Текст книги "Летом в Париже теплее"

Автор книги: Анастасия Валеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Захарыч придурковато заулыбался, увидев на Ритином лице невинное выражение.

– Зна-аешь, – выразительно вздохнул он, – он ведь не мог не сказать тебе. Да-да, – закачал он головой, неотрывно глядя на Риту, – Славик наш золотой одним махом по дешевке продал больше ста тачек, бабки затарил и хотел уже было на юга мотануть, а не повезло – сгорел заживо, бедолага!

Склонив голову набок, Захарыч мерзко ухмылялся.

– Это вы его убили, сволочи! – закричала вдруг Рита, нутро которой сотрясалось от рыдания и хохота.

– Не-е, – протянул Захарыч, – мы тут ни при чем. Я до последнего не знал, что твой папаша на такие подлости способен!

– Я тебе не верю!

– А я не Господь Бог и даже не священник, – цинично усмехнулся Захарыч, – мне твоя вера не нужна. Мне нужно, чтобы ты сказала, где твой папаша деньги припрятал. Вот так, девочка.

Рита опустила глаза, она не хотела видеть гадкую ухмылку этого самонадеянного бандита в деловом костюме.

– Не пойму, о чем ты? – приподняла свои острые плечи Рита.

– Не поймешь? – с наигранным состраданием, словно Рита была душевнобольной, переспросил Захарыч. – А вот как пропущу тебя через строй, так сразу и поймешь. Видишь, какие у меня ребята, они только и ждут, чтобы заняться тобой! Хочешь узнать, что они делают с такими несговорчивыми маленькими сучками?

Он затрясся в судорожном смехе. Рита заставила себя взглянуть ему в лицо. Омерзительная гримаса уродовала его, скошенный рот напоминал темный провал, брови плясали, как у клоуна, щеки дрожали подобно двум сгусткам желе. Рита вперила в Захарыча немигающий взгляд, победив отвращение и страх. Словно он был скользким гадом или изуродованным бурей деревом. В этом клокочущем смехе было что-то инфернальное, застывшее, несмотря на игру лицевых мышц.

– Я жду, – перестав смеяться, сурово сдвинул он свои короткие брови. – Где деньги?

Это выражение ему совершенно не шло, в нем чувствовалась какая-то неестественность, какая-то мучительная натужность.

– Я ничего не знаю о деньгах. Мой отец мне ничего не говорил о них, – чувствуя с ужасом, что краснеет, отчеканила Рита. – Возможно, папа что-то взял у вас и не вернул, но мне об этом ничего не известно, клянусь. Папа никогда не делился со мной своими планами, а тем более не говорил о деньгах. Он вообще не любил давать мне деньги, говорил, что я всего должна достичь в жизни сама.

– Тогда, может, скажешь мне, где ты была? – в голосе Захарыча скользнула тень сомнения. – Тебя целый месяц с собаками искали.

– Ну… – немного замешкалась Рита, – меня так поразила трагическая гибель отца, что я… решила уехать…

– Куда? – неподдельно заинтересовался Захарыч.

– Ну… – Рита замолчала.

– Дай-ка мне ее сумочку, – Захарыч щелкнул в воздухе пальцами.

Длинный подал ему сумку, содержимое которой Захарыч высыпал на стол. Вместе с остальными женскими штучками из сумочки выпал авиабилет. Захарыч поднял его и принялся разглядывать, прищурив глаза. Наконец, разобравшись в латинских буквах, он помахал билетом в воздухе.

– Вот как, – улыбнулся он, – девочка была во Франции? На какие бабки, интересно?

– У меня были небольшие сбережения… – пожала плечами Рита.

– Кончай врать, сука, – заорал вдруг Захарыч. – Говори, где мои бабки.

– Я… Я не знаю, – промямлила Рита, понимая, что теперь ей придется не сладко.

– Длинный, – Захарыч резко повернул голову к охраннику, – займись ею.

Длинный, осклабившись, направился к Маргарите. Она вся сжалась, ожидая самого худшего, но Захарыч вдруг остановил своего громилу.

– Отставить, Длинный, – он выпятил влажные губы и пожевал ими, – отведи ее в подвал. А ты, – он поднял голову и посмотрел на Риту, – посиди и постарайся вспомнить, куда твой папашка спрятал деньги. Я тебе очень советую вспомнить. Вспомнишь – останешься жить. Нет – умрешь, но перед смертью мои ребята позабавятся с тобой. Так уж положено.

Он с наигранным сожалением развел руками и кивнул Длинному.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Поспешный уход Вероники вызвал в Яне легкое недоумение. Она все еще чувствовала слабость, но постепенно приходила в себя. Когда дрожь в руках и коленях прошла, Яна поднялась с кресла и, открыв все форточки, направилась за занавес. Джемма снова подняла голову и повиляла хвостом.

– Что, проголодалась?

Джемма как-то по-заговорщицки посмотрела на хозяйку. Яна взяла небольшую колбочку с лавандовым маслом и вернулась за стол. Джемма улеглась у ее ног и начала жалобно поскуливать.

– Что с тобой?

Яна хотела уже смежить веки и приступить к процедуре расслабления, но Джемма принялась испускать еще более пронзительные жалобные звуки.

– Не понимаю, – пожала плечами Яна, снова закрывая глаза.

Но расслабиться ей не удавалось, несмотря на самовнушение. Она не могла понять что с нею происходит. Как-будто неведомая сила затворяла перед нею возможность успокоиться и снять напряжение. Яна открыла глаза и в тоже мгновение почувствовала в грудь сильный толчок. Что-то вдавило ее в спинку кресла, а свет погас. На фоне абсолютной черноты Яна отчетливо увидела два огненных силуэта. Они волочили следом за собой какой-то темный комок. Внезапно из этого темного, едва различимого месива пружинисто выпала рыжая прядь. Яна вскрикнула, а Джемма залаяла.

Еще через пару секунд Яна уже стремительно натягивала на себя ставший таким предательски непокорным джемпер. Джемма неистово прыгала рядом. Потом вдруг замолкла и, тяжело дыша, легла на пол.

– Сейчас я оденусь, – пообещала Яна, застегивая джинсы.

Наскоро заперев дверь, Яна, держа Джемму на поводке, вышла за калитку. Взглянула на часы. До ближайшего автобуса – десять минут. Яна вытянула руку.

Водитель остановившегося «жигуленка» шестой модели, сутулый лысый очкарик, согласился взять собаку «на борт» за дополнительную плату.

– Куда едем? – деловито поинтересовался он, когда Яна захлопнула за собой дверцу машины.

– В центр, – озабоченно ответила Яна.

– Центр – это понятие растяжимое, – тоном школьного учителя изрек очкарик, – куда конкретно?

– Я вас очень прошу, поезжайте, – умоляюще посмотрела на него Яна, Мысленно настраивая Джемму на запах Вероники, – не волнуйтесь, я скажу вам, где остановиться.

Водитель потер лысый лоб, недоуменно пожал плечами и нажал на педаль акселератора. За окнами машины замелькали заснеженные виражи и, казалось, с трудом удерживающиеся на них домики. Минут через пятнадцать «жигуленок» подъехал к Крытому рынку.

– Ну, а дальше куда? – недовольно спросил очкарик.

– Поезжайте прямо пока… – озадаченно сказала Яна, поглядывая на собаку.

– Ну вы, гражданочка, даете, – покачал головой очкарик, – первый раз у меня такая пассажирка.

Машина двинулась по Чапаева в сторону Московской. Когда «жигуль» выехал на Пороховую, Джемма дернула поводок.

– Вот здесь, – Яна протянула изумленному водителю деньги, – спасибо.

Очкарик принял гонорар и, еще раз смущенно пожав плечами, плотнее закрыл за Яной дверцу. Джемма яростно тянула поводок, Яна еле успевала за ней. Они буквально влетели в тихий, утопающий в снегу дворик. Джемма быстро обнюхала след от колес машины и потянула к первому подъезду. Яна повиновалась. Вдруг она услышала милицейскую сирену. Пронзительное верещание приближалось с какой-то пугающей неотвратимостью. Яна притормозила и осадила собаку.

На всех парах во дворик въехали два милицейских УАЗика и остановились рядом с Яной. Она широко раскрытыми глазами смотрела, как из них в спешном порядке высаживаются менты, облаченные в бронежилеты, с автоматами наперевес. Сердце у Яны забилось с удвоенной силой. Яна приблизилась к подъезду, у которого только что встал на дежурство плечистый дядечка.

– Вы куда? – обратился он к ней.

– Мне необходимо войти, – немного растерянно сказала она.

– Живете здесь?

– Нет, но мне надо. Я знакома с вашим начальством, – овладела она собой.

– Ну и что? – приподнял плечи мент, – нельзя сюда.

– А что случилось?

– Неважно, – грубо ответил он.

Тут во двор въехала еще одна милицейская машина, не очень презентабельный «жигуль». Из него спокойно, можно даже сказать, чинно вышел грузный лейтенант Руденко, которого Яна знала и с котором время от времени ей случалось сотрудничать. Подчиненные в отделе между собой называли Руденко за любовь к одноименному портвейну – «Три семерки».

Лейтенант несколько раз мог лично убедиться в способностях Яны Борисовны, когда она помогала ему выйти на след преступников, и поэтому относился к ней вполне уважительно, хотя и не понимал своим практичным умом, как ей это удается.

Можно даже сказать, что между Руденко и Милославской сложились дружеские отношения, хотя и довольно своеобразные. Они никогда не встречались просто так, как это бывает между друзьями, но когда волею судьбы их пути пересекались, они вели себя друг с другом так, как будто расстались только вчера.

Впрочем, Руденко всегда относился в Яне Борисовне немного свысока, как бы покровительственно, считая ее, мягко говоря, не от мира сего.

– Вы? – удивился он, подойдя к Яне. – Что вы здесь делаете?

– Вот, Семен Семенович, приехала, – немного рассеянно Милославская бросила взгляд в сторону подъезда. – Можно посмотреть?

– Может, объясните мне, как вы здесь оказались? – Руденко задумчиво потянул себя за пышный, пшеничного цвета ус.

– Конечно, – кивнула Милославская, зная, что просто так от вопросов Руденко не отвертеться, – только мне хотелось бы сначала взглянуть на квартиру.

– Ладно, пошли, – на удивление быстро согласился Три семерки и приказал сержанту, стоявшему у дверей, пропустить Яну Борисовну.

У обитой деревом стальной двери на пятом этаже стоял еще один сотрудник милиции с автоматом. Он шагнул в сторону, пропуская лейтенанта с Яной Борисовной и Джеммой внутрь.

Когда-то, возможно, совсем недавно, трехкомнатная квартира выглядела очень даже неплохо. На полах во всех комнатах лежали большие ковры с длинным ворсом, в котором ноги тонули едва не по щиколотку, встроенные шкафы-купе были выполнены из дорогих пород дерева, темно-василькового цвета мягкая мебель могла бы порадовать глаз своими изысканными обтекаемыми формами, если бы обивка диванов и кресел не была самым наглым и циничным способом распорота. В спальне, занимая большую часть пола, стояла огромная кровать.

В квартире все было перевернуто с ног на голову, как-будто в форточку случайно залетел небольшой ураганчик с Тихого океана. Дверки всех шкафов были раскрыты настежь, одежда и обувь валялись снаружи, под ногами вместо мягких ковров, которые были подняты со своих мест и теперь громоздились в углах комнат, хрустело битое стекло.

Семен Семенович неторопливо прошел по всем комнатам, не забыв заглянуть на кухню и в ванную с туалетом. Отдав короткие указания крутившимся в квартире подчиненным, Руденко сгреб с диванного сиденья наваленные вещи, поправил вспоротую обивку и со вздохом опустился на него, достав из кармана пачку сигарет. Закурив, он поднял маленькие темные глаза на Яну Борисовну. Та, отдав Джемме команду «сидеть», подняла лежавший на боку стул и удобно устроилась на нем. Перехватив выжидательный взгляд Руденко, молча отвела глаза в сторону.

– Ну, не молчи, не молчи, – Семен Семенович перешел на «ты» и нервно поерзал на диване.

Он и Милославская обращались друг к другу, то используя вежливую форму, то переходя на фамильярный тон – в зависимости от настроения и ситуации.

– Да я, собственно, оказалась здесь совершенно случайно, – улыбнулась Яна.

– Не крути, Яна Борисовна, – Руденко, дымя как паровоз, прищурил глаза, – знаю я твои отговорки.

– Ладно, – кивнула Милославская, посмотрев на Джемму, сидевшую слева от нее, и внимательно следя за Руденко, – я приехала сюда следом за моей клиенткой. То есть, я хочу сказать, что не уверена, что она пришла именно сюда, просто что-то меня заставило это сделать.

– Ага, – обрадовался лейтенант, пропустив последнюю фразу Милославской мимо ушей, – что за клиентка?

– Ее зовут Вероника.

– Хорошо, – поддержал Милославскую Семен Семенович, – а фамилия?

– Не знаю, – Яна пожала плечами.

– Она здесь живет? – привыкший к странностям Яны Борисовны, Руденко продолжал задавать вопросы, не удивляясь полученным ответам.

– Нет, – Яна покачала головой, – здесь жил ее любовник, Горбушкин Вячеслав Сергеевич, с дочерью.

– Ага, – снова обрадовался Руденко, – это уже хорошо, хотя мы в курсе, как звали хозяина квартиры.

– Ну вот, вы все знаете.

– Мы-то обязаны это знать, – нравоучительным тоном произнес лейтенант, – а вот откуда это знаете вы, Яна Борисовна?

– Черт возьми, Сема, – вспылила Милославская, – ты же знаешь, что я не все могу тебе объяснить, чаще всего я и сама этого не понимаю. Фамилию мне назвала Вероника, а в квартиру привела Джемма.

Не в силах больше сидеть, Яна вскочила со стула и быстро прошла в спальню. Так и есть, вот она, черная голова со сросшимися бровями… диадема… Со стены на Яну Борисовну смотрела деревянная маска. Это от нее исходили волны странного беспокойства, заставившие Милославскую подняться со стула. Невнемлющее лицо прямо-таки источало тревогу.

Яна взглянула на картину, висевшую на стене, по-прежнему стоя перед маской. На ней были изображены два мужчины и женщина, обнимавшая одного из парней. На оранжевом фоне ее одетое в красное платье тело застыло в причудливом змеевидном извиве. Умопомрачительно тонкая талия, казалось, вот-вот переломится. Яна пару минут стояла как вкопанная, созерцая эту странную картину.

Она приблизилась к полотну и смогла различить в правом нижнем углу черные буквы: «Les femmes trompent comme les hommes». Яна знала французский в достаточной мере, чтобы суметь перевести эту фразу: «Женщины обманывают также, как и мужчины». Смысл ее видения стал ясен ей самой. Сидя перед Вероникой, она видела эту комнату, когда сюда входила знакомая последней.

А вот и девушка – Яна посмотрела на большую, заключенную в деревянную рамку фотографию. На ней дочь Вячеслава стояла, облокотившись на стол из черного дерева, на котором застыла негритянская маска. Яна машинально сунула руку в карман, достала сигареты и зажигалку, нервно закурила, продолжая рассматривать фото. На нем Рита была облачена в подобие сари, открывавшим одно плечо. На шее – восточное украшение, на руке – серебряный браслет в виде трех параллельных цепочек, на пальце – кольцо с изумрудом. Шкаф-купе был открыт. Яна подошла к нему, едва не споткнувшись о красную сумку. Она подцепила ее за две тонкие стильные ручки и подвинула. В одном из отделений шкафа висело несколько мужских костюмов.

– Ну что ты здесь копаешься? – возник на пороге покручивающий ус Руденко, – моим парням надо прочесать территорию.

– Дай мне пару минут, – умоляюще посмотрела на Три семерки Яна, – что-то меня беспокоит.

– Давай заканчивай. Видит Бог, нет тут ничего интересного, – он прошел к окну, окинув комнату сонным взглядом.

– Это и есть его дочка?

Руденко кивнул на висевшую на стене фотографию.

– Да. Вероника, моя клиентка, разыскивала ее, потому ко мне и обратилась.

– Лучше бы к нам обратилась, – зычно хохотнул Руденко.

– Сема, я тебя прошу, дай мне поколдовать, – Яна тронула рукой один из костюмов.

Ее сигарета неожиданно погасла. Она чертыхнулась и полезла в карман за зажигалкой. Яна стояла возле шкафа и не могла понять, почему чувствовала такую тревогу. Ее руки дрожали. Она выронила сигарету. Руденко с видимым беспокойством наблюдал за нею.

– Этак ты, матушка, квартиру спалишь, – укоризненно качнул он головой. – Что с тобою? «Байки из склепа»? – пошутил он. – У меня сын-оболтус их смотрит…

– Сема, еще минута и я освобожу комнату, – она выразительно взглянула на Руденко.

– Хорошо-хорошо, – поднял он вверх руки, – только будь осторожна с этим.

Он кивнул на пол, где валялась сигарета. Как только он покинул комнату, Яна присела на корточки и подняла потухшую сигарету, но снова зажигать ее медлила. Она протянула руку и опять коснулась того самого костюма, потом, собравшись вся, сняла его с вешалки. Обычный темно-синий деловой костюм. Но у Яны было такое ощущение, что его ткань заряжена мощной энергией.

«Странно», – подумала Яна, усаживаясь на пол. Она запрокинула голову и прикрыла веки. Внезапно она почувствовала себя разбитой. Она сегодня много работала, ей нужно отдохнуть. Яна с усилием поднялась, не понимая, отчего так горестно сжалось у нее сердце. Вслед за щемящим беспокойством ее душу поглотил самый настоящий страх. Она ценой громадных усилий подавила его в себе и, взяв ножницы, как в тумане, срезала пуговицу с пиджака. Опустив ее в карман, поплелась в гостиную.

Когда Яна вышла из спальни, она была бледной, как полотно.

– Ну-ка, мальцы, – раздался бас Руденко, который увидел, что у Яны подгибаются ноги.

Двое ментов в бронежилетах удивленно посмотрели сначала на начальника, потом на Яну.

– Держите ее, – Руденко сам уже спешил к Яне.

Он и еще один мент усадили ее на распотрошенный диван. Джемма растянулась у ее ног.

– Как ты?

– Ничего, – отдышалась Яна. – Что-то сердце защемило.

– Поколдовала? – усмехнулся Руденко.

– Что-то здесь нечисто, – наконец выговорила Яна.

– Я и сам знаю, что что-то здесь нечисто, – весело сказал Три семерки, делая знак своим подчиненным.

Те устремились в спальню.

– Ее папаша, – снова заговорил Руденко, – месяц, как сгорел. Представь себе, в собственном гараже. Опознали по часам и кольцу.

– Вероника сказала мне, что он погиб, – Яна немного успокоилась.

– А зачем она искала его дочь? – сузил свои маленькие голубые глазки Руденко.

– Перед смертью отец девушки задолжал Веронике крупную сумму денег и она хотела получить долг с Риты.

– Ха, – ударил себя по толстой ляжке Руденко, – а не она ли замешана в исчезновении Горбушкиной?

Гордый и довольный собой, Руденко счастливо заулыбался.

– Нет, – решительно сказала Яна, – девушку похитили двое парней, я отчетливо это видела.

– Видела она, – недоверчиво крякнул Три семерки, – это ж все-таки не наука. Ну да, есть совпадения, иногда из того, что ты говорила, что-то сбывалось, согласен, но все время пользоваться этой чертовщиной…

Руденко скосил на Яну хитрые хохляцкие глаза.

– Это не чертовщина…

Яна вдруг замолчала, она знала, что спорить с Руденко на тему паранормальных явлений – напрасный труд.

– Ну тогда, может быть, ты скажешь нам, где эти двое нынче обитают?

– С удовольствием, – лукаво улыбнулась Яна, – только не сейчас. Сегодня мой рабочий день сегодня окончен.

– А что, у колдунов и ведьм тоже есть график работы? Может, и профсоюзы имеются?

Три семерки загоготал.

– Ну что там? – рявкнул он, когда из спальни появились его люди.

Те выпятили губы и все как один разочарованно пожали плечами.

– Так я и знал! – снова ударил он себя по ляжке. – Похоже, папаша этой милашки не только твоей клиентке задолжал, иначе зачем ее похищать? Он ведь крутым бизнесменом был, потому и погорел, – философски закончил он.

– Значит, Веронику тоже похитили, – тихо произнесла Яна.

– Она, ты говоришь, как раз в это время сюда пришла?

– Да, узнала, что Рита здесь.

– Прибежала долг, значит, получать, – ковыряя в зубах, пробубнил Руденко, – а саму до кучи прихватили. Если только, конечно, она не в сговоре с этими недоносками…

Он подозрительно покосился на Яну, ласкавшую рукой пса.

– Да не в сговоре она, – улыбнулась та, – иначе как так получилось, что похитители оказались в квартире раньше нее?

– Следили за хатой, вот как, – по-стариковски мудро прогнусавил Руденко, – да-а… Только этого дела мне не хватало. Ищи ветра в поле!

Яна глотнула воздуха, достала карту «Царство живых».

На ней, слегка заслоняя открывавшуюся сквозь стрельчатое полукружье двери перспективу, стояла похожая на нимфу девушка, державшая волшебный сосуд с изрезанными краями. Над сосудом змеиными кольцами, все более расширяясь и принимая менее витиеватые очертания, вились испарения чудодейственного нектара.

Яна попробовала сосредоточиться на фотографии, увиденной ею в спальне. Она в мельчайших подробностях воскресила в памяти Ритино лицо, ее острые плечи, тонкие руки и пристальный взгляд исподлобья. Попыталась увидеть ее ауру. У нее ничего не получилось. Ясновидение с наскоку не давалось, да и сил уже было потрачено много. Яна возобновила попытку, мысленно отдаляясь от Руденко, от его производящих обыск людей и от самой квартиры.

Аура, прорезавшаяся сквозь абсолютный мрак, застилавший видение, была стянута влево. Это означало только одно: человек, которому она принадлежит, испытывает страх. Постепенно стянутая к левой стороне граница стала кривиться. В ней появились четко различимые зубцы, которые быстро углублялись. «Конфликт», – подумала Яна и попробовала идентифицировать сильные эмоции, считанные ею с энергетического рисунка, с тем тягостным душевным состоянием, которое овладело ею в спальне. Нет, аура, туманно горевшая и плавившаяся перед ее внутренним взором, не совпадала с аурой другого существа, чье мучительное беспокойство и тревога сковывали сердце Яны несколько минут назад. Ауры были разными.

– Она жива, но очень напугана, – сказала Яна, как только вновь увидела себя сидящей рядом с Руденко на диване, – и к тому же с кем-то в конфликте.

– Ну понятно, – хохотнул Руденко, – с теми, кто ее похитил.

– И еще кое с кем, – твердо произнесла Яна.

– Жива, значит, говоришь, – почесал в затылке Три семерки, – слышь, Ян, а мою жену ты, случайно, вычислить не можешь?

Он заливисто засмеялся.

– «Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи!», – не унимался он. – Чую, Клавка изменяет мне. А? – фамильярно толкнул он Яну в плечо. – Смотрю я на тебя, красивая баба, а какой-то херней занимаешься. Ты лучше найди себе мужика. Тебе ведь просто жить с ним будет, – весело подмигнул он немного смутившейся Яне, – ты ж его насквозь видеть будешь. Он еще и подумать не успеет, а ты его уже раскусила! Все его мысли греховные, – сделал он в воздухе широкий жест, – перед тобой как на пленке. Не-е, – с притворной тяжестью вздохнул он, – ему не позавидуешь. Может, поэтому ты и живешь одна? Как жить с людьми, когда все их мысли знаешь?

Три семерки задумчиво почесал свой широкий, изборожденный глубокими продольными морщинами лоб.

– Товарищ лейтенант… – сержант, попытался доложить по форме, но Три семерки махнул рукой.

– Что там у тебя?

– Соседи, которые звонили в милицию, живут через стену, – сержант показал большим пальцем себе за спину. – Сначала они услышали щелчок – хлопнула входная дверь… ну и заинтересовались, не дочь ли это Горбушкина, потому что до этого целый месяц здесь никого не было. Да вы и сами знаете.

– Знаю, знаю, – поморщился Руденко, – дальше давай.

– Ну, что дальше, – сержант выпятил губы, и почесал затылок, – дальше они стали прислушиваться, а жена даже решила посмотреть в дверной глазок, – усмехнулся он, – прямо сыщица какая-то. Похоже, сначала здесь действительно появилась Рита Горбушкина – по описанию подходит. Через несколько минут эта соседка, что дежурила у глазка, увидела, что в квартиру вошли еще двое.

– Кто такие? – прервал сержанта Руденко.

– Она не знает, – поморщился сержант, – говорит, что видела их в первый раз. Оба здоровенные, похоже, из этих, из братков. Думаю, они знали, что Рита должна здесь появиться…

– Я не спрашиваю, о чем ты думаешь, – грубо осадил его лейтенант, – ты мне факты давай.

– Так я ж и говорю, – насупился сержант, – факт, что эти братки ждали дочку Горбушкина, – эти соседи-то видели, как они их увозили – у них окна во двор выходят.

– Сто-оп, – заорал на него Руденко, – ну что за люди, а? Давай все по порядку и точнее. Ты кроме местоимений какие-нибудь слова знаешь?

– Какие? – сержант ошалело уставился на своего начальника.

– А-а, – Три семерки в сердцах резанул воздух ладонью и посмотрел на Милославскую. – Видишь, с кем приходится работать?! Так, Игорь, – уже спокойнее произнес он, – значит, если я правильно тебя понял, кто-то неизвестный вошел в квартиру, а вскоре туда же вошли еще двое мужчин, правильно?

– Так точно, товарищ лейтенант, – вздохнул сержант.

– Дальше, Игорь.

– Муж соседки, – медленно продолжил Игорь, – услышал за стеной какой-то шум, не очень громкий, и ему показалось, что в квартире кто-то вскрикнул. Потом, как говорит соседка, которая стояла у глазка, к входной двери подошла женщина с рыжими волосами, она сказала, что несколько раз видела, как она приезжала сюда раньше.

– Это Вероника, – Яна посмотрела на Руденко, – у нее рыжие волосы.

– Хорошо, – кивнул лейтенант, – дальше, Игорек.

– Видимо, дамочка торопилась, – пояснил сержант, – она тяжело дышала и явно была взволнована. Она позвонила в дверь, кто-то открыл, и рыжая там очень быстро исчезла. Еще минут через десять-пятнадцать из квартиры вышли четверо: двое братков и две женщины.

– Что значит вышли? – уточнил лейтенант. – Как вышли?

– Ну, этой соседке показалось, что они как-то необычно двигались. Вроде бы они поддерживали женщин. Да, в одной из них Людмила Петровна – это соседка – опознала дочь Горбушкина. Ей показалось, что женщины были вроде как в отключке, поэтому-то она и позвонила в милицию.

Сержант несколько замешкался.

– Сразу после того, как они сели в лифт? – помог ему Руденко.

– А-а, нет, – как бы вспомнив, обрадованно сказал Игорь, – Людмила Петровна кинулась к мужу, который в это время уже глядел в окно. И они вместе увидели, как женщин сажают в машины. Ту, что похожа на дочку Горбушкина, усадили в большую темно-синюю иномарку, а рыжую – в маленькую, желтую. Обе машины сразу же рванули с места. Вот после этого-то Людмила Петровна нам и позвонила. Думаю, их похитили, товарищ лейтенант.

– Я же сказал, – со вздохом произнес Три семерки, – от тебя не требуется думать. Что в квартире?

– Отпечатков полно, все собрали, пробьем по компьютеру, больше ничего особенного не обнаружено, – закончил сержант.

– Хорошо, иди, – отпустил его лейтенант, – запротоколируй все показания соседей, ну, сам знаешь.

Проведя руками по волосам ото лба к затылку, Три семерки вздохнул и тяжело опустился на рваный диван.

– Ну и что вы об этом думаете, Яна Борисовна? – почти официально обратился он к Милославской, которая продолжала стоять.

– Если бы соседи позвонили пораньше, вы могли бы их застать, – заметила Милославская. – Тогда все было бы проще, а теперь придется искать.

– Это я и сам знаю, – лейтенант достал из кармана сигареты и протянул пачку Милославской.

Она отрицательно покачала головой.

– Как хочешь, – Руденко достал сигарету и закурил. – Понятно, что Вероника попала к этим ребятам случайно, под горячую руку, так сказать, – он выпустил изо рта густую струю дыма, – а вот как они узнали, что Рита Горбушкина сегодня будет здесь? Не караулили же они ее целый месяц!.. А может, у них теперь в штате свой экстрасенс имеется, а?

– Я, пожалуй, пойду, если ты не возражаешь, – Яна потрепала Джемму по большой голове и собиралась уже пойти к выходу, но Руденко остановил ее.

– Погоди-ка, – он пододвинул Яне Борисовне стул, – садись. Значит, ты говоришь, что Вероника дала Горбушкину незадолго до его смерти большую сумму денег?

– Так она сказала, – Милославская села и достала сигарету.

– А ты считаешь, что это не так? – Три семерки нервно потеребил ус, достал зажигалку и поднес горящий фитиль Милославской.

– Почему же, – она с удовольствием затянулась, – скорее всего, так оно и было.

– Ты в этом сомневаешься?

– Я всегда сомневаюсь, – Яна откинула с лица блестящую черную прядь и закинула ногу на ногу, – а ты? Или ментам нельзя сомневаться?

– Не дави на меня, – крупное лицо лейтенанта начало краснеть от напряжения, – я просто стараюсь разобраться.

– Кажется, сегодня я ничем не смогу тебе помочь, я слишком устала, – не найдя ничего подходящего, Милославская стряхнула пепел с сигареты на пол.

– Это мы сейчас исправим, – загадочным тоном произнес лейтенант и окликнул одного из автоматчиков.

Тот подошел. Три семерки что-то шепнул ему на ухо и подтолкнул в спину рукой.

– Давай скоренько.

Вскоре автоматчик вернулся, неся в руках пузатую бутылку с прозрачной желтоватой жидкостью и пару хрустальных стаканов. Сгребя с маленького журнального столика мусор локтем, он поставил бутылку и стаканы на него и подкатил к лейтенанту.

– Вот, – Руденко посмотрел на золотистую этикетку, – «Чивас Регал» – с трудом прочитал он название, – двенадцатилетней выдержки. Это тебе поможет.

Не слушая возражений Яны Борисовны, он наполовину наполнил стаканы и один подал Милославской.

– Не портвейн, конечно, но… – он сделал несколько глотков и поставил стакан на стол. – Давай, давай, настоящий шотландский виски.

– Виски – настоящее, – поправила его Яна, – но, возможно, что ты прав, – она сделала большой глоток и почувствовала, как жидкость теплой волной мягко прокатилась по горлу, быстро согревая тело.

– Я вот помню, был портвейн «Семьсот семьдесят седьмой», – с ностальгической ноткой в голосе произнес Руденко, – вот это был напиток! Не то что это скотское виски.

– Не бухти, – бросила Яна и снова поднесла стакан ко рту, – скажи лучше, как погиб Горбушкин.

– Я же тебе говорил, – Руденко откинулся на спинку дивана, – сгорел в собственном гараже. Там у него канистра с бензином была, так она жахнула дай Бог.

– А почему загорелось?

– Закурил, вот бензиновые пары и воспламенились, – пояснил Руденко.

– Машина тоже сгорела?

– Нет, машины там не было.

– А где она была? – Яна маленькими глотками потягивала янтарную жидкость.

– Машину так и не обнаружили, – покачал головой лейтенант.

– Что же Горбушкин делал в гараже?

– Что он там делал, мы теперь никогда не узнаем, – Руденко тоже потягивал из своего стакана. Его опознали только по перстню и именным часам – обгорел сильно.

– Кто опознал?

– Соседи.

– А разве это не должны делать родственники?

– Должны-то должны, – развел руками Три семерки, – только из родственников у него одна дочь, да и та куда-то исчезла. Где мы только ее ни искали…

– Значит, в принципе, обгоревший труп, обнаруженный в гараже, может быть чей угодно?

– Слушай, мать, – Руденко допил виски и закурил, – что-то сегодня мне твои вопросы не очень нравятся, я бы даже сказал, они мне очень сегодня не нравятся. Что это на тебя нашло? Ты на что это намекаешь? А может, ты что-нибудь знаешь, тогда поделись.

– Я ни на что не намекаю, Сема, – Яна поднялась и направилась к выходу, – и делиться мне с тобой нечем. А если вы убийство списали на несчастный случай, так я об этом никому рассказывать не собираюсь, не волнуйся.

– Нет, ты скажи, – лейтенант бросился за ней, но Джемма предупреждающе рыкнула, и он остановился, – ты мне все-таки скажи, – крикнул он вдогонку, – про какое это убийство ты говоришь?

У выхода из гостиной Яна остановилась и обернулась.

– Ты же не дурак, Сема, ну подумай. Если в гараже оказался не Горбушкин, которого, как я понимаю, не опознали, то это кто-то другой. Это тебе труп номер один. А если это не Горбушкин, тогда где он? Возможно, это будет труп номер два. Достаточно?