Текст книги "Под Екатеринодаром(СИ)"

Автор книги: Анатолий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Под Екатеринодаром.

Штаб главнокомандующего Добровольческой армии генерала Корнилова. Ферма на берегу Кубани, с неё прекрасно просматриваются окраина Екатеринодара. В комнате генерала стоит стул у стены, перед ним стол с картой города, узкая кровать, на полу настелена солома, где сидят генералы Добровольческой армии. Все усталые после боёв за город, настроение подавленное, в успех никто не верит. Генерал Марков пригрелся в углу на соломе, его стала одолевать дрёма, он с ней боролся, но она его явно одолевала. По очереди встают генералы и докладывают о положении дел на своих участках фронта.

Корнилов хмуро слушал доклады генералов. Он и так знал, что обстановка архи тяжёлая. Население города не подняло восстание против большевиков, как надеялись, казаки уходят в родные станицы, не веря в победу, даже среди офицеров Добровольческой армии появились дезертиры и что в Екатеринодар прорвались несколько поездов с революционными матросами. Положение отчаянное. Доклады генералов только уточнили данные. Но, прийти из Новочеркасска к Екатеринодару, преодолев все трудности зимнего похода и не достичь основной цели – взятие города. Это было немыслимо! Город находиться в центре казачьих земель (Кубань, Дон, Терек, Астрахань), рядом Крым и Новороссия. На Юге России создать альтернативу Советам. Пусть на севере народ наестся советской власти до отвала, проще будет дойти до Петрограда. В августе прошлого года это не удалось, к сожалению, хотя и было ближе. А его обвиняют, что он развязал большевикам руки. И что надо было делать? Сидеть и смотреть на этого ничтожество – Керенского? По крайней мере, он попытался спасти Россию. А там уж как получилось! Пути Господни неисповедимы. Но не всё ещё потеряно. Обладая ресурсами Юга – главным образом зерном, многое можно достичь. Союзники по Антанте даром ничего не дадут. А хлеб можно обменять на оружие. Главное – не торопится, не спешить, всё делать основательно. Но главное, главное, это взять Екатеринодар. Без него всё это пустые мечты. И он произнёс твёрдо и непреклонно:

– Я не вижу другого выхода, господа, как атаковать город. Завтра на рассвете, по всему фронту.

Тон генерала не предусматривал возражений. Большинство были с ним не согласны, но пришлось уступить.

Генерал Алексеев предложил дать людям день отдыха, а решительный штурм Екатеринодара отложить на послезавтра. Старший по возрасту (ему шестьдесят) и по званию равный только Корнилову (оба генералы от инфантерии), Алексеев в Добровольческой армии заведовал гражданскими и финансовыми делами, был, так сказать, прообразом будущего правительства России. Его искренне уважали и слушались. Хотя несколькими днями ранее, отдавая приказ о взятии Екатеринодара, Корнилов ни кого не спрашивал и совещания не созывал, был твёрд и уверен в успехе. А сейчас, после ряда неудач, он вынужденно согласился с Алексеевым:

– Хорошо, будем брать Екатеринодар послезавтра. Отступать –

означает медленную смерть Добровольческой армии, её агонию. В конце концов, господа, лучше уж героическая смерть в бою с честью и славой, чем жизнь затравленного животного.

Совещание завершилось,генералы начали расходиться. Деникин остался.

– Лавр Георгиевич, почему вы так настаиваете на штурме Екатеринодара?

– Выхода другого нет, Антон Иванович. Наша цель ещё с Новочеркасска была взять Екатеринодар. Не взятие его, я считаю, это смерть Белого Движения. После этого только пулю в лоб пустить останется.

– Самоубийство – всегда слабость, – возразил Деникин, – вспомните Каледина. Эго самоубийство тогда произвело очень удручающее впечатление. Если вы так поступите, Лавр Георгиевич, кто выведет армию? Она вся погибнет.

На жёлтом монгольском лице Корнилова появилась подобие улыбки:

– Уверен, послезавтра Екатеринодар будет наш.

Генералы стояли у фермы, курили самокрутки из махорки. Солдатские самокрутки и русские генералы вещи, конечно, не совместимые, но, что делать? Папиросы они не видели уже пять месяцев, с ноября прошлого года.

– Зачем вы, Михаил Васильевич, – сказал Алексееву генерал Марков, – предложили Корнилову день отдыха? Если уж решились на самоубийство, то чего ждать? Завтра поутру все бы и пошли на смерть. Ожидание смерти – самая жестокая из пыток.

– Я искренне считаю, Сергей Леонидович, – ответил Алексеев, – что людям нужен отдых, нужно прийти в себя, подготовиться к последнему бою. И, к тому же, я старше вас всех и по званию и по возрасту, и смею вас уверить, на основании собственного опыта, что если Господь воспротивиться штурму, то штурма не будет.

– Ну, если только подготовиться к последнему штурму. И с чего бы ему не быть, штурму-то?

–Вот уж не знаю, голубчик, не знаю.

Из здания фермы вышел Деникин:

– Его высокопревосходительство приглашает генералов Казановича и Романовского к себе на курицу с хлебом.

– Иван Павлович, – обратился Деникин отдельно к Романовскому, – у главнокомандующего очень мрачное настроение, грозится себе пулю в лоб пустить. Вы приглядите за ним.

– Пустое, – отмахнулся Романовский, – Лавр Георгиевич, сильный человек, пулю в лоб он себе не пустит ни при каких обстоятельствах.

– Господа, мне показалось, что на лице Корнилова печать смерти – сказал генерал Богаевский.

– Это вы, Лермонтова, Михаила Юрьевича начитались, – возразил ему Марков. – Перед атакой я у солдат, ни какой печати на лице не замечал. За несколько минут до смерти у тяжело раненных, да видно. А так нет.

Генералы Казанович и Романовский направились на ужин к Корнилову, остальные разошлись по своим полкам, а Алексеев в станицу Елизаветинскую, где его ждала жена.

Придя в свой полк – двести человек – Марков сказал спокойным голосом:

– Послезавтра, нет уже завтра, – посмотрев на карманные часы, поправил сам себя, – мы идём на штурм города. Екатеринодар мы не возьмём и все погибнем. Приготовьте и оденьте чистое бельё. Перед Господом, по русскому обычаю, предстают во всём чистом.

На ужине у Корнилова Казанович рассказывал о своём вчерашнем прорыве к центру Екатеринодара. Со смехом рассказывал, как они из города уходили, сообразив, что их никто не поддержит, смешавшись с красными, делились с ними махоркой и какие изумлённые были лица большевиков, когда увидели, что люди Казановича, назвавшиеся «Красным Кавказским отрядом», прихватив по дороге несколько повозок с боеприпасами,уходит к белым.Когда они сообразили и поняли в чём дело, было уже поздно. Потом Казанович и Корнилов вспоминали свою молодость в Туркестане.

В это время Минька Колосов снял с папахи белую полоску и прицепил красную. Он смело шёл по окраине города, встречным красным патрулям небрежно бросил:

– Веди к Автономову али к Сорокину.

– А ты кто таков? – задал законный вопрос старший патрульный.

– А ты веди, куда сказали, начальство разберётся.

Внешне Минька был плюгавенький тщедушный мужичок, но внутри дьявольски хитрый. Патрульные решили, что вред от него не большой, если что. Повели.

Сорокин, руководитель всеми красными войсками на Кубани, Миньке обрадовался:

– А, вернулся, – и патрульным: – Спасибо, товарищи, свободны.

– Ну, рассказывай, разведчик, что разведал?

– На ферме у реки их штаб. Если накроем, то всё! Кранты белякам!

– Добро, утром покажешь.

Утром шарили биноклем по берегу Кубани.

– Ни черта ничего не понятно! Где она, эта ферма? Всё сливается. Деревья мешаются.

– Вон она крыша эта вроде, – показал рукой Минька.

– Вроде! Вроде Володи! Где? – ворчал Сорокин.

– Да вон же! Крыша серая. Вон дымок. Точно! Там кухня полевая.

Сорокин повернулся к артиллеристам:

– Засекли? Орудия сюда! Наводи.

Корнилов лёг спать в два часа, а в пять уже был на ногах. Первым делом зашёл в сарай, где находилось тело полковника Неженцева, погибшим при попытке поднять казаков в атаку. Лоб у Неженцева рассечён пулей. Но эта пуля его не убила. Он поднялся, успел крикнуть: «Корниловцы, вперёд!», как вторая пуля убила его наповал.

Корнилов постоял у тела, покачал головой:

– Эх, Митрофан, Митрофан… Как же так? Какая потеря.

Пошёл к себе. У фермы дымила походная кухня, рядом два казака чистили пулемёт. Остановился.

– Это что такое? – сказал, показав на кухню.

Выскочил штабной офицер:

– Это что такое? – заорал на кухарей. – Штаб демаскируете! Вон!

Кухня начала отъезжать. Пронзительный свист, взрыв. Убило одного казака, чистивший пулемёт, второму оторвало ногу. Он дико заорал. Из фермы выскочила сестра милосердия, бросилась к казаку.

– Перевяжите его и в сарай, – распорядился Корнилов и вошёл на ферму, – и доктора сюда!

В коридоре встретил Деникина:

– Антон Иванович, я вчера проявил слабость.

– Ничего страшного. Мы все устали, Лавр Георгиевич. Бывает.

Деникин вышел на воздух. В голубом небе сияло весеннее солнце, блестела зелёная молодая травка. Истошно в сарае орал раненный казак. Антон Иванович спустился с обрыва, лёг на траву. Тепло, хорошо, весна. Тридцать первое марта у белых и тринадцатое апреля у красных. В воздухе рвались гранаты красных. «Откуда узнали?» – подумалось. «Нет, это опасно, надо уводить Лавра». Деникин поднялся, направился к ферме.

Корнилову принесли завтрак – стакан чая и кусок белого хлеба. Генерал поблагодарил адъютанта Ходжиева, склонился над картой.

– Нет, Екатеринодар надо брать, другого выхода нет.

Тут за его спиной раздался взрыв, Корнилова подбросило вверх, к потолку.

Первым в комнату ворвался Хаджиев: «О, аллах!», за ним Богаевский.

Корнилов лежал на полу весь в белой пыли, на левом виске струйка крови, правая нога в крови. Подоспевший фельдшер перетянул жгутом ногу, главнокомандующего вынесли на улицу. Он, не приходя в сознание, умер на руках Ходжиева, Деникина, Романовского.Богаевский сложил ему руки на груди крестом и вложил в них крестик из воска, слепленный им машинально на вчерашнем военном совете.

Деникин, как заместитель Корнилова решил взять командование Добровольческой армии на себя. Но необходима была поддержка Алексеева. Весь поход Деникин пробыл в обозе – не нашлось подразделения армии, достойной его командования, а идти в бой рядовым считал ниже своего достоинства. Он считал себя хорошим полководцем, и, надо признаться, был прав в этом. Но армия его не знала. И во главе хотела бы Маркова. Конечно, до выборов командира в Добровольческой армии не дошли, не Красная, всё таки, да и там от выборности стали отказываться. Но, глас народа – глас Божий, и этот глас надо было учитывать. Сообщая Алексееву о смерти Корнилова в Елизаветинскую, он придал сообщению форму сухого рапорта:

«Доношу до Вашего сведения, что в 7 часов 20 минут в помещении штаба был смертельно ранен генерал Корнилов, скончавшийся через десять минут. Я вступил во временное командование войсками Добровольческой армии.

31 марта 1918 года. 7 часов 40 мину.

Генерал-лейтенант А.И. Деникин»

Алексеев примчался из Елизаветинской как можно быстрее и на совете решили назначить Деникина на должность главнокомандующего армии. Приказ написали, но как его надо подписывать? Формально, Алексеев не занимал в Добровольческой армии никакой должности.Романовский со свойственной ему грубой и прямолинейной манере произнёс:

– Подписывайте, Михаил Васильевич, «генерал от инфантерии». Армия знает, кто такой генерал Алексеев.

На этом и решили. Приказ был доведён до армии.

Военный совет собрали вдали от фермы, в зеленеющей роще, расположились на молодой травке, подстелив бурки.

Первое, что сделал новый главнокомандующий, так это отменил завтрашний штурм Екатеринодара.

– Считаю решение главнокомандующего Корнилова ошибочным. Если мы сохраним армию, то у нас ещё будет возможность взять Екатеринодар. Отступаем на север, поближе к Области Войска Донского. Там в станицах отдохнём, наберёмся сил, пополним состав армии, а ближе к осени вернёмся сюда. В общем и целом, Корнилов был прав. Екатеринодар должен быть опорным пунктом Белого движения, столицей юга России. Отсюда должно начаться освобождение страны от большевиков. На данном этапе, задача оторваться от превосходящих сил противника. Для этого предлагаю начать ложное наступление, отсюда с фермы на север, силами конницы. Основные же наши силы двинутся на запад через Елизаветинскую как можно дальше, а там свернём на север, на Андреевскую и дальше на Медвёдовскую. Будем двигаться степью, не приближаясь к железнодорожным путям. У Красной армии есть бронепоезда. Бороться с ними мы не в состоянии. Нет снарядов. Но у бронепоездов есть один существенный недостаток: они привязаны к рельсам. По степи они за нами гоняться не будут.

Деникина поддержали. Алексеев сказал:

– Даже если бы и взяли Екатеринодар, вряд ли мы его сумели бы удержать нашими малочисленными силами. Правда, к нам потянулись бы казаки… Но, их ещё надо организовывать, делать из них боеспособные части. А это время! Что ж, решение правильное, сегодня вечером отступаем.

– Отвлекающий манёвр поручаю вам, генерал Эрдели. И, Иван Георгиевич, не геройствовать. Пошуметь и отойти. Возьмёте эскадрон своих улан и две сотни казаков лейб-гвардии. Этого достаточно.

– Есть! – ответил Эрдели.

У фермы в это время на телегу укладывали тела Корнилова и Неженцева. Сёстры милосердия, доброволицы и обозницы запричитали, заголосили над ними, как всегда это делают русские бабы над телами мужчин не зависимо от того крестьянки они или дворянки. Лица мужчин стали суровыми. Понимали, что не над каждым так будут причитать. Многие падут безвестно в степи.

Тело первого казака и второго, которому за полчаса до смерти Корнилова оторвало ногу и умершему одновременно с генералом, придали земле на берегу реки.

Андрей Абрамов, сотник, заметил среди женщин знакомого прапорщика, баронессу де Боде, ординарца генерала Эрдели, окликнул:

– Софья Николаевна!

Она подошла, на щеках блестели слезинки.

– Здравствуйте, Андрей Николаевич, Корнилова-то как жалко. Как же мы теперь?

– Война, – философски заметил подъесаул. – Деникин будет. Вон совещаются.

Он мотнул головой в сторону рощи.

– А штурм будет?

– Думаю, что нет. Нас слишком мало, а красным подкрепления приходят.

– А Корнилов хотел.

– Что поделать? Сейчас надо уходить, набраться сил, а потом вернуться.

– Наверное, это правильно. А вы, Андрей Николаевич, пришли проститься с Лавром Георгиевичем.

– И это тоже. Хотя прощаться надо, когда хоронить его будем. А где это будет и когда, пока не понятно. Казаков тут двух моих убило. Пулемёт вот забрал.

– А я думала: «Зачем вам пулемёт?»

– Пулемёт в хозяйстве всегда сгодиться, – улыбнулся Абрамов. – А вас как, Софья Николаевна, у Эрдели не обижают?

– Кто? Я сама кого хочешь,обижу, – улыбнулась баронесса.

Совещание в роще окончилось. К Абрамову и де Боде подъехали генерал Эрдели и полковник Рашпиль. Козырнули друг другу.

– Отступаем, – сообщил Эрдели. – Вам, сотник, сопровождать тела Корнилова и Нежинцева в Елизаветинскую и дальше. Разведка пути тоже за вами. Я в арьергарде, а вам, Георгий Антонович, – он обратился к Рашпилю, – отвлекать противника.

– Так точно! – сказали офицеры.

– Выполнять. Георгий Антонович, возьмёте две сотни казаков лейб-гвардии и наших улан. Идти, не таясь, не спеша. Пусть останавливают. В бой ввязаться, но не геройствовать. Людей беречь. И так много потеряли.

– Красные – не меньше, – сказал полковник Рашпиль.

– Потери красных меня не интересуют. Продержаться надо как можно дольше, что бы армия ушла как можно дальше. Всё понятно?

– Так точно.

– Выполнять. Прапорщик, за мной.

Минька Колосов ворвался в штаб красных, где как раз находились два руководителя обороны Екатеринодара – донской казак Автономов, бывший хорунжий по званию, который провозгласил себя главнокомандующим Юго-Восточной революционной армии, именно он в начале марта без боя захватил город и теперь руководил его обороной, и его помощник, кубанский казак, бывший подъесаул, Сорокин.

– Уходят! – провозгласил Минька. – Уходят беляки! Прямо на север. К Садам направляются. Впереди конница. Казаки!

– Та-а-к! – протянул Сорокин. – Надо бы остановить.

– Зачем? – не понял Автономов. – Надо не догонять, а ударить с флангов.

– Я подъесаул, старше тебя по званию, ты всего-то на всего хорунжий, младший офицерский чин.

– Это при старом режиме. А сейчас я старший.

– При каком режиме – не важно. Главное, что я понимаю больше. Надо остановить, окружить и уничтожить. Согласен? И нет больше Белой армии, а у нас с тобой головной боли. А? – Сорокин весело подмигнул Автономову.

– Хорошо, – согласился тот. – Действуй, товарищ Сорокин.

Сорокин повернулся к сидящему в углу на лавке незаметному человеку, в чёрной черкеске с малиновой окантовкой. Это командир кубанских пластунов, прибывших вчера с турецкого фронта.

– Что, товарищ Кожушко, сумеют твои пластуны остановить беляков.

– Вид чего ж – ни? – певучим малорусским говором сказал командир пластунов. -Зумившы.(От чего же – нет?Сумеют).

– И конных не испугаются?

– Ни. От як бы на мене пластуны йшлы, я б занервував. А у вершныка потрапыты простише. А мои хлопци з винтивкою зриднылыся, як с дружыною, поводытыся вмиэмо. Не сумнивайся, товарыш Сорокин.(Нет. Вот если бы на меня пластуны шли, я бы занервничал. А во всадника попасть проще. А мои парни с винтовкой сроднились, как с женой, обращаться умеем. Не сомневайся, товарищ Сорокин).

Пластуны на телегах домчались до окраины Садов, выстроились цепью в два ряда на взгорке. Первый ряд встал на одно колено. Вдали показались всадники белых. Раздалась команда:

– Заряжай! Цельсь! Пли!

Раздался залп. Первые всадники слетели с лошадей.

Конь полковника Рашпиля с удивлением обнюхивал мёртвого хозяина. Только что был жив, конь ощущал его тяжесть на спине, и вот теперь ещё тёплый лежит без движения. Конь чувствует, что хозяин мёртв, фыркает и отскакивает в сторону, но тут же засомневался и опять подошёл нюхать хозяина. Второй залп и пуля попала коню в голову, и он свалился мёртвый рядом с полковником.

– Рашпиля убили, – сообщил с досадой генерал Эрдели, отнимая бинокль от глаз. – Кто по ним бьёт не видно, но бьёт хорошо. Полягут три сотни, если не остановить. А остановить не кому! Полковник убит!

– А они сами? – спросила де Боде.

Эрдели удивлённо посмотрел на ординарца, но простив ей женскую непонятливость, пояснил:

– Они хорошие солдаты, Софья Николаевна. Без приказа не отступят.

– А вы такой приказ дадите, Иван Георгиевич?

– Разумеется. Но его надо донести до них.

– Я донесу! – крикнула Софья и с места пустила коня в галоп.

– Прапорщик! Назад! Убьют, дуру.

– Она солдат, – спокойно сказал, стоящий чуть сзади казачий полковник, – хороший солдат, храбрый, хоть и баба.

Софья мчалась, пригнувшись к шее лошади. Впереди казаки и уланы в низине оказалисьна вспаханном размякшем поле. Лошади перешли на шаг. Пули пластунов выкашивали ряды белых. Но те упорно двигались вперёд, не смотря на потери.

– Назад! – закричала де Боде. – Генерал Эрдели приказывает отступать! Назад!

Всадники начали оборачиваться на одинокий женский крик, пока ещё не понимая, что она кричит. Её узнали. Своего ординарца Эрдели просто так не пришлёт.

Залп. Конь под прапорщиком де Боде споткнулся и упал замертво.

София поднялась, выхватила шашку и, размахивая ей, привлекая внимание, побежала вперёд. Клинок заблестел на солнце.

– Назад! Назад, казаки! Приказ – назад!

Ещё один залп. Софья улыбнулась, ей почему-то стало весело, если и погибнет, то не зря – людей спасёт.

– Назад! Приказ – назад!

До всадников стали доходить её слова, они начали останавливаться и поворачивать коней.

Залп разорвал воздух.

Что-то сильное и горячее ударило под левую грудь. Она увидела синее весеннее небо с белым облаком, сильная боль и блаженство одновременно разлилось по её телу,яркая вспышка взорвала мозг и она погрузилась в глухую чёрную мглу.

20 декабря 2018 г.