Текст книги "Я стала женой злодея (СИ)"

Автор книги: Анастасия Миллюр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА XIV

– Азалия, сейр Абенаж, – проговорил отец, входя в гостиную, где мы с Ридрихом его ждали.

Взгляд, которым он нас окинул был не слишком довольным. Но я знала, что Лендрис будет держать все свои умозаключению при себе. А вот за реакцию Ридриха немного переживала. Сильно.

Однако он меня удивил. Мой злодей удостоил отца довольно безразличным взглядом и кивнул:

– Святой.

Что ж… Это было лучшим, на что мы могли рассчитывать! Он не просто не проигнорировал отца, а даже выдал относительное подобие приветствия, а это многого стоило. Даже император не всегда удостаивался такой чести!

Из-за этого мне не удалось сдержать на лице улыбки, и, обернувшись к Ридриху, я молча поблагодарила его взглядом. Будем надеяться, что на время разговора оба мужчин заключат негласное перемирие. Потому что я между молотом и наковальней находиться не собиралась.

Тем временем Лендрис опустился в одно из кресел. И в глаза мне вдруг бросился один интересный факт.

Несмотря на то, что отец был в заключении, выглядел он вполне себе хорошо. Я не слишком обратила на это внимание в прошлую нашу встречу, но его волосы и одежды были чистыми, а цвет лица ровным. Да, и пришел он сюда лишь в сопровождении уже знакомого мне рыцаря, с которым он был в лазарете. На нем не было ни цепей, ни наручников.

Я скосила взгляд на безразличное лицо Ридриха.

Иными словами мой злодей очень даже хорошо обращался с отцом. И можно было, конечно, сказать, что он просто не хотел связываться с церковью. Но что-то мне подсказывало, что на недовольство священников ему было плевать с высокой колокольни, а причина в том, что над Святым не издевались была… Во мне. Пусть это и звучало эгоцентрично, но что я поделаю, если так скорее всего оно и было?

– Азалия сказала, что есть способ разорвать связь моего рода и демонов, – сразу же перешел к делу Ридрих, предпочтя не тратить время на салонные беседы.

Его взгляд скользнул к отцу и внимательно прошелся по его ровному выражению лица. На губах Лендриса же мелькнула короткая улыбка, и он ответил:

– Не совсем так.

Пожалуй, кроме меня и Регори, отец был единственным человеком, который не дрогнул под пристальным вниманием эрцгерцога. Вот, где выдержка!

– Мы с Азалией обсуждали потенциальную возможность исцеления рода Абенаж, если допустить, что связь с тьмой – это болезнь души, – продолжил Святой. – Не существует разработанного и проверенного способа, если вы об этом.

Тут я посчитала своим долгом вмешаться, переводя взгляд с одного мужчины на другого.

– Лишь то, что никто так не делал раньше, не значит, что способа не существует, – произнесла я, ощущая себя тем самым оптимистом, который стоит в дырявой лодке посреди океана и говорит: «Зато вода теплая!». – Поэтому нам и понадобится твоя помощь, папа.

– Азалия… – произнес он, поймав мой взгляд. – Ты не представляешь, во что ты хочешь вмешаться.

Я поджала губы и стиснула пальцы Ридриха.

– Ты помнишь то, о чем я сказала тебе? – тихо спросила я Святого.

«Я люблю его, папа. И если ценой его жизни будем моя, то я ее заплачу».

Сейчас я на сто миллиардов процентов была уверена в своих словах. Если выбор будет стоять между моей жизнью и его, я не стану колебаться. Какая разница, если я все равно не принадлежала этому миру? Мое пребывание здесь было своеобразным подарком Небес. Настоящая Азалия должна была умереть еще десять лет назад, а то, что у меня есть сейчас – это украденные у судьбы счастливые годы.

К тому же… Если мы правильно завершим ритуал, то Ридрих забудет о чувствах ко мне и сможет жить дальше. Иными словами, ничто не удержит меня от падения в пасть бездны.

И судя по тому, как голубые глаза Лендриса вспыхнули болью, он понял, что я имела в виду.

– Что ты ему сказала? – тут же спросил Ридрих, прищуриваясь и поворачивая ко мне голову.

Реакция моего отца мимо него не прошла. Конечно, не прошла!..

И я только успела сделать страшные глаза, встречаясь взглядом с отцом, тем самым прося его молчать, как он будто назло проговорил:

– Моя дочь сказала мне, что готова принести себя в жертву, чтобы завершить таинство.

Вот же! А еще Святой называется! Никакой он не Святой, а хитрый жук!

Мгновение. И комнату заволокло тьмой. А хватка пальцев Ридриха стала почти стальной.

– Азалия? – ледяным голосом проговорил он.

«Скажи мне, черт вас всех побери, что Лендрис соврал» – вот что стояло за этим обращением.

Ну, что ж, господа, коли мы играем так…

Я встретила взгляд отца. Тактику-то он избрал может и правильную. Похоже и до него дошли слухи о том, насколько «повернут» был сейр Абенаж на своей Святой. Вот только он не учел, что на голову отбитым здесь был не один Ридрих. Мы шли сладкой неразделимой парочкой «Twix».

– Это так, – спокойно проговорила я, глядя исключительно перед собой. Поворачиваться к эрцгерцогу сейчас было смерти подобно. – Поэтому, – продолжила я, сглотнув, – нам всем стоит поднапрячь усилия и отыскать способ изгнать демонов, чтобы обойтись без лишних жертв.

Пальцы Ридриха тут же сомкнулись на моем подбородке, и он повернул мою голову к себе, заставляя встретить его взгляд, в котором не то что тьма… Там бушевала сама Преисподняя.

Злая аура сгустилась вокруг него, приближаясь к той отметке, когда он ворвался на постоялый двор, застав нас с Адэйном. В моей груди заворочался знакомый ужас перед этой древней силой, а по коже поползли мурашки.

– Ты не будешь приносить себя в жертву, Азалия, – жестким ледяным голосом произнес он, и там – на самом дне его глаз, за бушующим гневом и тьмой, я снова увидела это – страх.

Боже…

Ридрих не боялся ничего в этом мире. Не боялся ничего кроме… Моей смерти.

Понимание этого вывернуло мои внутренности и резануло ножом острой нежности по сердцу. И под напором этих чувств никакое давление злой ауры мне уже было неведомо. Ужас отступал, а я, забыв и про отца, все еще находящегося в комнате, и про все на свете, подалась на встречу Ридриху, обняла ладонями его лицо и, вглядываясь в его черные глаза, прошептала:

– Я буду. Если это потребуется для спасения твоей жизни, хороший мой. Я ведь тебе говорила.

В ответ мужчина сжал челюсти с такой силой, что на его скулах заиграли желваки. Его взгляд скользил по моему лицу, и одному Богу было ведомо, с какими мыслями он сейчас сражался.

– Но этого не произойдет, – тихо продолжила я, заглядывая ему в глаза и мягко гладя большими пальцами его напряженные скулы. – Потому что я исцелю тебя.

Его глаза вспыхнули, а рука, удерживающая мой подбородок, скользнула на затылок.

– Еще раз заикнешься о самопожертвовании, и я прикую тебя к себе цепями, – произнес он холодно, на что я просто не могла не улыбнуться.

– По рукам.

Со стороны отца, наконец, раздалось недвусмысленное покашливание, напоминающее нам о том, что мы несколько… Увлеклись.

– Итак… Папа, у тебя есть какие-то предположения, в каком направлении можно искать? – спросила я Святого, как ни в чем не бывало.

Хотя признаюсь честно, игнорировать пальцы Ридриха, которые все еще остались на моем затыке и приступили к неторопливым поглаживаниям, было непросто.

– На территории Иргейса располагается один из древнейших храмов, – произнес Лендрис, отворачиваясь в сторону.

Наверное, больше не хотел трепать себе душу зрелищем, как «страшный злой монстр» набрасывался на его «невинное юное дитя», которое к вящему ужасу еще и с ликованием приветствовало этот кошмар.

– Начнем с древних записей первых Святых, – добавил он.

И хотя это была всего лишь маленькая зацепка, хранящая в себе призрачную надежду на исполнение задуманного, мне уже полегчало. Намного приятнее было идти по пусть и узкой дощечке, чем тонуть в зыбучих песках неизвестности.

Какое-то время мы потратили на обсуждение деталей. Например, отец заявил, что Ридрих не должен сопровождать нас по пути в храм, иначе хранители могут просто отказать пустить нас внутрь или предоставить записи.

Сказать, что поднялась буря, ничего не сказать, но в итоге со скрипом сошлись на том, что вместе с нами отправится отряд лучших рыцарей, и при любых обстоятельствах мы с отцом должны вернуться во дворец в день отъезда. Что будет в противном случае, всем было понятно и без слов.

Распрощавшись с Лендрисом, которому теперь выделили покои во дворце, а не где-то там, где он спал прежде, я перебралась на колени к Ридриху, оплела его руками и ногами, и уткнулась носом в изгиб его шеи. Самое идеальное место на всем белом свете.

– Поспишь со мной сегодня? – спросила я почти шепотом.

Никакой другой ответ, кроме: «Да», или молчаливого сопровождения меня в спальню, я, если честно, не ожидала. Но мужчина, к моему удивлению, прошелся пятерней по моим волосам и хрипло произнес:

– Нет.

Нет…

Мне потребовалось намного больше времени, чем могло бы, на то, чтобы понять.

– Это из-за тьмы? – уточнила я еще тише.

Какое-то время Ридрих молчал. И я уже перестала ждать ответа, приняв его молчание за согласие, но меня снова ждало удивление.

– Мне тяжело себя контролировать по ночам, – проговорил он.

И эти слова… Не знаю, было ли что-то в мире драгоценнее их. Ведь для человека вроде Ридриха признаться в своей слабости или уязвимости… Звучало, как Ад. Но тем не менее… Тем не менее Ридрих это сказал. Сказал мне. Доверился.

В который раз за сегодня меня смело волной эмоций, а сердце вновь разнесло до размеров космоса, и ему стало невыносимо тесно в груди. Мной завладел чистейший порыв, в котором я стиснула изо всех сил своего любимого злодея и зашептала:

– Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Люблю…

И пусть он еще не ответил ни на одно мое признание. Это мне было и не нужно. В нашей паре болтушкой пока побуду я. И быть может когда-нибудь, через много-много лет мой злодей размякнет настолько, что скажет мне о своих чувствах. Когда-нибудь так и будет. А пока я готова была целовать ноги Богу или Судьбе за то, что я могла свободно произносить: «Люблю» и держать Ридриха в объятьях.

Сейчас этого мне было достаточно.

ГЛАВА XV

Храмы Иргейса отличались от имперских. Если строение наших было воздушным, летящим и белоснежным, а на территории часто располагались прекрасные сады, где можно было помолиться и прийти в гармонию с собой, то церкви в покоренном королевстве скорее напоминали тюрьмы.

Мрачные серые камни, высокие шпили башен в готическом стиле, да и служители были одеты в черное, встретив нас с отцом, как стая ворон. Странный контраст, учитывая, что поклонялись и в империи, и в Иргейсе одному богу.

На наш приезд «хранители», как назвал их отец, отреагировали двояко. Лендриса они вроде бы еще и поприветствовали должным образом, низко ему поклонившись и просив благословить. А вот мне так и сказали: «Мы не считаем тебя Святой. Возлежащая на ложе с Дьяволом не может носить нимба».

Не сказать, что бы я обиделась, или меня это как-то задело. Давайте откровенно, быть Святой у меня получалось из рук вон плохо, да я никогда особо и не хотела этот сан. Скорее работала в условиях вынужденной необходимости.

Но вот то, что мне уже приписали в графу заслуг «возлежание на ложе с Дьяволом» заставило задуматься. Правда совершенно о другом. Ведь если даже служители церкви далекие от мирской жизни и плотских утех решили, что все у нас Ридрихом уже было, то чего я, собственно, мнусь? Может, уже пора взять дело в хрупкие женские ручки и соблазнить своего злодея?

Вообще, странно, что на этом дело встало… Учитывая, сколько ночей мой ненаглядный проводил со своими пассиями, аппетит у него будь здоров. А значит, что? Значит, он себя сдерживал. И не просто сдерживал, а буквально заточил в титановой клетке под сотней миллиардов замков и стегал себя шипастым кнутом за каждый жест или прикосновение, выходящее за грань. И это, господа, уже не дело.

Именно такими, совершенно не подходящими для святой обители мыслями был полон мой разум, пока мы с отцом шли за хранителем в черном балахоне к «сердцу» храма. В узком, рассчитанном на одного человека коридоре раздавался лишь звук наших шагов. Все предпочитали хранить молчание.

Но, наконец, коридор уперся в высокую дверь с металлическими затвором. Служитель загремел связкой ключей, послышался звук щелчка, с которым открылся замок, а следом – скрип отворяемой створки.

– Здесь хранятся древние записи, – безучастно проговорил хранитель.

Первым в проход вошел отец, я – следом. И открывшаяся перед нами картина привела меня к неутешительному выводу – в храм нам придется сделать не одно ходку. Круглое помещение было небольшим, быть может метров пять в диаметре. Но и в высоту оно было тоже этажей пять, а в стенах не было ни единого пустого кирпичика, который был бы не загорожен шкафами, доверху набитыми свитками.

Прищурившись, я осматривала фронт работы.

Конечно, было бы разумнее остаться в храме с ночевкой, чем каждый день мотаться туда-обратно, но нарушать данное Ридриху обещание не хотелось тем более.

– Есть предположение, откуда лучше начать? – не слишком надеясь на положительный ответ, уточнила я.

– Нужно понять порядок, – ответил отец. – Самые старые записи лежат либо на верхнем этаже, а новые – внизу, либо наоборот.

Я кивнула, подошла к ближайшему шкафу и, осторожно вытащив свиток из стопки других, развернула рулон. Меня в первую очередь интересовала дата, и, пробежавшись взглядом по нижним строчкам, я изрекла:

– Похоже, внизу все же находятся более поздние записи.

– Значит, нам наверх, – улыбнулся мне Лендрис и первым направился на винтовую лестницу. – Искать нужно свитки датированные не позднее сотого года.

Но сказать было намного проще, чем сделать. У нас не было четкого понимания, какие именно записи были нужны, а потому просматривать приходилось буквально все кряду. Уже через пару часов моя голова забилось целым ворохом совершенно ненужной информации.

Святые фиксировали буквально все начиная от любопытных вещей вроде, какое божественное воплощение они призвали для лечения той или иной раны, или как достигали духовного просветления, до совершенно лишней информации по типу – какой был приход в церкви, размеров пожертвований, или какой правитель сидел на троне, кем была его супруга, и насколько кровопролитными были войны.

В какой-то момент мой желудок жалобно забурчал, задетый в самых лучших чувствах тем, что про него забыли. Лендрис тут же оторвался от своего свитка, бросил на меня понимающий взгляд и произнес:

– Я пойду уточню у хранителей насчет обеда.

Я тоже отложила свою бумажку, потерла глаза и с усмешкой спросила:

– Они меня часом не отравят?

– Азалия, – мягко, но строго осадил меня отец. – Они лишь верно служат богу и чтят его законы и заповеди. А их отношение к тебе – результат твоих поступков и выборов.

– В заповедях говорится: «Не отвернись и от последней блудницы и прояви милосердие к ней», – проговорила я, встречая взгляд отца. – Ты ведь сам меня этому учил.

– Я также учил тебя, что не нам судить людей. Над всеми нами есть главный судья, и ему известно поболее нашего, – ответил отец, но на его губах появилась улыбка.

Похоже ему бальзамом на душу пролилось то, что я запомнила святые тексты.

Я задумчиво смотрела ему в спину, пока он шел к лестнице, но все же спросила:

– Ты поэтому не осуждаешь меня за отношения с сейром Абенаж? Думаешь, что не тебе судить?

Отец остановился.

– У судьбы свои дороги, – произнес он. – Никто не ведает, чем все закончится.

И с этими словами мужчина скрылся из виду, исчезнув за перегородкой лестницы.

Никто не ведает, чем все закончится, да?

Это не помогало. Совсем не помогало.

Откуда-то вдруг пришло ощущение, словно на шею мне накинули удавку и стали медленно стягивать ее концы. В груди все сдавило, а ощущение угрозы стало буквально осязаемым. Я прошлась безнадежным взглядом по стопкам свитков и на краткий миг мной завладело отчаяние.

Как вообще здесь можно было что-то найти?! И там ли мы искали?

«Сейру Ридриху Абенаж суждено быть последним в своем роду, а эпоха демонического господства империи совсем скоро должна подойти к концу», – как наяву прозвучали в моей голове слова отца.

Что если пока я тут теряла время на чтение, каким божественным воплощением вылечить чей-то геморрой, время Ридриха стремительно подходило к концу? Кто знает, сколько человек мог справиться с борьбой света и тьмы внутри себя? Что если это истощало его и приближало к гибели?

Тысячи мыслей влетели в голову стаей падальщиков и, каркая и хлопая крыльями, стали крушить все на своем пути, поселяя в груди ледяной страх, сковывающий грудную клетку.

Я сжала руки в кулаки и попыталась выровнять дыхание, но картина одна хуже другой уже плясали перед глазами. И страх одерживал вверх. Отбросив от себя бесполезный свиток, я резко поднялась, запрокинула голову, уперла руки в бока и посмотрела на потолок, ощущая как переживания изнутри царапаются по ребрам.

Решение должно было быть. Обязано. Просто я сейчас его не видела.

Сглотнув ком в горле, я схватила первый попавшийся свиток и пробежалась по нему взглядом.

Не то.

Следующий.

И снова мимо.

Следующий.

Ничего.

Следующий… Следующий.

С каждой новой неудачей давление нарастало в груди, и дышать становилось все труднее. Ощущение собственной безнадежности застревало в гортани, давая горький привкус во рту.

– Пожалуйста… – шепотом попросила я помощи, сама не зная у кого. – Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…

Рука потянулась за новым свитком, как в глубине зала вдруг послышался грохот. Я тут же резко вскинула голову, оглядываясь по сторонам, не понимая, что могло наделать столько шума. Я ведь была одна здесь. Или… Нет?

Пальцы привычно скользнули в потайной кармашек платья и сжали плеть, которую я после расправы над наемниками, пообещала больше никогда не оставлять. Рукоятка успокаивающе легла в ладонь, и я медленно двинулась к лестнице. По ощущениям звук шел с четвертого этажа. И едва я встала на первую ступеньку, как грохот повторился.

Господи-ты-боже-мой…

Разве это не запретная территория храма? Разве мы здесь не должны быть одни? И самое главное, разве здесь не должно быть безопаснее, чем у Христа за пазухой?!

Вся с ног до головы покрываясь мурашками, я покрепче перехватила плеть и решительно двинулась «на абордаж».

Кто бы ты там не был, призрак, монстр или заблудившийся монах, тебе крупно не повезло, друг. Потому что я чертовски расстроена сейчас. А ты меня к тому же еще и напугал. Так что… Готовь завещание, родной.

Мне оставалось буквально пару ступенек, а в голове совершенно не вовремя вспыхнул образ Шу. Малыш, наверняка, сейчас появился бы из воздуха и, решительно сдвинув крошечные бровки, двинулся бы на разведку, намереваясь закрыть меня от всех опасностей своим крохотным тельцем.

Эта мысль с размаху полоснула по грудной клетке зубастой секирой, и я с шумом втянула в себя воздух, на мгновение закрывая глаза и стискивая плеть до побеления.

Сердце, ты не вовремя. Я не могу сесть посреди лестницы, когда в хранилище творится непонятно что и разрыдаться, ты это понимаешь?!

На что оно лишь грустно улыбнулось и коряво наклеило пластырь на огромную открытую рану, мол: «Видишь? Делаю, что могу…».

О, Боже…

Тряхнув головой, я затолкала эмоции поглубже, утрамбовала их хорошенько и, клятвенно пообещав разобраться с ними позже, накрыла всю эту гремучую субстанцию картонной крышкой. Выглядело не очень надежно, но на время сойдет.

Плеть в моих руках шевельнулась, словно говоря: «И что? Мы так и будем нюни распускать на ступеньках, или уже наконец войдем и разорвем там всех в клочья?».

Войдем. Уже входим.

На площадку четвертого этажа я и правда ворвалась во все оружия, тут же цепким взглядом высматривая чужака. Однако весь мой запал улетел в никуда, потому что здесь была лишь тишь и гладь: все те же стеллажи, доверху забитые свитками, все те же деревянные доски на полу, все та же тишина.

Я нахмурилась, снова и снова пробегаясь взглядом по полкам.

Ну, не показалось же мне?! Или, быть может, звук все же шел с третьего этажа, а не с четвертого? С нехорошим предчувствием я в последний раз с дотошностью детектора осмотрелась и, ничего подозрительного не заметив, развернулась к лестнице, намереваясь проверить нижние этажи, как вдруг!..

Грохот раздался прямо за моей спиной, вызывая у меня слоновье стадо мурашек. Я тут же резко развернулась и с холодком, пробежавшимся по коже, поняла, что звук шел не с четвертого этажа. Он шел из-за стены.

С той стороны что-то билось с невероятной силой, заставляя дрожать стеллажи со свитками.

Бум-бум-бум!

Господи-ты-боже-мой…

Я невольно отступила, покрываясь новой волной мурашек.

Картина напоминала происходящее в фильмах ужасов. И я знала, что только не в меру любознательные героини хорроров пошли бы проверять, что же это такое там стучалось. Наверняка, что-то очень доброе и светлое! Что-то такое, что потом сожрет тебя и не подавится, но…

Но…

Со мной давно такого не случалось. Уже десять лет. С тех самых пор, как малыш Шу принял обличие духа. Ведь именно он баловался такими фокусами.

Безумная, глупая, отчаянная надежда воспарила в моей груди, расправив широкие крылья в тесной решетке. И с колотящимся сердцем, позабыв обо всем на свете, я кинулась прямо к стеллажам, с непонятно откуда взявшейся силой отодвигая их от стены.

В меня словно что-то вселилось. В голове не было ни единой мысли, пока я расчищала себе дорогу к стене. Последней преградой стала какая-то бумажная картина, налепленная на деревянные панели. Я сорвала ее безо всяких раздумий и… Замерла.

Моему взору предстала небольшая дверца в стене с черным каменным кругом в самой ее сердцевине. Следуя внутреннему порыву, я вскинула руку и приложила ладонь к холодной гладкой поверхности.

И тут же почувствовала, как в солнечном сплетении зажглось знакомое тепло и растеклось по всему телу. А черный круг вдруг вспыхнул золотым светом, и раздался щелчок.

С замирающим сердцем, я открыла дверцу и в небольшом пространстве шкафа увидела один единственный свиток, лежавший на кроваво-красной подушке. Почему-то мои пальцы дрожали, когда я брала без сомнений древнюю реликвию.

Позволив плети упасть на пол, я осторожно развернула свою находку, и мой взгляд тут же зацепился за строчки, которые сделали мое тело слабым и заставили ноги подкоситься.

Рухнув на пол, я с разрастающимся до размеров планеты комом в горле снова и снова вчитывалась в одни и те же слова: «И тогда, наконец, я узрел Бога».

Это то, что нужно. Это то, что мы искали.

И та картонка, которой я прикрыла все свои чувства, не выдержала напора и вмиг испепелилась к чертям собачьим. Потому что это было слишком. Прижав к груди свиток, я согнулась пополам, и меня пробило дрожью.

– Спасибо, Шу… – прошептала я. – Спасибо.

Не знаю, сколько прошло времени. Не знаю, сколько я пробыла в странном состоянии, балансируя на грани горя и благодарности. Но в мир меня вернул раздавшийся удивленный голос отца:

– Азалия… Что тут произошло?

Я сглотнула и поднялась. Молча закрыла дверцу шкафа и лишь тогда развернулась к отцу.

– Ты знал про это? – спросила я его, повертев в руках свиток и ощутив, как внутри натягивается струнка напряжения.

Ему многое было известно. И кому, как не ему знать об оберегаемом хранителями тайным знанием? А еще, так уж получилось, что папа был не в большом восторге от моей идеи исцелить Ридриха. Все сходилось, нет?

В его прикованных к моему лицу глазах, как в неспокойной воде, плескалось беспокойство. Лишь на мгновение его взгляд метнулся к свитку в моей руке, но в нем не промелькнуло и тени узнавания или тревоги. Похоже он понятия не имел, что именно я нашла.

Хорошо. Струна с коротким облегченным выдохом расслабилась.

Врагов мне хватало. Мне нужны были союзники, и я рада, что отец все же был в моем лагере, а не преследовал собственные представления о том, как все должно закончится.

– Азалия, о чем ты? – мягко спросил меня Лендрис.

Я без слов протянула ему свиток и стала наблюдать за тем, как изменялось выражение его лица по мере того, как он все больше углублялся в текст. Наконец, он поднял на меня глаза, и в его глазах светилась гордость вперемешку с беспокойством и тревогой.

– У меня все получится, папа, – прошептала я. – Осталось только еще чуть-чуть постараться.

– Азалия… – осторожно проговорил отец таким тоном, будто хотел спустить меня с небес на землю, делая ко мне шаг.

Но я не позволила себя коснуться. Качнув подбородком, я упрямо вздернула голову и встретила его взгляд.

– У меня получится, – надавила я.

Да. Обязательно.

И даже то, что для призыва Бога описанный ритуал нужно выполнять не менее двух лет, меня не остановило. Два года… Подумаешь! Разве это срок?

Десять лет – это срок. Пятьдесят лет – это срок. А два года – ерунда.

И, папа, нечего смотреть на меня так, как будто мы уже проиграли. Я призову этого Бога и заставлю его исцелить Ридриха. Вот увидишь!