Текст книги "Товарищ маузер (ил. А.Иткина)"

Автор книги: Анатоль Имерманис

Соавторы: Гунар Цирулис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

4

Совещание боевиков на взморье закончилось в четыре часа пополудни, а двумя часами позднее Регус взялся за телефонную трубку:

– Александр Александрович, звоню из квартиры номер два. Есть важные новости. Подъезжайте сюда. На службе об этом говорить несподручно.

В ожидании Лихеева он подошел к зашторенному окну и чуть раздвинул глухие портьеры. Снаружи было еще светло, однако в витринах магазинов на Известковой уже вспыхнула иллюминация – надо же чем-то привлекать внимание покупателей. Напротив, в вестибюле гостиницы, вовсю сияли две громадные люстры, создавая своим светом иллюзию роскоши.

Регус обошел квартиру и повсюду включил электричество. Хотелось ярких огней, веселого шума, музыки, общества – хорошо бы отпраздновать свою победу в приличествующей поводу обстановке! Но, когда появился Лихеев, Регус спокойно сидел в кресле, и на его одутловатой физиономии, как всегда, никаких чувств не отражалось. Как и подобало начальнику тайной полиции, он великолепно владел собой.

– Что новенького? – равнодушно поинтересовался Регус.

Вместо ответа Лихеев положил на стол свежий номер «Тана».

– Что здесь такое? – спросил Регус. – Очевидно, этот Шампион расписывает героические подвиги господ революционеров? Угадал, а?

– Да еще в каком хвалебном тоне! Не следует ли обратиться в департамент полиции и потребовать его высылки?

Регус улыбнулся:

– Вы полагаете – он опасен?

– Осмелюсь придерживаться такого мнения, Иван Эмерикович, – В голосе Лихеева уже не было прежней уверенности.

– Весьма ошибаетесь!

– Не понимаю.

– Так он ведь нам оказывает услугу. Возможно, сам того не понимает, но оказывает. До сих пор правительство легкомысленно не обращало внимания на наши серьезные предостережения, не предоставляло нам достаточных полномочий и средств.

– Вы считаете, что писанина в заграничной прессе произведет в столице должное впечатление? – Лихееву показалось, что он на правильном пути.

– Косвенным образом, конечно. Французы не захотят предоставлять нам заем до тех пор, пока у нас царит такая неопределенная, беспокойная атмосфера. И вот тогда нам позволят наконец действовать более энергично. Смешно ведь, что и поныне закон в Лифляндии не разрешает вешать этих преступников. В либеральных кругах, видите ли, считают, будто это вызовет еще большее брожение в умах. Уж не думают ли, что революцию можно утопить в стакане воды… Ну, а что хорошего у нас, так сказать, дома?

– Ничего особенного. Гром по-прежнему молчит. Только я тут ни при чем, Иван Эмерикович. Пришлось даже допрос приостановить, не то он замолк бы на веки вечные. Завтра или послезавтра опять займусь им, да только, может, вы самолично?…

Регус поморщился:

– Черт с ним, с Громом! Отправить в тюрьму, и дело с концом. Сейчас некогда канителиться с такими мелочами! Нам предстоят поистине большие дела. Только что говорил с Женихом…

– Ну и что он? – насторожился Лихеев.

– Послезавтра в двенадцать дня боевики грабят банк! Мне известен их план во всех подробностях.

– Ай-яй-яй! Великолепно! – Лихеев даже привстал от восторга. – Устроим западню. А когда все явятся, захлопнем, и – крышка!

Регус задумчиво прошелся по комнате:

– А как мы докажем публике, что они собирались ограбить банк? Выставить Жениха свидетелем мы не можем – он нам слишком нужен. – Регус остановился перед Лихеевым, покачиваясь с каблука на носок. – Разумеется, в тюрьму этих голубчиков мы засадим, но сейчас самое важное для нас – это создать как можно большую шумиху. Банк в наши дни – это храм! Когда для всех станет ясным, что революционеры угрожают самой святая святых, тогда каждый, у кого имеется хоть какая-нибудь собственность, хоть самый ерундовый капиталишко, ополчится против них. Господа либералы первыми забьют тревогу! Вот поэтому нам необходимо схватить боевиков уже с деньгами в руках. Чтобы не оставалось никаких сомнений! Понимаете мою мысль?

Лихеев хлопнул ладонями по коленям:

– Вы поистине человек с размахом! Стало быть, мы арестуем их, когда они будут выходить из банка?!

– Не горячитесь, Александр Александрович. – Регус снова опустился в кресло. – Есть тут у меня еще одна мыслишка. Что, если мы обнаружим лишь часть награбленного? – Он хитро взглянул на Лихеева.

– Так, так… – прикинул тот. – Поднимется всеобщая тревога и возмущение против грабителей!

– Совершенно верно! Газеты будут вопить: куда девались остальные деньги? Потребуют самых энергичных действий! Опять же это для нас выгодно. Глядишь, перепадет целковый, другой. Жениху подкинуть за усердие. Кто в наши дни станет рисковать своей шкурой ради чистых убеждений?

Лихеев подался вперед:

– А ведь есть, Иван Эмерикович, неписаный закон, гласящий, что нашедшему причитается третья часть найденного.

Регус прищурился.

– А вы, кажется, не дурак! – сказал он.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой боевики считают рубли и секунды

Шампион стоял у окна. За последнее время стоять у окна вошло у него в привычку: он смотрел на улицу, раздумывая над тем, как закончить написанную им фразу, или когда ломал голову в поисках броского заголовка для своей статьи. Вот и сейчас, только что возвратясь из Либавы и даже не умывшись с дороги, он занял свой излюбленный пост. Часы над ювелирным магазином Розенталя показывали половину второго. Он заметил, что обычно в это время Регус входит в дом напротив. Где бы ни блуждали мысли Шампиона, этот дом, словно магнит, всегда притягивал к себе его взгляд.

Как бы невзначай он собрал кое-какие сведения у дворника. Оказалось, что никакой Регус там не живет. Единственную квартиру на третьем этаже снимает некий владелец лесопилки, большую часть года живущий в провинции и лишь изредка наезжающий в Ригу. Хотя ничего больше Шампиону установить не удалось, он все же был убежден, что с этим домом все не так просто. Немыслимо, чтобы чутье обманывало его.

В дверь постучались:

– Почта, господин Шампион!

Короткое письмо за подписью самого редактора. Одно это уже свидетельствовало о том, что в Париже довольны его работой. Еще убедительнее это доказывал необычно крупный чек, выпавший из конверта. Но самое большое удовольствие доставил номер «Тана» с рижской корреспонденцией Шампиона. С первой страницы кричал набранный жирным шрифтом заголовок: «Меланхолический вальс под взрывы бомб».

Однако едва он пробежал взглядом текст, как его радость испарилась. В чем дело? Ни строчки, даже ни единого слова о приключениях журналиста в тайной полиции, ни слова о чудовищных зверствах Регуса и его агентов, о нечеловеческих страданиях заключенных. Шампион считал, что вычеркнутые абзацы были самыми сильными. Не чернилами он писал их, а кровью собственного сердца. А то место, где он рассказывает, как Регус собирался превратить его нос в пятачок, – просто шедевр, а редактор это не пропустил.

Раздумывая над тем, как обкорнает редактор репортаж о стычке призванных резервистов с солдатами, которая произошла в Либаве, Шампион еще больше помрачнел. Надо выйти на улицу, рассеяться, найти человека, кому можно излить свое возмущение, тогда, может, станет легче на душе. Лучше всех его понял бы Русениек, но тот, как назло, не показывался уже три дня.

Спустившись вниз, Шампион, по обыкновению, взглянул на дом номер восемнадцать. Как раз в этот момент дверь парадного приоткрылась. В щели появилась голова. Человек посмотрел по сторонам, словно принюхиваясь, чист ли воздух, и лишь после этого вышел на улицу. В его облике Шампиону почудилось что-то знакомое. Ну да, это же Лип Тулиан, приятель Русениека. Вот наконец человек, с которым можно поделиться и быть понятым! А заодно, возможно, удастся выудить какую-нибудь информацию. Говорил же Русениек, что готовится нечто важное…

Шампион собрался перейти улицу, но ему помешала карета. Когда путь освободился, он вдруг заметил Регуса.

«Опять ты здесь, дружок! – подумал журналист. – Ну подожди, я все-таки не поленюсь и пройду по твоим следам. Я еще вышибу из тебя пятнадцатифранковый репортаж!» Регус удалялся в том же направлении, что и Лип Тулиан. Почему и тот и другой вышли из дома номер восемнадцать? Совпадение? Ну, а чем тогда объяснить осторожность Липа Тулиана, когда он выходил из этого дома? Разве так ведет себя человек, который побывал у фотографа или заказал себе новую шляпу?

Внезапно Шампиона охватило такое чувство, будто занавес, скрывающий тайну, приподнялся. Там, за этими шторами, Регус встречается со своими агентами. Такими конспиративными квартирами располагает полиция всего мира. Значит, так называемый Лип Тулиан…

Эта мысль до конца еще не оформилась, а длинные ноги Шампиона уже понесли его по следу Липа Тулиана. На углу улицы Шкюню корреспондент замедлил шаг, чтобы не наскочить на Регуса. По счастью, начальник тайной полиции направился дальше, к площади Ратуши, так что теперь можно без помехи следовать за Липом Тулианом, чей желтоватый пиджачок из чесучи удалялся в направлении биржи.

Шампиону было трудно отдать себе отчет, почему он поступал именно так. Просто инстинкт журналиста толкал его вперед, навстречу новым открытиям. Вот уже и нет больше горького осадка на душе, забыта и досада. Он уже представляет себе мальчишек-газетчиков, кишащих на улицах Парижа и оглашающих воздух пронзительными криками: «Жорж Шампион сообщает о новых событиях». Он уже ощущал крепкое рукопожатие, которым отблагодарит его Атаман за услугу делу революции.

Вдохновленный всем этим, Шампион почувствовал в себе достаточно сил, чтобы преследовать Липа Тулиана хоть на край света. Но необходимости идти так далеко не было, агент Регуса скрылся в одном из домов на улице Якоба. Прочитав на мраморной доске надпись: «Русский международный банк», корреспондент понимающе покачал головой – тут он, по всей видимости, получает иудины сребреники. Не оглядываясь по сторонам, Шампион вошел в здание. Но, даже и оглянись он, все равно не заметил бы агентов охранки, спрятавшихся в соседних подворотнях и парадных.

В операционном зале Шампион легко отыскал взглядом Липа Тулиана. Вот он стоит. А рядом с ним дама в фиолетовом бархатном туалете – ведь это мадемуазель Пурмалис! В руках у нее дорогая сафьяновая шкатулка. И откуда вдруг такой элегантный наряд?

Удар гонга возвестил обеденный перерыв. Дина вздрогнула, изобразила на лице деланную улыбку и направилась к матовой стеклянной двери, на которой золотом было написано: «Приватные». Еще не совсем придя в себя от удивления, Шампион проводил ее взглядом и заметил еще одно знакомое лицо. Боже мой, господин Русениек! Лип Тулиан, Дина и Русениек. Втроем, да еще в таком месте! Если это случайное совпадение, то он больше не лучший журналист Франции. Сейчас он станет очевидцем какого-то нового дерзкого предприятия. Нападение на банк!

Руки Шампиона тряслись от волнения. Стекла пенсне запотели. О, это будет неслыханная сенсация! Его глаза забегали по сторонам в поисках таких подробностей, которые придадут его корреспонденции особую живописность: официантка вносит поднос… стаканы с дымящимся золотистым чаем слегка звенят в металлических подстаканниках… Ничего не подозревающие служащие разворачивают свои бутерброды и прячут обратно в сумки аккуратно сложенную пергаментную обертку… Знаменитый боевик Р. с беспечной улыбкой засовывает руку в карман, готовясь посылать пулю за пулей из своего непревзойденного маузера. Остальные… Шампион повернул голову, и в поле его зрения снова попал Лип Тулиан.

Боже мой, да ведь это же провокатор! Связно мыслить в эту минуту он не мог, но одно ему было ясно – опасность грозит и его корреспонденции и самим революционерам.

Шампион кинулся к Атаману:

– Господин Русениек!…

Атаман резко обернулся:

– Черт подери, как вы-то здесь очутились?! Не мешайтесь под ногами!

– Господин Русениек, выслушайте меня! – Он вцепился в руку Атамана. – Среди вас предатель!…

Атаман побледнел.

– Тише! – прошептал он. – Нас могут услышать! Кто предатель?

С языка Шампиона готово было сорваться имя Липа Тулиана. Однако он колебался. Произнести это имя в такой момент – все равно что подписать парню смертный приговор: с предателями боевики расправлялись беспощадно. Нельзя осудить человека на смерть лишь на основании смутных догадок, не имея реальных доказательств. Что, собственно, известно наверняка? То, что у Регуса есть конспиративная квартира? Но ведь даже этот факт еще окончательно не установлен. Замечено, как из этого дома выходил Лип Тулиан? Но и это еще ничего не доказывает. Шампиона часто называли самым правдивым журналистом в Париже, ибо он писал лишь о том, что видел собственными глазами. Обвиняя Липа Тулиана в предательстве, необходимо опираться на факты, а пока в наличии лишь одни подозрения, да и те построены на умозаключениях. Другое дело, если бы этот человек был застигнут во время разговора с начальником тайной полиции или его бы видели входящим в таинственную квартиру…

Шампион что-то пробормотал извиняющимся тоном и отошел в сторону.

Атаман с тревогой посмотрел ему вслед. Разговаривать некогда – слишком дорого время. В любой момент Дина может выйти из кабинета управляющего и направиться в камеру с сейфами. Там она окажется как в западне. Предупредить! Предупредить, пока не поздно!

Забыв про осторожность, он побежал к стеклянной двери. Путь преградил Робис и, словно здороваясь, так стиснул ему руку, что Атаман едва удержался, чтобы не вскрикнуть.

– Что случилось?

– Шампион сказал… мы преданы!… – срывающимся голосом проговорил Атаман. – Наверное, банк уже оцеплен. Пусти же меня, черт подери! Надо предупредить Дайну!…

Но Робис не выпускал его руки.

– Никуда ты не побежишь! – властно приказал он. – Назад, на свое место! Действовать по плану! И никому ни слова об этом, слышишь?…

Атаман взглянул в глаза Робиса и увидел в них нечто такое, что заставило его безоговорочно подчиниться.

В тот короткий миг, судорожно сжимая руку Атамана, Робис успел оценить положение. «Если мы окружены, то, так или иначе, придется прорываться с боем. Без денег или с деньгами – риск почти одинаковый. Но, если будем отступать с пустыми руками, на карту ставится судьба всего вооруженного восстания… Значит, надо прорваться, забрав деньги. Прорваться хотя бы только одному человеку! И этим человеком должен быть Парабеллум. Он рассудительнее Атамана, не говоря уж о Брачке. Парабеллум – самый лучший стрелок, самый упорный и самоотверженный человек – умрет, но денег не бросит. Остальным надо прикрывать отход Парабеллума, если понадобится, то и ценой собственной жизни… Но неужели не существует другого выхода? Выход есть. Если среди нас предатель, стало быть, план до мелочей известен полиции. А Регус не предпринимает ничего, чтобы сорвать операцию, – не арестовал боевиков перед банком, не напал на них здесь, в зале. Значит, Регус намерен их перехитрить и выманить на улицу. Несомненно, он строил свой план на их плане. Боевикам же теперь надо основываться на планах тайной полиции. Шпики не должны почувствовать, что революционеры заподозрили подвох. Все должно идти своим чередом. А потом небольшое изменение перевернет весь ход событий…

Уже не оставалось времени на то, чтобы посвятить товарищей в свой замысел. Да это и к лучшему. Они должны быть спокойны, ничего не должны подозревать, Робис побаивался лишь за нервы Атамана.

А напряжены они были до крайности. Атаману не доставало силы воли Робиса, который в минуту крайней опасности отбрасывал все личное и видел в Дине лишь равноправного члена дружины.

Атаман заметил, как Дина вышла из кабинета и в сопровождении управляющего скрылась в коридоре. Видел и Липа Тулиана, в некотором отдалении следовавшего за ними. Видел, как незаметно приближались к лестнице Робис с Парабеллумом. Потом они скрылись из виду. И это было самое тяжелое. Рука в кармане, сжимавшая маузер, стала влажной. В ушах гудело от топота ног; ему даже казалось, будто он слышит выстрелы. Робис совсем спятил с ума! Это уже не героизм – это просто игра с жизнью Дины. К черту всю эту затею с деньгами! Надо было послать его, Атамана. Дина не справится, ни за что не справится!…

Нелепо было видеть улыбающуюся физиономию празднично одетого Брачки. Хотелось колотить его по голове до тех пор, пока до его сознания не дойдет вся опасность их положения. И уж совсем невыносим был Шампион – он стоял у пульта и с увлечением писал свою корреспонденцию.

На лестнице Робиса ожидал Лип Тулиан.

– Робис, мне надо с тобой переговорить наедине. Очень важно! – Он говорил шепотом, так, чтобы не расслышал Парабеллум.

В подвале послышался звук поворачиваемого ключа и голос управляющего:

– Покорнейше прошу, мадам Фирли!

Робис подтолкнул Липа Тулиана вперед.

– Потом, потом… – прошептал он.

Приказав охраннику пропустить Дину в камеру с сейфами, управляющий банком закурил и стал прохаживаться взад и вперед.

Что поделаешь с этими богатыми иностранками – приходят, когда им вздумается, на всех им наплевать. А теперь он не успеет в погребок «Монастырь», где любил спокойно отобедать, не торопясь, смакуя каждый кусочек.

– Добрый день, господин управляющий, – почтительно обратился к нему Лип Тулиан. – Мне сказали, что вы внизу. Может быть, уделите несколько минут? Я Имант Магоньлапа, служил у вас экспедитором – может, вспоминаете?

– Помню, к сожалению, слишком хорошо помню, – недовольным баском отозвался управляющий. – Вы тот неблагоразумный юноша, у которого в ящике стола нашли подстрекательские листовки? Не пойму, что вам тут еще надобно?

– Господин управляющий, так я ведь не был виноват… Возможно, у вас найдется для меня местечко? Я мог бы пойти и еще куда-нибудь, но мой отец не переживет этого. Он хочет, чтобы я стал банковским служащим! Поверьте, господин управляющий, вам жалеть не придется… – тараторил без остановки Лип Тулиан, тем временем незаметно оттесняя управляющего все дальше от бронированной двери.

У лестницы управляющий увидел двух незнакомых мужчин, заметил медленно покачивающиеся концы перерезанной проводки тревожного сигнала и два наведенных на него маузера. Лип Тулиан вырвал у него изо рта папиросу; Робис тут же засунул вместо нее кляп из носового платка. Такая предосторожность не была лишней. Управляющему и в голову не пришло звать на помощь – он слишком дорожил своей жизнью. Но сквозь платок доносились истерические всхлипы насмерть перепуганного человека – в его живот недвусмысленно уперся ствол револьвера.

– Молчать! – И Парабеллум поднес свой волосатый кулак к носу управляющего.

– Убери пушку! – приказал Робис.

Это помогло. Управляющий примолк. В напряженной тишине они ждали, когда наконец отворится бронированная дверь.

…Раздался щелчок, и тяжелая дверь захлопнулась. Дина осталась одна. Двумя оборотами ключа охранник отрезал ее от внешнего мира. Товарищи совсем близко, всего в нескольких шагах, но никто не сможет ей помочь.

Охранник оказался тот же самый, что и в первый раз, но это незначительное обстоятельство парализовало Дину. Словно пудовую тяжесть подняла она крышку шкатулки и пропустила между пальцами мерцающие камешки ожерелья. Она сделала это инстинктивно, лишь бы оттянуть решительный момент. Она сама не сознавала, что действует именно так, как приказывал Робис, – ведь Липу Тулиану понадобится время, чтобы увести от двери управляющего.

Шли секунды, а у Дины не было сил выпустить из рук ожерелье. Сколько можно так стоять? Ей казалось, что охранник уже поглядывает на нее с подозрением. Неужели Атаман был прав, полагая, что это задание не для нее? Нет, нет, она сможет! Она это сделает! Надо только преодолеть волнение, надо быть совсем спокойной.

Голос охранника вывел Дину из оцепенения:

– Не волнуйтесь, сударыня, с вашими бриллиантами здесь ничего не случится!

И в этот миг в ее ушах зазвучал шум моря, крики чаек и слова Робиса: «Дайна это сделает, и баста!» Все теперь зависит от нее. Надо действовать… и баста!

Дина раскрыла сумочку и, доставая ключ, прикоснулась к лежавшему в ней браунингу. Атаман когда-то сказал, что оружие всегда вселяет в него покой и уверенность. Теперь Дина тоже почувствовала нечто подобное. Никакого особого геройства от нее не требовалось, надо только выполнить задание, с которым справился бы любой рядовой боевик. Она помнила, что Робис приказывал не стрелять, не поднимать шума. И все же от сознания того, что она вооружена, становилось как-то легче.

Все дальнейшее происходило как в тумане. Дина даже толком не заметила, как спрятала ожерелье, как охранник открыл дверь, не расслышала его слов: «Прошу вас, сударыня».

Охранник повернулся к ней вполоборота. Обеими руками он держал связку ключей. Через его плечо Дине был виден коридор. Он был пуст. Лишь в самом конце его кто-то двигался. Товарищи идут сюда! Вот он, подходящий момент!

Дина выхватила из сумочки револьвер и скомандовала:

– Руки вверх!

Видимо, до сознания охранника не дошел смысл ее слов, он повернул голову и удивленно взглянул на Дину. Заметив браунинг в красивой и хрупкой женской руке, он остолбенел. В следующее мгновение сильные руки Парабеллума сжали ему горло.

Лип Тулиан втащил управляющего в комнату перед хранилищем. Робис запер бронированную дверь. До этого момента все развивалось по плану. Но внезапно возникло неожиданное препятствие – охранник отказался назвать шифр замка денежного хранилища.

– Не скажешь – башку размозжу! – пригрозил ему Лип Тулиан.

– Можете меня убить, – сказал охранник, стараясь вырваться из цепких рук Парабеллума, – я не скажу!

– Дурак! – укорял его Парабеллум. – Не твои же деньги, буржуйские!

– Все одно. Мне доверены!

– Мы не бандиты, а революционеры, – попробовала уговорить его Дина.

Охранник не поддался.

– Я порядочный человек, – твердил он, – и выполняю свой долг!

– Ты честный малый! – заговорил управляющий, у которого изо рта вынули кляп. – Мы тебя наградим!

Теперь Робис знал, как действовать. Он приложил дуло револьвера к виску управляющего.

– Если хочешь жить, – пригрозил он, – прикажи охраннику открыть сейф! Считаю до трех. Раз…

– Скажи им шифр! – выдавил из себя управляющий.

– Господин управляющий, тогда вы и отвечайте за всё!

– Два…

– Боже праведный, я, я отвечаю! Я отвечаю, только скорее! – Управляющий трясся, как овечий хвост.

– Ладно, тогда я это сделаю, – наконец решился охранник, – но, пока я буду набирать шифр, вы не смейте смотреть!

Парабеллум расстегнул свой широкий сюртук и достал обернутые вокруг талии мешки. Дверь хранилища открылась. Боевики увидели на полках пачки сложенных банкнот. Робис подозвал к себе управляющего и Липа Тулиана:

– Пересчитайте!

– Кидайте в мешок, – подгонял их Парабеллум из-за двери. – Потом сосчитаем!

Да, время было дорого. Робис сознавал это еще острее, так как ни на минуту не забывал, что они окружены. С того момента, как гонг известил о перерыве на обед, прошло всего пять минут, но они казались вечностью: столько пришлось пережить за это время. Что, если тайным надоест караулить на улице?! Ничего не поделаешь, экспроприация не воровство, не грабеж – придется потерпеть еще немного. Больно уж трясутся руки у перепуганного управляющего, слишком медленно он считает! Лип Тулиан записывает на бумажке тысячи, а Дина бросает пачки денег в мешок. Один уже полон, а на полу еще лежало много денег. Управляющий продолжал считать дальше, но Робис остановил его; делать нечего, эти тысячи придется оставить, чтобы иметь возможность вынести остальные.

Парабеллум нервничал – что так долго мешкает Робис? Револьвером подталкивая перед собой охранника, он вошел в хранилище:

– Быстрее!

– Сейчас, только расписку выдам.

Робис послюнявил чернильный карандаш и на бланке с печатью Федеративного комитета написал:

«На нужды латышской социал-демократической рабочей партии из Русского международного банка (Рижский филиал) изъято двести пятьдесят семь тысяч рублей».

…А в это время Атаман не отрываясь смотрел на часы, висевшие в операционном зале. Золоченая стрелка со смертельной вялостью тащилась от деления к делению. Вот уже десять минут, как Дина спустилась в подвал. Привыкнув к тому, что только ловкость, быстрота и сила решают исход схватки, Атаман уже не верил в успех. Он сомневался в нем с той минуты, как Шампион сообщил ему о предательстве. Атаману казалось, что он знает, кто может быть предателем. Этот человек сейчас находится внизу, рядом с Диной. Если бы только Атаман мог покинуть свой пост и броситься туда! Но он неподвижно стоял там, где ему приказал Робис.

Когда в конце зала показалась стройная фигура Дины, Атаман даже вздрогнул от неожиданности. Жива и здорова! Он готов был тут же, при всех, расцеловать ее!

За девушкой шел Лип Тулиан. А где же остальные? Не знала этого и Дина. Когда она выходила из подвала, охранник и управляющий уже лежали на полу связанные, с заткнутыми ртами. Для чего же Робису и Парабеллуму понадобилось вернуться в денежное хранилище?

Прошло еще несколько долгих минут, и они наконец появились. Оба с мешками. Значит, все-таки забрали все деньги. И правильно сделали – пригодятся! Девушка не подумала о том, что оставшиеся деньги могли легко поместиться в портфеле, а тут Робис тащил полный мешок…

Теперь действовать! Лишь на секунду позднее остальных Дина подняла свой маленький браунинг.

– Руки вверх! – прогремел глухой голос Парабеллума.

– И поживей, братишки, поживей! – Брачка так долго не раскрывал рта, что дольше молчать ему было просто невмоготу.

В воздух одновременно взметнулось пар десять трясущихся рук. Это было комичное зрелище. Банковские служащие держали в своих дрожащих руках кто чайную ложку, кто блюдце, с которого тонкой струйкой лился остывший чай, кто бутерброд или салфетку. Они так торопились скорее выполнить приказ, что не поспели положить все это на место. Кассир даже не успел вынуть изо рта куриную ножку, она так и осталась торчать в его зубах. Но смешнее всех выглядел Шампион: чтобы не нарушать конспирации, он держал левую руку высоко над головой, но правой продолжал писать корреспонденцию:

«Первый акт драмы, разыгравшейся в подземелье, благополучно окончился. Сейчас поднимается занавес перед вторым действием. На сцене мы видим статистов – служащих банка с поднятыми руками. Смею вас заверить, что это не слишком приятно, поскольку я и сам нахожусь в аналогичном положении. Знаменитый боевик Р., знакомый читателям по предыдущим корреспонденциям, взял на прицел главный вход. Другой боевик – совсем еще юноша в лаковых ботинках, бывших модными во время Всемирной выставки, – охраняет вторые двери, очевидно дополнительный выход. Эта картина производит особенно сильное впечатление, так как представляет собой резкий контраст со спокойствием, которое царит сейчас на улице. Теперь обеденный час, и этот деловой квартал почти совсем замер.

Незабываемый эффект: косые лучи солнца, пронзая сумрак банковского зала, золотят маузеры боевиков. Вообще маузеры – излюбленное оружие российских революционеров. Лишь у одного человека, своей мрачной внешностью напоминающего монаха, – парабеллум, а в руке отважной революционерки, боевика Д., – браунинг. Взгляды всех устремлены на командира – невероятно высокого юношу с мягким, но в то же время энергичным, характерным для здешнего национального типа лицом. У ног этого скромно, если не сказать – бедно, одетого революционера мешок с деньгами, представляющими собой целое состояние.

Здесь сейчас нечто вроде военного совета. Я, к сожалению, не понимаю, о чем говорит командир, так как не знаю латышского языка. Но по мимике и жестам революционеров, по смене выражений на их лицах улавливаю смысл происходящего. Сейчас все встревожены. Драма грозит обернуться трагедией. Как я и предполагал, мы окружены. Ну вот, я уже употребляю «мы» вместо «они». Да простят мне читатели – я невероятно волнуюсь. Любопытно, как командир вывернется из этого, я бы сказал, более чем щекотливого положения?…

Вот он уже отдает необходимые распоряжения. Они коротки и категоричны. Мне остается лишь восхищаться спокойствием боевиков в эти минуты. Впечатление такое, будто для них не существует никаких преград…

Три человека занимают боевую позицию напротив главного входа. Командир, взвалив мешок на плечи, направляется к противоположным дверям. Он также, невзирая на особую опасность своей задачи, не выказывает ни малейших признаков волнения. Он даже остановился, чтобы перекинуться словом с другим революционером, который носит такую же одежду, как писатель Горький. Мнение мое о нем весьма переменилось. Да не прогневаются на меня читатели за то, что я не высказываюсь сейчас более конкретно, но этой теме я предполагаю посвятить одну из моих следующих корреспонденции.

Командир уже скрылся за дверью. Я затаил дыхание. Сейчас раздадутся выстрелы. Но нет, тишину нарушает лишь цокот подков, который постепенно замирает вдали.

Прошла целая минута. Она могла быть роковой для боевиков. Но пока ничего не изменилось. Вот начинается! Трое со знаменитым подпольщиком Р. во главе распахивают стеклянную парадную дверь и выбегают наружу. Словно по мановению волшебной палочки тихая улица оживает. Выстрелы гремят почти из каждой подворотни. Скрывающиеся в них полицейские пытаются преградить путь бегущим боевикам. Шальная пуля вдребезги разбивает окно над моей головой. Осколки стекла едва не срезали мое правое ухо. Боевики отвечают смертоносным огнем. Из-за афишной тумбы падает ничком на мостовую скрывавшийся за ней полицейский. Извозчичья лошадь бесится и рвется вперед. Этим обстоятельством воспользовался самый молодой из боевиков. Вскочив на мчащуюся пролетку и продолжая стрелять по сторонам, он вырывается из оцепления. Не помогли и сбежавшиеся отовсюду полицейские подкрепления – юноша уже скрылся из виду.

В данный момент я вынужден предоставить Р. его собственной судьбе и вновь перенести читателей в банковский зал, где мы оставили двух боевиков. Один из них, вооруженный парабеллумом, по-прежнему держит на прицеле поднявших руки служащих банка. Вот он что-то сказал девушке, явно взволнованной ходом событий, взял мешок под мышку и пошел к заднему выходу. Пятясь и по-прежнему не сводя оружия со служащих, девушка следует за ним. В дверях в последний раз мелькнул ствол браунинга, и они закрылись.

Я надеюсь, читатели согласятся с моей догадкой о тактическом замысле боевиков. Схватка на улице перед зданием банка оттянула туда все силы полицейских. Таким образом двоим удалось незаметно уйти со вторым мешком через задний ход.

Тем временем перестрелка на улице Якоба прекратилась. Дверь распахнулась, и в зал ворвались полицейские агенты с револьверами в руках. Перепуганные служащие, на сей раз без требования, снова безропотно подняли руки. Когда недоразумение выяснилось, все шумной толпой бросились вниз, где разворачивался эпилог драмы. Оказалось, боевики унесли с собой ключи от камеры с сейфами. Через оконце видны связанные управляющий и охранник. Проникнуть к ним не представляется возможным. Для того чтобы вскрыть дверь, понадобится привезти из тюрьмы двух знаменитых взломщиков.