Текст книги "Та, которая. Будет рядом с тобой (СИ)"
Автор книги: Анастасия Середа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
– Сколько я пробыл в коме?
– Почти десять дней.
Мои брови приподнялись и на лбу появилась длинная складка. Первая.
– Девушка жива?
– Не уходи от дела Антон. Я отказываюсь от ведения цели. Тебя. Мне надоело. Впервые, мой клиент доставляет столько хлопот, я занимаюсь лишь тем, как вырываю твою задницу из очередного дерьма. Одно, когда человек непроизвольно попадает в опасную ситуацию и другое, когда он осознанно ищет её. Сколько можно? Кое-как откачали после свадьбы Давыдовых. Должно было послужить тебе уроком. Хорошо. На то, была веская причина. Потеря любимой женщины. Я это принял. Так ты опять, недоумок полез не туда. Мало того. Убежал без телефона. Из под охраны. Без никого.
Каждое слово, как плевок в лицо. Виноватое. Моё. Никогда не видел своего телохранителя, таким злым. Обычно сдержанный непробиваемый Эдриан, превратился в свирепого льва. Открыл рот сказать пару слов в свою защиту, но меня перебили. Забыл для чего, первоначально он был вызван. Насущные проблемы отошли на второй план.
– Если бы не успел… Я…Ты представлял из себя, кусок отбитого мяса. Сплошной фарш. Очередной неопознанный труп. Безымянное захоронение. Когда подъехали, часов уже не оказалось на твоем теле. Даже кожаного ремня. Понимаешь серьезность всей ситуации? Я не желаю повторения.
Опустил голову. Переваривая полученную информацию. Эгоистичный урод, что скажешь? Заслужил.
Слова для оправдания улетучились. Он прав. Если уйдет, избавиться от головной боли, как я. Единственное..
– А…
– Мы нашли его …. Кстати, благодаря часам…
Хоть что-то…рад такому повороту дел. Место тварей в клетке… Надолго, об этом я позабочусь.
Моя же экзекуция продолжалась.
– Ты думаешь только о себе. Позабыв об остальных. А как же дочь? Хотя бы раз, подумал о ней? Неужели, жалость к себе превыше, чем любовь к своей родной крови. Каждый долбанный раз задаюсь этим вопросом. Себе. Ответь мне, пожалуйста? Может я тупой и не допонимаю чего. Когда ты, перейдешь этап взросления из мальчика в мужика. Примешь ответственность за своих близких?
Он воззрился немигающими огромными глазами. В упор. А у меня обильная слюна подступила к горлу от стыда. Встала комом. Не проглотить. Кадык нервно дернулся. От тяжести слов, взваленной на плечи. Прогнулся. Отхлестали ими, как плетью. Сгорбился. Прикрыл веки. Голая правда всегда бьет больнее, чем ложь. Именно за это, её ни кто и не любит. Удалось сделать глоток.
– Я бы не хотел, чтобы ты уходил. Но и останавливать не буду. Имеешь право. Останешься… Оплата будет тройная. Прости меня за безрассудство. Могу предложить компенсацию.
Взмолился. Надеясь на снисхождение. Вместо этого раздался хохот. Теперь он взглянул на меня, как на сумасшедшего. Хотя не понимаю, чем мог рассмешить своего друга. Он склонил голову, на бок. Расчленяя меня на атомы. Глаза налились свинцом. Мне стало страшно. От увиденного в глазах, сердце, убежало в пятки. Волосы на затылке, встали дыбом. Что его сдерживало от моего убийства? Ничего!.
Руки телохранителя потянулись к моему горлу. Каменное лицо впервые превратилось в живое разъяренное огнедышащее чудовище. Почувствовал мертвую хватку на своей безвольной шее. В этот момент он своими тяжелыми глазами прожигал мою душу. Издавая рык. Столько удовлетворения растеклось по лицу, непроницаемая маска слетела. Думаю, сбылись мечты моего друга. Я хрипел, не сопротивляясь. Принимая покорно свою заслуженную судьбу. Кровь приливала к голове. Кожа стала пунцовой. Я старательно воскрешал в своей памяти последние злодеяния. Время замерло. Накопилось много. Поделом мне. Кажется, хрустнула кость. Он также резко отпустил. Отступая. Урывками начал хватать воздух. Вбирая его в легкие.
Грудь тяжело поднималась. Чуть не сломал позвоночник.
– В следующий раз убью тебя сам, – бросил через плечо, даже не оглядываясь вышагивая в направлении двери.
Самое главное, он остается, грех терять, первоклассного специалиста. Без него, как без рук и ног. Немощный калека.
– Эй, а кто отчитается передо мной. И вообще, я не собираюсь в преисподнем белье, дефилировать перед бабушкой. Кто приставил её ко мне? – прохрипел в ответ, сохраняя приказной тон. Как никак начальник, я!
– Пошел к черту, – с наслаждением посылая на личную аудиенцию в свой рабочий кабинет.
Широкая спина удалялась.
– Хотя бы принеси телефон, – просипел тоненьким голосочком, прося о милосердии. Я же так сдохну в информационном вакууме.
Изверг прекрасно, понимал как манипулировать и испытывать мою психику на прочность. Одним из инструментов наказания являлась любимая мамочка, благодаря её маниакальной заботе, появлялось безумное желание взять и сбежать на необитаемый остров. Надолго, ото всех, в первую очередь от неё. Другим способом был полный контроль за соблюдением всех терапевтических процедур: исключение любых видов связи с внешним миром и при этом все плевали на то, что я практически завывал на луну от тоски и меня заставили лежать и дуть в утку с сиделкой, той самой престарелой женщиной.
Эффект от использования данных методов не заставил себя долго ждать. Непрекращающаяся болтовня матери и сломленная гордость больного мужчины, краснеющего от стыда при абсолютно каждом зове природы.
Немец же, гаденыш, кстати, ни разу не показался. Оставляя, наедине со своими мыслями презренного раба. Показывая, кто истинный хозяин положения, так сказать прочувствовать на собственной шкуре.
В очередной раз, кивал, как болванчик, соглашаясь с наставлениями матушки. Единственное, что мне удалось узнать от нее. Бергманн поймал и наказал каждого из своры шакалят.
Она же получив права «госпожи» моей больничной жизни, устроила настоящий террор. Готов был биться головой об стенку от еды способствующей выздоровлению и непрекращающихся нравоучений. Замычал от раздражения, отхлебывая очередную «здоровую» кашу. На уме одно мясо. Желудок заурчал лишь при одном упоминании о сочном стейке.
С грохотом поставил тарелку на прикроватную тумбочку. Прошла неделя. Семь дней. Сто шестьдесят восемь часов. Десять тысяч восемьдесят секунд. Взорвался от бешенства. Да на каторге больше свободы, чем здесь. Мамочка закудахтала, как курочка– наседка, выводя еще сильнее из себя.
– Хватит, – стукнул по кровати кулаком – Приведи Бергманна. Живо. Лучше бы я сдох там.
– Но…. – я посмотрел на неё раздираемый злостью, мышцы на шее натянулись как струна. Кулаки сжимались-разжимались. Она машинально прикрыла рот ладошкой. Истинная леди.
– Никаких Но… – вырвал все эти трубки и провода. Устроили полный армагеддон. Я в трезвом уме и здравии. Прекрасно тут осознал свою жалкую никчемность. Залечили мозги. В голове плывут одни правильные мысли.
– Просто приведи – сквозь зубы выплюнул просьбу в приказном тоне. Стараясь не обидеть взволнованную женщину. Откинулся на подушки. Накрыло холодным спокойствием, после такого выпада она точно помчится к нему с жалобой. Плевать. Хуже уже не будет.
Пора разобраться со всеми делами и быть в курсе происходящего в компании. Молчание матери добило до основания, обходясь со мной как с месячным младенцем. Я не имел представления о местонахождении дочери. Ни отца ни помощника– сговорились против меня. Как только моя нога переступит порог мрачных стен, устрою выволочку каждому попавшемуся под горячую руку. Надо выбраться отсюда, как можно скорее. Отбросил бокал в сторону, падая вода из него расплескалась влажными пятнами. Надо успокоиться. Излишняя нервозность ни к чему хорошему не приведет. Вошла сиделка и молча подняла бокал. Стало стыдно за свой поступок. Взрослый мужик закатил истерику. Старая женщина покачала головой. Отвернулся, сглатывая образовавшуюся горечь.
Отворяется с грохотом дверь и появляется автор моей эпопеи. Величественной неторопливой походкой ввалился в палату. Тихим голосом попросил оставить нас двоих. Женщина удалилась.
Подошел к окну и встал ко мне спиной.
– Слушаю «господин», – усмехнулся, оскорбительный тон резко бросился в глаза.
– Бросай ломать комедию. Когда меня выпустят из этой тюрьмы?
Он также резко развернулся ко мне. Прожигая глазами, почувствовал себя букашкой в тот момент. Съежился от тяжелого взгляда, продавливал, прижимая к кровати. Пламенная речь которую я приготовил. Улетучилась. Решился задать последний вопрос.
– Что с моей дочерью и почему никто ничего не рассказывает, будто я пустое место?
Правая бровь издевательски изогнулась. Надменный вид Бергманна оскорблял. Он давал понять. Кто из нас ведет себя, как капризный ребенок. Слово "как" необходимо исключать. Это я веду разрушительный образ жизни.
– Ты вспомнил, что у тебя есть дочь? Правда? – шипение королевской кобры в мою сторону – Когда ты вспомнил о ней? На Багамах оплакивающего себя? Я вытаскивал в очередной раз твою задницу из лап смерти или дай подумать? Мой ответ. Никогда!
Поднял обе руки. Капитулируя. Признавая вину. Каждое слово попало точно в цель.
– Хочу домой к семье. Соскучился.
– Я вношу новый пункт в договор, при нарушении, которого, ты обязан заплатить огромную неустойку.
– Согласен. Больше не будет такого поведения с моей стороны.
Худой мир лучше доброй ссоры.
– Извини, но с тобой, иначе нельзя, – развел руки с бесстрастным выражением лица.
Мы пожали друг другу руки. Противостояние перешло в беседу. Он продолжил подробный отчет за прошедшие недели моего отсутствия. Посвятили в святая святых. Само собой намечался долговременный проект с зарубежной фармацевтической компанией. Если подпишем контракт на реализацию жизненно важных лекарственных средств, полученная выгода от нее обеспечит безбедное существование на несколько лет вперед. Надо будет тщательно проработать моменты и все пункты в документах. Одновременно с этим, подходили врачи и медсестра для проведения стандартных медицинских процедур. Измерили давление, провели осмотр тела. Довольные хмыкающие лица подтвердили мои догадки.
Застонал от наслаждения. Долгожданная выписка.
Принесли одежду. Единственное не нашел нижнего белья. Я недоуменно поднял бровь на Бергманна.
– Ааа..
– Ближайший месяц противопоказано. Не думаю, что с этим возникнут проблемы, – зыркнул со шкодливо– удовлетворенным выражением глаз, он получал удовольствие от щекотливого положения в которое сам себя и поставил. Молча натянул джинсы.
От радости я был готов завернуться и в простыню лишь бы убраться отсюда. Застегнув последнюю пуговицу на рубашке. Развернулся к другу, тот настороженно наблюдал за моими неуклюжими телодвижениями. Сканируя. Небольшие неудобства в районе живота все-таки давали о себе знать, не скакать мне козликом ближайшее время. Придется распрощаться со многими вредными привычками. Да бог с ним. Главное поскорее оказаться рядом со своей маленькой дочуркой.
– Куда? – риторический вопрос на первый взгляд. Банальность имеющая в себе скрытый подтекст. Напряжение повисло в воздухе. Понимаю его, столько косяков с моей стороны. Любая выдержка полетит к чертям.
– Домой к родителям.
Он успокоился. Поднялся и двинулся к выходу. Я за ним. Медленно. Шаг за шагом. Гордость не позволяла, окликнуть и попросить его о помощи, побыть временным костылем. Доковылял до ступенек клиники и вспомнил о том, что свербило последние дни где-то на задворках памяти.
– Постой, Эдриан, – он развернулся и вопросительно посмотрел, нахально уставившись – Когда я попал в клинику …рядом со мной. то есть с моим телом не было никакой девушки? И… голос у неё, такой обволакивающий, как журчание ручья. Словно глоток воды утоляющий жажду путника посреди пустыни. Он держал меня на плаву, не давая утонуть….
Задумчиво протянул, уставившись в никуда. Неожиданно вышла целая поэзия из под пера. Показалось? Похоже больше на бред больного? Встретил удивленный взгляд Бергманна. Отрицательно покачал головой в ответ. Мол никого.
Могло же привидеться такое. Настолько реально чувствовал её присутствие. При звуке незабываемого голоса сразу же узнал бы её посреди толпы. Повел плечами сбрасывая нахлынувшее наваждение. Значит померещилось. Машинально спускался по ступенькам лестницы. Брел из последних сил, вышагивая до внедорожника, капли пота ручьем спускались за воротник рубашки от перенапряжения. Испарина покрыла лоб, пренебрежение больничными условиями может сказаться на моем состоянии самым неблагоприятным способом. Лихорадочным взглядом посмотрел на своего друга, советника, телохранителя, тысяча эпитетов по отношению к столь загадочной персоне, окутанной мраком и таинственностью. Он знал обо мне всё, а я лишь…Имя и фамилию. Спрашивал безмолвно разрешения на нарушение его личного пространства, делая это впервые, покоряясь абсолютной власти над собой. Ведь он заменял мне и мать родную. Вставлял периодически мозги туда, откуда они имели привычку также харизматично вываливаться от скуки и жажды к приключениям на одно место. Бергманн застыл то ли от шока или от моей нарочито показной учтивости, не доверяя представшему перед его очами зрелищу. Я бы тоже не поверил. Когда ещё он застанет Волкова ожидающего как собачка у порога с высунутым языком и виляющим хвостом за спиной, от радости, что его выпустили на свободу.
Черт самому стало тошно от разыгравшегося воображения, но деваться некуда. Иначе запрут снова и надолго. Он не выпустит. Пока не удостоверится на двести процентов. Моя психика точно не выдержит глумления над собственным бессилием. Удостоверившись в том, что меня посчитали пустым местом, не склонным к пререканию и сопротивлению. Открыл переднюю дверь авто. Усаживаясь в мягкое кресло.
Вдруг пронзила резкая боль, скрутило, будто внутренности решили поменяться местами друг с другом. Вздрогнул, не удержался и раздался мой стон… сквозь зубы.
– Идиот, – Бергманн зашипел. Был полностью согласен с данным утверждением. – Вечно с тобой всё не так! Надо оставить тебя на долечивание, а не жалеть. Куда ты поперся? Времени прошло всего, ничего.
– Лучше, я сдохну здесь, чем там! – боялся, что он передумает и вернет узника в положенное ему место. Законное. Немец цокнул языком понятному только ему кружившемуся рою мыслей в собственной голове, в его глазах светилась полная уверенность в себе.
– Ложись на заднее сиденье и не делай лишних движений.
Оказывается, четко выполнять инструкции намного сложнее, чем отдавать. Сказывалась привычка раздавать указания налево и направо. При помощи немца взобрался назад и очень медленно растягивался в горизонтальном положении на вытянутой мужской руке, служащей на данный момент тросом. Прикрыл веки с затаённым блаженством, из груди вырвался вздох облегчения.
Хлопнула дверца машины. Она тронулась. Вливаясь в потом бесконечного движения. Время от времени Эдриан чертыхался на родном языке. Восклицая жуткие на слух выражения, в те моменты подкидывало на ухабах, несмотря на то, что он старался очень бережно провести по извилистой дороге, с бесконечным количеством ям. Прикусывал от боли свою ладонь, оставляя отпечатки зубов, дабы не показаться слабаком. Длиной этого пути можно было добить любого больного, как один из вариантов пыток инквизиции. Вам бы признались в любом инкриминируемом преступлении. И я в том числе…
Встрепенулся на очередном скачке, чтобы хоть как-нибудь отвлечься от разглядывания белоснежного потолка.
– Эд никогда не говорил ничего подобного, но я благодарен тебе. Ты сделал за последнее время столько, не сосчитать пальцев на руках и ногах, не хватит. Знаешь…должник по гроб жизни…
Тут я замолчал, признаваться что я последний кусок дерьма не входило в мои планы. Но именно так и вел себя по отношению к нему. В горле запершило. Прокашлялся. Мышцы на животе натянулись струной. Напоминая о боли. Продолжил.
– Знаешь, о таком друге можно было только мечтать. Я рад, что у моей дочери есть такой защитник. Особенно в моё отсутствие. Иногда кажется, что ты был бы лучшим отцом ей, чем я.
Получить подарок небес в лице маленького ангелочка, а я пребываю в плену своих заблуждений и не могу отпустить прошлое в далёкое плавание.
Отныне моим компасом будет нежное создание. Ориентиром. Светом во тьме.
Течение тревожных мыслей прервали бумаги веером приземлившиеся на мою грудь. Спасибо, что не в лицо. Уверен, что он удерживал себя от подобного. Отхлестать ими по щщам.
– Твои извинения приняты, идиот. Просмотри анализы.
– А что не так с ними?
– Оказался чистым, как хрустальная слеза. Повезло. Нимфы коварные создания и награждают зевак любовными заболеваниями помимо прочего.
Ах вот он о чем. Бог миловал и на этот раз. Удача оказалась на моей стороне. Не надо злить капризную госпожу своим пренебрежением. Она дама изменчивая может и отвернуться. А ситуация могла оказаться и правда, неблагоприятной, пришлось бы пройти через унизительные процедуры. Всегда сдержанный Бергманн деликатно указал на моё место. Акцентируя внимание на распущенности своего подопечного и чрезмерной глупости, ни капли не расслабляясь от моих искренних заявлений. Через зеркало заднего вида бросил пронзительный взгляд прямо на меня, кивая в ответ– «Принято к сведению». Не верит ни единому слову. Я сам себе не верю, не то что, кому-то довериться. Тоже самое, когда вручаешь нож самому близкому человеку и он вонзает его в твое сердце по самую рукоятку. Ждать и понимать что этот момент наступит рано или поздно. Допускать наступление момента истины. Когда, боль, разорвет на части от предательства. Нет уж. это не для меня. Нет у меня ни сердца ни ножа. Я их выкинул давно…похоронил себя, заживо.
Автомобиль резко остановился. Неприятные ощущения возникшие в районе желудка, когда внутренние органы внезапно затормозили. А остальные конечности туловища продолжают двигаться по инерции.
– Полегче. Иначе к обеду довезешь сбитый суповой набор. И жевать ничего не придется, – фыркнул от усталости.
– Приехали, вылезай.
– Продолжаешь издеваться надо мной. Шути шути, но без твоей помощи я не смогу выбраться из салона.
Попытки сдвинуться не увенчались успехом, похожие больше на жалкие трепыхания несчастного калеки. Временно конечно, но показывающее на сколько тяжело без помощи извне. Лежу неподвижно, дожидаясь, когда протянут руку, подготовился и опираюсь ногами об угол сиденья. Схватываю на лету Бергманна и он вытягивает меня.
Фуух…
Нечаянно, боковым краем правого глаза прихватываю знакомые очертания дома. Её дома. Близкого к сердцу. Оно остановилось. Давно меня не было в этих краях. Съехал. И не появлялся. Иногда, для встреч с дочерью. Точнее… Изредка… хреновый отец и блудный сын. Усмехаюсь. Паршивая овца отбившаяся от стаи. Поднимаюсь по родным ступеням родительского дома. Отмечая малейшие изменения: новую кладку камней, стриженый газон, и рощицу с ….
Какого хрена? Можжевельник? А где наше дерево и аллея? Останавливаюсь, открываю рот от изумления. Открываю его и снова закрываю. Повторяя движения одно за другим. Как рыба выброшенная на сушу. Удивление сменяется злостью. Кто посмел устроить подобное безобразие. Убью. Пусть только посмеет показаться на глаза.
– Хватит убиваться, как девчонка. Прошлое не изменишь.
– Тебе хорошо говорить. Не тебя же бросили – огрызаюсь в ответ.
– Прости запамятовал. Кто сделал подобное с тобой? – он потер переносицу будто призадумался. Сукин сын глумиться надо мной. Давай продолжай в том же духе. Будет припоминать при каждом гребаном удобном случае
– Ааа… Верно. У тебя и не было никого. Точно. Может я ошибаюсь, – голос наполненный иронией и тычет пальцем в грудь. Вопрос застывает в холодных глазах. Без лишних движений, одними словами прикладывает грудью на землю. Опуская эгоистичное нутро с размаху на землю. Профессионально. Вдребезги.
– Прибереги свои сожаления и слюни для другого. В твоей жизни должно же остаться место для важных вещей. Не заставляй поступать с тобой очень – очень плохо, – смеряет унизительным взглядом с головы до ног. – Инвалид на всю голову.
Хотел ответить ему тем же. Но тут неожиданно, дверь отворяется и в меня с разбегу впечатывается облако кудряшек с кукольным лицом. Забываю обо всем на свете. Сладкий ангел оказывается в моих объятиях.
– Папааа – восторженные возгласы.
Он самый. Думаю про себя. Тот, кто не заслуживает подобного счастья.
Кудряшка визжит от восторга.
Приподнимаю её Бергманн наблюдает семейную идиллию, скрестив руки за спиной. Тихо посмеиваясь надо мной. Все неприятные ощущения исчезают по мановению волшебной палочки и дочурка уже сидит на руках. Зарылся носом в волосы своей малышки. Ноздрей касается безумно родной запах. Дышу им, как ненасытный маньяк. Но не тут-то было.
– А где мой подалок? Ты привез подалок? – и щенячьими глазками уставилась на меня. Правда?! Дурак даже не додумался. С пустыми руками приперся домой к своему ребенку. Спина в напряжении и чуть не поперхнувшись слюнями, застываю и беспомощно посмотрел на своего помощника. Он из-за спины достает игрушку. Вот как ему это удается? Предусмотреть и такой вариант событий. Незаметно подходит ко мне и сует её. Кукла похожая, как две капли на Настёну.
– Моей сладкой девочке самое лучшее, – показываю игрушку. Огонек радости в глазах загорается и сверкает теплыми шоколадными переливами. Она прижимает её к сердцу, как драгоценность. Где-то за спиной раздаются счастливые возгласы. Поворачиваюсь лицом к парадной двери. Можно было сразу догадаться, кому они могли принадлежать. Родители. Маман как всегда в своём репертуаре. Слезы. Сопли. Отец, держал лицо. И только блеск в глазах выдавал его состояние. Удовлетворения и каменного звериного спокойствия. Я же разрывался между желанием обнять его или поджать хвост от страха. Зная, что мне потом прилетит по полной программе. И я в полной заднице. Пожал мою протянутую ладонь крепким рукопожатием. Чуть пальцы не раздробил. Еле сдержался, не напрудив в штаны. Если меня спросят, кого я боюсь больше всего на свете? Ответ мог быть только один единственный. Человека, воспроизведшего меня, на божий свет.
– Сыночек, наконец-то тебя выпустили, – мама вцепилась своими ухоженными пальчиками в локоть и повела нас неведомою тропой, вдали от отца, сохраняя безопасное расстояние. От гнева громовержца. Немного трухнул. Спина покрылась липким противным потом, чувствуя на себе тяжесть, продавливавшего своим превосходством. Мама завела в уютную столовую, на столе множество блюд источающих ароматы изысканных блюд. Застонал от злости. Очередное насилие над больным. Я вдруг осознаю, что готов сожрать даже тарелки со стола, настолько остро ощущался голод. А мне из этого гастрономического безумия, можно только выпить воды и то, без газа. Отец внимательно разглядывал исказившееся лицо своего отпрыска и одновременно выслушивал отчет от моего телохранителя. Моего…, как будто я пустое место… Он умел это делать в назидание другим, выставляя перед всеми полным ничтожеством. Впрочем за последнее время, моя персона заслужила и не такого обращения к себе…
Незаметно, пригласили к столу. Акула ослабила хватку отпуская жертву, позволяя ей расслабиться, давая почувствовать на мгновение мнимую каплю свободы. Внимание отвлекла маленькая, кучеряшка трещала и я отвечал ей тем же, ловя каждый лепет из её уст. За этот вечер мы обменялись тысячами поцелуев, поглаживаний и объятий и я забылся, окунаясь в мир забытых ощущений любви и нежности. Мама ворковала, как голубка, пытаясь смягчить удар отца. Хмыкнул… она не знает своего мужа, в какого монстра, он превращается, если это касается особенно важных дел. Атмосфера благожелательности так и витала в воздухе. Спасибо и на этом, что прилюдно не казнили, как отщепенца. Вечер подходил к концу. Уловил отчетливый приказ одним лишь огнем во взгляде чтобы я закруглялся и пошел усыплять свой маленький щит. И возвращался, принимать бой и молниеносное поражение.
– Идем спать сладкая зефирная зайка, – дочка уже клевала глазками. Но держалась. как маленький спартанец. Истинная Волкова…
– Папочка. А деда тебе будет делать а– та-та?
Моя челюсть упала на пол от удивления.
Откуда маленькая проныра догадалась. Да и вообще с каких пор этот ребенок начал мыслить, как взрослый человек?
Да, Антон, твоя дочь взрослеет на глазах и скоро превратиться в красивую барышню. А ты все валяешь дурака и продолжаешь играть в бирюльки. Даже не заметил, а шкода внимательно впитывала каждую мысль проскользнувшую в моих глазах. Маленьких детей не обманешь, они ложь чувствуют за версту, чисто на интуитивном уровне. А глазки хитрющие до невозможности. Мотнул головой. Чего это я? А хвост неосознанно прижал от страха. Батя в ярости и даже не скрывал от меня, а ожидает мою шкурку как минимум плетка, потому что переступил черту. Дочка закопошилась в руках, маленькая головка примостилась удобно разместившись на плече. Сонные глазки слипались от усталости. Теплое дыхание касалось щеки. Растекся лужицей от умиления. Уложил своего ангелочка в постель. Включил ночник на тумбочке и комната озарилась мягким светом. Поправил подушку. Накрыл её одеялом. Присел рядом на постель. И долго смотрел на неё, прислушиваясь к тихом сопению. Убрал затесавшуюся на личико прядь кудрявых волос за ушко. Маленькое и белоснежное. Накрыло отцовской любовью к своему чаду. Расслабился и забыл о течении времени.
Тут приоткрылась дверь. В проеме показалась фигура Эда. Ну вот и пришел момент расплаты за своё безрассудство. Шли молча. Издали увидел полоску света в коридоре. Старик ожидал в нетерпении обрушить весь свой накопившийся гнев. Бергманн первым вошел в кабинет пропуская меня. Захлопнулась с громким стуком дверь. Вздрогнул от неожиданности. Никогда не видел таким своего отца. Молнии трещали в накалившемся воздухе. Искрами злости. Столько бешенства во взгляде.
– Садись, – кивнул в сторону кожаного кресла напротив рабочего стола из красного дерева. Хотелось развалиться, но решил не провоцировать батю. Уселся притворившись покорным. Закинув ногу на ногу. Идиотская привычка сдала меня с потрохами. Самолично решил начать воспитательную терапию.
– Ты хотел поговорить? О чём?
Не хотелось сдавать позиций. Уважение к отцу было чрезмерным, для меня он оставался авторитетом во всем. Но и слабаком казаться в глазах других не пристало.
– Дерзишь?
– Отец переходи к делу. Не тяни, не маленький. Я готов к общественному порицанию. И даже, к наказанию за свое поведение.
Выпустил иголки, чтобы отражать удары. Как дикообраз. Заявление достигшее моих ушей, свалила с ног и чуть не убила. Выражение лица сменилось. Злость– отчаянием. Я же приготовился к нападению, в худшем случае унижению. Не к этому признанию, точно…
– Я умираю сын…. Последняя стадия….– в этот момент мне казалось, что я оглох, или кто-то ударил по голове. Домкратом. А может, мне подмешали во время ужина, в воду психотропное средство и пошли глюки. Наверняка. Лучше бы ударил меня, сделал, что угодно. Но отец сгорбатился и будто постарел за секунды. Появились морщины на лице и синяки под глазами. Кожа стала серой, болезненной.
– Сколько… – еле вырвалось из груди. Мы поняли сразу друг друга.
– Пару месяцев, от силы три.
Сердце ухнуло вниз. И летело в глубокую пропасть. Пока я прохлаждался, отец был во главе компании и тянул непосильную ношу. Болезнь подтачивала его силы. И они были на исходе. Идеальная жизнь рушилась на моих глазах.
Сначала Лиза, потом Настя, теперь, он. Самые близкие люди. Появились мушки и сознание качнуло от перенапряжения. В руке вовремя оказался стакан ледяной воды. Осушил до дна, не веря в происходящее со мной.
– Когда?
Нашел силы взглянуть ему в глаза.
– Два года назад.
– И ты молчал всё это время.
В памяти сразу же появились обрывки. Как он пропадал время от времени, передавая бразды правления своему непутевому сыночку. А я сука, даже не заметил, как моему родному человеку требуется помощь. В груди запекло от нестерпимой боли. Стало трудно дышать.
– Ты должен войти в полную силу и стать генеральным. И прекращай ныть, как девчонка. У нас мало времени. Завтра мы поедем туда и потихоньку начнем процесс передачи компании в твою собственность. На твоих руках останутся мои женщины– мама и твоя дочь. И ТЫ В ОТВЕТЕ ЗА НИХ. Дай мне спокойно умереть. Идиот.
В голосе отца чувствовался холод и абсолютный контроль ситуацией. Разработанный план на несколько лет вперед. И мертвая хватка. Лучший в своем деле. Ничто не выбьет его из колеи. Только смерть. Проглотил собравшийся комок в горле.
– Мама, знает?
– Нет, Антон. И ты не скажешь ей до последнего. Я сам. Когда уже…
Батя скривился от безнадежности. Он лишил нас знания ценности каждой минуты его жизни. Это уже я проходил с Лизой. Минуты надежды сменялись болью, и снова лучиком веры в будущее. И лишь потом приходит принятие неизбежного. Начало смирения с потерей. С одной стороны отец избавил мать от ада. С другой стороны, она столкнется с ней, лицом к лицу, когда его не станет.
– Она имеет право знать, а ты скрываешь правду. И как она ВОСПРИМЕТ её, тоже её право. Право на слезы, на последние минуты с тобой, на вашу любовь. Не лишай её этого.
Батя разозлился и зашипел, королевской коброй.
– Думаешь она будет сидеть, сложа руки, плакать. У твоей матери характер бойца. Именно за него я и полюбил её. Достойнее женщины никогда не встречал. Она будет бороться до последнего и когда придет понятие конца, и всё, бессмысленно. Тогда и свалит её с ног. Правда. Нокаутом в грудь. Прошу тебя только об одном. Будь рядом с ней, когда меня не станет. Ты нужен им.
Он посмотрел на меня. А мне хотелось кричать изо всех сил. А ты нужен нам.
Я вскочил и подбежал к нему. Мы обнялись. С уголка глаз потекла слеза. Чуть не заплакал. Смахнул её.
– Отец… Папа..
– Я буду рядом с вами. Слышишь, будь сильнее сынок. Ради нас…Прошу тебя… – и я зарыдал, как мальчишка. Уткнувшись в его плечо. Тихо– тихо. А в душе, разыгралась буря. Ураган боли сметающий на своем пути. В комнате застыли фигуры отца и сына, прижимающихся друг к другу. И только луна была свидетелем истинной любви родных людей.
