Текст книги "Фейк"

Автор книги: Анастасия Румянцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 7. Правда, прикрытая вуалью

– Не знал, что ты веришь в мистику, – Даниил пытается перевести все в шутку.

Ну, давай же! Рассмейся! Но глаза Алексы сверкают ярким любопытством, от которого еще сильнее потеют ладони.

– Очень. Смотрела все серии «Битвы экстрасенсов», – серьезно произносит Алекса. – Увлекаюсь гаданием на картах таро, – она еще раз смотрит на картину.

– По твоему инстаграму так и не скажешь. Там… одно творчество. Твои картины, как ты рисуешь, – мечтательно вспоминает Даня.

Алекса ставит картину лицевой стороной к ним и возвращается на кровать. Забирается на нее с ногами и придвигается ближе к Даниилу:

– Мы идеально подходим друг к другу, – с придыханием шепчет она. – Пожалуйста, скажи, что ты и правда видишь будущее?

Он заглядывает в ее темные раскосые глаза. Голова кружится от терпкого запаха корицы. Она, как никогда близко. Белая, атласная кожа. Даня не может сопротивляться. Почему бы не сказать то, что она хочет услышать? Если это позволит быть с ней дольше. Увидеть, где она живет. Познакомиться с ее семьей. Вся его жизнь – серая и однообразная может в одночасье поменяться, если сейчас он скажет – да.

И Даня кивает. Это ведь не совсем ложь. Но и не совсем правда.

– Сложно назвать предвидением. Но п… порой я вижу некий образ. Скорее не вижу, а чувствую. И пока не выплесну на бумагу, не успокоюсь, – тихо произносит он. – Поэтому картина не закончена. Ведь это еще не случилось на тот момент, когда я ее рисую.

– А потом это сбывается? – подначивает его Алекса.

– Наверное. Иногда да, иногда… не знаю, – он подавляет в себе желание отодвинуться от Алексы. Но так близко к ней – велико искушение притронуться.

– Много у тебя таких картин? Покажешь?

Даня отчаянно мотает головой. Лицо бросает в жар. Он никому никогда не рассказывал даже полуправды, а с ней они меньше суток, и он уже рассказал почти все.

– Я их храню в другом месте. Да их и немного, – уклончиво отвечает он. – Алекса, это мой секрет, о котором никто не должен знать. Если узнают, то… либо поверят, либо запрут в психушку. Я не хочу рисковать.

– Я понимаю, – тихо произносит она. Ложится на спину и безучастно смотрит в потолок. – Знаешь, папы нет чуть больше недели. А я уже безумно скучаю. Хотя он часто бесил меня своими запретами и указами, но он был рядом. Почему люди устроены так по-дурацки, что начинают ценить, лишь потеряв? – она порывисто закрывает лицо ладонями и всхлипывает.

Даня сидит истуканом. Снова слезы. Может принести еще какао? Она еще то не допила… Печенье? Шоколад?

Алекса громко вздыхает и вытирает слезы. Опять усаживается на кровати и натянуто улыбается:

– Расскажи мне про свою семью.

– Да что рассказывать, – он поднимается с кровати и нервно прохаживается по комнате. – Полгода назад они продали наш семейный магазин кухонной утвари и отправились путешествовать. Так что этот новый год я впервые встречу один.

– Вот так? Ни с того, ни сего? – удивляется Алекса.

Даня замирает возле окна. По дороге медленно ползет трактор-снегоуборщик, а снег продолжает валить. Еще пару таких дней, и никакая техника не справится.

– Ну, они давно мечтали о путешествии, но никак не могли решиться. Мы регулярно созваниваемся по скайпу. Сейчас они гостят в Тайланде, а в феврале хотят отправиться во Вьетнам.

– Могли бы и тебя взять. Я мало путешествовала в жизни. Если не считать поездок в Москву. Отец боялся меня отпускать.

Даня истерически смеется:

– Н…нет, я сам не захотел. Впервые за долгие годы я свободен. Да и им хорошо. Моя мама, она, – он поворачивается к Алексе и на секунду запинается, – она немного похожа на твоего отца. Глава в семье, очень сильная женщина. Всегда решала все за отца и… за меня, – он хмурится. – Мама говорит, что я – талантлив, но мне предстоит еще многому научиться, прежде чем стать настоящим художником, картины которого будут висеть в галереях.

Алекса задумчиво разглядывает свою одежду, которая принадлежала его матери:

– Кажется, я тебя понимаю. Прекрасно знаю это фразу: ты – хорошая девочка, но… И это «но», как зубная боль.

– Ну, Слава Богу, мне не говорили, что я – хорошая девочка, а то бы я этого не вынес, – смеется Даня, и Алекса задорно улыбается:

– Возможно, это и хорошо, – она забавно морщит нос, – раз твои родные не в городе, они не станут возражать, если я украду тебя на пару дней.

– Тогда мне стоит взять отгул на пару недель.

– А где ты работаешь?

Даня смущенно пожимает плечами:

– Преподаю рисование маленьким детям в творческой школе. Только с ними я не нервничаю и не заикаюсь.

– И тебе предоставят отпуск? Так легко? – Алекса снова обнимает колени.

Странно, но она не может лежать спокойно. Как юла, вечно вертится. То ляжет на спину, то сядет. Если бы не пораненные ступни, Алекса бы исходила всю комнату. И это ему нравится. Ему все в ней нравится. До безумия. И это пугает.

– Да, у меня хорошие отношения с директором. Если ты хочешь, чтобы я был с тобой, я сделаю это. Ради тебя.

Алекса энергично вскакивает на колени и протягивает к нему руки:

– О, Даня, ты такой славный! Правда круто, мы знакомы всего день, а уже лучшие друзья и заговорщики.

Друзья… Это слово колкой иглой отзывается в сердце.

– Алекса, я н… не, – он умолкает и переводит дыхание, – не совсем понимаю, почему ты не хочешь рассказать все п… полиции, но я на твоей стороне. Только я хочу, чтобы ты понимала, что мой дар вряд ли п…поможет. Я не мог…гу его контрол…лировать, – последняя фраза далась тяжелее всех.

Ложь, ложь. Это все равно ложь. Как ее ни называй. Замаскированной правдой. Полуправдой. Не важно. Это ложь!

– Даня, – Алекса мягко улыбается, – это совсем не важно. Главное, будь рядом. Потому что, – она вздыхает, и улыбка тает, – я совсем одна.

Глава 8. Дерзкий плод воображения

Он зарекался, что больше не придет сюда. Вчера, позавчера, позапозавчера… Каждое утро Клим говорил себе, что больше никогда не придет в «Снежный барс». Старое здание, которое лет десять назад выкупили и превратили в современный ночной клуб. Но сегодня Клим сломался.

Неоновая вывеска в темноте режет глаза фиолетовым цветом. Клим привычно щурится. Охрана на входе мимолетно кивает ему, когда он проходит внутрь, и от этого знакомства на душе становится еще гаже. Танцпол заполнен колыхающейся толпой. Молодые, пьяные, веселые дергаются под музыку. К барной стойке не подступиться. Дымомашины пускают туманные струи, захламляя легкие едкой гадостью. В «Снежном барсе» смешался деревенский стиль и хай-тек, но видимо дизайнеру было наплевать на это, как и всем присутствующим. Их интересуют только бомбическая музыка, рвущаяся из огромных колонок, расставленных по периметру, и алкоголь.

Он бывал здесь и раньше, брезгливо морщился и уходил. Но однажды познакомился с Ди. Горячая цыпочка в короткой юбке и колготках в сеточку. Одета весьма пошло, и в обычный день Клим не обратил бы на нее внимание, но в тот вечер он в очередной раз повздорил с отцом, и ему была необходима разрядка. Любая. Даже такая безвкусная и вульгарная, как Ди. Он до сих пор помнил ее выбеленные перекисью волосы и подведенные черным карандашом голубые глаза.

По сути они провели вместе одну ночь. Она окунула его в мир, который поглощает без остатка. И исчезла. Порой, когда Клим до чертиков напивается, ему кажется, что он снова видит Ди. Но это оказывается очередным плодом воображения. Возможно, ее никогда и не существовало. Но лучше считать, что Ди просто его кинула, чем записать себя в шизофреники.

Клим проходит по верхнему балкону, опасаясь спускаться в море живых тел, потому что иначе рискуешь оттуда не выбраться. Сворачивает направо, вниз по узкой винтовой лестнице, и останавливается перед черной дубовой дверью, недавно выкрашенной заново в еще более глубокий цвет.

Три удара кулаком в дверь, и посередине отодвигается узкая решетка. На Клима смотрят стеклянные глаза с лопнувшими сосудами:

– Слушаю, – гнусавит мужчина за дверью.

– Я предпочитаю красное полусладкое вино и сыр с плесенью, – чопорно отвечает Клим.

Решетка захлопывается, и открывается дверь, ведущая в мир запретных игр. Мир, который открывается с помощью незамысловатой фразы типичного франта. Мир, из которого уже не вырваться.

Именно Ди познакомила его с рулеткой. Нет, он знал об этой игре и раньше, но до этого не подозревал о ее магнетизме. Рулетка: зеленое полотно, красное, черное, разноцветные фишки, пьянящая удача и обезоруживающее невезение.

Клим идет по темному коридору с мигающими лампами и попадает в овальный зал, где стоят столы с рулетками, а для вип-персон есть закрытые комнаты для игры в покер или для любой игры по вкусу.

Сегодня он обязательно выиграет, сегодня он…

По его плечу хлопают с той решительностью, от которой Клим забывает дышать. Он нервно замирает на месте, надеясь, что вышла ошибка и сейчас раздастся полупьяный смех и обознавшийся клиент игорного зала пройдет мимо, криво извинившись. Но ничего не происходит. Наоборот молчание затягивается, и легкие начинают гореть. Клим шумно вздыхает и слышит смешок.

– Я уже думал, ты в обморок грохнешься. Пошли, тебя ждет Игнат.

Клим медленно оборачивается ко Льву. «Правая рука» Игната, как всегда сверкает золотым зубом. Высоченный детина с добродушной улыбкой любит «подколоть», рассказать анекдот и виртуозно нарезать яблоко здоровенным охотничьим ножом. Лысую голову обычно покрывают крупицы пота, а глубоко посаженные карие глаза смотрят с хитринкой. С ним вполне можно дружить. При одном условии: если ты не задолжал Игнату. А Клим уже несколько месяцев числился в списках должников на первом месте.

– Я думал у меня отсрочка, – Клим оттягивает ворот модной темно-синей рубашки с красными вставками, которую недавно купил за кредитку Арса.

– Она закончилась уже как неделю, – хмыкает Лев. – Но Игнат сделал поблажку. У тебя ведь батя помер.

– А если бы я не пришел сегодня? – ладонь Льва с силой сжимает плечо Клима. – Я ведь мог не прийти. Или передумал и ушел. А ты не заметил…

– Эх, Клим. Вот вечно ты ерунду порешь. Игнат знал, что рано или поздно ты явишься. И с какой стати я должен подставляться, прикрывая твою задницу? В конце концов платит-то мне Игнат. А с тобой мы всего лишь друзья.

Друг, которому можно перерезать горло.

И он тащит Клима за собой. Обратно по коридору, на этот раз вверх по лестнице на второй этаж здания, где за шумоизолирующими стенами находится кабинет Игната. Клим уже бывал здесь, и в прошлый раз сердце едва не остановилось. Теперь ситуация хуже. Просрочка закончилась, а он даже не внес и части долга.

Клим напряг мозг, стараясь припомнить сумму. Четыреста тысяч рублей? Нет… Кажется около шестисот.

– Клементий!

Из-за стола встает Игнат с широченной улыбкой, за которой прячется холодная жестокость. О, это видно по мрачному взгляду, неизменному, несмотря на улыбку. Еще в первую их встречу, Климу показалось, что перед ним полная противоположность Арсению. Высокий, худой, темноволосый. Наверное, Злата обрисовала бы Игната секси-персиком. Такие мужчины вполне в ее вкусе.

Игнат впивается взглядом в Клима и медленно произносит, растягивая гласные:

– Мы тебя уже заждались. Ну, что? Ты принес девятнадцать тысяч долларов?

– Что?!

Лев резко давит Климу на плечо, и он падает на вертящийся стул перед столом Игната.

– Было же шестьсот тысяч рублей? Когда…

– Когда, когда, – раздраженно повторяет Игнат и садится в мягкое кожаное кресло. Он не отводит глаз ни на секунду, поэтому Клим утыкается взглядом в дощатый пол, затем разглядывает стены, увешанные охотничьим трофеями. Голова дикого кабана, огромные рога лося. Эти мумифицированные животные наводят еще больше ужаса, чем сам Игнат. – Тогда, когда ты продолжил играть вместо того, чтобы вернуть долг, и зарылся еще глубже. А в долларах удобнее считать знаешь ли, – и он снова фальшиво улыбается.

Клим мысленно ругается.

– Я… ты ведь знаешь, у меня умер отец.

– О, да, прими мои соболезнования, – взгляд Игната темнеет. – Я тоже потерял отца и мать. Говорят, только когда теряешь обоих родителей, становишься взрослым. Я повзрослел в семь лет. Тебе повезло больше. Сколько тебе?

– Двадцать семь, – сипит Клим.

Игнат откидывается в кресле. Длинными пальцами стучит по лакированной столешнице. Этот стук отзывается дробью в висках Клима, и он старается дышать глубоко, втягивая странную смесь дыма, меда и смолы. Черт, кажется это духи Игната. Злата бы точно пищала от восторга.

– А может не повезло, – фыркает Игнат и переглядывается со Львом, который сто процентов стоит позади Клима. – Пять лет назад в твоем возрасте у меня было больше мозгов, чем у тебя, Клементий. О чем ты думал, когда снова сел за рулетку? – и он ударяет кулаком по столу, разрушая давящую тишину.

– Хотел отыграться.

– Отыграться? Клементий, в рулетке невозможно отыграться. Ты приходишь сюда и платишь за то, чтобы получить наркотик: чувство азарта и видимость контроля над жизнью. Но ты не выигрываешь. Никогда. Иначе мой бизнес бы рухнул, – хрипло смеется Игнат и ладонью причесывает густые волосы. – И сейчас ты должен мне девятнадцать тысяч долларов. А если будешь бесить меня тупыми ответами, я накину еще тысячу для ровного счета.

Клим молчит.

Игнат вновь растягивает узкие губы в улыбке и разочарованно качает головой:

– Ну? Что же ты молчишь? Самый шумный клиент и вдруг в молчуны заделался. А перед девушками тот еще балагур. Как собираешься возвращать долг? – холодно добавляет он.

– Через полгода, – неуверенно начал Клим, – я вступлю в наследство. И все верну.

– О, как. Удобно твой отец умер, не так ли? А может ты ему помог?

Клима прошибает пот, и он стискивает кулаки:

– Не смей так говорить, – шипит он.

– Иначе ты и меня на тот свет отправишь? – Игнат достает из ящика сигареты и поджигает одну. Глубоко затягивается, выпускает облачко белесего дыма. – А если серьезно, Клим, мне плевать, кто из отпрысков Леонида Вольфа его грохнул, ты или твой братик с сестричками, – он говорит тихо, словно уверен, что у него в руках целый мир. – Полгода я в любом случае ждать не собираюсь. У тебя срок до двадцатого декабря. И если ты не сделаешь мне подарок к Новому году, твою родню ждут еще одни похороны.

Глава 9. Ангельская пыль

Арсений закладывает руки за спину и подходит к окну. Вчера шла метель, сегодня идет метель. Декабрь не просто рьяно отстаивает свои права, он не дает ни единого шанса на побег из зимы.

В кабинете до сих пор витает дух отца. Едва уловимый запах табака и дорогого одеколона. Аромат пропитал кожаное кресло, въелся в трещины на подлокотниках и сидении. Однотонные бежевые обои тоже пахнут отцом. Или так проявляется тоска?

Арсений поворачивается к столу и еще раз скользит взглядом по идеальному порядку. Сейчас в любой мелочи он видит Леонида Вольфа. Посередине ноутбук, сбоку разложенные по стопкам документы. В углу кабинета принтер и сканер. И старое, затертое кресло, которое путешествовало с отцом из кабинета в кабинет, пока он строил свою империю.

– Даже после твоей смерти, я боюсь здесь что-то менять, – Арсений пальцами касается ровных рядов книг на полках.

Стук в дверь эхом звучит в груди.

– Войдите! – резко велит он и достает из кармана замученную пятирублевую монету. Вдох. Выдох. Вот так, уже спокойнее.

В кабинет входит она, привнося вместе с собой морской аромат, и монета замирает в руках. Виктория Евгеньевна Гончарова. Не успел он познакомится с одним следователем и пережить весь ужас допроса, как новая встреча. Он ничего не знает. Он ничего не хочет. Особенно говорить, что отец мертв. Вспоминать об этом. Думать.

– Добрый день, Арсений Леонидович, – она делает два коротких шага и протягивает ладонь для рукопожатия. – Я ваш…

– Знаю, – обрывает Арсений и сжимает ее холодную руку, которая оказывается весьма сильной для такой миниатюрной женщины. Темно-синяя форма смотрится на ней, как чужая, а голубые глаза такие яркие. – Теперь вы ведете дело о смерти… отца, – снова приходится выговорить это непростое предложение.

Виктория кратко проводит ладонью по рыжим волосам, забранным в рыжий пучок, и невольно отводит взгляд. Странно. Профиль следователя кажется знакомым. Словно давным-давно он уже ее видел. В толпе, буквально мимолетно. Но почему чувство дежавю не покидает Арсения? Неужели случайно увиденное лицо может врезаться в память, как наскальная живопись?

– Виктория Евгеньевна, мы с вами никогда раньше не виделись? – жестом предлагает присесть возле стола, а сам садится в кресло отца. Пальцами стискивает подлокотники.

Глаза Виктории удивленно ширятся:

– Нет.

И все. Продолжения нет, будто и не надо. Арсений ежится.

– Слушаю вас, – холодно говорит он. – Я уже сообщил все, что знаю. Единственный свидетель гибели отца моя сестра Александра. Я в этот момент находился внизу, в бильярдной вместе с моим братом Клементием.

– Я ознакомилась с протоколами допросов, поэтому долго мучить не буду, – она открывает дипломат и достает документы. – Пришел результат экспертизы на наркотики. По ней видно, что в крови вашего отца нашли фенциклидин.

– Что это? – Арсений выпрямляется в кресле и берет справку эксперта, но до него не доходит смысл заключения.

– Синтетический наркотик. Его еще называют «Ангельская пыль». Он вызывает сильные галлюцинации, расстройства психики и депрессию, – равнодушно роняет Виктория.

– Его нашли в крови отца?

– Да, я так и сказала. Скажите, вы замечали изменения в Леониде Вольфе? Быть может он стал более раздражительным, осунулся, страдал бессонницей и беспричинными приступами агрессии?

От непроницаемого лица Виктории становится только хуже. Перед глазами прыгают красные круги, а воздух нестерпимо душный. Арсений отбрасывает от себя документ и подходит к окну, распахивая створки. Морозный ветер обжигает кожу, но на мгновение становится легче.

Перед глазами простираются горы с укатанными трасами для лыжников. Отсюда люди кажутся мелкими муравьями, которые с помощью подъемников взбираются на гору, чтобы почти сразу съехать вниз. И сейчас Арсений не отказался бы быть среди них, подальше от Виктории, лишь одно лицо которой будоражит в нем страшные воспоминания о прошлом, и диких вопросов, слетающих с ее красных, как яблоко, губ.

– Нет, – отвечает он и садится обратно, но окно оставляет раскрытым.

Виктория ни делает ни единого замечания, даже когда ветер загоняет внутрь снежинки.

– Мой отец – бизнесмен до мозга костей. Он никогда не позволил бы себе потерять контроль над своим разумом. Он не курил и не злоупотреблял спиртным, а вы говорите о наркотиках? – Арсений упирается локтями о стол и буравит Викторию взглядом. Сердце глухо колотится в груди, лицо до сих пор горит, хотя холодный воздух треплет занавески.

– Не злоупотреблял, – кивает Виктория и складывает документы обратно в дипломат, – но иногда хочется расслабиться. Поймите, мне важно знать, был ли ваш отец наркоманом или нет. Потому что, если нет, – она выдерживает паузу, – тогда его убили.

– Убили, – эхом повторяет Арсений. – Впрочем, я не верил в его самоубийство. Он слишком любил жизнь. Но, если ему подсыпали фени… эту вашу ангельскую пыль, почему он выбросился из окна? Разве это не должно было спровоцировать всего лишь галлюцинации…

– Должно и спровоцировало. Но доза была летальной. Скажем так, тот, кто подсыпал фенциклидин вашему отцу, надеялся не только на его смерть. Ангельская пыль вызывает у человека сильнейшие галлюцинации и агрессию. Он мог убить кого-то из вас. Но вместо этого решил покончить с собой. Очень сложно предугадать, как на человека повлияет галлюциноген. В любом случае, если бы он не выбросился, то умер бы от передозировки, – Виктория говорит рублено, словно каждое слово – это вызов всему миру. – Раз вы ничего не знаете, где я могу встретиться с вашей сестрой Александрой?

Арсений отрывает взгляд от сцепленных рук:

– Ее сейчас нет в городе, она уехала к матери, – без запинки произносит он.

Виктория наклоняет голову на бок, будто так ей удобнее разглядывать Арсения. Он что – чертов экспонат на выставке?! С предыдущим следователем было намного комфортнее.

– Я правильно поняла, у вас разные матери?

– Да. Ее мать – Минами, живет и работает в Москве.

Виктория вскидывает бровь, ожидая продолжения, и Арсений неохотно договаривает:

– Отец женился на ней спустя пару лет после смерти моей матери, Минами родила Лекси, но брак не сложился, и год спустя они развелись.

– А почему Александра не осталась с матерью?

– Потому что мой отец – Леонид Вольф! – отрезает Арсений. – Не понимаю, какое это имеет отношение к делу? Если вы закончили, то прошу вас уйти. У меня много работы.

Виктория снова кивает. Черт, почему это так раздражает? Она, как каменная кукла, ее ничем не вывести из себя, в то время, как он уже кипятится от злости.

– Да, после смерти вашего отца у вас и правда много работы… – она встает.

– На что вы намекаете?

Впервые Виктория улыбается. Криво. Недобро.

– Ни на что, – она достает из кармана визитку и кладет на край стола. – Передайте вашей сестре, чтобы она позвонила, когда вернется. А я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти убийцу.

И почему-то ее обещание звучит, как неприкрытая угроза.