Текст книги "Путь без конца и предела (СИ)"

Автор книги: Анастасия Кабаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Игнациус отступил на шаг от коварного артефакта, но тот уже разрушался, не выдержав соприкосновения с посохом.

– Больше он не опасен, – спокойно повернулся он к замершим в ожидании Данари. – Этот несчастный не понимал: люди, прибегающие к помощи тёмных сил, платят слишком высокую цену. И стоит ли обращаться к ним, если они отнимают самое дорогое, и самая личность человеческая падает под натиском низменных страстей?..

Пока маг говорил, трость развеялась, оставив тяжёлый запах.

– Вот так разрушаются чёрные души тех, кто ломает жизни себе подобных ради призрачных благ и почестей.

Несколько секунд все молчали, осознавая смысл услышанного. Затем Катарина и Лавиния отворили ставни, впуская чистый воздух.

– Ужасный конец! – подал голос Андроникус. – Но он получил по заслугам. Сейчас важно вернуть сестру, пока она цела и невредима.

– Вы правы, друг мой. Я не забыл о ней. – Игнациус подошёл к киру Винсенту.

– Обещаю защитить вашу дочь и вернуть её домой – тогда, когда она узнает то, ради чего покинула дом. Я буду помогать ей – по возможности незаметно. Она будет считать это удачей. Если появится опасность для её жизни – я окажусь рядом. Теперь я вас оставляю. Верьте, надейтесь и ждите. – Маг поклонился и вышел. Андроникус последовал за ним, чтобы проводить.

Уже снаружи рыцарь спросил:

– Кто же вы на самом деле? Вы вернули мне памяь о доме, спасли этим моих родных. Теперь обещаете спасти мою сестру. Вы не просто маг, как придворные, которые обращают преступников в диких зверей, или как солдафоны, живущие лишь войной. Ответьте на мой вопрос.

– А так ли это необходимо?.. – с улыбкой отозвался Игнациус, вглядываясь в узкую полоску горизонта. Солнце на краткий миг скрылось за облачком, но тут же засияло вновь. В небе летела стая журавлей. – Вспомните о небесных светилах. Не так важно, из чего они состоят – важно, что они помогают найти верный путь. Я действительно не совсем обычный маг. Но я и не посланник тьмы. Я тот, кто спешит на помощь, когда она необходима, и не требует за это награды. Я обещал вернуть вашу сестру и сделаю это. Вы же помогите своим родным. До скорого свидания. – Чародей сел на коня и проверил сумки. – Вообще-то я могу обойтись и без лошади, переместившись в Регнаросу с помощью магии. Но это привлечёт внимание, а так я буду просто путником, не вызывающим подозрения у городской стражи.

– Удачи вам, мой добрый друг И благодарю вас, – склонил голову рыцарь.

Он долго смотрел, как его спаситель удаляется на восток.

За последующий год удалось не только спасти Бериллик от разорения, но и полностью его восстановить. Игнациус посылал вести о Рин с голубями, незаметно помогая ей. Семья не теряла надежду и готовила беглянке самый тёплый приём. Сама же девочка и не подозревала об этом.

А теперь вернёмся в день, когда должно было состояться то самое состязание певцов и музыкантов…

Глава 4. Ступенька к славе.

Рин шла, не торопясь. Глаза её светились радостью – наконец-то можно перестать прятаться и вернуться к честной жизни! В уме она уже планировала, какую песню сможет исполнить без ошибки. Стоило придумать что-нибудь новое, хотя и от проверенных временем произведений отказываться не имело смысла. То и дело её обгоняли разнаряженные зеваки, либо будущие соперники – с какой стороны посмотреть.

Чтобы участвовать в состязании, нужно было записаться. Шатёр, где находился герольд со свитком, стоял рядом с помостом, на котором и должно было происходить действо. Рин заглянула в него и не ошиблась: там толпилось уже человек шесть, таких же, как она, искателей славы. Все вели себя настороженно и между собой не разговаривали. Каждый сосредоточенно просчитывал шансы. Девочка тихо встала в очередь.

Когда те шестеро записались, герольд наконец обратил внимание на Рин. В его глазах отчетливо плескались скука и пренебрежение: ещё одна малявка с гитарой, как многие до неё. И все надеялись победить заслуженных мастеров. Ну что ж, пусть попытается. Дураков много, а талантов мало. Хоть народ потешится.

– Ну и как тебя зовут? – зевнул герольд, обмакивая перо в чернильницу. – Имей в виду: никаких длинных имён и титулов! Все титулы записываю только при наличии верительных грамот. Одно имя, и прозвище – если таковое имеется.

– Чайка Лири, – осторожно сказала Рин, поправив плащ и шляпу.

– И чтобы никаких срамных куплетов! Иначе… тебе же хуже.

– Обещаю: всё будет пристойно и благонравно. – Рин вышла из шатра и с облегчением выдохнула. Неприличных песенок в её памяти не водилось, да и незачем было попадаться в руки страже тогда, когда уже решено уйти из города.

Через полчаса объявили о жеребьёвке. Рин достался шестой номер. Ещё было время, чтобы разыграться. Рин поискала глазами, где это можно было сделать без особых помех. И такое место нашлось – справа от помоста была небольшая площадка, где настраивались остальные участники.

Некоторые из них заслуживали пристального внимания. Вот, к примеру, молодой флейтист, который во время игры раскачивался в такт. Он не просто бездумно перебирал пальцами по инструменту – он сам был мелодией и весь в ней растворялся. А вот два барда – парень с гитарой и девушка, заметно, что влюблённые. Ещё одна парочка – волынщик и певица, репетируют в стороне, чтобы не заглушать остальных. Но самыми дружелюбными нашей героине показались два рыжих близнеца. Один распевался, а другой подыгрывал на арфе. К ним и направилась Рин.

– Привет! – поздоровался певец. – Какой у тебя номер?

– Шестой, – улыбнулась Рин. – А у вас?

– Первый. В нашей категории, после двадцати одного года. Ты выступишь раньше. – Тот, что играл на арфе, аккуратно её поставил и потянулся. – Чтобы новички не успели перетрусить, их пускают первыми, – пояснил он.

– Я не трусиха, – обиженно нахмурилась Рин, приняв последнюю фразу на свой счёт.

– Ты, может, и нет. – Певец посмотрел на небо и усмехнулся. – А некоторые в обморок хлопаются от ожидания. Лет пять назад, помнится, одну нервную девицу унесли с помоста. Пришлось ей на следующий год выступать. – Он помолчал и посмотрел на Рин. – Думаю, ты справишься. Распевайся, разыгрывайся – время ещё есть. Мы пока пройдёмся.

– Хорошо. – Рин расчехлила гитару. – А что нужно для того, чтобы петь не только чисто, но и громко? Чтобы все услышали?

– Чтобы все услышали? Дышать в низ живота, петь на улыбке и главное – не давить на горло… Работает только живот. Впрочем, это не всегда понятно. Пожалуй, гулять мы сейчас не будем. Альгер! – обратился он к брату, – давай объясним девочке. Ты не против короткого урока?

– Нет, отчего же? – пожал плечами арфист. – Заодно для себя повторим. Начинай, Гарет.

Рин приготовилась внимательно слушать, но тут Гарет спросил:

– Постой, а как тебя зовут? Или как ты записалась?

– Записалась как Чайка Лири, а что?

– Ну надо же к тебе обращаться по имени?

– Действительно… – Рин сдвинула шляпу назад. – Я вас внимательно слушаю.

– Итак, прежде всего – дыхание. Чтобы избежать ненужных призвуков, дышать нужно, как я уже сказал, в низ живота. Для этого выпрями спину и расправь плечи. Когда вдыхаешь, они подниматься не должны, работает только живот. Если всё сделаешь правильно, горло не будет сохнуть. Поняла?

– Кажется, да. – Рин попробовала сделать вдох. – Поняла.

– Теперь горло. На него нельзя давить, иначе пересохнет и можно вообще сорвать голос. И лицо. Лицо и горло должны быть расслабленными, но в меру. Верхние ноты берутся как бы на улыбке, скулы чуть приподняты. Нижняя челюсть расслаблена, верхнее нёбо – колоколом. Звук как бы разбивается о верхние зубы и идёт дальше – как солнечный луч через увеличительное стекло… – Заметив, что последние слова привели Рин в замешательство, Гарет спохватился:

– Попробуй спеть гамму! Альгер, дай-ка ноту до…

Пока шёл этот урок, на площади появился человек, о котором вскользь рассказал Рин старьёвщик. Впрочем, до поры до времени он смешался с толпой.

Наконец подали сигнал к первой части состязания. Рин поблагодарила братьев и стала ждать своей очереди. Участники держались на помосте достойно, что певцы, что музыканты. Звучали давно знакомые мелодии, а иногда – совсем старые. Особых ошибок не слышалось, хотя, по мнению братьев, можно было некоторые песни обработать и поинтереснее. Когда объявили «Чайка Лири!», Рин не сразу осознала, что ждут именно её.

– Ну иди же! Лири, тебя ждут! – Гарет похлопал Рин по плечу. Спохватившись, она схватила гитару и взбежала на помост. Коротко поклонившись, она заиграла вступление к песне, которую знала с детства:

«Снится часто мне луна,

Равнодушна, холодна,

Оплетает душу сетью, как паук.

Силы нет тогда идти

По тернистому пути,

Одиноко раздаётся сердца стук.

Кто же так меня пленил,

Сердце в клетку посадил,

Кто откроет дверцу клетки для него?

Пусть идёт моя любовь

По стене из чёрных снов,

Пусть сразит кошмары все до одного…»

Песня была старая, нравилась многим, легко запоминалась, но сама Рин думала, что можно было сочинить и получше. Однако слушатели были внимательны. Особо чувствительные даже прослезились. Допев до конца, девочка ещё раз поклонилась и спустилась под аплодисменты.

– Ну как? У меня получилось? – обратилась она к братьям. – Песня, конечно, не самая лучшая, но, по крайней мере, я её знаю.

– Ты с ней справилась, – ответил Гарет. А Альгер добавил: – Она для тебя простовата, я думаю. Ты не пробовала сочинять сама?

Вопрос этот почему-то смутил Рин.

– Пробовала… Но чего-то моим песням не хватает. Они сырые, как… как непропечённый хлеб. – Она уставилась в землю.

– Это бывает. Иногда песня должна отлежаться. Наш тебе совет: дорабатывай уже сочинённые песни и складывай новые. Учись на известных. Совершенствуйся. При должном старании ты достигнешь успеха. – Братья ободряюще ей улыбнулись и взошли на помост.

Их песня славила солнечный весенний день.

К своему удивлению, Рин услышала свое «имя» в числе прошедших во второй тур. Альгер и Гарет тоже прошли. Тем, кто не нашёл места на постоялых дворах, но ещё участвовал, предложили ночлег и ужин в доме для почётных гостей. Туда-то и прошла Рин вместе с новыми знакомыми – не без дрожи в коленях, ещё не до конца веря в успех. Прошла, хотя не занималась год! Не осрамиться бы на следующий день…

Поднимаясь после ужина на второй этаж, Рин заметила на стене нечто странное. Стена была увешана картинами, но одна притянула взгляд девушки так, что она даже остановилась. А пожалуй, даже три…

Это был триптих. Слева была изображена девушка в синем платье, расшитом золотом, с золотым же поясом. Она держала арфу. Хотя волосы у девушки на картине были не русые, а золотистые, да и выглядела она лет на семнадцать-восемнадцать, всё же Рин отметила в ней сходство с собой – разрезом и выражением глаз, ищущим и беспокойным, но решительным лицом.

В центре, вполоборота к зрителю, стоял человек в зелёном, скрестив руки на груди – так он удерживал книгу и свиток. Его взгляд был обращён вдаль и от этого слегка затуманен. Один рукав – слегка испачкан чернилами и песком. «Поэт», – догадалась Рин. «Где-то я уже видела похожую картину, это точно поэт! На другой он держит перо, а на столе лежит флейта…»

Справа же сидела черноволосая женщина средних лет в мужской одежде, с пяльцами в руках. Рядом с ней была корзиночка шёлковых клубков.

– Если вложить всю душу в своё творение, оно оживёт. И принесёт счастье создателю… – донёсся откуда-то справа мягкий спокойный голос. – Не хотите ли услышать историю со счастливым концом, юная кири?

Девушка осторожно повернулась на голос. В пяти шагах, у окна, на стуле сидел Игнациус. Рядом стоял ещё один стул.

– Историю? Не сказку? – удивлённо спросила она.

– Именно историю. Присядьте, она достаточно длинна, хоть ещё не закончилась.

– Как это? – Рин в недоумении подошла и села на свободный стул. – Я не совсем понимаю…

– Вас ведь заинтересовали три картины: метафора поэта. Художника и музыканта. Это так? – маг улыбнулся.

– Да, это правда. Это три части одной картины?

– Вы угадали. Я хочу поведать вам историю той, что её написала.

– И она ещё не закончилась?

– Да. Все герои сейчас в добром здравии и счастливы, поверьте. Злодеи же получили справедливое возмездие. А это нечасто происходит, не так ли?

– Расскажите. – Рин навострила уши и уставилась на мага в полутьме.

– Извольте. Затем вы узнаете то, что касается уже лично вас.

– Я готова слушать.

Маг извлёк из сумки конверт и рукопись, перевязанную тесьмой. На первом листе было написано:

История Глори из Мерока.

Глава 5. Ничто не случайно

Холодный осенний день. Небо затянуто тучами. Ни одного солнечного луча – городская улица серая, как никогда. Пройдя по ней, можно увидеть городской рынок. Люди кутаются в плащи, стараются до дождя найти необходимое. У одной из стен разместился небольшой стол с вышитыми картинами. Рядом с ним – несколько холстов в простых рамах, прислонённых к стене. А вот и художница – за мольбертом, на шатком табурете. На рукаве куртки виднеется нашивка одного из казначейств. Лицо печальное, как будто отражающее суть погоды – без надежды на солнце.

По одному из переулков, нагруженные книгами, пробираются двое: поэт, примерно двадцати шести лет, и девочка-подросток. Идут медленно, часто останавливаясь, рассматривают всё вокруг. Поэт что-то говорит своей спутнице, та внимательно слушает и изредка что-то отвечает. Беседа напоминает урок. Давайте прислушаемся: может, узнаем что-то важное для нас.

– Самая большая опасность для поэта, наряду с гордыней – это творить без сердца, без души, ради нескольких золотых приукрашивать пороки и чернить добродетель. Вам, должно быть, известны образцы подобного творчества.

– Да, известны. Я поняла вас, дорогой брат, – тяжёлые книги оттягивали девочке руки. Их было всего три, но довольно внушительных. Утешало то, что поэт нёс пять. И в придачу – запас пергамента и чернил. – Вы уже сказали, что поэт должен замечать всё, потому что каждая деталь может стать решающим штрихом, способным передать суть образа. А что можно сказать о человеке, который не находит понимания в семье? Может такой человек творить?

– Опираясь на знакомые образы – может… Если найдётся хотя бы один человек, которому будет небезразлично творение. Впрочем, вы натолкнули меня на интересную мысль. – Поэт остановился и строго взглянул на девочку. – Как вы думаете, чем отличается гениальность от таланта и талант – от посредственности? Опытом? Навыками? Или все три состояния – врождённы?

– Признаться, в детстве я думала, что они врождённы, но сейчас понимаю, что ошибалась… – смутившись, сестра умолкла.

– Вот к какому выводу я прихожу. Обыватель ограничен чужим мнением – родных, друзей, товарищей по цеху и тому подобных. Сотворить что-то новое ему не хватает смелости – а вдруг пострадает его репутация? Не таков талантливый человек. Если у него есть возможность – он проявит свой талант. Но и его могут ограничить законами жанра или стиля. Кроме того, талант может проявляться стихийно – сегодня есть, а завтра пары деталей не можешь связать без усилия… Ах, простите. Я имел в виду, что просто талантливый человек может зависеть от настроения. В одно время он может загореться идеей, а чуть погодя – опустить руки…

– А что же отличает гениальность от таланта? – напомнила девочка. – Ринглан, вы ведь к этому вели.

– Да, Синтия. Сейчас мы к этому подойдём. Как я уже сказал, талантливый человек подвержен влиянию настроения. Его может швырять от уверенности к унынию. А непризнание может даже сломить. Гений тем и отличается от таланта, что у него есть смелость в своих произведениях открыть душу. Всё равно, как примут его обыватели – он будет снова и снова стараться донести свою мысль до людей. Полезную критику он примет с благодарностью, а всяческое злословие пропустит мимо ушей. Гений прежде всего честен – перед собой и другими. И поэтому он всегда трудится – будь то музыкант, художник, учёный, маг или поэт. Трудится и вкладывает в работу душу. Только тогда песня воодушевляет, картина – оживает, а заклинание – становится настоящим заклинанием, а не мёртвым набором слов. Хотите увидеть талант? Сейчас увидите. Талант, усердно работая, может стать гением. Но без усилий есть опасность превратиться в посредственность и бездарность. Верьте в свои мечты, ищите путь их воплощения – только тогда вы проживёте жизнь по-настоящему. – Поэт перевёл дух и добавил: – И главное – гений не зависит от мнения ограниченного большинства. Это значит – то доброе, что он посылает миру, переживёт его…

Пока длился этот монолог, герои вышли к рынку. Людской поток постепенно редел. На город наползала большая грозовая туча.

– Значит, гений выше толпы… А талант мы сейчас увидим? – Синтия посмотрела на небо. – Погода портится…

– Думаю, погода нам не помешает. – С высоты своего немалого роста Ринглан уже видео стол, картины и мольберт. – Не отставайте.

– Стараюсь… – Девочка перехватила книги поудобнее и заспешила вслед.

Подойдя к мольберту, поэт приветствовал художницу:

– Доброго дня, сударыня. Надеюсь, мы вам не слишком помешали?

– Нет, отчего же. – Она отложила кисть и встала, оказавшись на голову ниже Ринглана. – Я видела вас вчера. Вам показались интересными мои картины?

– О да. Поэтому я пришёл не один. Нужно сказать, что не каждый день можно увидеть такие чудные образы, – он показал на картины, – запечатлёнными. Позвольте представиться – моё имя Ринглан. А это Синтия – она сочиняет песни, в том числе и на мои стихи.

Девочка поклонилась.

– Глори. Одна из казначеев, которых так много в этом городе. – Художница с грустью показала нашивку. – Сегодня у меня свободный день. А поскольку дома моих картин видеть не желают, пытаюсь их продать – хоть какую-то пользу принесут…

– Как же так? – Ринглан ещё раз оглядел картины, замечая, с какой старательностью прорисованы детали. Быть может, не всегда удавались некоторые пропорции, перспектива или свет, зато одежда персонажей поражала красотой орнамента. Лица, в большинстве случаев, были мягкими и добрыми – как бы светились изнутри. Впечатление усиливали глубокие глаза. – Неужели вы не находите поддержки – с таким талантом?

Глори горько усмехнулась:

– С талантом? Меня долгие годы убеждали, что я бездарность. Всё это – плод исканий и подражаний. Я хотела поступить в ученицы к художнику, но родители заставили выучиться на казначея. – Она посмотрела на нашивку – теперь уже с отвращением. – Впрочем, как и сестру – и это едва ли не единственное наше сходство.

– Это всё равно, что делать из музыканта – рыбака или кухарку! – возмущённо встряла Синтия. – Если бы мне удавались такие наряды – хотя бы нарисовать! А уж носить…

– Уверен, многие знатные особы пожелают носить одежду, сшитую по вашим работам, – продолжил Ринглан, – Спасибо за сравнение, но сдержанность – весьма полезная добродетель. – Это уже относилось к сестре. Та смущённо потупилась. – Вы можете складывать песни – а это немало.

По всему было видно, что Глори редко слышала искреннюю похвалу. Она несмело спросила:

– Неужели это возможно?

– Возможно всё. Главное – верить в свои силы, несмотря на возможные препятствия. И видеть свой счастливый случай, и вовремя… – Сверкнула молния.

– И вовремя ухватить его за пушистый хвост! – закончила Синтия, вызвав у обоих смех. – Однако надо укрыть картины от дождя. Поможем, братец?

– Сударыня, вы не откажетесь принять нашу помощь? – Ринглану стало немного неловко, что он не предложил этого раньше. Он протянул руку к мольберту, чтобы помочь снять картину, но другая рука дрогнула ( на ней всё ещё покоились увесистые фолианты), и книги полетели на камни. Глори метнулась вперёд и попыталась поймать их, но в результате один том выскользнул из стопки и взлетел вверх. Едва не столкнувшись с поэтом, она успела подхватить книгу. На кожаном переплёте было вытиснено название: «Мифы, легенды, сказания, судьбы». Улыбнувшись, Глори вернула её Ринглану

– И кому же тут действительно нужна помощь? – спросила она, чуть склонив голову набок, но не пряча улыбки. Поэт немного покраснел и положил стопку на камни.

– Простите мою неуклюжесть. С нами иногда такое происходит. – Он всё же снял картину с мольберта, пока не начался ливень. – Где вам будет удобно оставить свои творения, чтобы они были в безопасности?

– Здесь неподалёку есть постоялый двор, – ответила Глори, собирая вышивки и складывая мольберт. – Я заплачу хозяину, чтобы он подержал их некоторое время у себя. Как я уже сказала, дома моих картин видеть не желают…

Через четверть часа все трое сидели за столом уютной общей залы на постоялом дворе с несколько хвастливым названием «Перекрёсток судеб». Хозяин, вопреки тревожным ожиданиям, не затребовал много денег за хранение картин. Теперь можно было спокойно поговорить и переждать дождь.

– И всё-таки: почему же вам не позволяют хранить картины дома? Неужели для них совсем нет места? – Ринглан вертел в пальцах перо, собираясь продолжить путевые заметки, которые достал из сумки.

– Дело не столько в свободном месте, сколько… – Глори сцепила руки в замок, глядя по сторонам и собираясь с мыслями, – Сколько в том, что родные просто этого во мне не принимают. Их больше прельщало другое. В детстве меня немного обучали музыке, и родители надеялись, что я прославлюсь как придворный музыкант. А заодно и им достанется множество благ и почёта. Но из этой затеи ничего не вышло – то ли я оказалась не очень прилежной ученицей, то ли учителя так учили, что понималась лишь половина…Я хотела рисовать, но мои рисунки ругали и не хотели в них видеть ничего, кроме блажи. Блажью объясняли и мое желание учиться у настоящих художников – не только по картинам, а под их руководством. Поэтому мне велели учиться на казначея – единственно ради куска хлеба…

Глори немного помолчала, переводя дух. Потом продолжила:

– Нам с сестрой так и было сказано: сначала попробуйте прокормиться, а уж потом душу ублажайте. Дескать, одним искусством сыт не будешь, соловья баснями не кормят и прочее в таком же духе…

– Один мыслитель некогда сказал: «Нужно жить или хотя бы стараться жить ради великой цели. Когда живёшь ради куска хлеба – предаёшь и цель, и кусок хлеба». Вам ещё не было знакомо это изречение? – Поэт перечитал листок, на котором записывал отдельные фразы, чтобы потом восстановить в памяти весь разговор и не слишком его исказить. Затем изучающе посмотрел на руки Глори, которые как будто ослабили судорожную хватку.

– Да, – задумчиво ответила она, – хотя оно и не было мне знакомо раньше, но вполне отвечает моим мыслям и желаниям. К сожалению, не все это понимают. А что привело сюда вас двоих? Наш город достаточно велик, но вы не слишком похожи на моих земляков.

– В некотором роде это забавно… Но нас привела сюда легенда. Весьма интересная. Мы надеялись отыскать её следы. Нам не известно точно, в каком городе она возникла, поэтому мы не успели далеко продвинуться в изысканиях.

– Что же это за легенда? – Глори оживилась и расцепила руки. – Быть может, мне о ней что-то известно?

– Если это так, вы нам очень поможете. Но даже если нет – мы встретились не напрасно.

– Однажды вечером, – начала Синтия, – мы искали в библиотеке сюжеты для новых песен…

– Примерно пару месяцев назад, когда начали желтеть листья. За одним из столов сидел странный человек в серебристом плаще, склонившись над древним манускриптом. Внезапно он обратился ко мне с таким вопросом:

«Как долго вы ищете то, что вам нужно?»

Признаться, вопрос привёл меня в лёгкое замешательство. Я ответил:

«Иногда долго, иногда идея для стиха выхватывается случайно, просто из раскрытой книги, забытой кем-то на столе. Но к чему был этот вопрос?»

Человек улыбнулся и произнёс:

«Вопрос мой не был праздным. И он относился не совсем к стихам, хотя поэзия – нужное и важное искусство. Я хочу знать – нашли ли вы то, о чём мечтали? Ответы на мучившие вопросы? Достигли ли поставленной цели?»

Я был удивлён – иногда я сам задавал себе эти вопросы, и не находил ответа. Поэтому задал встречный вопрос:

«Быть может, сударь, вы назовётесь? Не хочу показаться неучтивым, но вы задаёте очень странные вопросы для обычного посетителя библиотеки».

Мой собеседник не выказал обиды, сказав:

«Пусть они вас не смущают. Вы можете называть меня Игнациусом. А спросил я всё это для того, чтобы понять, нужен ли вам мой рассказ.»

И было в нём что-то такое, что вызывало доверие, поэтому я ответил:

«Меня преследует ощущение какой-то незаконченности, словно я ещё не принял главного решения в жизни. Я ищу уже много лет, в чём оно заключается. В книгах находятся многие ответы, но этого пока я в них не нашёл».

«Тогда вы разгадаете мою загадку. Я сам пробовал, но мало продвинулся, хоть искал во множестве городов. Где-то я услышал, что есть на свете совершенно особенная книжная лавка. Совсем крохотная. В дальнем углу, в небольшом шкафчике стоят самые разные, но в основном пыльные и потрёпанные на вид книги. Однажды практически каждый может найти там книгу, что ему нужна – порой даже не зная, что выбирает Ту самую книгу. Торговец, почтенный старичок, принимает плату и человек уходит, вот только порой жизнь покупателя изменяется идеями, пришедшими с испещрённых знаками страниц. Торговцы в этой лавке – своеобразная династия, место переходит от отца к сыну, причём живут они очень долго – сын успевает состариться. Но не в этом главная тайна. Дело в том, что основатель династии заключил неведомый договор с неизвестной стороной. Он и его потомки держат в чистое лавчонку, следят за порядком и получают деньги от покупателей, оставляя их по тому самому неведомому договору себе. Они никогда не интересуются, какую книгу взял покупатель, хотя и всегда знают её цену. А ещё они никогда и ни у кого не покупали книг для своей лавки – шкафчик и так непонятным образом никогда не бывает пуст».

Эта легенда, хоть и была коротка, взволновала меня. Подумать только – возможность заглянуть в книгу, что сможет изменить размеренный ход моей жизни!

Глава 6.

Глори внимательно слушала рассказ поэта, стараясь ничего не пропустить. Внезапно она спросила:

– У вас найдётся чистый лист и запасное перо?

Синтия тихонько достала их и пододвинула художнице вместе с чернильницей. Та начала рисунок, аккуратно, линия за линией набрасывая контуры. А Ринглан все говорил:

– Хоть некоторые, если не все моменты в этой истории казались очень странными, сестра загорелась идеей найти ключ к судьбе. Мы отправились к югу – просто потому, что Игнациус сказал:

«До юга я пока не добрался, однако вы можете найти там нечто важное. Я чувствую это в воздухе – некоторые судьбы должны соприкоснуться, и это будет благом».

Всё же я должен был задать ещё два вопроса:

«Кто же вы, Игнациус? И в чём ваша цель, если вы направляете нас в этот путь?»

Он снова улыбнулся и ответил:

«Я просто странник, который помогает некоторым событиям случаться, а другим – не произойти. Иногда, чтобы что-нибудь в чьей-то жизни сдвинулось к лучшему, не хватает нужного слова – или действия. Моя задача – вовремя найти такое слово или действие. Пока что это всё… Остальное откроется с течением времени».

Мы не тратили много времени на сборы. На следующий же день мы отправились за легендой. Где бы мы ни останавливались, везде спрашивали о книжных лавках. Если они были – мы с надеждой спешили туда, но все они оказывались обычными, хотя кое-где встречались бесценные фолианты и дневники. Из некоторых даже получилось извлечь сюжеты для песен. И всё-таки пока мы не нашли ту самую лавку.Последняя, что мы посетили, очень хороша, как видите – но всё же не та…

Ринглан наконец умолк. Внезапно солнечный луч, пробившийся сквозь дождевые облака, осветил руку Глори над листом, на котором появилась фигура в длинном плаще, с посохом в руках. Сама же художница задумчиво спросила:

– А разве лавка всегда должна находиться на одном и том же месте? Если здесь замешана магия… Вдруг для того, чтобы она явилась, нужно особое состояние души, или нужное расположение звёзд, или фаза луны? Если поразмыслить, в каком состоянии с человеком происходят явные чудеса?

Одна и та же мысль озарила лица обоих путешественников. Серые глаза Ринглана и карие – Синтии распахнулись совершенно одинаково, поражённые одной догадкой.

– Ну конечно же! Всё дело в состоянии духа… – Поэт взъерошил волосы, отросшие ниже плеч, и по-видимому, решившие этим не ограничиться. – Без подходящего настроения можно блуждать годами и всё равно ничего не находить, а порой чудесное – совсем рядом…

Кто-то из сидящих у пышущего жаром камина запустил руку в кисет, извлёк оттуда щепотку мелкого порошка, похожего на разноцветную цветочную пыльцу, и бросил в огонь. Тут же от огня по всей зале с нежным серебристым звоном разлетелись весёлые шаловливые искорки, вместе с ароматом цветов и смолы. Зелёные украсили тёмные волосы Глори, голубые – русую шевелюру поэта. Слегка растрёпанную косичку Синтии облюбовали фиолетовые, а золотистые осели на одежде всех троих и на путевых заметках. Всех страннее повела себя стайка серебристых искр – подлетев к рисунку Глори, они пробежались по чернильным штрихам и растаяли, заставив каждую черту засветиться таким же серебром.

– Например, это забавное маленькое колдовство, – слегка изменившимся голосом закончил мысль Ринглан. – Нам, правда, ещё не приходилось видеть такого способа украсить обстановку и людей…

Глори удивлённо взглянула на него:

– Неужели вы не слышали о порошке Ароматных Искр? Эта забава алхимиков часто используется на праздниках, а некоторые гадалки, я слышала, пытаются по цвету искр угадать характер человека и что ему предстоит в ближайшее время… Странные, нелепые россказни, но после такой истории, как ваша, в них верится.

– Может, не такие они и нелепые? – Поэт внимательно посмотрел на рисунок и слегка изменился в лице. – Взгляните, кого вы нарисовали.

– А действительно, кого? – Глори присмотрелась к делу рук своих, всё ещё светящемуся. – Не припомню, чтобы когда-нибудь видела этого человека… и всё же это самый живой рисунок, который получился у меня без помощи красок. Похоже, эти искорки его закончили… А что, это..? – она вопросительно уставилась на Ринглана.

– …Тот самый странный знакомец, сообщивший нам о легенде. Да, это точно он – та же загадочная, всезнающая улыбка. Вот оно – чудо. И совершили его именно вы – искры были последним штрихом.

– Но с вашей помощью – ведь от вас я услышала эту историю…

Бух! От тяжёлой книги, раскрывшейся от удара, искры снова испуганно закружились.

– Ой… – Синтия смущённо посмотрела на старших, – я не хотела так её швырять, но она такая тяжёлая – руки оттягивает! – Это оказались те же «Мифы», которые так ловко были пойманы Глори. – Мы ведь чуть не забыли про вопрос – в каком состоянии с человеком происходят чудеса? Мой ответ – в самых разных. Например, сколько можно вспомнить, придумать и осуществить чудес, оберегающих от отчаяния! И сколько можно их увидеть каждый день – если просто уметь видеть…