Текст книги "Fxxxing caнсара"

Автор книги: Анастасия Панюшкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

*

Проснувшись, я пошел к ребятам в гостиную. Потолки были низкими, но сама комната просторная, посередине стоял большой диван со столом, вокруг него были расставлены кресла с разноцветной обивкой. Близняшки, которых я видел до этого, сидели на диване. Смуглый парень спал в кресле со шляпой на лице, положив ноги на подлокотник.

– Привет, – поздоровалась одна из близняшек, – меня зовут Лили. Это моя сестра Лизи, – Лизи едва удостоила меня улыбкой, – вон тот притворщик – Джереми. Парень приподнял шляпу в знак приветствия, не меняя позы. Близняшки были похожи, как две капли воды: черные длинные волосы, выраженные скулы, тонкий нос, пухлые губы. Отличалась только форма бровей.

– Да, по бровям нас и отличают. Прямые брови у меня, а изогнутые у Лили.

– М-м-м… Я – Марк.

– Ой, мы забыли, что ты ещё не привык к открытости, прости, – улыбнулась Лили и дернула за руку сестру, – Ханна просила нас не отвечать на твои немые вопросы.

– Может быть, ты тогда будешь хотя бы их озвучивать? – сухо предложила Лизи.

– Да, у меня много вопросов. – Я немного был растерян, думал с чего же мне начать… – Вы давно здесь?

– Давно ли? – ребята переглянулись между собой.

– Чувак, это будет интересно, – Джереми снял шляпу с лица, садясь поудобнее в кресле. Черты его лица были слегка пухлыми, глаза были как будто потухшими, может быть, такое впечатление создавалось из-за его опущенных век и уголков глаз. Но когда он улыбался, то его улыбка моментально располагала к себе, – обычно все спрашивают про родных или начинают ныть о том, как несправедливо обошлась с ними судьба. А ты спрашиваешь нас, давно ли мы тут.

– Мы всегда здесь были, – пытаясь вспомнить, ответила Лили, – Лизи, ты помнишь, когда мы сюда попали?

– Нет, я то и аварию смутно помню.

– Аварию? – удивился я.

– Да, мы с Лизи вроде бы разбились на машине.

– Вроде бы?

– Ты что, повредил себе сознание?

– Сознание? – я, как попугай, выборочно повторял за ними слова.

– Чувак, ты хоть понял, что умер? – поинтересовался Джереми.

– Э-э, ну да, – ответил я, вспоминая, как Том сообщил мне это. А где, кстати, он?

– Его забрала Ханна, – ответила Лизи, – Ой, прости, что опять читаю твои мысли, – она скорчила рожу Лили. Я чувствовал, что она враждебно ко мне настроена, хоть я здесь и всего ничего. Что я мог сделать ей? На этот немой вопрос ответа не поступило.

– Мы предпочитаем говорить не умер, а истек срок у физической оболочки, да, Джереми? – Лили уставилась на него.

– Валяй, – он поднял руки вверх, сдаваясь, – зачем вуалировать очевидные вещи?

– Потому что это важно, – Лизи обратилась ко мне. – Твоё сознание сохранилось, у тебя есть воспоминания, ты можешь рассуждать, мыслить. Тебе доступны любые ментальные развлечения, но у тебя нет физического тела, а, значит, нет нужды о нём заботиться, – в её голосе чувствовались нотки пренебрежения.

– Можно поподробнее? – я старался игнорировать то, как она говорит.

– Тебе не надо употреблять пищу.

– Ходить в душ, – Лили перебивала сестру, разбавляя её холодно-ядовитый тон.

– Спать, – не унималась Лизи.

– Ну и, конечно, ты не чувствуешь физическую боль, – перебила Лили и косо посмотрела на Лизи.

– О-у, ну я сейчас только что вздремнул.

– В этом не было необходимости, но из-за того, что ты ещё не переключился психологически, ты поступаешь так, как привык.

Я ущипнул себя, чтобы проверить, не разводят ли они меня. Действительно, больно не было. Находясь в шоке от услышанного, я плюхнулся на диван, переваривая услышанное.

– Не время расслабляться, – Джереми встал с кресла, – пошли, прогуляемся.

– Куда?

– Увидишь, – он расплылся в улыбке.

Мы поднялись наверх. Ветра не было совсем, а небо было по-прежнему прекрасным. Я последовал за Джереми. Он подошел к забору, откуда начинался веревочный мост. На противоположном «берегу» люди сидели у забора, свесив ноги. С их стороны доносились глухие звуки молотка.

Во второй раз наступать на такую шаткую лестницу было уже не так страшно. Мне одновременно хотелось смотреть по сторонам, запоминая местность, но в тоже время я не мог оторвать взгляд от пола. Как только я отвлекался на что-то постороннее меня тут же начинало шатать. Но всё же мне удалось заметить, что все здания были похожи друг на друга, как и сами веревочные мосты. Под конец я уже устал от однообразия, и мне хотелось немного передышки.

– Итак, мы дошли с тобой до конца света, здесь заканчиваются все дороги, – торжественно сказал Джереми. – Это конечный пункт нашего города, все мосты тянутся именно сюда. Впереди только песчаные дюны. – Красиво, правда?

– Ага, – отдышавшись, я переспросил, – А что, там дальше ничего нет?

– Ничего, – пожав плечами, ответил Джереми, – ветер всё время гонит песок по кругу, заставляя дюны перемещаться. Мы так и не узнали, что там за горизонтом.

– А такое разве возможно? На распределительной кухне мне сказали про второй уровень, значит, там, за горизонтом, есть и другие, – дыхание всё ещё не восстановилось, хотелось пить.

– Другие уровни? – он нахмурился, – тут нет никаких других уровней. – Джереми изменился в лице. – Зачем ты такое говоришь? Больше никому не говори об этом. Ты понял?

Я кивнул в ответ.

– Все наши попытки понять, что там не привели к успеху. Мы тут застряли, – возвращая дружелюбный лад Джереми продолжил, но нас окрикнула Ханна.

– Эй, ребята, заходите!

Мы обернулись, Ханна стояла в люке, прикрыв руками лицо, чтобы солнце не слепило ей в глаза. Мы пошли в её сторону. Спустившись, мы оказались точно в такой же гостиной, как та из которой пришли. Отличались только детали и расцветка мебели.

– Как ты, Марк? – спросила Ханна, подзывая меня к столу. На столе уже лежала карта.

– Сумбурно, – ответил я.

Ханна натянула сочувствующую улыбку, было видно, что она сделала это неискренне. Мне стало ещё более некомфортно.

– Это наш город, – она указала на карту, там были нарисованы ромбики, – каждое здание связано с ближайшими зданиями веревочными мостами, – её палец проскользил по ним. – Из-за сильного ветра мосты иногда рвутся. Наша задача номер один – быстро их починить, иначе целое здание будет отрезано от мира и нет ничего ужаснее, чем жить в изоляции.

Неформально город поделен на четыре участка: необитаемый, жилые дома, рабочий сектор и центр управления. В центре управления, – она обвела пальцем верхние ромбы, – ты сейчас в нём находишься.

Она обвела ромбы ниже, – это рабочий сектор, ещё ниже жилой сектор. А в самом конце – необитаемый участок. Последнее здание единственное, которое соприкасается со скалой.

– О, получается, что от него идут веревочные мосты к двум другим зданиями и так по нарастающей. И это то самое здание, откуда мы пришли, там ещё поезд останавливается, верно? – мой вопрос почему-то не понравился Ханне, она недовольно посмотрела на Джереми.

– Да, – холодно улыбаясь, ответила она, – мы с вами проследовали в жилую зону, – продолжила Ханна. В жилой зоне мы проводим время, как хотим, не тратя энергию на обслуживание тела. Тебе ребята об этом уже рассказали?

– Ага.

– Рядом расположен храм, – она указала на ромб, помеченный буквой Х, он находится в рабочем секторе.

– А что это за храм?

– Это храм воспоминаний. Он предназначен для вновь прибывших, там ты можешь хранить свои воспоминания. Его построили для того, чтобы не забывать о том, что было. Я советую не ходить туда, некоторые люди остаются там навсегда и их сознание растворяется.

– Самый лучший способ адаптироваться, – вклинился в разговор Джереми – это не вспоминать о своей прошлой жизни. Начать жизнь здесь с чистого лица, реализуя свое предназначение. Забыть о том, что было до того, и не думать о том, как ты попал сюда.

– А что, если я не хочу забывать? – мне не понравилось то, в какую сторону они клонят. Мало того, что мою жизнь нельзя назвать выдающейся, так ещё и помнить о ней не стоит.

Ханна и Джереми переглянулись.

– Что ж, со временем это всё равно произойдёт.

– Почему вы так уверены?

– Потому что невозможно помнить свою жизнь до смерти и быть здесь. Это тяжело морально. Знаешь сколько мы сознаний потеряли из-за этого? – Ханна дотронулась до меня, якобы проявляя беспокойство. Она пыталась общаться со мной тепло и заботливо, но я чувствовал какой-то барьер в общении, как будто её внутренняя эмпатия отсутствовала. – Все делают выбор рано или поздно. Сидеть в двух мирах нереально. Ты это и сам поймешь, а сейчас давай я продолжу рассказывать про город.

В рабочий сектор мы приходим для пополнения ресурсов и для реализации нашего предназначения, которое мы не смогли воплотить в предыдущей жизни.

– Да, мне так и не сказали о моём предназначении.

– Правда? Ну да, на первом уровне вечно такая запара, что они теряют из вида основное. Ты будешь рисовать.

– Что?! – я был в шоке от услышанного, – рисовать?

– Да, – спокойно ответила Ханна и продолжила, – в секторе управления, – она указала на главное здание и здания, близко стоящие к нему, – хранятся книги, отсюда распределяются все ресурсы, а также решаются споры, если они возникают.

– Тут бывают споры?

– Конечно, некоторым надоедает сидеть в «консервной банке», и они просятся в походы. Раньше мы поощряли это, но никто никогда не возвращался из них. Мы пришли к выводу, что покидать периметры города нельзя, и подбивать людей на такие поступки тоже.

– И что становится с теми, кто это нарушает?

– Их отлавливает наша полиция и помещает в клетку. Ну, на земле это называется тюрьмой, и у нас она находится здесь, – она указала на маленькое здание в самом низу карты, окрашенное в черный цвет.

– И что там они делают?

– Ничего. Ничего не делают.

– Совсем ничего? – уточнил я.

– Прям совсем, – ответила Ханна.

– Если честно, я не такого поворота событий ожидал. Разве не будет какого-нибудь суда над моей душой, мы не оценим мои поступки, не отметим мои успехи и неудачи?

– Ничего такого не будет. Твоя задача, Марк, это перейти из одного мира в другой. Ты должен понимать, что тебе дается время, чтобы отойти от привычного темпа твоей прошлой жизни и привыкнуть к новому. Поначалу тебе будет казаться, что ты хочешь спать или ты будешь думать о еде. Но со временем ты перестанешь вспоминать о таких вещах, и время перестанет существовать для тебя, потому что в нем нет необходимости.

– Ну, перестану я спать, что в этом такого? Меня больше волнует, неужели все догмы о Боге были вымыслом? Неужели 85% людей верят в иллюзию? И всех их ждет разочарование?

– Ты всегда задавался такими вопросами? – спросила Ханна.

– Нет, не всегда, но теперь понимаю, что не зря.

– Думаешь?

– Ну, конечно! Как бы мне всё это помогло сейчас?

Ханна ничего не ответила, и я был горд собой, что сумел задать вопрос, на который она не смогла ответить.

– Марк, давай пока оставим эти вопросы в стороне и сосредоточимся на твоей работе здесь, – подключился Джереми, – пойдем.

Мы поднялись на крышу здания. Ветер усилился, а мы ускорили шаг, быстро меняя лестницы одну за другой. Пока мы шли, я предвкушал новые ощущения. Мне было любопытно, как это жить без времени, еды и заморочек? Однозначно, прекрасно!

Рабочий сектор находился рядом с центром управления. Здесь был совершенно другой вид, более удручающий. Если в центре управления открывался вид на пустыню, то в рабочем секторе вид был окружен этими некрасивыми зданиями. Джереми открыл люк и указал мне на него. Внизу никто на меня не обратил внимания, все стояли у мольбертов и рисовали. Джереми подвел меня к моему холсту, вручил фартук, кисть и краски.

– Я последний раз рисовал очень давно, ещё в прошлой жизни, – пошутил я.

– Это твое предназначение, начни, и у тебя всё получится, – подбодрил меня Джереми.

Я начал с вырисовывания птицы, которую когда-то научила рисовать меня мама. Она всегда говорила, чтобы я лучше учился в художественной школе, но я её не слушал и бросил посещать уроки рисования в старших классах.

Это было невероятно! Я чиркнул кистью по холсту, и мазок тут же отобразился на небе. Моё сердце забилось сильнее, мне захотелось сразу же разрисовать небо каким-нибудь нетривиальным способом, выбрать не очевидные цвета и текстуры, но вместо этого я нарисовал обычный член. Джереми начал ржать, а остальные уставились на меня, как на идиота. Ко мне подошел какой-то парень с серьезным лицом.

– Эта не та кисть, – сказал он, забрал её у меня и исправил рисунок на облако.

– А чья это кисть? – поинтересовался я.

– Моя, – ответил незнакомец, всё ещё видя непонимание с моей стороны, он театрально закатил глаза и представился: – Меня зовут Шон. Этой кистью я рисую наше небо, – он говорил с вычурным придыханием. На нём были надеты штаны-клёш, хипповая накидка, волосы на голове были собраны банданой.

– Ого! Я тоже так хочу. Научите?

Шон улыбнулся, вручил мне другие кисти и сказал:

– Рисуй что хочешь, а будут вопросы, обращайся. Когда я решу, что ты готов, то получишь такую же кисть.

Его слова меня вдохновили. Все мои клеточки мозга приходили в восторг от мысли, что от меня требуют то, чего я сам желаю делать. Я начал целыми днями рисовать. Для меня ещё существовала разница дня и ночи, поэтому, когда я приходил после своих занятий, то обменивался парой слов с ребятами и шёл спать.

Том быстрее меня привык к здешнему ритму. Ему, как и другим, не нужно было ложиться отдыхать. Его предназначение было таким же, как и в прошлой жизни. Том был журналистом, поэтому в надежде найти захватывающие истории, он много общался с людьми. К сожалению, большинство из них забыли свои воплощения, и записывать было практически нечего.

– Знаете, наши души обеднели, они совсем забыли себя, и кем они были, – вслух начал рассуждать Том.

– Да ладно тебе, – поддержала беседу Лили, – это круто быть свободным от предрассудков. Мы отсюда никуда не денемся, так почему бы не сбросить эту старую жизнь, которую никак не вернуть.

– Ну, знаешь, Лили, мне бы хотелось услышать пару историй о прошлом, – он постучал ручкой по своему блокноту.

– Тебе хорошо говорить, ты тут с Лизи, у тебя хоть кто-то из близких есть, – вклинился я, при нашей первой встрече вы сказали, что попали в аварию. Вы больше ничего не вспомнили?

– Я даже не думала об этом, – ответила Лили, – а вот Лизи стала чаще вспоминать.

– Да, я в отличие от тебя, Лили, не забываю такие вещи. Марку ещё простительно, он пытается выяснить, кто больше всех из нас неудачник. Но ты-то! Как ты можешь мне вслух говорить о том, что больше не думала о той ночи? – раздраженно спросила Лизи.

– Лизи, успокойся, – Лили пыталась вести беседу так, чтобы Лизи не распсиховалась. Все уже поняли, что она отличается неадекватной вспыльчивостью. – Сама же знаешь, как я сильно переживала за твоего мужа Ларри. Для меня это было также невыносимо.

– А у вас все имена в семье на Л? – Джереми решил разрядить обстановку неуместной шуткой.

– Какого чёрта, Джереми, это не смешно! – Лизи взорвалась. – Представляю, как бы ты веселился здесь, если бы твою подружку наркоманку не откачали, и вы бы откинулись вместе.

– Из нас каждый кого-то потерял, – сказала Лили, пытаясь успокоить Лизи, но та не сдавалась.

– Отстань от меня, – она рявкнула на неё, но Лили в этот раз не замолчала, а стала кричать в ответ.

– Боже, Лизи я устала от твоей агрессии! Ты постоянно недовольна, с тобой невозможно разговаривать, ты постоянно всем хамишь. Хватит делать из себя жертву.

– Жертву? Лучше делать как ты? Ходить и постоянно хихикать? Мне напомнить, кто был за рулем в ту ночь? А, Лили? – надрывая глотку, Лизи переходила на ор.

– Ты же прекрасно знаешь, что я не виновата, – Лили произносила каждое слово, скрипя зубами и сжимая кулаки.

– А кто виноват? Может быть это я виновата, – Лизи толкнула её в плечи, – я виновата, что не села за руль вместо тебя?

Лили дала пощёчину ей в ответ. Началась драка, но Джереми успел вмешаться:

– Девочки, девочки, всё! Всё, выдыхайте!

Лизи ушла в комнату, хлопнув дверью. Лили повернулась к нам со слезами на глазах:

– Я не виновата, какой-то мудак выехал на встречную полосу, – после этих слов она вышла из гостиной наверх, на улицу.

Том достал блокнот с ручкой, быстро записывая то, что только что произошло. Джереми подошел к нему, положив руку на его блокнот, забирая его. Всё это время он пристально смотрел на меня.

– Марк, поздравляю тебя. Ты наглядно продемонстрировал нам, что воспоминания о прошлом никому не помогают. Пожалуйста, перестань выводить близняшек на эмоции, хорошо?

– Блин, Джереми, это не честно. Я просто хотел узнать, кто чем занимался до того, как попал сюда. Я ведь толком и не пожил даже.

– Да, чувак, говно случается, и ещё хуже, когда это говно – твоя жизнь, какая разница кто чем занимался или не занимался там? Оглянись вокруг, какую бы классную жизнь ты или мы бы не прожили, мы теперь тут, ограниченные своим опытом. Может быть, ты и не взял от жизни всё, зато теперь тебе не надо по этому скучать. А я? Я столько всего перепробовал… Иногда я хочу обо всём забыть, скоро это произойдет.

– И что потом? – спросил Том, – Кем ты будешь?

Джереми сделал паузу:

– Свободным.

После слов я ушел в комнату, а Том и Джереми продолжили разговор. В эту ночь я много размышлял о новом мире. Я думал, что смерть должна освобождать тебя от страданий. По сути именно это Ханна предлагала, но какой ценой. Ценой собственных воспоминаний. Единственное, что мы забрали с собой из той жизни. Я думал, что после смерти ты получаешь награду или наказание за свои действия в прежней жизни, но и это было здесь искажено. Тебе не становилось всё ясно и, самое ужасное, что ты оставался один на один со своими страхами. То, от чего ты убегал всю свою жизнь, не исчезало, а настигало тебя здесь.

С каждым моим «человеческим» днём мне всё меньше хотелось спать. А это означало, что я почти всегда был бодрым, ночное время было прекрасным моментом для размышлений. Поначалу это было великолепно, я занимался любимым делом. Несмотря на то, что Шон обещал мне помогать, он не давал мне никакой обратной связи, и я не мог оценить, насколько хорошо у меня получается рисовать.

Он только и делал, что сплетничал. Как-то раз я застал его за тем, что он подслушивал разговор Ханны и Джереми. Я видел, как он на носочках подкрадывался всё ближе к ним.

– Бу! – выскочил я из-за его спины.

– Чёрт, Марк, ты меня напугал. Ты что, следил за мной? – переходя на писк, спросил Шон.

– Только если ты следил за ними, – я указал на ребят.

– Марк, не лезь не в своё дело, я услышал собственное имя и решил приблизиться.

– Шон, я давно хотел тебя спросить. Ты можешь нарисовать любое небо, какое только пожелаешь, но каждый раз небо совсем чуть-чуть отличается от предыдущего. Почему?

– Потому что никто не ждет от меня пейзажей в стиле Ван Гога или моего собственного. У меня есть заказчик и ему нужно обычное, предсказуемое небо. Без сюрпризов и моего мнения.

– А кто твой заказчик? Это ведь нечестно. Может быть, стоит поговорить с ним?

– С ней, – ответил Шон, – здесь всем руководит Ханна.

– А-а, – протянул я, – ну тогда понятно. Ханна не была похожа на человека, который поощрял искусство или собственное мнение. А искусство – это не что иное, как ярко выраженное мнение.

– Тш-ш, ты слышишь это? Кажется, они говорят о тебе, – он перешел на шёпот.

Я выглянул из-за спины Шона и увидел, как Ханна стояла напротив Джереми и о чём-то спрашивала:

– Джереми, что у вас вчера произошло? Почему ко мне пришла Лили и попросила переселить её. Видите ли, она хочет перемен!

– Тебе не из-за чего волноваться, – как обычно на расслабоне ответил ей Джереми, – просто Марк задает много вопросов.

– Марк? Я ещё тогда заметила, что он не готов мириться с этой действительностью. Нужно что-то предпринять. Мне не нужны мятежники и бунтари. Там, где мы стояли, не было видно выражения лиц, но по тону голоса было понятно, что Ханна напряглась. – А что его друг Том? Он поддерживает Марка?

– Ой. Том. О нём точно переживать не стоит. Мы с ним разговаривали после инцидента, и он ясно дал понять, что не заинтересован в прошлой жизни.

– Ну хоть это радует. Но всё равно, Лили захотела перемен. Ты слышишь, Джереми, – перемен, – последнее слово она произнесла по слогам, – ты знаешь, что это значит.

– Ой, да брось, если Марк мятежник, то мы с тобой принцессы. Не парься, он, как и другие, начнёт потихонечку всё забывать.

– Я не могу ждать, когда это произойдет, нужно что-то предпринять.

– Попроси Шона больше заниматься Марком. Пусть тоже рисует небо, почувствует себя значимым, быстрее угомонится. Тем более мне так нравится наблюдать, как ты манипулируешь Шоном, – Джереми притянул к себе Ханну и обнял её за талию, – Этот дурак сделает всё, что ты попросишь, – после этих слов Джереми страстно поцеловал её в губы.

– Вот это поворот, – вырвалось у меня.

Шон стоял в шоке. На нём не было лица. Он молча ушёл.

После этой ситуации я для Шона стал невидимым. Он перестал делать вид, что я ему интересен, как ученик. Мне было обидно осознавать, что я стал жертвой несчастного треугольника. Но ещё обиднее было то, что Том не разделял мою позицию касаемо воспоминаний. Я решил поделиться с ним услышанным.

– Том, ты не поверишь, что сейчас произошло! – с такими словами я зашел в нашу общую гостиную.

Он сидел на диване и перелистывал старый журнал о кораблях.

– Удиви меня, – я проигнорировал его безразличный тон.

– Джереми и Ханна встречаются! А ещё Ханна считает меня мятежником.

– Ты что, следил за ними?

– Нет, Шон следил. Какая разница? Не хватало, чтобы ещё меня журналист осуждал. Ты вторую часть не расслышал? Меня считают мятежником! Меня! Прикинь?

– Я думаю, ты преувеличиваешь.

– Нет, Ханна сама так сказала.

– Ну, не знаю, мне кажется ты не мятежник, а дурак, который предпочитает страдать по своей жизни, когда ему выпадает шанс начать всё с чистого листа.

– Я смотрю ты-то уже начал жизнь с чистого инертного листа.

– Джереми сказал, что отсутствие эмоций – это временно.

– Том, подумай, ты можешь стать бунтарем, как я.

– Зачем? Я не хочу, – он и раньше не отличался яркой эмоциональностью, а сейчас было чувство, что я разговариваю с роботом.

– Ладно, не хочешь, как хочешь.

Мои дни проходили однообразно, серо, угрюмо. Какие ещё существуют прилагательные описывающие монотонность? Перечислять их и то интереснее, чем то, чем я занимался. Я не мог понять причины раздражительности, а рисование не помогало мне справиться с этим досадным чувством. Я всё время ходил с кислой миной, и моё поведение больше походило на поведении Лизи. В какой-то момент её сестра не выдержала:

– Я больше не могу смотреть на твое страдающее лицо. Нам не хватало ещё одного агрессора. Все идём в бар.

– Что? Бар? Да вы шутите! И вы молчали раньше?! – я уставился на неё. В этот момент я думал, какого хрена они скрывали это от меня, что ещё утаивают?

– Бар работает только тогда, когда музыканты готовы, – прокомментировал Джереми.

– Что? Музыка? Кажется, я её не слышал целую вечность! Ох, вот бы сейчас пивка с орешками, – простонал я.

– Может быть, у меня получится взять интервью у музыканта? – воодушевленно спросил Том.

– Может быть, у меня получится взять интервью у музыканта? – я передразнил интонацию Тома. – Боже, как он меня раздражает, – громко думал я, – Э-э, блин, я не об этом хотел подумать.

– Нет, именно это. Я, в отличие от тебя, нашёл своё место, – Том произнес это со снова появившимся безразличием.

Мне нечего было ответить ему. Мы двинулись в путь. Оказывается, в городе живет столько людей…Все они шли в сторону бара. Удивительным было то, что бар был на крыше. Обычно люди не собирались на открытых площадках, но такое количество невозможно уместить в одной гостиной.

Мы протиснулись к стойке, и я с улыбкой на лице сказал бармену: «Наливай». Он принял мой заказ и выдал мне кружку. Я сделал глоток и тут же всё выплюнул. Во-первых, эта была вода, а во-вторых, я не мог пить её!

– Это для антуража, – сказала Лизи, я кивнул ей в ответ.

Главный музыкант начал палкой херачить по какой-то трубе, и все тут же замолчали.

У него не было микрофона и инструментов, он просто начал петь. Я не смог скрыть своего разочарования, но потом появился второй музыкант и начал задавать ритм хлопками, потом к ним присоединился бармен, стуча по барной стойке своей кружкой. И так каждый по очереди начал присоединяться, Лизи и Лили начали подпевать, Джереми и Том хлопать в ладоши, а я бить стаканом по барной стойке. И в этот миг меня отпустило, я почувствовал общность, и моя идентичность на несколько мгновений испарилась. Я почувствовал себя по-другому. Да, я занимаюсь тем, чем хочу, и мне не нужно париться по поводу финансового обеспечения. Мне не нужно беспокоиться о многих бытовых вещах, но именно это делает меня таким пустым. Я привык, что через удовлетворение физических потребностей я заботился о себе, занимал себя и чувствовал разнообразие жизни. Проблема была налицо, и я ничего другого не мог придумать. Пение и ритм унесли меня далеко от своих проблем, и я смог расслабиться.

– Прости, Том. Я не хотел тебя обидеть, во мне сидит эта пустота, и я не знаю, как от неё избавиться. Вы все выглядите такими счастливыми, и никто из вас не хочет вернуться в свою прежнюю жизнь.

– Да, Марк, я тебя понимаю, но ты никогда не избавишься от этой пустоты. Пока ты избегаешь этого чувства и пытаешься наполнить себя всем, чем попало, она только будет больше разрастаться. Ты прав, что на земле ты заполнял пустоту через тело, но его здесь нет… И тебе не надо притворятся, что твоя жизнь чего-то стоила, отпусти её наконец. Начни сначала.

Мы вернулись в свою коммуну и разошлись по комнатам. Этим вечером мне не удалось сомкнуть глаз. «Интересно, что сейчас все делают?» Я вышел на улицу, чтобы оглядеться. Ничего не изменилось, солнце так и не село. Моё время пришло. А вместе с ним и способность слышать то, о чём думают другие. Оказалось, это не так интересно. Это было похоже на мыслительный рой, вслушиваться в слова было совсем неинтересно. К таким звукам быстро привыкаешь и даже не отвлекаешься на них.

Меня больше беспокоила моя рутинность, я не мог справиться с ней. Может быть Джереми и Том правы, что мне нужно начать с чистого листа. Я уже перестал рисовать. Мне было откровенно похер на моё предназначение. Оно с самого начала не имело смысла, просто мне нравилось придавать большой смысл своему ремеслу. От того, что мне не удавалось себя куда– то деть, злость и раздражение накапливались, и я был готов взорваться. Но куда деть эту негативную энергию? Ведь я не мог ни спать, ни заниматься спортом, для меня не существовало теперь никакой разрядки. Я тупо лежал у себя в комнате и ничего не делал. Я слышал всё, что происходило вокруг, мысли атаковали меня, и я не мог им сопротивляться.

Я осознавал, что для большинства людей здесь начать с чистого листа означало освободиться от всех негативных эмоций, болезненных воспоминаний и ощущений. Но это также означало потерю всех приятных эмоций и чувства, которых здесь получить было практически невозможно. Теперь я понял, почему Ханна показалась мне такой неискренней в самом начале. Мне не хотелось становиться таким же, притворяться, что я живу жизнь. Я хочу жить. Я не готов сдаваться, во мне теплится надежда.

Вдруг в один из дней я услышал песню:

«Babe, baby, baby, I'm Gonnaе Leave You.

I said baby, you know I'm gonna leave you…»

Я спрыгнул с кровати и побежал в гостиную. Джереми сидел в кресле и постукивал ногой.

– Это что, Лэд Запелен? – в недоумение уставился я.

– Да, он самый. Хорошо получилось воспроизвести, – Джереми улыбался своей добродушной улыбкой. – Эх, Марк, сожаления о прошлой жизни нам не помогут! – Джереми растянул обращение, как будто был под кайфом. – Поэтому я использую храм воспоминаний только как библиотеку. Я туда прихожу музыку послушать или фильм посмотреть. Я с Эмили постоянно накуривался и залипал на всё подряд. Ох, я бы с радостью сейчас покурил бы, – он поднес воображаемый косяк ко рту и притворился что затянулся, после опрокинув голову назад. – Я за свою жизнь многое посмотрел, Марк.

– Отведешь меня туда? – спросил я у Джереми.

– Да, чувак.