Текст книги "Казус Недосёлова (СИ)"

Автор книги: Анастасия Муравьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  Лет пятнадцать тому назад с Недосёловым Валерием Ивановичем, бывшим барменом, а ныне водителем маршрутки, произошел прелюбопытнейший казус.

  В те времена Валерий Иванович был потрепанным житейскими бурями мужчиной за сорок с ленинским прищуром и повадками шаромыжника. Лицо его было покрыто красноватыми подпалинами, но отнюдь не недостатки внешности беспокоили тогда отставного бармена, ныне шофера.

  Будучи разведенным с третьей по счету женой, Валерий Иванович проживал у замужней сестры в блочном хрущевском строении, в тещиной комнате. Последнее обстоятельство особенно оскорбляло его мужское достоинство. Чтобы разместиться в комнате, ему каждый раз необходимо было собирать и разбирать раскладушку, а это Валерий Иванович, будучи от природы ленивым, делать не любил.

  Стыдно сказать, но нажитые за всю жизнь вещи Валерия Ивановича помещались на упомянутой раскладушке, а именно пальто, остроносые ботинки, пара носков и джемпер. Впрочем, что я вру. Ряд крупногабаритных вещей можно было легко затолкать под раскладушку, но сестра Валерия Ивановича не разрешала этого делать, экономя квартирное пространство для беготни детей. Из прочего багажа у Валерия Ивановича имелась только спортивная сумка, которая, ввиду недостатка места, стояла на подоконнике. В сумке лежали тренировочные штаны с лампасами и связка ключей, на которой почему-то болтались одни брелки.

  Словом, и сам образ жизни, и внешность, и род занятий располагали Валерия Ивановича к существованию беззаботному и легкому на подъем. Судьба, если можно так выразиться, решила все за него, подсунув брелки вместо ключей и не распахнув перед ним ни одной двери.

  В тот памятный день Валерий Иванович ехал на метро не куда-нибудь, а в суд. Накануне он, будучи за рулем маршрутки, пересек двойную сплошную в запрещенном месте. Будучи при этом сильно навеселе, он схлестнулся с гаишниками, и вместо того, чтобы откупиться взяткой, затеял скандал. В результате Валерия Ивановича лишили водительских прав, а значит, и заработка на неопределенное время.

  Протрезвев, Валерий Иванович, конечно, стал хлопотать об утрате, и даже сбегал трусцой на место происшествия, думая застать там оскорбленных постовых на их трухлявой мотоциклетке, но никого не нашел, и теперь ехал в суд, трезвый, скорбный и при последних деньгах.

  Направляясь в суд, Валерий Иванович ни о чем другом не мог думать, кроме как о печальных последствиях своей глупости и гусарства, отвратительном неумении жить и пучине нищеты, в которую он ввергся на старости лет. И решил он, что жизнь такая, безусловно, никуда не годится.

  На этой мысли Недосёлов Валерий Иванович, двигаясь в людской толкучке, ступил на эскалатор и зевнул во весь рот. Тут и произошло это пустяковое происшествие, а именно поток воздуха разметал прическу стоящей впереди девицы или дамы, у Валерия Ивановича не было настроения замечать подобные тонкости, и прядь волос залетела вихрем ему в рот. Валерий Иванович неожиданно клацнул зубами, мадам впереди взвизгнула от боли, и клок ее волос остался во рту Валерия Ивановича.

  Мадам обернулась, а это была не кто иная, как Наталья Эдуардовна Щербацкая, та самая Тата, моя институтская подруга, которая уже упоминалась ранее (). И фамилия у нее, между прочим, была как у княжон в романе Толстого, чем Тата, безусловно, гордилась, приплетая всякую чушь про дворянских родственников и свои аристократические болезни.

  А дела у Натальи Эдуардовны были, представьте себе, еще хлеще, чем у Валерия Ивановича, ибо ехала она не откуда-нибудь, а из дурдома домой с тем, чтобы забрать кое-какие вещи и немедленно в означенный дурдом вернуться.

  Сами понимаете, мысли ее не были о чем-то веселом, и никак не была склонна Наталья Эдуардовна расценить выходку Валерия Ивановича как забавный казус. А так как состояние ее душевного здоровья оставляло желать лучшего, Наталья Эдуардовна развернулась на эскалаторе и, мутным взором глядя на Валерия Ивановича, принялась громко орать, и голос ее многоэтажным эхом разносился по балюстрадам и вестибюлю метрополитена, который не зря называют подземным дворцом.

  Валерий Иванович, будучи трижды разведенным мужчиной, выслушал ее вопли кротко, помог сойти с эскалатора и после недолгой борьбы под ручку довел до скамейки, где Наталья Эдуардовна, которой становилось хуже с каждой минутой, путано и сбивчиво поведала ему обстоятельства печального эпизода своей жизни.

  Как и всякую жизнь, о жизни Таты можно рассказывать кратко и подробно. Я расскажу кратко, тем более, кое-что я о ней уже успела поведать раньше. В юности вела она жизнь богемную, и со многими известными у нас в Питере актерами и художниками успела если не переспать, то выпить водки в их дворницкой или кочегарке – точно. Но в отличие от них, Тата никакой особой известности не приобрела, хотя подавала большие надежды, она вдохновенно танцевала стриптиз и читала Шопенгауэра в подлиннике.

  Вследствие этого в двадцать пять лет Тата сошла с ума и с тех пор ежегодно госпитализировалась в городские больницы с путаными диагнозами вроде реккурентной шизофрении или маниакальных состояний. Таким образом, на пороге тридцатилетия стояла наша Тата, продуваемая всеми ветрами, сумасшедшая, безработная и незамужняя.

  По утрам она ездила в дурдом на курс инъекций слабо седативных, успокаивающих препаратов. Кроме того, пила горстями таблетки. И все это происходило под наблюдением престарелой медсестры, чье отвисшее декольте выглядывало из плохо запахнутого халата с оторванным хлястиком.

  В силу плохого душевного состояния Тата только один раз обратила внимание на такую мелочь, а будучи действительно не в себе, не смогла провести аналогию, дескать, а не путает ли что-нибудь эта неряшливая медсестра, вкатывая мне укол за уколом?

  Ибо, как выяснилось позже, медсестра путала. Сделав три или четыре инъекции, Тата стала замечать, что ей становится не лучше, а хуже, мысли путаются, есть не хочется, а в теле исчезла гибкость. Сначала Тата списала это на общую усталость и последствия недавней госпитализации, но когда в один из дней она не смогла сделать маникюр, Тата поехала к врачу разбираться.

  В приемном покое дурдома по случаю понедельника было пусто. И лечащий врач приняла Тату без особой волокиты, только час заставила прождать рядом с фикусом, не дольше, пока они в отделении чай попьют.

  А еще через десять минут, оправдывающаяся медсестра мычала что-то врачу за дверью, а в коридоре маялась изгнанная из кабинета Тата, которую не стали делать свидетелем врачебных разборок.

  – Как они засуетились, – вспоминала Тата, злорадно щурясь. – Смотрю, завотделения по коридору бежит, полы халата развеваются, меня за руки хватает, вам, говорит, надо госпитализироваться, Наталья Эдуардовна, срочно госпитализироваться! Вам по ошибке вместо седативного средства был введен галоперидол пролонгированного действия.

  За название препарата я не ручаюсь, он стерся у меня из памяти за давностью лет, а у Таты переспрашивать неловко. Словом, это был сильнейший нейролептик, обладавший свойством накапливаться в организме. Будто бы медсестра сослепу перепутала Тату с другой пациенткой, некоей Щербаковой, злостной шизофреничкой, и хорошо еще, что вовремя спохватились.

  Тата любила вспоминать этот эпизод, безусловно, не самый счастливый в ее жизни, особенно ярко живописуя момент, когда все перепугались до чертиков. Самообладание сохраняла только она.

  – Как это госпитализироваться, что вы, возражаю я. У меня и маникюр, и прическа, и вещей при себе нет, разрешите хоть домой съездить, забрать.

  «Хорошо», – говорит начмед, – «Поезжайте под мою ответственность. Только оставьте свой телефон и вообще координаты, а то вдруг вам на улице плохо станет, тогда что. Вещей много не берите и маникюр можете не стирать, вам в приемном покое ногти все равно обрежут».

  – Поехала я на метро, ни жива ни мертва. Валеру встретила, – Тата слабо улыбнулась. – Только я дверь в квартиру открыла, звонок. Начмед справляется о здоровье. «Как вы, Наталья Эдуардовна, добрались? Без происшествий? Сейчас же выезжайте обратно! Мы вам палату приготовили и капельницу». Разрешите, – прошу, – хоть тарелку супа съесть, в больнице обед еще когда, а у меня аппетит разыгрался на нервной почве. Нет, говорит, какие супы, приезжайте немедленно, а то прямо до ужина рискуете не дожить.

  А этой старухе-медсестре в рваном халате, между прочим, ничего не было. Сор из избы решили не выносить. Продуктовую корзину Тате собрали и все.

  Медсестра ее навестила в больнице и сказала, шамкая ртом: "Это твое счастье, девка, что ты сразу к нам прибегла. Вовремя очухалась. А вот если бы ты еще день просидела, пришлось бы скорую вызывать, да. То, что руки не сгибаются, это галоперидол так влияет. Постепенно нарастающее действие, во как, – старуха поплевала на очки и стала вытирать их полой халата. – И скрутило бы тебя, милую, как раз к вечеру. А перевозка приехала бы, что им, бродягам? Посмотрели бы – ты с диагнозом, скованная, вкололи бы тебе еще галоперидолу. У них правило такое, всем психическим сразу галоперидол колоть, чтобы в машине на санитара не бросились. И тогда бы ты, девка, точно померла, – закончила медсестра и, успокоив таким образом свою совесть, грузно поднялась с Татиной койки и поковыляла по коридору.

  А Тата осталась лежать, безучастно глядя в потолок. На тумбочке стояло нетронутое продуктовое подаяние. Рядом лежала, укрывшись одеялом с головой, еще одна психическая и непрерывно то ли материлась, то ли молилась нараспев.

  – Настя, – с трудом выговаривая слова, попросила Тата, еле шевеля запекшимися губами. – Под подушкой там, возьми.

  Я приподняла ее невесомую голову. Под подушкой лежал клочок бумаги с номером телефона.

  – Настя позвони это один мужик, – шелестела Тата еле слышным речитативом, отрешенно глядя в потолок. – Мы познакомились в метро он зевнул а мои волосы ему в рот попали я как раз ехала из дурдома за вещами а он в суд и мы познакомились он говорит дай телефон я тебе позвоню а я говорю да Господь с вами я вообще еду в больницу только не сказала в какую конечно зачем его пугать так что неизвестно когда я выпишусь и вообще буду ли жива и зачем вам беспокоиться оставьте говорю лучше ваш телефон а я поправлюсь и сама вам позвоню обязательно.

  – Что ему передать? – глупо улыбнулась я.

  – Его зовут Валера передай что ты от Наташи он должен вспомнить с которой в метро познакомились скажи у меня все хорошо только где я не говори я как только смогу сразу его наберу пусть ждет.

  И я, представьте себе, позвонила этому Недосёлову Валерию Ивановичу, правда, забыла поинтересоваться, отсудил ли он свои водительские права, но, видимо, отсудил.

  С моей легкой руки Валерий Иванович и Наталья Эдуардовна уже десять лет вместе. Тата сменила дворянскую фамилию Щербацкая, которая не принесла ей счастья, на Недосёлову.

  Вот так бывает в жизни: зевнет в метро человек и волосы чужие откусит. А потом – свадьба.