Текст книги "Прокурор"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Захар Петрович так и остался стоять согнувшись – разогнуться он не мог.

Подбежали Галина и Лиля.

– Не могу, – прохрипел Захар Петрович. – Вступило что-то.

Его отволокли в палатку, уложили на раскладушку. При каждом движении он стискивал зубы – такой резкой была боль.

Межерицкий, расспросив Измайлова, какого характера боль, и прощупав его поясничную область, резюмировал:

– Обычный радикулит.

– Никогда не жаловался, – сказала изрядно перепуганная Галина.

– Поживешь – до всего доживешь, – усмехнулся Межерицкий. – Рождаемся мы в основном здоровенькими.

– Я знаю, что ты сидел в автобусе у открытого окна. Говорила же, пересядь...

– Ерунда, – морщась от боли, отмахнулся Захар Петрович. – Век не боялся сквозняков...

– Тогда отчего же? – спросила жена.

– В половине случаев – после тяжелых психических травм, – сказал Борис Матвеевич.

– Стрессы, товарищи, стрессы, – покачала головой Лиля врач-отоларинголог. – На работе психуем, дома тоже. А все потому, что жизнь такая – все бегом, бегом, начальство грубит нам, мы – подчиненным, злость срываем на детях...

– Стресс стрессу рознь, – заметил Борис Матвеевич. – Тепличные условия тоже вредны. Человеку борьба необходима, без нее он, как улитка, выковырни из раковины и бери голыми руками... Довоспитаешься ты, неожиданно напустился он на свою жену. – Вырастут наши оболтусы улитками...

– Нашел время! – сердито откликнулась Лиля. – Лучше подумай, как помочь Захару.

– Послушай, старик, потерпеть можешь? – обратился Межерицкий к Измайлову.

– Смогу.

– Надо, брат-мичуринец... Галина, помоги ему надеть рубашку. Отвезем твоего благоверного домой...

Межерицкий вышел.

– За каким чертом он заставил тебя возиться с этими проклятыми бревнами! – сокрушалась Лиля.

– Только при нем не ляпни это, – попросил Захар Петрович. – Не видишь, он и так переживает...

Межерицкий подогнал свой "Запорожец" к палатке. Галина села на заднее сиденье. Долго пристраивала Захара Петровича, чтобы поменьше чувствовалась тряска.

Борис Матвеевич вел машину с предельной осторожностью. Но все равно каждый ухаб, каждая выбоина отдавались резкой болью.

– Значит, ты считаешь, это у него от нервов? – допытывалась Галина у Межерицкого.

Тот посмотрел через плечо на Измайлова:

– Скажи, у тебя нет никаких неприятностей?

Захар Петрович процедил сквозь зубы:

– Вроде нет...

А сам подумал: "Знал бы Борис, в каком нервном напряжении живу я последние недели. И еще этот приезд Авдеева..."

– Может, в горкоме намылили голову? – продолжал расспрашивать Межерицкий.

Измайлов отрицательно покачал головой.

– Брось, Захар, – в сердцах сказала Галина. – Это, конечно, твоя работа. Думаешь, я не вижу? Ты совершенно измотан. Просто не хочется иной раз спрашивать тебя, растравлять... Тут не то что радикулит... – Она не договорила и тяжело вздохнула. – Скажи хоть ты ему, Боря, поберечься надо.

– Видишь ли, Галя, у меня есть своя точка зрения. Прости, пожалуйста, но я ведь врач. И как раз по этим самым нервам... Все вокруг твердят: жизнь пошла такая – просто с ума можно сойти. Скорости, нагрузки, стрессы... Мне так и хочется спросить: а будет ли другая? – Он помолчал и сам ответил: – Нет, не будет. Суматошнее, быстрее, сложнее – да. О спокойствии забудьте, товарищи...

– Так что же делать? – спросила Галина.

– Закалять свою нервную систему. Как закаляют организм от простуды. Для этого надо не уходить от жизненных трудностей, а идти им навстречу, преодолевать их... Так я говорю, Захар?

– Наверное, – откликнулся Измайлов.

– Ученые считают, – увлекшись, продолжал Межерицкий, – есть четыре типа нервных нагрузок. Первая – тренирует, закаляет. Вторая тоже полезна, но при условии, что кончается разрядкой. Третья уже вредна. Четвертая и вовсе приводит к болезни, к неврозам...

– А как отличать эти самые третью и четвертую степени? – спросила Галина. – Что это такое?

– Понимаешь, нервная нагрузка, это по существу сложная ситуация, конфликт, из которого мы должны найти выход. И если мы активно, я подчеркиваю, активно, ищем выход, это полезно для организма. А вот когда выхода вообще нет и мы лишь пассивно ждем, чем все кончится, – дело дрянь. Считай, это и есть третья и четвертая степени. Тогда наши мысли, наши эмоции нас съедают, разрушают нервную систему, физическое здоровье... Отсюда и инфаркты.

Видя, что на Измайловых его объяснение произвело не то действие, которое он ожидал (и Галина, и Захар Петрович приуныли, впрочем, каждый сообразно своим мыслям), Межерицкий сказал как можно бодрее:

– Вывод: тебя загнали в угол, а ты иди напролом. Пусть синяки, пусть ссадины! Пробьешься, тогда тебя уже ничем не возьмешь. Даже динамитом...

"А если ты не знаешь, с чем и как бороться?" – хотел спросить Измайлов. Он постоянно думал о своем дамокловом мече – этой истории с Мариной и ее мужем. И вынужден был признать: пока ему оставалось лишь сидеть сложа руки и пассивно ждать...

Приехали домой, Межерицкий сделал Захару Петровичу новокаиновую блокаду, затем заставил полежать в теплой ванне и расслабиться. Потом натирание едкой пахучей мазью и постель с грелкой на пояснице.

– Как ты считаешь, надолго я? – спросил Захар Петрович, когда Межерицкий, дав последние наставления, собрался возвращаться в Матрешки.

– Сказал слепой: побачим, – неопределенно ответил тот.

* * *

Вопреки опасениям жены на следующий день Захар Петрович уже мог самостоятельно передвигаться по комнате. Благодаря приступу радикулита он сделал любопытное открытие для себя: почти все их знакомые в том или ином возрасте имели "удовольствие" испытать то, что испытывал теперь Измайлов. И у каждого было свое "волшебное" средство начисто и быстро избавиться от этой болезни. Чего только не предлагали: подвязывать к пояснице рубленую собачью шерсть, мазать больную область медом с горчицей, прикладывать кусок эбонита и просто висеть на руках, чтобы растянуть позвонки, зажавшие нерв...

В воскресенье вечером Межерицкий привез из Матрешек свое семейство и Володю.

– Ты молодец, – сказал он Захару Петровичу после осмотра. – Я уже собирался забрать тебя в больницу.

Измайлов воспрял духом. Но Борис Матвеевич охладил его пыл:

– Полежи дома. Хотя бы с недельку.

Захар Петрович выдержал только до вторника. Резкой боли не было, но делать все приходилось осторожно. Ехать на работу на машине он не рискнул – растрясет – и отправился пешком. Как пообещал Галине, всего на два-три часа.

Дело в том, что к десяти утра Ракитова пригласила в прокуратуру руководство машиностроительного завода. Нарушения, вскрытые в ходе проверки, были достаточно серьезными. Говорить с Самсоновым Измайлов предпочел лично сам.

К назначенному времени пришли главный инженер завода Гальперин, председатель заводского профсоюзного комитета Пушкарев и главный бухгалтер Фатхулина.

Предупреждая вопрос прокурора, Гальперин сказал, что Самсонов срочно выехал в область утрясать со строительными организациями вопрос о спортивном комплексе.

Никто из пришедших не отрицал, что на заводе есть отдельные недочеты. Их обещали исправить в кратчайший срок. Это была явная отговорка. Главный бухгалтер, правда, призналась, что по вопросам оплаты сверхурочных у нее часто возникают споры с директором. Но директор всегда настаивал на своем.

Измайлов понял, что без Глеба Артемьевича настоящего разговора не получится, о чем и высказался прямо. На этом беседа была закончена.

Захар Петрович был раздосадован – "героизм" проявил впустую. Но если уж он добрался до службы, то решил разделаться с неотложными делами. А когда собрался уходить, к нему вошла Гранская.

– Захар Петрович, разрешите взять машину?

– Пожалуйста. А что случилось?

Измайлов видел, что Инга Казимировна спешила.

– Не знаю, может, и ничего. Но надо проверить одного человека.

– Если будет что интересное, позвоните, пожалуйста, мне домой, попросил прокурор.

– Непременно...

А произошло вот что. Гранской позвонил Коршунов.

– Инга Казимировна, у Зубцовой был гость. По всей видимости, что-то взял у нее.

– Почему "по видимости"? – спросила Гранская.

– Зашел с чемоданчиком. Знаете, плоский такой?

– "Дипломат"...

– Вот-вот. А когда вышел, ребята поняли: в чемоданчике явно что-то есть.

– Интуиция? – усмехнулась Гранская.

– Наблюдательность.

– Кто этот гость, установили?

– Да. Некто Марчук. Приезжий. Останавливается всегда у родственников. Между прочим, эти родственники – соседи шофера Измайлова.

– Мая Соколова? – уточнила Гранская.

– Да. Соколов должен хорошо его знать... Так вот, этот Марчук от Зубцовой направился к родственникам, где у него стоит своя машина. "Жигули".

Голос у инспектора звучал спокойно, "протокольно", как назвала про себя Инга Казимировна, но за этой сухостью явно угадывалась напряженность.

– Дальше, – сказала следователь.

– Марчук сел в машину. Потом почему-то вышел и на автобусе поехал на вокзал. Купил билет до Южноморска с пересадкой в Рдянске. Его поезд уходит через час.

Гранская на минуту задумалась. Конечно, визит Марчука мог ничего и не значить. За время наблюдения за домом Зубцовой к ней никто не приходил, разве что пару раз разговаривала со старухой соседка, но даже во двор не зашла.

– Где сейчас Марчук? – спросила следователь.

– На вокзале.

– С чемоданчиком?

– Из рук его не выпускает.

И Гранская решилась.

– Сделаем так, Юрий Александрович. Вы подскочите к старухе, разузнайте, с какой целью посетил ее Марчух и откуда они знакомы. А я поеду на вокзал. С Соколовым. На месте, думаю, и выяснится, как подступиться к Марчуку.

– Хорошо, Инга Казимировна. А потом?

– Увидимся прямо на вокзале... Точнее, у дежурного...

– Кого встречаем? – поинтересовался Май у Гранской, когда узнал, что ехать надо на вокзал.

– Встречаемся. С твоим знакомым...

Шофер недоверчиво посмотрел на Ингу Казимировну: шутит или серьезно?

– Марчука давно знаешь? – спросила Гранская. – Ну, родственника ваших соседей?

– Гришуху, что ли? – удивился Соколов. – Порядком...

– Кем он работает?

– Точно не знаю. Говорит, на южноморской сувенирной фабрике.

"Южноморская сувенирная фабрика", – повторила про себя Гранская. Где-то с этим названием она недавно встречалась. А вот в связи с чем, припомнить не могла.

– Он часто наезжает сюда?

– Последнее время часто, – ответил Май и добавил: – По работе...

– Ну и как он? Какой человек?

Соколов ответил не сразу:

– Как вам сказать... Деловой. Вот помог достать противотуманные фары...

"Да, таких "деловых" теперь много развелось", – подумала следователь, но вслух ничего не сказала.

– Послушай, Май, он никогда не упоминал, что знаком с Зубцовым?

– Это который разбился? Радиомастер?

– Да.

– Вроде нет. – Шофер задумался. – Правда, раза два я видел "Жигуленок" Гришки... – Он поправился: – "Жигуленок" Марчука возле рынка стоял. Там, где Зубцов...

Гранская насторожилась.

– Марчук перстень не носит? – спросила она, вспомнив последний допрос Зубцова, который провел Евгений Родионович Глаголев. Радиомастер утверждал, что неизвестный, оставивший чемодан, носил перстень.

– Не видел я у него никакого перстня. – Он подумал и повторил: – Нет, нету. Только обручалка...

Они въехали на привокзальную площадь.

– Куда? – спросил Май.

– Можно на стоянку.

Шофер поставил машину. Выключил мотор.

– У меня к тебе просьба, Май. – Инга Казимировна улыбнулась: Считай, оперативное задание.

Соколов серьезно кивнул.

– Подойти к Марчуку. Ну, как будто вы случайно встретились. Поинтересуйся невзначай, куда он едет. Почему не на своей машине... Непринужденно, понимаешь?

– Как не понять...

– И постарайся проследить за его реакцией. Я буду недалеко. Потом подойди к комнате дежурного по вокзалу...

...Май отыскал Марчука на перроне. Тот пил воду у киоска с газированной водой. Пил медленно, изредка отставляя стакан. Он был в вельветовом костюме, в маленькой белой кепке с коротким козырьком. Импортный чемоданчик-"дипломат" в его руке сверкал никелем.

Гранская видела, как Соколов небрежно подошел к Марчуку. Они поздоровались. Май тоже взял газированной воды.

"Для начала неплохо, – мысленно похвалила следователь шофера. Разговор будет естественней".

Через десять минут они встретились у комнаты дежурного по вокзалу.

– Говорит, получил телеграмму от жены и срочно едет домой в Южноморск.

– А что случилось?

– Теща помирает.

– А почему поездом?

– Машина испортилась. Так и сказал: завести не мог. А копаться некогда...

– Не удивился, что ты подошел?

– Не до этого... Хотя и теща, а все же...

Инга Казимировна мучительно соображала, под каким бы предлогом заманить Марчука в комнату милиции. Не так просто подойти к человеку, который пока ни в чем не обвиняется, и потребовать документы, проверить его чемодан. Если он честный, значит, обидеть.

Гранская посмотрела на часы. До отхода поезда оставалось сорок минут. Вот-вот объявят посадку. Тогда придется "выковыривать" Марчука из вагона, а это намного сложнее.

У нее появилась идея.

– Зайдем, – сказала она Соколову, берясь за ручку двери комнаты дежурного по вокзалу. Хорошо, у того не было посетителей.

Предъявив служебное удостоверение, Инга Казимировна попросила разрешения воспользоваться телефоном.

– По какому точно адресу жил здесь Марчук? – спросила она у Мая. Ну, адрес твоих соседей...

– Лермонтова, четыре.

Гранская позвонила в отделение связи, назвала себя. Выяснилось, что никакой телеграммы на имя Марчука не поступало.

– Ну вот, – сказала Гранская Соколову, когда они вышли, – ложь первая. Посмотрим, что последует дальше.

Чтобы проверить Марчука (а у следователя теперь было на это моральное право), она решила прибегнуть к помощи работников железнодорожной милиции.

Маленький домик отделения милиции стоял в самом конце перрона. Буквально в трех шагах пролегали пути. Когда они подошли туда, дежурный, пожилой лейтенант, запирал дверь. Он узнал Гранскую. А вот она не могла вспомнить его фамилию.

– Нужна ваша помощь, товарищ лейтенант, – сказала она.

– Срочно?

– Очень.

Было видно, лейтенант куда-то спешил. Но тут же отпер дверь и впустил пришедших в помещение.

– Выручайте, – сказала следователь. – Мне необходимо побеседовать с одним гражданином. Мы подозреваем его. Пожалуйста, придумайте что-нибудь.

Дежурный задумчиво хмыкнул в прокуренные усы.

– Если надо, выручим, – кивнул он.

Инга Казимировна вышла с лейтенантом на перрон. Марчук прогуливался по платформе, изредка поглядывая на большие электрические часы. Он заметно выделялся среди пассажиров.

– Значит, тот, в белой кепочке? – переспросил лейтенант.

– Да, – подтвердила Гранская. – С бакенбардами. Жду вас здесь, в дежурке.

Лейтенант солидно направился к Марчуку, а следователь опять зашла в домик.

Минут через пять появились лейтенант и задержанный. Последний кипел от негодования.

– У меня поезд! Через двадцать минут!

– Не через двадцать, а через полчаса, – спокойно поправил его дежурный. – Так что вы, товарищ, не волнуйтесь.

Марчук, увидев сидящего в углу комнаты Мая Соколова, обрадовался.

– Можете вот у него спросить... Сосед моих родственников. Знает меня, подтвердит, что я действительно Марчук Григорий Пантелеевич.

– А кто говорит, что мы в этом сомневаемся? – невозмутимо сказал лейтенант. – Но в паспорте у вас неполадочка, так?

– Нормальный паспорт. Советский! И все записи есть. Прописка есть? Есть! Регистрация брака, – перечислял Марчук, поглядывая на Гранскую.

Ее присутствие несколько охлаждало его пыл. Наверное, действовал властный взгляд и форма следователя.

– Вот как раз прописка-то у вас, гражданин, того, смазана, – произнес многозначительно и с сожалением дежурный, раскрывая отобранный у Марчука паспорт. – Поди разберись, где вы постоянно живете...

– Господи, да здесь черным по белому написано, – ткнул в документ пальцем Марчук. – Южноморск, Цветочная, одиннадцать, квартира двадцать три...

– Ну, квартира еще разборчиво, а номер дома не то одиннадцать, не то семнадцать. – Лейтенант покачал головой. – А ведь самый главный документ, удостоверяющий личность. Тут все должно быть ясно и четко. Или вы считаете наоборот?

Марчук хотел было что-то возразить, но Гранская опередила его вопросом:

– Куда едете?

– Домой, в Южноморск. Поймите, у меня несчастье. Жена срочно вызвала телеграммой. Мать ее при смерти! – взволнованно сказал Марчук.

– И телеграмма при вас? – спокойно, как бы невзначай спросила следователь.

– А как же! – откликнулся Марчук.

Он стал лихорадочно рыться по всем карманам, однако при этом не выпускал чемоданчик, перекладывая его из руки в руку.

"Неужели найдет?" – мелькнуло у Инги Казимировны.

– Черт, куда же она делась? – растерянно пробормотал Марчук.

– В портфельчике посмотрите, – подсказал дежурный.

– Да-да, наверное...

Марчук положил "дипломат" на стол, ручкой к себе, покрутил что-то, щелкнул замком.

"Цифровой..." – отметила Гранская.

Но то, что она краем глаза увидела в чемоданчике, заставило ее насторожиться. В памяти что-то шевельнулось.

Цветастая тряпица, перетянутая капроновым шнурком... Где-то она это уже видела. И совсем недавно. А может, показалось?..

– Нету. – Марчук задумался. – Ну да! – сказал он обрадованно. Оставил у родственников! – И вдруг, как будто испугавшись своей радости, грустно заметил: – У которых я останавливался. Даже помню: так и осталась лежать на буфете. – Он оглядел присутствующих: – Да разве это имеет значение...

– Конечно, не имеет, – поспешно успокоила его следователь, соображая, как бы получше рассмотреть сверток в чемоданчике. – Знаете что, Григорий Пантелеевич, пока товарищ лейтенант прояснит недоразумение с вашим паспортом, посидим-ка в другой комнате.

Доверительный тон Гранской и слово "недоразумение", видимо, убедили Марчука в том, что скоро все выяснится и его отпустят.

Они прошли в небольшую комнатку за дежуркой. Здесь были стол и два стула. Через закрытое окно почти не доносился станционный шум.

– Присаживайтесь, – сказала Инга Казимировна, располагаясь сама за столом. – И что же с вашей тещей?

– Сердце, – вздохнул Марчук. – Вот все ругаются на своих тещ. А я доволен. Даже счастлив. Не представляю, если с ней что-нибудь случится... – Он снова судорожно вздохнул и скорбно обхватил лоб рукой.

Следователь посмотрела на часы. Марчук, подумав, наверное, что она заботится о нем, спросил:

– Уехать успею?

– Торопитесь? – вопросом на вопрос ответила Гранская, думая о том, почему не появляется Коршунов. А ведь ему уже пора быть на вокзале. Но каким же образом дальше задерживать Марчука?

До отхода поезда оставалось пятнадцать минут. По радио уже объявили посадку. У Гранской в запасе имелось максимум десять минут. А потом? Извиниться, отпустить?

"Что он мог делать в доме Зубцовой?" – спрашивала себя. И вдруг Гранская будто воочию увидела перед собой большой старый чемодан, набитый книгами по медицине, который они обнаружили при обыске под кроватью в спальне Зубцовой. И на дне – эту самую цветастую тряпицу, в которую были завернуты подсвечники, стилизованные под старину.

Гранская завороженно смотрела на "дипломат" Марчука, который он держал на коленях.

– Интересный у вас замок на чемоданчике, – сказала она. – Я слышала, что за границей выпускают такие, но не видела... Электроника?

– Да уж скорее автоматика, – ответил Марчук.

– А не можете продемонстрировать?

– Пожалуйста, – охотно стал показывать и пояснять Марчук. – Набираете определенный код и...

"Дипломат" открылся.

Гранская теперь полностью удостоверилась в своей догадке: сверток был из дома Зубцовой. Еще тогда ее поразило несоответствие между старой, почти выцветшей тряпицей из маркизета, материала, о котором нынешняя молодежь и не знает, и современным капроновым шнуром...

– Подарок жене? – кивнула она на сверток.

– Теще... Только увидит ли она его? – печально сказал Марчук. – Хотел порадовать. Любит такие вещи...

– Какие, если не секрет? – спросила Гранская.

– Подсвечники...

– Покажите, а? – попросила Инга Казимировна. – Люблю старинные вещи... Хобби, можно сказать...

– Ну, старинные не старинные... – Марчук с усмешкой развернул сверток и подал следователю знакомые ей подсвечники.

– Восемнадцатый век! – "восхитилась" Гранская.

Марчук как-то несолидно хихикнул:

– Посмотрите на этикетку...

– Господи, южноморская сувенирная фабрика! Так это значит современные? – разыграла она смущение.

– Ну да!

– Что же это вы, Григорий Пантелеевич, в Тулу везете тульский самовар? – улыбнулась Инга Казимировна.

– Так уж у нас, простите, работает торговля. И Южноморск, увы, не исключение. Вот видите, свои же сувениры покупаем за тридевять земель...

– Что-то я у нас таких не встречала. А купила бы с удовольствием...

– Зашел сегодня утром в ваш универмаг – лежат свободно... В отделе сувениров, сразу направо...

– Спасибо за справку, – снова улыбнулась следователь.

Она отдала Марчуку подсвечники и поднялась:

– Надо поторопить лейтенанта...

– Уж будьте так добры, – с мольбой произнес Марчук и щелкнул пальцем по своим часам.

Инга Казимировна вышла в дежурку, плотно закрыла за собой дверь и шепнула Соколову:

– Иди туда и не спускай с него глаз. Говори о чем хочешь. Развлеки...

Май кивнул: за два года работы в прокуратуре он научился все понимать с полуслова.

Когда они остались одни, лейтенант вопросительно посмотрел на следователя.

– Где у вас тут городской? – тихо спросила Гранская, указывая на два телефона.

Дежурный молча пододвинул ей аппарат.

И пока Гранская связывалась с универмагом (следовательская тщательность), лейтенант продолжал вертеть в руках паспорт Марчука.

Гранская узнала: сегодня сувенирный отдел универмага не работал третий день ревизия.

Знакомый, всегда раздражающий нас переучет, когда стоишь в магазине перед отделом, в котором позарез нужно что-нибудь купить. Но сейчас это обстоятельство обрадовало Гранскую. Теперь она точно знала: Марчук соврал. Как и с телеграммой.

Гранская задумалась: зачем? Вернее, почему? Просто так не врут...

– Какие будут приказания? – негромко спросил дежурный.

Инга Казимировна открыла было рот, чтобы ответить, что и сама думает об этом. Но тут у самого отделения милиции раздался гудок тепловоза. Он звучал долго и пронзительно, заполнив, казалось бы, все пространство.

И вдруг...

Восстанавливая потом в памяти эти мгновения, Гранская могла лишь вспомнить отдельные моменты. Как стоп-кадры в немом фильме. Потому что от гула тепловоза она оглохла.

Лейтенант вскакивает...

Кидается к двери в комнату, где сидят Марчук и Соколов...

Она инстинктивно бросается вслед, все-таки различив какой-то неестественный шум...

Пустая комната с перевернутыми стульями, что говорит о только что произошедшем столкновении...

Разбитое окно, пол в его осколках...

Спина Мая, перепрыгивающего через пути...

Пышущее жаром и маслами тело маневрового тепловоза, заслонившее собой всю картину станции...

Стучат колеса, тянутся цистерны...

Одна, вторая, третья, четвертая...

Потом все разом смолкло. И открылись сверкающие стальными рельсами пути. На самом-дальнем медленно набирал ход товарный состав.

Гранская наконец обрела возможность воспринимать реальность. И увидела фигурку Марчука – ярко белела его кепочка. Он вскочил на один из первых вагонов товарняка. А Май все продолжал бежать за составом. Казалось, безнадежно... Но нет. Наконец он догнал и уцепился за последний вагон. Тут состав скрылся за поездами, застывшими на путях.

– Ах, подлец, ушел! – сокрушался лейтенант. – Надо же...

– И как вы услышали! – только и спросила Инга Казимировна, настолько она была потрясена случившимся.

– Сидел ближе...

– Срочно дайте знать по линии, – отдала распоряжение Инга Казимировна, приходя в себя. – И примите меры, чтобы сохранить здесь все, как есть... Понимаете, нам нужны отпечатки пальцев!

Следователь выскочила на улицу. В это время к вокзалу подруливала милицейская машина с Коршуновым.

Она подбежала к ней, рванула дверцу.

– Поехали! Скорее! – крикнула она, падая на заднее сиденье. – По Привокзальной улице...

– Что произошло? – спросил опешивший старший лейтенант.

В двух словах Инга Казимировна рассказала о случившемся.

– Далеко не уйдут, – успокоил ее Коршунов. – Товарняк.

– За Мая боюсь. Очень!

Юрий Александрович вызвал по рации горотдел милиции. Пока он диктовал приметы Марчука, Инга Казимировна все думала: где она допустила ошибку, расслабилась в разговоре с Марчуком? Ведь она была уверена – тот до конца не понимал затеянной следователем игры...

– Ну и попалась! – вырвалось у нее вслух. – Обхитрила, называется! А этот Марчук провел меня, как девчонку...

Милицейский газик, оглашая улицу сиреной, мчался вдоль железной дороги. Но она лишь угадывалась за маленькими домиками по столбам с электрическими проводами.

Их задержали минуты на две. Огромный рефрижератор при развороте застрял посреди дороги. Шофер копался в моторе. Чертыхаясь, водитель газика объехал его кюветом.

И снова они устремились вперед.

По рации уже передавали приказ всем постам милиции, ГАИ принять меры к задержанию Марчука.

– Что удалось выяснить у Зубцовой? – спросила Гранская.

– Ну, прежде все про подсвечники... – начал Коршунов.

– Знаю. Их взял Марчук, – опередила Гранская.

– Не взял, а купил. За каждый отвалил сто рублей.

– Да ну? – удивилась следователь. – Там же цена стоит: тридцать девять рублей... И что он сказал старухе, зачем они ему?

– Плел что-то, говорит Зубцова. А деньги ей очень нужны – на похороны растратилась, поминки. Признаюсь, Инга Казимировна, говорить с ней мука... Не видела, не слышала, не знаю... И к тому же еще глухая. Потом стала плакать... Вот поэтому и задержался, – словно оправдывался инспектор.

– Эх, надо было заполучить хоть несколько купюр из тех денег, которые заплатил за подсвечники Марчук. Понимаете?

– Почему не понять, – улыбнулся Коршунов, – отпечатки пальцев... – Он достал из внутреннего кармана бумажный сверток. – Пара тех красненьких есть...

– Как? – воскликнула Инга Казимировна сердито. – Без постановления об изъятии? Ведь деньги!..

Юрий Александрович расплылся в улыбке.

– Действительно, изъятие имело место. И без постановления... Но взамен я две свои десятки подсунул. Незаметно.

– А-а, – протянула Гранская.

Они говорили, но в то же время не отрывали глаз от железной дороги.

Газик вырвался на загородное шоссе. Оно пролегало метрах в пятидесяти от путей. Их разделяли деревья, заросли кустарника, а также лоскуты крошечных огородов и картофельных делянок.

– Но одну штуку удалось узнать, – продолжал инспектор. – По-моему, ценную. Марчук был у Зубцовых не один раз. При жизни сына.

– Я так и подумала, – кивнула Гранская. – Откуда бы он знал про подсвечники?

– И странно: приходил почему-то всегда поздно вечером.

– А в тот вечер, ну, перед гибелью Зубцова?

– Этого старуха не знает...

– Поезд, поезд! – крикнул шофер.

Но Гранская и Коршунов уже сами заметили его.

Расстояние между газиком и товарняком быстро сокращалось. И вот темные коричневые вагоны без окон словно застыли на месте, а потом как бы стали откатываться назад, мелькая за низкорослыми деревцами.

Ту-тук, ту-тук, ту-ту-тук, – стучали на стыках колеса.

Следователь и старший лейтенант напряженно вглядывались в мчащийся товарняк. Мешали деревья.

– Смотрите, смотрите! – опять закричал шофер.

Где-то посередине состава на крыше вагона, расставив широко ноги, стояли друг против друга две человеческие фигуры.

Шофер сбавил газ, приравнивая скорость машины к скорости поезда.

Старший лейтенант схватил микрофон рации.

– Я – "сорок второй", – доложил он. – Видим их. Оба на крыше товарняка...

– Где находитесь? – раздался из динамика низкий голос начальника горотдела милиции Никулина.

– Пятнадцатый километр, – ответил Коршунов.

– Через четыре километра железнодорожный переезд, – подсказал майор.

Инга Казимировна так и представила его, стоящего у карты и мысленно следящего за их продвижением.

– Ах, гад! – не сдержался старший лейтенант, инстинктивно хватаясь за кобуру пистолета.

В это время следователь тоже увидела, как Марчук нанес удар в лицо Соколову.

Май зашатался, но не упал.

– Что случилось? – тревожно спросил по рации начальник горотдела.

– Драка, – ответил Коршунов. И снова не удержался: – Хорошо он его... – Эти слова звучали с теплотой, потому что Май, изловчившись, ударил Марчука ногой в живот. Тот свалился на крышу, но чемоданчик из рук так и не выпустил.

В следующее мгновение Май бросился на него, и завязалась отчаянная борьба. Противники перекатывались с одного конца крыши на другой, и казалось, что оба вот-вот свалятся на землю.

Все в машине молчали, наблюдая их смертельную схватку и в страхе ожидая развязки. Старший лейтенант даже прервал свой доклад по рации.

– Почему молчите? – не выдержал Никулин.

– Не знаю, что предпринять, – хриплым от волнения голосом ответил Коршунов.

– Попробуйте подать сигнал машинисту, – посоветовал майор.

– Не услышит. И не увидит. Деревья...

И действительно, с машины просматривались лишь крыши вагонов.

Соперникам каким-то образом удалось расцепиться и подняться. Но проворней это получилось у Марчука. В лучах солнца сверкнули металлические части "дипломата", которым взмахнул над головой Мая Марчук.

И тут островок высоких осин совсем закрыл товарняк от взора сидящих в газике.

Километра полтора ехали, не видя, что происходит там, на крыше вагона. А тут, как назло, показался хвост автомобилей, застрявших у закрытого шлагбаума. Газик выскочил на левую сторону, резко завизжали тормоза. Переезд.

Все выскочили из машины. В это время мимо них проскочил локомотив. Сигналы следователя и старшего лейтенанта машинист, конечно, не заметил. Гранская, Коршунов и шофер напряженно вглядывались в мчавшиеся мимо вагоны. На крыше одного из них, кажется, промелькнула лежащая фигура. Чья?

– Марчук! – перекрывая шум, прокричал Коршунов.

– Вижу, – ответила Гранская.

И оба подумали об одном и том же: где Май, что с ним?

Отгремели последние вагоны и стали уползать за поворот. Через полкилометра – железнодорожный мост, пересекающий Зорю. Добраться туда можно было только кружным путем, сделав километров двадцать.

– И-ех, упустили гада! – сплюнул на землю в сердцах шофер.

Затем все они бросились бежать по маслянистым путям в сторону, откуда пришел товарняк...

...Май лежал среди сочных, ярко-зеленых, тщательно окученных кустов картофеля. Кусты были покрыты бело-фиолетовыми цветами.

Он лежал на боку, с подвернутой ногой, уткнувшись окровавленным лицом в рыхлую землю...

Часто бывает: работаешь вместе с человеком, видишь его каждый день, как будто все о нем знаешь. Но на самом деле выясняется – твои суждения касаются только самого поверхностного слоя его характера и жизни. Плохо, когда это познается в несчастье.

Об этом думала Инга Казимировна, вышагивая в пустом больничном коридоре возле операционной, где врачи вот уже больше двух часов боролись за жизнь Мая Соколова. Его доставили сюда в реанимационной машине...