Текст книги "Слишком хорошо, чтобы быть ложью (1)"
Автор книги: Анастасия Эльберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Я помогал Лизе в работе по дому (отец не хотел, чтобы она занималась этими делами, но его быстро убедили в обратном), ездил с ней в город за покупками. Мы проводили много времени вместе. Гуляли, смотрели кино, читали вслух – это занятие было моим любимым с самого детства, и мыс с отцом до сих пор вечерами часто читали друг другу, сидя у камина.
Моё первое впечатление о Лизе – недалёкая особа – оказалось ошибочным. Она была очень мудрой женщиной для своих лет. Я сердился на себя за то, что растрачивал драгоценное время на глупые похождения и общался со своими сверстницами, в голове которых были только интересы вроде "оторваться"-шмотки.
Отец действительно был влюблён в Лизу. Он окончательно потерял голову – и, как казалось, ему это нравилось.
Да чего греха таить – я тоже был влюблён в неё. Но между мной и отцом в этом плане имелось отличие – мне это совсем не нравилось. Скажу даже больше – меня это пугало.
Конечно, я ревновал – но не до такой степени, чтобы совершать безрассудные поступки.
Или я просто убеждал себя в том, что не хочу их совершать.
Но больше всего меня волновал другой вопрос. И звучал он следующим образом: что будет теперь?
Дома никого не оказалось. Отец был на очередной научной конференции (по роду деятельности он посещал их довольно часто), а Лиза отправилась за покупками. Я принял душ, переоделся, наскоро перекусил и развалился на диване с книгой, но читать не хотелось – меня клонило в сон. Уж не знаю, что утомило меня больше – суматошный день или дурацкие мысли. Я прикрыл глаза, рассеянно потрепал за ухом примостившегося под боком кота и через несколько минут уже дремал.
Разбудила меня Лиза. Когда я открыл глаза, она сидела на диване рядом со мной и улыбалась.
– Как дела, соня? Нельзя спать после заката – будет болеть голова.
– Да, я знаю. Хотел подремать пару минут – а уснул по-настоящему.
– Пойдём на кухню, малыш. Я сделаю тебе кофе, а потом разберу покупки.
Довольно долгое время мы молчали. Я сидел за столом, пил кофе и дымил сигаретой.
Лиза возилась с купленными продуктами.
– Ты говорила с отцом? – спросил я.
– Да, у них там какой-то банкет или что-то вроде этого. Он будет поздно – так он мне и сказал. Разумеется, в стельку пьяный.
– До смерти мамы он не переносил даже запаха алкоголя. Теперь это его лучший друг.
– Ты должен понять его. Он потерял любимую женщину.
– Это ещё не означает, что он вправе садиться пьяным за руль и подвергать опасности человеческие жизни. Пусть едет на такси. Пусть пьёт дома.
Лиза промолчала, не прерывая своего занятия.
– Я думал о нашем разговоре, – сказал я. – Это дико, правда?
– Что именно? Дико делать то, что тебе хочется? Не думаю.
– Не дико, но гадко. По отношению к отцу, как минимум.
– Ты обманываешь сам себя, маленький сукин сын. Отец тебя не волнует. Вы с ним очень похожи. Вы оба – люди, которые во что бы то ни стало добиваются своего. Вы не знаете, что означают слова "недостижимо" или "не моё". Только твой отец это понимает – а тебе ещё предстоит это осознать. Ты многого о себе не знаешь, Брийян. Я повторяла это не один раз. Ты даже боишься признаться себе, что очень хочешь насолить папочке.
– Ты ошибаешься, – тут же отрезал я.
Лиза улыбнулась.
– Всё может быть. Скоро мы выясним, кто из нас ошибается. – И, помолчав, она добавила, будто разговаривая сама с собой: – Он отлично готовит. Да и любовника лучше него у меня ещё не было. Отличное сочетание. Умный, воспитанный, богатый, хороший любовник и почти повар. Если бы не этот чёртов алкоголь – думаю, я бы вышла за него замуж. Как ты на это смотришь, малыш?
Лиза подождала немного и, не услышав ответа, кивнула, будто беседуя с кем-то невидимым.
– Знаешь, в парикмахерской я частенько его разглядывала. Надо сделать твоему папочке комплимент – он не только видный мужчина, но и умный. И он понимает, что для того, чтобы хорошо выглядеть, нужно приложить немало усилий. Красота – это работа над собой. Причём в большей части работа над тем, что внутри. Над душой.
Многие мужчины наивно полагают, что красота – это женская прерогатива. Впрочем, это их выбор. Ведь есть и женщины, думающие, что красота – это только макияж и красивая одежда. Кто попадётся на такую удочку? Кукла без души, да ещё и глупая.
– Пожалуй, отец не попадётся точно, – уверил её я. – Его всегда раздражали глупые женщины.
– Я бы не называла их женщинами, – холодно заметила Лиза. – Для того чтобы стать настоящей, красивой, умеющей очаровывать женщиной, нужно пройти длинный путь. И совсем не от парикмахерской до дома. И уж конечно не от магазина парфюмерии к магазину одежды. Нужно не один раз себя сломать и не один раз наступить своей песне на горло. И вот тогда женщина станет женщиной. Сколько женщин ты видел в своей жизни, Брийян?
– До этого не видел ни одной. Но теперь увидел. Тебя.
Лиза с усмешкой покачала головой.
– Нет, малыш. Я не могу стать женщиной без настоящего мужчины.
– Чем тебя не устраивает отец?
Лиза задумалась, рассеянно разглядывая свои пальцы.
– Хороший вопрос. Твой отец действительно настоящий мужчина. Человек с огромной силой воли, благодаря которой он сделал себя таким, какой он сейчас. Я знала многих мужчин – но, пожалуй, твой отец на голову, а то и на две выше каждого из них. Ты должен гордиться своим отцом, Брийян. У тебя есть достойный кумир. Но… у твоего отца есть один огромный минус. Он идеальный человек. У него нет пороков.
– Он алкоголик и чёртов бабник. И ещё…
Лиза остановила меня жестом.
– Дело не в этом. Такие люди получают удовольствие не от порока, а от осознания того, что при желании они с лёгкостью могут от него избавиться. Для них это просто игра. Я поняла это тогда, когда он впервые заговорил со мной. Надо сказать, в какой-то момент я попала под его обаяние. А оно у него дьявольское.
Пожалуй, это единственное, что более-менее напоминает порок. И он умело им пользуется. А его глаза… у тебя такие же, малыш. Они просто чудесны.
– И всё же ты вскружила ему голову.
Лиза скромно улыбнулась.
– Да, как ни странно, это было несложно. А вот вскружить голову тебе, малыш, было гораздо сложнее. Ты очень милый мальчик. А я люблю милых и невинных мальчиков. Самым милым из них я иногда рассказываю сказки.
– А мне ты расскажешь сказку?
– А ты этого хочешь?
– Ну… ну конечно, – запнулся я. – Но только интересную сказку.
Лиза поднялась и взяла со стола пакеты.
– Я хочу отнести в комнату покупки. Пойдём, поднимешься со мной.
В спальне Лизы всегда был идеальный порядок. Она ненавидела бардак и грязь и поэтому убирала у себя довольно часто.
Я присел в кресло у стола и стал наблюдать за тем, как она разбирает покупки.
– Итак, – заговорила Лиза, – ты помнишь, с чего начался этот длинный разговор?
– Я сказал, что думал о том, что ты мне сказала с утра.
– Знаешь, я тоже об этом думала. Думала о том, имею ли право открывать тебе эту дверь. За ней находится многое.
– Если мне не понравится то, что за ней, то я её закрою.
– В том-то и дело, что закрыть её ты не сможешь. Хотя бы потому, что не захочешь.
Дороги назад нет.
– Значит, поворачивать уже поздно.
– Я тоже так думаю, Брийян.
Лиза поднялась и подошла ко мне. Я тоже встал, и мы посмотрели друг другу в глаза. Она была ниже меня. Мне всегда нравилось смотреть на девушек вот так, немного свысока. Но в этот момент я почему-то чувствовал себя очень совсем по-другому – будто мои сто восемьдесят сантиметров роста принадлежали ей, а не мне.
– Раздень меня, – произнесла она. Не повелительно и не молящее – так, будто просила что-то совершенно обычное.
Я сбросил с её плеч платье, и она, переступив через него, сделала шаг ко мне.
Вряд ли я понимал что-то в идеалах женского тела – уж слишком мало я успел повидать женских тел для того, чтобы об этом судить – но её фигура была настолько гармоничной, что никто бы не рискнул назвать её некрасивой.
– Ты преступница, – сказал я тихо. – Ты прячешь это под одеждой.
Лиза расхохоталась.
– Маленький льстец. Ты говоришь комплименты так же умело, как твой папочка.
– Может, мы уже закончим с этими разговорами про отца?
– Да, пожалуй. Теперь пришло время ревновать, малыш. Я рада, что ты это понял. – Она обняла меня. – И мне это нравится.
У меня закружилась голова, и я подумал: "А ведь ещё пару минут назад мы с ней говорили о всякой ерунде" В сумерках она нашла мои губы, немного нетерпеливо, как мне показалось, и тоненькая ниточка, связывавшая меня с реальностью, оборвалась. В какой-то момент я просто перестал чувствовать весь окружающий мир и больше не чувствовал ничего, кроме неё. Лёгкость сменилась спокойствием, и теперь в голове не было никаких мыслей.
– Ну, так рассказать тебе сказку? – спросила Лиза шёпотом.
– Да.
Она легко отстранилась, пытаясь разглядеть мои глаза.
– Хорошо. Но для того, чтобы сказка получилась интересной, мне потребуется твоё участие. Ты согласен?
– Ну конечно.
– Мой сладкий малыш. – Она улыбнулась. – Тогда я дам тебе роль плохого мальчика.
Думаю, она тебе отлично подойдёт. За хорошее исполнение полагается приз.
Лиза с наслаждением потянулась и подняла с пола пепельницу.
– Как дела, малыш? – спросила она.
– Не знаю, – ответил я. – Мне нехорошо. Голова кружится.
Она поднялась, нисколько меня не стесняясь, прошлась взад-вперёд по комнате, снова потянулась и села у зеркала.
– У тебя нет воды? – задал я вопрос.
– Нет, но в холодильнике есть кола.
– Я не пью колу, это вредно.
– Какой же ты нудный вместе со своим правильным питанием, Брийян.
Лиза взяла щётку и начала причёсывать волосы.
– Ты любишь своего отца, малыш? – неожиданно спросила она.
– Между нами огромная пропасть – и мы оба не прилагаем достаточно усилий, чтобы её преодолеть.
– Ты не ответил мне.
– Даже если и нет – это гадко по отношению к нему. Гадко и низко.
– Значит, ты сожалеешь о содеянном?
– Нет.
Лиза глянула на меня и рассмеялась.
– Как прикажешь тебя понимать?
– Не знаю. Я не понимаю сам себя. Сначала поехала крыша у отца, а теперь и у меня. Если бы я смог предположить, что попаду в такую ситуацию, то…
– То что?
– Не знаю. Ты задаёшь вопросы, на которые у меня нет ответов. Это какой-то сон.
Причём очень паршивый сон. Потому что наяву я бы ни за что не стал спать с…
Лиза отложила щётку и повернулась ко мне.
– Эта ревность к отцу когда-нибудь погубит тебя, малыш. А, может, погубит и вас обоих.
Лиза почистила мундштук и, разорвав целлофан на новой пачке сигарет, продолжила:
– У тебя есть выбор. И ты это знаешь. Ты можешь решить, что не хочешь спать с женщиной своего отца. Она это переживёт.
– Передай ей, что до отца мне нет никакого дела.
– Ей нравится, как ты рассуждаешь.
Я тоже закурил и сел на кровати. Было странно (или страшно?) осознавать, что в эту минуту мне действительно плевать на чувства отца. Когда я успел стать эгоистом? За всё время общения с Лизой я очень сильно изменился. Иногда у меня возникало такое чувство, будто эта женщина сделала меня абсолютно другим человеком. Вероятно, именно поэтому мы с отцом в последнее время совершенно не понимали друг друга. А я всё чаще ловил себя на мысли, что его авторитет шаток, всё чаще замечал его ошибки и слабости. Бывало, что мы не разговаривали целыми днями, поссорившись из-за каких-то мелочей. И, будучи невероятно упорными людьми, молчали до последнего. Может быть, я взрослел. Переоценка ценностей? Отличный способ самоутвердиться и заодно поднять себя в глазах отца! Просто великолепный способ. То, что доктор прописал!
Но самым ужасным было другое. Мне не было стыдно. То есть, стыдно мне, конечно, было – но это был очень плохой стыд. Я понимал, что совершил желанную непристойность. И мало того – думал о том, что её можно будет совершить ещё раз.
– Не пытайся себя пристыдить, – словно прочитала мои мысли Лиза. – Пустая трата времени. – Она поднялась и сделала круг по комнате – от зеркала к балкону, а потом – к кровати. – Лучше думай о том, что ты сладкий и совершенно чудесный мальчик. А тётя Лиза никогда просто так не говорит комплименты.
За дверью кто-то заскрёбся, и через секунду послышалось протяжное и жалобное мяуканье кота.
– О Господи, Джордж, – простонал я. – Чего тебе тут надо, недоделанный полуночник?
Кота мы нарекли таким странным для животного именем с лёгкой руки отца. Когда мама принесла ободранного и пищащего котёнка домой (она никогда не могла пройти мимо брошенных животных), то отец как раз находился в процессе работы над своей докторской диссертацией. Джорджем звали его помощника и университетского коллегу.
Видимо, Джордж не обладал внешностью Брэда Питта и не очаровывал представительниц прекрасного пола телом мистера Олимпия. Увидев мамину находку, отец угрюмо проговорил:
– Это чудовище невероятно похоже на Джорджа. Просто какой-то четвероногий Франкенштейн.
Вероятно, в роду Джорджа (кота, разумеется) были камышовые коты. Когда он вырос, то превратился в нечто огромное и бесформенное. Бурое, мохнатое, очень зубастое и когтистое. При такой грозной внешности Джордж был ужасным трусом. Он боялся даже мышей.
Лиза пошла к двери.
– Лучше не впускай его, – посоветовал я. – Однажды отец оставил открытой дверь в свою спальню. Потом он полдня очищал покрывало от шерсти, а ещё полдня приводил в порядок щётку и пылесос.
– Не будь злым, Брийян, – упрекнула меня Лиза и открыла дверь.
Джордж с видом инспектора, которому предстоит сделать важную проверку, сделал круг по комнате, нанёс визит на балкон и сел рядом с Лизой. Она потрепала его по спине.
– Хороший мальчик, – сказала она. – Не то, что твой злой и нудный хозяин.
Предатель Джордж пару раз мяукнул с весьма довольным видом и потёрся о ноги Лизы.
– Ты чёртов сукин сын, – уведомил я его. – Советую тебе не забывать, кто тебя кормит и вычёсывает.
Джордж повалялся на ковре, оставив там внушительные клоки шерсти, после чего сунулся было на кровать, но я пресёк эти наглые попытки вторгнуться на чужую территорию.
– Только тебя тут не хватало, приятель! Проваливай-ка! Попей молочка – и на бочок! Тебя ждёт тёплая корзинка. Папа совсем не обрадуется, если узнает, что ты гулял по спальням. И попадёт мне, а не тебе – я в этих делах всегда крайний.
– Идём, выпьем чего-нибудь, – предложила Лиза.
– Да, неплохая идея. Всё равно я сейчас не усну.
Лиза оделась, я взял из ванной свой халат – и мы спустились вниз.
– Как ты смотришь на то, чтобы опрокинуть по стопочке водки? – спросила Лиза.
– Лучше коньяка. А то с утра будет болеть голова.
Пока Лиза доставала коньяк и искала в холодильнике подходящую закуску, я растопил камин. Теперь в гостиной была атмосфера, отдалённо напоминающая атмосферу жилища первобытных людей. Только звериной шкуры не хватает, подумал я.
Надо бы предложить отцу – пусть привезёт из командировки что-нибудь в таком духе.
Он любит романтику.
– О, какой ты молодец! – радостно воскликнула появившаяся в гостиной Лиза. – Я как раз хотела предложить тебе растопить камин. Ты просто читаешь мои мысли. Это очень хорошо для наших будущих отношений.
Я разлил коньяк по рюмкам.
– Ну, за нас с тобой. Что ни говори, а хорошо, что твоей первой женщиной стала я, а не какая-то старая шлюха.
– А ты не считаешь себя шлюхой?
Лиза выпила свой коньяк. Пила она по-мужски. Или же как алкоголик со стажем. Я с удивлением отметил, что её это ничуть не портило.
– А ты думаешь, что я шлюха, Брийян? – ответила она вопросом на вопрос.
– Да.
– Могу тебя уверить – это мне нравится.
Лиза снова наполнила свою рюмку.
– Выпьем ещё раз, но теперь перефразируем тост. Хорошо, что твоей первой женщиной стала хорошо знакомая тебе шлюха, а не какая-то подзаборная незнакомка.
– Сути это не меняет, но звучит гораздо забавнее. Пожалуй, я-таки выпью.
– А ты наглец. Это мне тоже нравится. Вообще, за этот вечер ты доставил мне много удовольствия, малыш.
На этот раз мы выпили вдвоём, и Лиза взяла с блюда дольку лимона, продолжив фразу:
– Надеюсь, и я доставила тебе удовольствие. Поделись своими впечатлениями с тётей Лизой. Ей не терпится услышать, понравилась ли тебе сказка.
Звук поворачивающегося в замочной скважине ключа заставил нас обоих вздрогнуть от неожиданности.
Отец выглядел очень усталым. У меня не было сомнений в том, что он прилично выпил, но внешний вид его был идеален, как и всегда – отглаженный костюм, аккуратно уложенные волосы и отлично подобранный галстук.
– Вы не спите и пьёте, – сказал он. Утверждая, а не спрашивая. – У нас праздник?
– Нет, милый, – ответила Лиза. – Мы просто говорили о жизни. А как же можно говорить о жизни и не выпить рюмочку-другую?
Отец сел в кресло, утомлённо вздохнув.
– Я устал, – сказал он. – И, ко всему прочему, получил штраф.
– Надеюсь, за вождение в пьяном виде? – спросил я. – Наконец-то. Давно пора.
– Нет, твоя мечта до сих пор не исполнилась. Кстати, если ты ещё раз возьмёшь машину без спроса, то на месяц останешься без карманных денег. – Отец критически оглядел меня. – Что это за вид, Брайан? Как ты мог позволить себе появиться перед женщиной в халате? Ты шёл в душ? Или у тебя мало одежды?
Отец очень любил отчитывать меня при посторонних. Особенно при Лизе. Судя по её лицу, ей это нравилось тоже.
Я разозлился.
– Нет, я шёл спать!
– Вот и хорошо, – спокойно ответил отец. – Кстати, машину завтра моешь именно ты.
Я надменно фыркнул и поднялся.
– Ещё чего. И пальцем не прикоснусь.
– Не зли меня, Брайан.
– Спокойной ночи.
Приблизившись к лестнице, я замедлил шаг, слушая разговор отца и Лизы.
– Он наглец, а в последнее время он обнаглел окончательно. Это чёрт знает что! – говорил отец.
– У тебя есть возможность посмотреть на себя со стороны, милый, – ответила ему Лиза.
– Не говори ерунды. Я никогда так себя не вёл в его годы. И уж точно не говорил с отцом в таком тоне! Ты его балуешь. Книги, театр, кино, кафе. А теперь ещё коньяк и разговоры о жизни!
– Ты хочешь, чтобы я рассказывала ему сказки, дорогой? Твой сын уже большой мальчик.
– Лучше бы он проводил ночи не за коньяком и разговорами о жизни, а в постели с такими же большими девочками!
Я вторично фыркнул, на этот раз гораздо тише, и, сдерживая смех, побежал по лестнице.
***
Закрыв дверь в свою комнату, я присел у стола и, хорошенько просмеявшись (диалог отца и Лизы почему-то так меня рассмешил, что я был близок к истерике), стал проверять электронную почту. Так как прекрасно знал, что заснуть в скором времени мне не удастся.
Отправив пару писем и основательно почистив почтовый ящик, я подумал, что надо всё же отправиться в кровать. Но уснуть мне не удалось. Я ворочался с боку на бок, переворачивал и взбивал подушки, пробовал развалиться поперёк кровати, спускался вниз, чтобы выпить молока (в потёмках чуть не наступив на Джорджа, который решил подремать рядом с холодильником). Несколько раз мне удавалось задремать, но это напоминало не сон, а, скорее, бред. Сумбурные сны и меняющиеся со скоростью света картинки. Я вздрагивал, просыпался, садился на кровати и смотрел на часы. Стрелки на них двигались слишком медленно. И я снова закрывал глаза в надежде уснуть.
Больше всего меня донимало ощущение того, что Лиза где-то тут, в той же комнате, что и я. Ощущение какого-то непонятного беспокойства, которое мешало мне забыться. Я до сих пор чувствовал её губы на своих. И – что-то совершенно новое, то, что раньше мне не было знакомо. Это были чувства, плотно оплетённые футляром физических ощущений вроде запаха кожи или прикосновения. Когда-то я смотрел на эту женщину в кафе. Я не знал её. И она не знала меня. А теперь всё получилось… вот так.
Я садился на подоконник и курил, разглядывая звёздное небо. И думал о том, что есть что-то нечеловеческое в том, что я ревную Лизу к отцу. Кто я такой и почему, собственно, у меня есть на это право? Но когда я представлял – даже не представлял, а просто об этом думал – как они занимаются любовью, у меня словно что-то переворачивалось внутри.
Потом я опять возвращался в постель. И всё, начиная с сумбурных сновидений, повторялось снова.
Было уже довольно поздно, когда я решил, что попытки уснуть ни к чему не приведут. Я со вздохом поднялся и помотал головой. Простыни были такими мокрыми, будто их только что достали из стиральной машины, но по какой-то неизвестной причине сразу постелили, решив не сушить. Я накинул халат и отправился в душ.
В доме была обычная для воскресного утра тишина. Иногда в такое время Лиза слушала музыку на кухне, занимаясь домашними делами, или же отец смотрел в гостиной чемпионат по бильярду. Но сейчас было тихо. Видимо, все ещё спали.
С утра я проводил под душем минут двадцать, а то и больше. До того момента, как отец из-за двери кричал мне:
– Брайан, сейчас же выходи! Почему ты думаешь, что ты живёшь тут один?!
Сегодня у меня не было желания превращаться в Ихтиандра. Я постоял под душем минут десять, с наслаждением вытянув шею, после чего оделся и спустился вниз.
Как оказалось, спали не все. Отец сидел за столом и пил кофе. Он не успел переодеться – и до сих пор был в своём старом парчовом халате.
– Доброе утро, – сказал я, приблизившись.
– Здравствуй. Поздновато ты сегодня.
– Не спалось.
– И мне. Жарко. Надо бы достать вентилятор.
Я тоже сделал себе кофе, достал из пакета пару пончиков (пончиками их называла Лиза – на мой взгляд, они были пончиками-мутантами, так как размером ощутимо превосходили обычные пончики) и сел за стол.
Отец закурил и сделал глоток кофе.
– Что ты куришь? – спросил он меня. Я чуть не подпрыгнул – но не от неожиданности, а от его спокойного тона.
– "Парламент", – ответил я.
– Это хорошо. Мой сын не должен курить плохие сигареты. Ты врал мне два года, Брайан. Тебе не стыдно?
– Я просто не говорил всей правды.
– Это одно и то же. Надеюсь, с наркотиками ты ничего общего не имеешь? Среди молодых людей твоего возраста они очень популярны.
– Мне плевать на наркотики.
– Выбирай выражения, Брайан.
Поведение отца меня насторожило. Я был уверен в том, что в это утро его будет мучить похмелье. А в такие моменты он бывал злым, как тысяча чертей. Что за странные разговоры? Может, он до сих пор пьян? Или с утра успел выпить ещё? Но я отлично знает, каким он бывает после того, как выпьет.
– Знаешь, я очень боюсь потерять тебя, Брайан, – сказал вдруг отец. – У меня дурной характер, да и у тебя не лучше. Но другого сына у меня нет. Ты мне очень дорог. Понимаешь?
– Да, папа, – ответил я и поймал себя на мысли, что давно не называл его так. – Что-то случилось?
– Я думал о том, что в последнее время мы практически не общаемся. А ведь когда-то ты получишь профессию. Женишься, у тебя будет семья. Ты оставишь этот дом навсегда. – Он опустил глаза. Таким я его никогда не видел. И мне опять стало не по себе. – Наверное, я старею. Все стареют. И твой отец ничем не отличается от других. У меня стало больше седых волос. Правда?
Я протянул руку и коснулся его руки.
– Не надо говорить этого, папа. Пожалуйста.
Отец тряхнул головой и отвернулся. Некоторое время он сидел без движения, глядя в окно.
– Маме бы не понравились такие слова, – осторожно продолжил я. – Она бы пригрозила тебе сжечь твою диссертацию.
Мой серьёзный тон заставил отца улыбнуться. Мы дружно прыснули со смеху.
– Твоя мама знала толк в угрозах. – Он помолчал. – Я люблю тебя, Брайан. Знаешь?
– Знаю. Я тоже тебя люблю.
Отец закурил снова. Теперь курил и я. Мы молчали и думали. Каждый о своём. Я думал о том, что у меня самый лучший отец на свете. Каким бы он ни был.
– Я всегда мечтал покурить с тобой на кухне, – признался я.
– Ты чёртов наглец, Брайан. Кто бы мог подумать, что мой сын будет курить у меня перед носом? Когда мой отец узнал, что я курю, то он устроил мне хорошую взбучку.
– Как я понимаю, взбучка не помогла? – наивно поинтересовался я.
Отец развёл руками и весело рассмеялся. Усталость и печать исчезли с его лица. И мне тоже захотелось смеяться. Весело и звонко – так, как смеётся по-настоящему счастливый человек.
– Ты негодяй, – сквозь смех проговорил отец. – И кто из тебя вырастет?
– Для того, чтобы узнать это, тебе достаточно взглянуть в зеркало.
– Уж пожалуй. Послушай, Брайан. Как насчёт шахмат?
Ни я, ни отец не питали особой слабости к бейсболу или регби. Когда-то я захотел играть в школьной футбольной команде, и получил следующий ответ:
– Лучше ты будешь честно бить другому морду, Брайан, – сказал мне отец со свойственным ему скептицизмом, – чем станешь, как последний идиот, носиться за мячом и получать от других пинки.
С тех пор я ни разу не пожалел, что занялся боксом. Я был счастлив даже в те дни, когда приходил домой с разбитой губой или же с шикарным синяком под глазом.
Шахматы были самым любимым видом спорта в нашей семье. Эту игру я начал осваивать тогда, когда был ещё ребёнком. Мы с отцом сидели в библиотеке, и я изучал шахматные премудрости. Пожалуй, я любил шахматы ещё и потому, что они были единственным видом спорта, в котором отец мне уступал. Моё самолюбие жестоко страдало, когда отец с лёгкостью обыгрывал меня в теннис (предметом моей особой зависти были его крученые мячи). Иногда по утрам он отправлялся на пробежку вместе со мной и Беном. Отец давал нам хорошенькую фору, после чего довольно-таки легко нагонял нас – и все семь километров бежал на одном дыхании.
Мы с Беном считали себя великими профессионалами в области бега (и не просто так – в этом деле у нас был немалый опыт). Но в такие дни мы угрюмо трусили по беговой дорожке и проклинали весь белый свет.
То, как отец умудрялся с лёгкостью брать дистанцию в семь километров при двух пачках сигарет в день и чрезмерной любви к алкоголю, для меня оставалось загадкой. В молодости он занимался лёгкой атлетикой, но после тяжёлой травмы оставил бег. Отец отлично плавал и, как я уже говорил выше, неплохо играл в теннис. Два раза в неделю он проводил три часа в тренажёрном зале – он всегда находил для этого время, даже если был очень занят.
Видимо, любовь к спорту была у него в генах – его отец и мой дед до восьмидесяти пяти три раза в неделю пробегал десять километров и был в отличной форме. У него никогда не было проблем со здоровьем. Погиб мой дед в автокатастрофе, когда ему было девяносто три (в таком возрасте превышенная скорость вполне может повлечь за собой трагедию).
Отец любил шахматы и бильярд не меньше подвижных видов спорта. Правда, в бильярд он предпочитал играть в компании друзей. В основном, это были профессора из его университета. Я часто наблюдал за их игрой. Было забавно смотреть на то, как люди с докторской степенью (а то и не с одной) расстраиваются или радуются, как мальчишки и обзывают друг друга (пусть и в шутку) совсем недостойными профессорского языка словами.
А шахматы были семейной игрой. Мы с отцом могли целый вечер играть партию за партией, в то время как мама рисовала в мастерской или же сидела, склонившись над клавиатурой компьютера.
Мы расположились на столе в гостиной. Шахматы, которыми мы обыкновенно играли, отец когда-то привёз из Индии. Они выглядели очень древними, и у меня всегда было ощущение, будто до нас ими играли какие-то таинственные монахи из не менее таинственных монастырей.
– Сейчас я кого-то вздую, – радостно проговорил отец, расставляя фигуры.
– Думаю, это будет немного сложнее, чем обогнать меня на беговой дорожке, – заметил я.
– Немного – ключевое слово. Не забывай, что мы давно не играли, Брайан. Так что ты немного не в форме.
– Кто? Я?! Ничего подобного!
– Хорошо. Давай договоримся так. Если выигрываешь ты, то я покупаю тебе…
– Новые кроссовки, – ответил я, чуть подумав. – Чтобы я наконец-то тебя обогнал.
Отец со смехом покачал головой.
– Другого я от тебя не ожидал. А если выигрываю я, то ты покупаешь мне новый кий.
– Новый кий? – удивился я. – Зачем? У тебя ведь уже есть один.
– Не лезь в бутылку, Брайан, – тут же упрекнул меня отец. – У тебя есть кроссовки, и купил ты их всего-то полгода назад.
– Ладно, – надулся я.
Отец, игравший белыми, сделал первый ход.
– Когда у тебя начинаются курсы арабского? – спросил он.
– Через три месяца. Ты уверен в том, что мне не следует брать параллельный курс?
– Да. И тебе стоит меня послушать. Ты должен поступать в университет с хорошим знанием арабского. Другие языки ты будешь учить потом. Понимаю, тебе кажется, что один курс – это недостаточно. Но ты убедишься в том, что это не так. Спешу тебя уведомить, что профессор Эпштайн – очень строгий преподаватель. Он знает, что ты мой сын, и поэтому будет требовать с тебя в два раза больше, чем обычно требует от учеников.
– Я смотрю, ты постарался, – угрюмо заметил я.
– Да, и это исключительно для твоего блага. Помни о том, что твой отец не стал востоковедом только лишь из-за проблем с языком.
Мы некоторое время играли молча, после чего отец снова заговорил.
– Знаешь, я давно хотел тебе сказать. Я рад, что вы с Лизой подружились. – Он посмотрел на меня испытующе, и я опустил глаза. У меня всё же осталась капелька совести (совсем маленькая, но всё же осталась), и я не мог выдержать его взгляда.
Особенно после вчерашней ночи. – Я хочу у тебя кое-что спросить. Что ты о ней думаешь?
Отец поставил мне шах, и я сделал вид, что задумался над следующим ходом. На самом же деле я попытался выиграть немного времени для того, чтобы обдумать ответ. Что сказать? Ходить вокруг да около не имеет смысла – отец сразу не поймёт, что тут что-то не так.
– Мне интересно с ней, – ответил я. – Она многому меня научила. Я рад, что ты познакомил нас.
– Да, – задумчиво сказал отец, оценивая ситуацию, которая сложилась на доске. – Она не кажется тебе… странной, Брайан?
– Странной? Не думаю. Она довольно-таки открытый человек.
– Нет, я не об этом. В ней есть что-то страшное. Словно ты входишь в церковь – и вдруг видишь в углу какой-то сатанинский символ. Ты протираешь глаза – и видение исчезает, но ощущение чего-то чужого всё же остаётся.
Я мерзливо передёрнул плечами.
– Думаю, это просто твои домыслы, пап.
Отец откинулся в кресле, не отрывая взгляда от доски, и достал из кармана свои сигареты.
– Домыслы? Вероятно. Я изменился с тех пор, как начал встречаться с ней?
– Если честно, то да, – осторожно проговорил я, внимательно изучая его лицо.
– И ты прав, мой мальчик. Ты часто бываешь прав. – Он закурил и склонился над фигурами. – У меня такое чувство, будто эта женщина тащит меня в какую-то пропасть. Из которой мне уже не выбраться.
Ситуация была жутковатой. И я до сих пор не мог осознать, что обсуждаю с отцом подобное.
– Я не знаю, что тебе ответить, пап, – наконец подал я голос.
– Было бы странно, если бы ты знал. Слишком мало женщин ты встречал в своей жизни, Брайан. – Отец замолчал, вглядываясь в происходящее на доске, после чего добавил: – Я рад, что ты не на моём месте. От таких женщин нужно бежать со всех ног. Они не приносят мужчине ничего хорошего. Никогда.