Текст книги "Те, кого не видно (СИ)"

Автор книги: Анастасия Шалункова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

  Рина приблизилась к нему.

  – Мне нужно его найти, ты меня слышишь?

  Человечек зашёлся в хохоте.

  – Ты слышал? Ей нужно его найти! Мы её слышим?

  Мамонт открыл глаза и поднял хобот.

  – Да, мы тебя слышим! – ответил ребёнок.

  – Помоги мне!

  – Помоги, помоги! – эхом откликнулся он, играя сосульками.

  – Слушай, ты! – Рина начала выходить из себя, – Ты поможешь или как?

  Ребёнок вновь обратился к мамонту:

  – Мы ей поможем – или как? С чего бы мне помогать человеку, – он бросил льдинки и положил ногу на ногу, выжидающе глядя на Рину.

  – Помоги мне, – голос её стал угрожающе низким, – Или, может быть, когда ты захочешь прийти в наш мир, мне тебя заговорить и в реку выкинуть?

  Человечек перестал смеяться и с опаской взглянул на Рину.

  – А ты так можешь?

  – Ещё как могу!

  – Я не люблю ходить в мир людей, – капризно протянул он.

  – Врёшь! – Рино осмелела и подошла вплотную к белому мамонту, – Все вы любите ходить к нам! Играть с детьми, запутывать волосы, пугать собак по ночам! Помяни моё слово, ты придёшь к нам зимой таскать сушёные ягоды, а я тебя отловлю и привяжу, – она достала оберег в виде мамонта, – как думаешь, сколько духов можно привязать к одному оберегу? Хочешь узнать?

  Ребёнок вновь звонко засмеялся. Мамонт внимательно посмотрел на Рину. Взгляд этих зверей всегда поражали знахарку: у оленя глаза глупые, у волка – жаждущие крови. А у мамонтов они наполнены глубокой мудростью, словно они знают нечто неведомое даже Отцу Всех Зверей.

  – Я морошку по осени люблю, – после недолгой паузы ответил ребёнок.

  – Хорошо. Поможешь – буду тебе в последний месяц лета горстку морошки оставлять.

  – Каждый день?

  – Каждый. Обещаю.

  Человечек повернулся лицом к Рине, засунул руку в шерсть мамонта и выдернул по очереди три волоса, каждый длиною с его предплечье.

  – Иди на север, увидишь там дерево с красными ветками. Найдёшь человека своего в корнях. Один волос себе оставь, второй ему дай, а третий положишь на плоский камень, – он поджал губы, – у огня морошку не клади, не люблю огонь.

  Рина сжала в руке жёсткие волосы и направилась в северную сторону. Колючий снег колол ноги, но теперь женщина знала, куда ей идти. Она потеряла счёт времени. Солнце здесь не двигалось, но, казалось, что прошло несколько дней прежде, чем перед нею выросло дерево, чья крона терялась в облаках.

  – Я плыву в бесконечности. Я та, кто начинает, и та, кто заканчивает, – зашептала Рина, – Мне ведомо слово, тайное и открытое...

  Дерево зашумело ветвями. Подул ветер, едва не поваливший Рину с ног. Она зажмурилась и, прикрываясь руками, продолжила идти.

  – Я начинаю, и я заканчиваю. Я говорю множеством голосов.

  Корни дерева пришли в движение. Из-под земли по стволу поползла змея. Глаза её тлели угольками, а чешуя была покрыта кровью. Змея зашипела, и Рину обуял первородный страх. Хотелось броситься бежать, в мир живых, в мир людей и больше никогда не переходить черту.

  Из корней донёсся стон.

  Там, скорчившись, как новорождённый ребёнок, лежал Таер. У него не было левой ноги и левого глаза. Левая рука казалась рукой мертвеца. Он исхудал, кожа выцвела и стала жёлтой.

  Рина прикоснулась к его лбу.

  – Я вытащу тебя отсюда, Таер, – ласково сказала она, – дай руку.

  Она вложила ему в ладонь волос, а второй положила на камень рядом с ним. Змея зашипела, и юноша скорчился от ужаса.

  – Только не потеряй его, слышишь? Я верну тебя домой.

  Змей бесновался, но не мог покинуть дерево. Рина уводила юношу прочь, в мир живых

  Те-Кого-Не-Видно бросились в погоню. Таер упал, Рина схватила его за плечи и потащила к огню. Темнота наступала, она пожирала лес и небо, оставляя после себя пустоту и холод.

  Рину обуял страх. Не тот, живой, похожий на пламя, заставляющий бежать быстрее и наполняющий человека теплом, когда рассказывают страшные сказки у костра. Это был мёртвый ужас. Он наполнил голову горячей тяжестью, разрывая на части. Вечная боль. Вечный мрак. Вечное отчаяние.

  Вокруг корчились от невиданной хвори звери. Люди стояли на коленях и взывали к небу, а от их стонов у Рины холодела кровь.

  Страх разъедал, наполняя сознание кошмарами.

  Те-Кого-Не-Видно с хохотом сжимали вокруг них кольцо. Чудища, сотканные из тени, тянули костлявые руки, но на расстоянии двух пальцев от Рины упирались в невидимую преграду.

  Вверх взметнулся огонь, и Рина вновь стала падать. Земля и небо поменялись местами, а чудовища все бежали следом, но с каждым шагом отставая.

  Рина с трудом открыла глаза. Под собой она чувствовала мягкую оленью шкуру, горло саднило от жажды.

  Через мгновение она разглядела очертания своей хижины. Голова кружилась, но Рина заставила себя встать и подползти к юноше.

  Таер не дышал. Сердце не билось.

  – Но как же...я ведь...– язык не слушался, – я ведь...нашла его...– она дотронулась до его лица. Кожа была холодной.

  В углу хижины сжалась в комок Ашнуу.

  – Вон, – закричала Рина, – Вон, я сказала!

  Девочка выбежала из хижины.

  Рина прикоснулась к холодному лбу Таера и зарыдала.

  ...На утро Таера обрядили штаны и рубаху из оленьей шкуры, украшенными бусинками из кости мамонта. С ним положили его копье, ножи, сумку со снедью, какую брали на охоту, и накрыли юношу плащом. Иная дорога – длинная, и нельзя, чтобы человек испытывал на ней нужду. Рина сунула руку в россыпь оберегов у Таера на груди и нашла тот, самый важный, какой надевают на новорождённого при наречении имени.

  Мужчины положили юношу в могилу на бок, согнули колени и наклонили к ним голову. Теперь он лежал в земле так же, как когда– то лежал в утробе матери.

  – Таер, сын Тыкулчи, пусть удача не отвернётся от тебя на иной дороге, – произнесла Рина, -Таер-Красная-Птица, – громко произнесла она его настоящее имя, и, кажется, вся община вздрогнула в тот момент. Рина выбросила оберег в костёр.

  Земля мягко окутывала тело юноши. Душа его отправлялась на вечную охоту, а плоть и кости возвращались Матери Матерей. В шорохе земли слышалось её пение. Она баюкала умершего, как мать баюкает ребёнка.

  Женщины зашлись плачем. Им вторили дети.

  Последний комок земли упал на могилу, и люди стали расходится. Только Тыкулча остался оплакивать своего единственного сына.

  Ветер завывал в ветвях, разнося по долине пожелтевшие листья.

  К осени из леса исчезло зверье. Это случилось в одночасье, задолго до возвращения мамонтов севера и раньше, чем уходили на юг олени. Охотники раз за разом отправлялись в лес и приходили ни с чем.

  – Ничего, скоро с севера придёт зверье, – успокаивал людей Чанаак, новый Человек-в-Волчьей-Шкуре, надевший знак уважения сразу после смерти Таера.

  Его слова только раздражали. Вся власть лучшего охотника зиждилась на удачной охоте, а так как охота уже давно не приносила ничего, кроме пары тощих птиц, то и его слова ничего не значили. Женщины, которым ещё удавалось хоть что-то собрать, в открытую смеялись над беспомощными мужчинами, а Тыкулча целыми днями поносил молодёжь.

  Промозглым утром Рина высунулась наружу из своей хижины. Всю ночь она шептала заговоры у костра и уснула только на рассвете. Голова болела от дыма, а в животе урчало. Из соседней хижины доносился плач – это был первый ребёнок, которого приняла Рина и первый сын Чанаака. Он родился в последние дни лета и казался достаточно крепким, чтобы пережить и осень, и долгую зиму, и весенние хвори. В другие годы, мрачно подумала Рина, когда было вдоволь еды и у всех болезней были имена.

  Она взглянула на деревянную плошку, что оставляла на ночь у полога. Морошки в ней не было, а на рассвете Рина слышала, как звенел голос синекожего духа.

  Пёс потыкался мордой ей в ладонь. Рина почесала того за ухом. Потом привязала к его шее верёвку и вывела собаку за частокол.

  Они шли проторённой тропой к реке. Пёс то и дело пытался вырваться, но Рина крепко держала верёвку. Вскоре пёс прекратил сопротивляться и покорно поплёлся за человеком.

  Лес был безжизненным, и Рина не могла отделаться от мысли, что таким же безжизненным он был в ином мир. Мёртвые звери. Истощённые люди. Вдруг то, что она видела и есть будущее её рода? Что если та озлобленная от голода шаманка – Ашнуу, которую Рина взяла себе в ученицы?

  Рина пила травяные настои, от которых смаривало сном без сновидений, даже страдающих от тяжёлых ран охотников, но и они не спасали от костлявых чудовищ, что тянули к ней свои руки. Каждую ночь она видела один и тот же болезненный кошмар. Она стоит в круге из костей и к ней тянут руки Те-Кого-Не-Видно. Им нужен человек, им нужен тот, кому бы они могли внушать страх. Они ломились сквозь преграду оголодавшими зверьми.

  Пустинаспустинаспустинаспустинас!!!

  Рина, осторожно ступая по влажному валежнику, спустилась с пригорка и вышла на берег притока Золотицы. В плотном осеннем тумане знахарка разглядела частокол на другом берегу.

  Она прошла несколько метров до цепочки из крупных камней, пересекающих реку – здесь поток сужался. Много поколений назад предки жителей долины скатили в воду крупные валуны. Бесчисленное количество ног обточили верхушки камней, превратив их в каменный мост. Рина потянула верёвку, но пёс недовольно зарычал.

  – Пошли! – позвала его Рина и прыгнула на первый камень. Она едва не поскользнулась на влажной поверхности, и на следующий камень прыгать, словно девчонка, уже не стала. Пёс прижал уши к голове, с отчаянием смотря на хозяйку.

  Преодолев реку, Рина широкими шагами направилась к частоколу, украшенному медвежьими черепами.

  Она постучала по мокрому дереву.

  – Мне надо поговорить с Шааной!

  Выглянувший на ней охотник выглядел уставшим и голодным. Он указал на самую большую хижину, ровно по середине поселения.

  Рина отодвинула завесу, и в нос ей ударил острый запах трав.

  Шаана сидела в полном знахарском облачении с оленьим черепом на голове напротив маленького очага. Это была полная бледная женщина с белыми волосами. Седовласая с рождения, говорили про неё. Пять дочерей Шааны тоже были здесь: старшая – ровесница Рины, младшей едва ли было пять. Каждая из них сидела на своей лежанке. Одна делала оберег, вторая напевала под нос, младшие играли в деревянных кукол, средняя перебирала лечебные травы.

  – Что пришла? – пробурчала Шаана.

  Рина сняла плащ из оленьей шкуры, села напротив женщины и протянула озябшие руки к огоньку.

  – Совет нужен.

  Шаана, наконец, раскрыла глаза – небесно-голубого цвета, так разительно отличающимися от темных глаз людей долины.

  – За советом прийти дело хорошее, но не на голодной живот. Эй! – она подозвала свою среднюю, – Принеси нам рыбы и побыстрее. И кота покорми, а то он опять шкуры раздерёт.

  Тут Рина заметила присутствие ещё одного живого существа. Кот. Дикий лесной кот, способный в ярости разодрать глотку самому сильному охотнику, лежал на коленях у Шааны, забившись в складки её одежды. Зверёк раскрыл глаза, надменно смерил Рину взглядом и снова уснул, тихо урча.

  Заметив удивлённый взгляд Рины, Шаана почесала кота за ухом.

  – Он котёнком к нам зимой прибился. Дети его пожалели, стали подкармливать, так он, как понял, что здесь кормят, так и вообще страх потерял. Сидим, трапезничаем, песни поем, и тут чувствую, меня лапой кто-то тычет. Смотрю – на мясо облизывается. Утащить не пытается, выжидает. А нашего Человека-в-Волчьей-Шкуре, нога в тот день болела. Уж чем только не лечила, не проходит. Кот возьми, на колени прыгнул и лежит. Когти убрал, глаза закрыл. И что же думаешь? Нога болеть перестала. Он и говорит: ну, раз он хвори лечит, то пусть остаётся. Авось и шаманка больше не понадобится, – она погладила зверя, и тот перевернулся на спину, подставив полосатый живот.

  – Так это же лесной кот. Дикий зверь.

  – А собака чем не волк? Ещё какой волк, а с людьми живёт. Отец Всех Зверей подарил нам одного из своих детей, чтобы он охранял нас, так почему бы ему не решить дать нам второго?

  – Хоть и совсем бестолкового, – хихикнула одна из девчонок.

  В хижину ворвался холодный воздух: это дочь знахарки вернулась с рыбой. От рыбы пахло дымом, да и вообще это были лишь одни тонкие, как иглы, кости.

  Доев и вытерев руки, Рина стала ждать, пока доест старшая знахарка. От нечего делать она принялась разглядывать свод хижины, покрытый рисунками. Будто живые, по стенам скакал табун лошадей. А за ними с копьями бежали охотники. Вот Отец Всех Зверей: волчья морда, козлиные ноги, оленьи рога, вороньи крылья. У него четыре руки, от верхней пары разбегаются в разные стороны звери и бегут к людям. А нижней парой он принимает серых призраков, чтобы вновь перевоплотить в живом обличие.

  На другой стене – люди без оружия, а над ними узор из звёзд летних созвездий. Над звёздами бежит Лунный Заяц, а внизу стоит безликая и бесплотная Мать Матерей. В неверном свете огонька Рина разглядела белые очертания черепа, там, где у фигуры должно было быть лицо.

  – Плохие времена настали, – наконец сказала Шаана, откладывая плошку, – плохие. Нашла кого себе в ученицы? Одной мало. Бери всех девчонок, кого ещё в жёны не отдали. Или своих роди, – она указала на дочерей, – чем больше будут знать тайны шаманского дела, тем лучше для всех, – Шаана поворошила золу палкой, – каждый раз, когда я камлаю, я вижу павших от мора зверей. Вижу тающий лёд. Вижу, как исхудавшие охотники рыбачат, а шаманки не могут лечить хворых, потому что больше не растут лечебные травы. Видела, как ломают копья и жгут их в костре, чтобы согреться. Я вижу Тех-Кого-Не-Видно. Они тянутся к моему горлу и хотят через меня пройти в человеческий мир.

  Рина с удивлением уставилась на знахарку.

  – А, вижу, – кивнула она, – Поэтому ты пришла. Не ты одна.

  – Да разве их вообще можно видеть так близко?

  Шаана провела рукой над пламенем.

  – Мне говорили, что нельзя. Что от них надёжно хранят обереги. Всё меняется. Мир меняется. Солнце встаёт на востоке, Отец Всех Зверей выпускает своих детей на волю, Мать Матерей даёт ростки травам и ягодам и принимает кости наших покойников. А завтра ничего этого не будет. Будут только смерть и запустение.

  Рина хотела рассказать о тёплой бескрайней реке и о белой птице, что ловит рыб. И что это место так же реально, что и Река-Золотица, но не посмела.

  – Послушай Шаана, а может так статься, что вот это все вокруг нас: хвори, голод, дожди, размывающие берега, наслано Теми-Кого-Не-Видно?

  Дочери знахарки зашушукались, глядя из полутьмы на Рину. Шаана не ответила и принялась буравить девушку взглядом. Рине сделалось не по себе. Белокожая светловолосая голубоглазая женщина – она была не похожа ни на одного человека долины, смуглых и черноволосых.

  Кот зевнул и спрыгнул с её колен. И Шаана, вновь закрыв глаза, заговорила.

  ...Воздух звенел от мороза, а кажущееся красным Солнце, опускалось за горизонт навстречу самой длинной ночи в году.

  Четыре знахарки сидели вокруг обрядового костра – четыре бесформенные фигуры, прячущиеся от зимы под одеждой из шкур. Они ждали последнюю – беловолосую Шаану.

  Они ни о чем не говорили, а Рина боялась потревожить тишину. Каждая из этих женщин годилась ей в матери, а одна из старух была такой древней, что, кажется, застала времена, когда не было огня. Её кожа походила на древесную кору, а ослепшие глаза покрывала мутная пелена. Говорили, что её глаза принадлежат иному миру, отчего его пути ведомы ей и без камлания.

  Зима настала лишь несколько дней назад. Голодная осень не желала заканчиваться – ночи становились все длиннее, из темных туч моросил дождь. Лишь иногда ночью выпадал снег, но и тот таял к утру. В их общине умерло несколько стариков и детей, и Рина только и делала, что провожала мёртвых. Умер и ребёнок Чанаака, не дожив до своей первой зимы.

  Только за несколько дней до зимнего солнцестояния выпал снег. Он падал целый день, крупные снежинки покрывали замёрзшую грязь, и вскоре вся тёмная долина оказалась покрыта свежим снегом. Дети принялись играть в снежки, и кажется, что вместе с осенью отступил и страх.

  Но если зверь не вернётся в лес, зимний ли или летний, они все умрут с голода, мрачно подумала Рина.

  – Мы думали, Шаана, ты нас решила заморозить насмерть, – прохрипела одна из знахарок.

  Шаана сняла капюшон, подставляя закатным солнечным лучам своё бледное лицо, обрамлённое светлыми волосами. Она опиралась на посох, украшенный птичьими черепами.

  – А я думала, что вы ушли на восток, – Шаана заняла своё место у костра, – Рина! Садись к огню, а не то околеешь. Настало проклятое время перемен. С юга пришли хвори, подобных которых мы не видели. Они убивают наших охотников и наших женщин, что уж говорить о тех, кто слабее. Зверь исчез из долины, летом едва удалось набрать целебных трав...

  – Верно! – встряла одна из шаманок, – Я уже израсходовала больше половины, а ведь до короткой ночи ещё полгода!

  – Мать матерей дала нам дар неведомый остальным, – продолжила Шаана, – Мы можем идти на ту сторону, будучи живыми, мы камлаем и уходим на иную тропу в поисках душ наших сородичей. Во снах мы путешествуем туда, так же легко, как охотники уходят на большую охоту. Обереги и заклинания хранят нас от чудищ иной стороны, но вот уже целый год мы чувствуем, как когти Тех-Кого-Не-Видно хотят сомкнуться на наших шеях!

  Рине стало не по себе. Шаана вела себя так же, как и та шаманка из её кошмара.

  – Чего же они хотят? – спросила Рина.

  Слепая шаманка глухо засмеялась.

  – Ах, Рина, дитя сытного лета. Мало ты знаешь!

  Женщины принялись тихо переговариваться. Шаана подняла правую руку, и все уважительно замолчали. Придёт время, и каждая сможет высказаться.

  – Те-Кого-Не-Видно – тени, а теням нужен свет. Им нужны мы, люди, одарённые небесным огнём. Я видела это во время камлания, они стремятся прорваться в наш мир. Когда нас поглотит страх и голод, когда мы забудем, как делать обереги и заклинать огонь, они смогут прорваться к нам!

  – Так значит, – сказала слепая шаманка, опираясь на посох, – ты хочешь не дать им, как ты сказала, прийти к нам? Кто же тебя навёл на такую мысль: внутренности зайца, пепел или ты что-то увидала своими синими глазами?

  – По-крайней мере, у меня есть глаза, – огрызнулась Шаана, – Неужели никто из вас не сталкивался с Теми-Кого-Не-Видно? Не спасал потерявшиеся души, не лечил болезней?

  – Кроме Рины, разумеется, – оскалилась рыжая шаманка.

  – Я была на той стороне! – запротестовала Рина, – я спасала душу охотника, Таера сына Тыкулчи!

  – И что же, удалось тебе его спасти? – Рина ничего не ответила, – остановить Тех-Кого-Не-Видно... Даже для тебя, седоволосая Шаана, это странная мысль.

  – Сегодня день зимнего Солнцестояния, – напомнила Шаана.

  – Это говорит лишь о том, что сегодня Те-Кого-Не-Видно сильнее, чем в любое другое время.

  – А до летнего мы не доживём!

  Шаманки умолкли.

  – Мы проведём обряд изгнания Тех-Кого-Не-Видно, и пусть охранит нас Мать матерей, – твёрдо сказала Шаана.

  Женщины высказывались по очереди. Рина молчала, она чувствовала, что Шаана права, но никто не станет её, молодую, слушать. Наконец очередь дошла до слепой старухи.

  – Когда душу человека калечат и похищают, мы идём на иную тропу, чтобы вернуть его, – начала она, – Мы идём туда поодиночке и возвращаем наших сыновей, братьев и отцов. Когда из ребёнка тянут душу ночные кошмары, мы встаём одни против полчища чудовищ. Мы начинаем, и мы заканчиваем. Мы те, кто говорят множеством голосов. Мы принимаем людей в этот мир и провожаем их. Мы разделяем душу и тело, отправляя первую на вечную охоту и отдавая плоть и кости Матери матерей. Нам ведомо слово, тайное и открытое, мы знаем его силу, силу, что сильнее зимних бурь. К людям пришла великая беда, и если чудища окажутся сильнее, то нам все равно одна дорога – смерть. И пусть будут милостивы к нам духи предков, если будет, кому провести обряд похорон.

  Воцарилась тишина. Только хрустели ветки в костре.

  По кругу пустили плошку с отваром, от которой шёл густой пар.

  – Мы начинаем, и мы заканчиваем, – голоса звучали унисон, – нам ведомо слово тайное и открытое, мы говорим тысячью голосов, мы начинаем, и мы заканчиваем...

  Земля ушла из-под ног, и Рина стала падать в пропасть. Острые ногти Шааны впились ей в кожу. Небо опрокинулось. Снег окрасился в синий цвет, и стал падать с земли на небо.

  Голоса знахарок доносились издалека. Рина слышала и свой голос, но он словно ей не принадлежал. Всё вокруг было в плотном тумане, где то и дело мелькали очертания людей. До края сознания доносился едва различимый шёпот. Он становился все громче, пока не превратился в крик, и от него не зазвенело в ушах.

  Рина пыталась найти взглядом знахарок. Хотя бы Шаану, но никого рядом не было. Но Рина ощущала их присутствие, чувствовала, что они рядом. Там, в настоящем мире, они так и сидели на Священном холме, замерев во тьме самой длинной ночи.

  Туман стал рассеиваться. Ночь становилась все темнее и холоднее, ей казалось, что ноги сковало льдом. Синий снег падал с земли на опрокинутое небо, и он был тёплый, как летняя вода.

  Сбоку потянуло холодом. Рина обернулась и увидела разверзнувшуюся пасть тьмы.

  Знахарка бросилась бежать. Холодная темнота пожирала все на своём пути, а оттуда, из беспросветного мрака, на Рину смотрели Те-Кого-Не-Видно.

  Она остановилась.

  В нескольких шагах от неё плотной стеной стояли люди.

  Если бы внезапно все мертвецы долины вернулись с вечной охоты, их число не составило бы и доли тех, кто стоял на поле из синего снега. Рина не ощущала тепла их тел, не слышала тихого дыхания. Они находились в сотнях и тысячах вёрст от Священного холма. От одной из женщин, смуглой с прямыми черными волосами пахло солью. Стоя рядом с ней, Рина слышала, как волны бьются о далёкий берег. Старик с длинной седой бородой опирался на посох. От него доносились завывание метели и запах пряных трав.

  Неужели Мать матерей и Отец-Небо создали так много людей?

  Часть знахарей была женщинами. Часть – мужчинами. А кто-то мог быть и тем, и тем. Одни были совсем молодыми, другие – древними стариками. У кого-то светлая кожа, как у Шааны, у кого-то, наоборот, тёмная, будто опалённая огнём. На ком-то плотно сшитая одежда шкур, а чьи-то тела покрывали только рисунки и шрамы.

  Рина сбилась со счета: в языке её сородичей не было имён для столь больших чисел. Должно быть, на великой охоте душам тесно среди такого количества умерших, подумала шаманка.

  По рядам людей прошёлся шёпот. Старая женщина с длинными черными косами закричала и попятилась назад.

  Темнота уже закрыла половину мира. Рина чувствовала, что бесчисленное количество теней тянется к людям.

  После вас уже ничего не будет, раздавался шёпот в ушах людей, вы последние. Вы умрёте, и больше никто не родится!

  Рина отчётливо видела, как мир сначала поглотил огонь, подобный самому сильному лесному пожару. Как вскипают реки и плавятся камни, как люди и звери корчатся в небывалом огне. А потом вода захлёстывает их всех, и огонь гаснет навсегда. Потом гаснет Солнце, и наступает тьма.

  Рина смотрела в черную бездну. Дыхание гулко отдавалось в ушах. Темнота обнимала и обещала вечный покой. А на самом краю слуха смеялись Те-Кого-Не-Видно.

  Она увидела, как к ней тянутся руки, сотканные из тени. Черные пальцы замерли на расстоянии ладони от оберегов Рины. Те обжигали их, как Солнце обжигает темноту.

  Потом раздался смех, разрывающий барабанные перепонки.

  Рука из тени прикоснулась к голове Рины.

  Тень начала плести собственное тело. Сначала две руки и две ноги, потом с головы опустились тёмные волосы. Кожа обрела цвет и стала смуглой. С плоского лица чуть выступили вперёд челюсть и маленький нос со шрамом от стародавнего перелома.

  На Рину смотрело её собственное отражение.

  Лже-Рина осклабилась и прикоснулась к оберегам. Это было странное прикосновение, будто по коже провели обгоревшей костью. Тень чуть приподнялась, пытаясь совладать с новым телом, и выступила из темноты.

  – Рина! Рина! Иди на свет!

  Все снова перевернулась, остались только Рина и тень. Вдалеке, в наступившей тьме слабо горел огонёк.

  – Рина! Рина! Быстрее!

  Рина хотела дотронуться до огня, но тень вцепилась ей в ноги.

  «Не беги», – раздался в голове голос. – «Зачем? Зачем бежать?»

  Страх раскалённой рукой сжимал голову Рино. От боли и ужаса она уже ничего не разбирала, и только что-то звериное, спрятанное в глубине её естества, тянулось к далёкому огоньку, сулившему тепло и спасение.

  «Всему конец! Теперь будет только темнота!»

  Кто-то схватил её за руку и с силой потянул вниз. Тень разжала руки и захохотала.

  «Теперь не уйдёшь! Не уйдёшь!»

  Потусторонний голос эхом звучал в голове, становясь все тише и тише.

  Корочка льда колола лицо. Рина зачерпнула ладонями снег и принялась жадно его есть. Лёд обжигал зубы и десны, но быстро утолил жажду, заставив зажмуриться от резкой боли в глазах.

  На востоке занимался поздний зимний рассвет.

  Шаана опустилась на колени рядом с Риной, и положила ей руку на плечо. Теперь, когда жажда прошла, кошмары вернулись. Она слышала, как скрипят кости, как тень касается её кожи и обретает плоть.

  Рина дёрнулась в сторону, когда Шаана прикоснулась к её волосам.

  – Эта была долгая ночь, – хрипло прошептала Шаана. Она казалась постаревший на много лет, – Две умерли, не пережили камлания.

  Рина попыталась присесть, но ноги не слушались. Те места, до которых дотронулась тень, резало ножом.

  – Поспи, – Шаана помогла ей подобраться поближе к огню, – я подожду, пока ты не сможешь идти.

  Голос её звучал необыкновенно ласково.

  – Нет...– мысль о том, чтобы снова оказаться на границе миров, приводила её в ужас, – нет, я не буду спать...Там они. Там будут они...

  – Это всего лишь сон, а не камлание.

  – Нет, пожалуйста, я не буду спать! – язык заплетался.

  – Ладно, ладно, – примирительно прошептала Шаана, – просто отдохни.

  Рина легла на спину. Небо становилось все светлее, по мере наступления дня. И бескрайние небеса казались тонкой полоской высушенной кожи, по ту сторону от которой плясали Те-Кого-Не-Видно.

  Общины снялись с места. Кто– то ушёл на запад, кто– то на восток, а кто– то, где побольше здоровых людей, на север, вслед за звездой Северного орла. Долина опустела, и никто не знал, воссоединиться ли однажды их род.

  Рина осторожно, чтобы не разбудить Ашнуу, вылезла из своей хижины.

  К ней направлялась группа охотников, возглавляемая Чанааком. Тот накинул на себя волчью шкуру, которую носил со дня смерти Таера, хотя за всю осень и зиму так ничего и не добыл. Его слушались лишь потому, что он был сильнее.

  – Что пришли? – сонно спросила Рина.

  – Мы тут смекнули, за что на нас духи рассердились, и поняли, что в том твоя вина. Верно, говорю? – он обратился к толпе позади себя: там были почти все взрослые охотники и несколько женщин – их жён.

  – В чем же я перед вами виновата?

  – А в том, что ты не можешь нас защитить, – Чанаак оперся о копье, -Как ты шаманкой стала, так зверь из леса исчез, а теперь и вовсе жрать нечего.

  Толпа одобрительно зашумела. Припомнили Рине и болезни, и смерть Таера. Последнее полоснуло кремниевым ножом по сердцу.

  – Ты виновата! Ты разгневала Отца Всех зверей!

  Вокруг уже собралась вся община. Дети с испугом глядели на разбушевавшихся охотников.

  – Дождитесь весны! – крикнула Рина.

  – До весны ещё много лун! Мы все умрём! Как умер мой первый ребёнок, что родился в конце лета и которому ты даже не смогла сделать достойный оберег!

  – Чего ты хочешь от меня, Чанаак? Твой ребёнок родился осенью, да и разве ты хоть что-то принёс нам? Хотя бы оленёнка ты сумел нам добыть? Ты, Человек-В-Волчьей-Шкуре?

  Охотники зароптали. Чанаак ударил копьём оземь.

  – Эй вы! – крикнул он сородичам, – Раз так, то мы уйдём! Мы уйдём туда, откуда приходит зверь зимой! – он обернулся к своим товарищам, – Чего вы боитесь? Духи уже и так отвернулись от нас, мы уйдём и снова заслужим их защиту!

  – Что ты несёшь, Чанаак? – вперёд выступил Нееме, – Мы не выдержим перехода! – он обвёл рукой оставшихся членов племени, – у нас десять стариков, с дюжину детей, мы от голода все хворые, мы умрём, стоит лишь зайти севернее!

  – Тогда подыхайте здесь! – рявкнул Чанаак, – а мы уже через три дня будем охотиться на мамонтов!

  По общине пронёсся ропот. Самые сильные, те от кого зависело выживание рода, бросали слабых на произвол судьбы, на голодную смерть.

  – У вас даже шамана нет! – раздался голос Тыкулчи.

  Чанаак замер. Чтобы осознать такой вопрос, ему нужно было время. Он дёрнул за руку свою жену.

  – Её обучали так же, как и Рину! Она будет нашей шаманкой!

  Рина захохотала.

  – Она? Ленивая дура, которая не могла запомнить, какие грибы можно есть, а какие нельзя?! Да вы подохнете быстрее, чем вас убьёт холод!

  – А это не твоя забота! Уходим сегодня же! Пойдём по следу, туда, на север! А вы, кто хочет, можете присоединиться!

  Из толпы вышло несколько подростков, ещё не прошедших посвящения. Взглянув в последний раз на своих матерей, они присоединились к Чанааку. От него же отделился Нееме, бросив презрительный взгляд на вожака, он встал рядом с женщинами и детьми.

  Рина поднялась на ноги и подошла вплотную к Чанааку. Он дёрнулся в сторону, когда она протянула к нему руку и нащупала оберег с волчьей головой. Знахарка посмотрела Чанааку в глаза, и обрезала кожаный шнурок.

  – Я забираю твоё имя, Чанаак-Рождённый-Под-Орлиной-Звездой, – и с этими словами Рина бросила оберег в огонь, как бросали обереги, снятые с мёртвых тел.

  Чанаак побледнел, а потом тихо зарычал и схватил свою жену за руку.

  – Ты вырежешь мне новый, из кости мамонта, что я убью через пару дней! И дашь мне новое имя

  Девушка испуганно закивала. Только кого она тогда больше боялась, мужа или саму Рину, посмевшую забрать имя у живого человека?

  На рассвете отряд ушёл на север, оставив женщин, стариков, детей и хворых позади.

  Что же с нами происходит, в отчаянии подумала Рина. Мир и вправду рушился, но начал не со сгоревших небес, а с людей.

  Рина, шатаясь от недосыпания и недоедания, зашла в общую хижину, куда после ухода охотников отнесли всех детей. Там было тепло, но очень душно. Знахарка обошла их, давая каждому оставшиеся лечебные травы. Те, что остались, лечили только от плохих снов, но Рина говорила, что они спасают от голода. Дети верили.

  – Рина, я сегодня странный сон видела, – сказала Ашнуу. Девочка заболела, и теперь лежала под двумя шкурами рядом со своей исхудавшей матерью.

  – Тебе ещё что-то снится?

  Девочка перевернулась на другой бок.