возьмут вот-вот. Тем более, что вместо двенадцати охранников, как обычно, ему их увеличили до сорока пяти.

Однако, как-то пронесло... А теперь? Ведь к месту и не к месту то и дело вспоминает Сталина: «Сталин сказал так-то», «Сталин велел делать так-то»... «Сталин решил бы этот вопрос так-то» и т.д. и т.п. Вчера принимали Асада (президент Сирии), так он даже и здесь сумел вставить о Сталине. Бюст на Красной площади – это его работа. Да еще Шелепина. Брежнев сдержанно относился к этой идее, не торопился. Но Косыгин добился, настоял. Что происходит? – Не пойму».

И перешел к своей статье в энциклопедии о Коминтерне. Написал ее я лет 7 назад для исторической энциклопедии. С тех пор она раза три перепечатывалась. Сейчас должна была идти во 2-ое издание БСЭ. Но Ковалев – главный редактор – как только пронюхал о решении Секретариата по У тому «Истории КПСС», сразу прислал поправочку к абзацу о культе личности, приведшему к ликвидации некоторых партий в 1938 году и многих видных деятелей Коминтерна.

В общественной жизни «прорвало». После Пленума и упоминания в резолюции о «личном вкладе» идеологическая атмосфера быстро заполняется Генеральным: речь с мавзолея 1 мая, речь в Варшаве при вручении ордена Ленина Тереку, телевизор: отъезд – проводы – встречи, отъезд в ГДР, там опять будут речи, потом будет вручение «Ленинской премии мира», потом ФРГ, потом США... И все речи и речи, по несколько раз передаваемые радио и телевидением. Никто не чувствует «обратной» реакции простого человека, массы, не говоря уже об «интеллихенции».

И это при всем том, что его заслуга в деле мира – безусловна а, значит, и в общем повороте мирового развития – к действительному сосуществованию, т.е. к совсем новой эпохе, в корне отличной от той, которая была прямым наследием Октября и Войны.

Карякин зовет к Неизвестному. А мне не хочется. Наверное, потому что весь разговор уйдет в обсуждение казуса с государственной премией за Зеленоград. И что я скажу?!

Последние дни, несмотря на большую «текучку», много занимаюсь многотомником по рабочему движению. Встречаюсь с авторами томов. Могло бы быть все это очень интересно. Но требуется: а) время; б) отсутствие Трапезникова, чтоб действительно вышло нечто новое и приличное.